Иван Толстой: В Париже скончалась старейшая русская балерина Ксения Триполитова. Ее похоронили на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Я попросил рассказать о жизни Триполитовой ее добрую и близкую подругу, много ухаживавшую за ней в последние годы, Людмилу Маршезан.

Людмила Маршезан: 24 апреля 2020 года Ксении Триполитовой исполнилось бы 105 лет. К сожалению, она покинула нас раньше – 7 апреля, во вторник, в 18 часов 5 минут она уснула вечным сном. Отпевание Ксении проходило на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Представьте себе, какое совпадение: эта церковь Альберта Бенуа была заложена в 1938 году, и первый камень был положен архитектором именно 7 апреля.

Была красивая церемония, ее отпевали несколько священников, это была светлая послепасхальная неделя, торжественный момент, пришли все ее друзья, несмотря на все запреты из-за вируса. И, что очень трогательно, пришли ее бывшие французские ученики, которые сделали ей музыкальный сюрприз: во время погребения они поставили ее любимую музыку, "Лебединое озеро" Чайковского. Была прекрасная погода, и это кладбище, полностью засаженное деревьями и цветами, превратилось в цветущий сад. Птицы пели звонко, но когда раздалась музыка Чайковского, наступила тишина – все слушали музыку. Мы попрощались с Ксенией Триполитовой и прочитали такие стихи:

И снова мы здесь, на пороге у Бога.

Молча желтую шляпу снял

Древний каштан пред тобой.

До свидания, Ксения! Милая Ксения!

Ты же знаешь, что встретимся все,

Под какой-то счастливой звездой.

Иван Толстой: Людмила, расскажите, пожалуйста, о том месте, которое Ксения Триполитова занимала и занимает в истории русского балета, что самое главное о ней нужно помнить?

Людмила Маршезан: Ксения Триполитова – необыкновенный человек, отблеск старинного изящества лежал на ней. Живые глаза, улыбка, изысканность жестов, притягательная какая-то доброжелательность и распахнутость души притягивала к Ксении всех. Но кроме того, что она танцевала в балете, кроме того, что она была в балетной группе де Базиля, она еще была прекрасным педагогом. Триполитова воспитала многих знаменитых балерин, которые продолжают и сейчас танцевать в Гранд Опера. У нее были педагогические задатки еще с самого детства. Она любила танец, еще когда училась в гимназии. Она собирала вокруг себя своих подруг и сама ставила какие-то танцы. Это был польский, русский танец, шили специальные костюмы, она делала выступления в школе, уже как будто бы готовилась, зная, что будет профессиональной танцовщицей.

Ее жизнь в балете началась в 1935 году, когда она приехала вместе с мамой в Париж, чтобы брать уроки у Любови Николаевны Егоровой. В это время в Париже было несколько школ, тут жили все эти замечательные знаменитости. Была школа Матильды Кшесинской, школа Ольги Преображенской (говорили: "Грация женская – Ольга Преображенская") и, конечно же, школа Любови Егоровой. Ксения очень дрожала, очень волновалась, прежде чем войти в эту школу. Естественно, как можно было сюда войти без страха, зная, что здесь танцевала знаменитая Анна Павлова, когда приезжала на гастроли? Они ведь дружили с Егоровой, Егорова всегда помнила о ней и устраивала вечера памяти на Елисейских Полях. При входе в студию Егоровой Ксения заметила русскую икону Трех Святителей, перекрестилась, чтобы бог ей помог танцевать, и когда они стали друзьями с Егоровой, она ей подарила эту икону, которую та хранила до конца своей жизни.

Ксения Триполитова была очень способным человеком и в то же время очень требовательной к себе. В студии у Егоровой были не только маленькие девочки, но приходили и профессионалы, которые занимались тренировками. И когда приходил Сергей Лифарь, все замирали. Для Ксении это были необычайные моменты, она смотрела и старалась повторить неповторимое. Она всегда говорила о Лифаре с большим уважением и восторгом: "Лифарь – чудо света, бог балета".

Иван Толстой: Людмила, я смотрю на биографию Ксении Триполитовой и вижу, что отец ее датского происхождения, его звали Артур Гвидович Рубон. А мать – фон Братке. То есть что, она была совсем не русской крови человеком?

Людмила Маршезан: Нет-нет, у нее были и русские. Она сказала, что у нее коктейль: северные корни, датские, шведские, польские, еврейские, русские. Может быть, поэтому она была всегда очень открыта к людям любой национальности. Они ездили на гастроли во все страны мира, в Африку, и везде она находила друзей, везде она была счастлива. Например, она похоронена на Сен-Женевьев-де-Буа в могиле своей подруги – англичанки. У нее было очень много друзей разных национальностей, ее открытость не знала границ.

Иван Толстой: Триполитова – это фамилия по мужу? А кем был ее муж?

Людмила Маршезан: Триполитов – это фамилия ее мужа, который родился в Одессе, был офицером Добровольческой армии. Он был очень музыкальным человеком, играл на многих инструментах, прекрасно пел, прекрасно танцевал, и уже в 1920-е годы был известен дуэт Триполитова с Ольгой Смирновой, его гражданской женой. Они очень много выступали, но, к сожалению, Ольга Смирнова ушла очень рано в другой мир, у нее был перитонит. Николай Триполитов остался один, он искал новую партнершу, в студии Егоровой сказали Триполитовой, чтобы она пошла – может быть, она найдет себе нового партнера для танцев. И когда она пришла на просмотр к Триполитову, это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. На всю жизнь они стали партнерами, танцевали вместе и всю жизнь провели вместе.

В сентябре 1939 года они поженились, протанцевав вместе уже три года. Ксения очень любила своего мужа, его портрет всегда висел на стене, а на прикроватной тумбочке стояла их общая фотография. Это была прекрасная пара. Он был высокий, стройный, красивый. Несмотря на то что он был на 20 лет ее старше, этого не было видно. Он был очень интеллигентный и воспитанный человек. И Ксения рассказывает о том, что когда он ушел в другую жизнь, в другое измерение, ей было очень тяжело, этот год был для нее самым тяжелым в жизни – в этот же год ушла ее любимая педагог Егорова.

Я очень много разговаривала с ее учениками, они рассказывают о дне, когда Ксения пришла, чтобы им сообщить о смерти мужа. Это была студия на рю Шапталь. Обычно окна закрывались жалюзи, был полумрак, а когда приходили ученики, то Ксения распахивала окна, чтобы было солнце и свет. А в этот день она не распахнула окна в студии, они даже испугались, но сразу поняли, что что-то случилось страшное. Они тоже хорошо знали Николая Триполитова, потому что он часто приходил к ним, показывал им некоторые па, он был очень общительным человеком. Они знали его и видели эту прекрасную пару, он – высокий красавец, она – маленькая прекрасная балерина на каблучках. Это была замечательная пара, на них было невозможно не любоваться. Ксения сообщила о внезапной кончине своего мужа, дети притихли, а когда она ушла, то долго еще оставались в студии, не могли отойти от шока.

Иван Толстой: Людмила, вы сказали, что они заключили свой брак в сентябре 1939 года. Не самое лучшее время для заключения браков. Началась Вторая мировая война. Как провела Ксения военные годы?

Людмила Маршезан: Оккупация в Париже была ужасной, для нее это были самые ужасные годы. Когда ей задают вопрос, почему у нее не было детей, она говорит, что началась война, речь была уже не о детях, а о том, как выжить, продукты были только по карточкам, выступать было негде, потому что жизнь замерла. Только потом они начали искать какие-то выступления, но вначале было очень страшно и тоскливо. Они садились на велосипеды и уезжали на Марну, чтобы избежать тоскливой парижской оккупации. На Марне Ксения собирала цветы. Она говорила, что Сергей Лифарь любил прекрасные белые лилии, а ей лилии совсем не нравились, от их насыщенного запаха у нее всегда кружилась голова, ей всегда нравились более простые цветы, которые напоминали ее детство, проведенное в деревне Хвастовичи. Она еще любила говорить: "Я не люблю хвастать, хотя жила в деревне Хвастовичи". Они с мужем уезжали из города, чтобы забыть немного этот страх оккупации. Потом они выступали в варьете L'АВС, они выступали во многих местах, но это были очень маленькие выступления и они жили очень тяжелой жизнью.

В 1941 году они, при помощи одной русской балерины, нашли маленькую квартирку на авеню де Бретей, недалеко от Инвалидов. Там они прожили всю жизнь, и Ксения прожила в ней всю жизнь, вспоминая своего Колю Триполитова. В день похорон мы говорили о ее верности памяти Триполитова, он умер на 48 лет раньше нее, уже полвека тому назад, но она всегда думала только о Коленьке, она хранила его гитару.

Когда мы отмечали ее 102-летие, мы пришли к ней в гости, это был последний день рождения в ее квартире, потом мы отмечали уже в доме престарелых, среди нас был певец Иван Донченко, который пришел со своей гитарой, пел ей русские романсы, ей очень понравилось. Мы сидели в небольшой гостиной, где вся мебель была сделана во время войны. У них не было ничего, ни стола, ни стульев, и какой-то столяр, который жил недалеко, сделал им простую мебель, которой она очень дорожила, которую она берегла всю жизнь, потому что это была память о ее муже. И она сказала Ивану: "Иван, я хочу вам передать самое дорогое, что у меня есть, – гитару моего мужа". И она подарила Ивану гитару Коленьки Триполитова. Он на ней не играет, а бережёт как музейный дар.

Я думаю, что скоро в Париже откроется музей Ксении Триполитовой, потому что на ее похоронах присутствовала представитель министерства культуры Франции, которая предложила собрать все дневники, все вещи, все альбомы с фотографиями Триполитовой и сделать маленький музей. Ксения много рассказывала о своих сценических нарядах, о своих платьях, но эти все наряды хранятся теперь в коллекции у Александра Васильева. Надо сказать, что Александр Васильев ее очень близкий друг, и эта встреча была очень важной в ее жизни, потому что именно Александр Васильев вернул ее в край ее детства, отвез ее в Вильно, она жила в его прекрасном доме, там она надиктовала ему книгу "Маленькая балерина", благодаря Александру Васильеву она сумела вернуться на родину своего детства, увидеть могилу своих родителей, поставить памятник своему отцу. Поэтому эта встреча, которую организовала Ирина Гржебина, была очень важной в жизни Триполитовой.

Иван Толстой: Людмила, расскажите, пожалуйста, о вашем собственном знакомстве с Триполитовой. Как это произошло?

Людмила Маршезан: Это очень интересно произошло, потому что я могла бы с ней познакомиться намного раньше. Получилось это так. В школу танцев Гржебиной, которая находилась на Монпарнасе, меня привела романтическая идея одолжить у Гржебиной яркий русский наряд к моей предстоящей свадьбе. Я хотела наповал убить всех французских родственников. Но вот разговор с Ириной Гржебиной затянулся, задел какие-то наши внутренние струны души, и она мне предложила: "Людочка, задержитесь еще, пожалуйста, я вас хочу представить балерине Ксении Триполитовой, она училась у самой Егоровой". Но, увы, мой "свадьбоворот" настолько закрутил меня, что у меня просто не было времени, и я убежала от Гржебиной, пропустив нашу встречу.

Но от судьбы не уйдешь – через двадцать лет мы с ней познакомились. Потому что я член ассоциации в поддержку русской культуры во Франции, она называется "Глагол". И вот к 95-летию Ксении Триполитовой я решила устроить ей праздничный вечер, так как она одинокий человек, чтобы ее чествовать, чтобы ее поздравлять, чтобы ей было интересно. По поводу этого вечера мы должны были встретиться. Я звоню Ксении, она мне говорит: "Минуточку, я возьму перо, чтобы записать ваш адрес". Я ее перебиваю: "Не надо, мой муж приедет за вами и привезет вас на автомобиле". Она говорит: "Ну что вы, я же совсем еще молодая, мне даже нет еще 95 лет!"

Надо сказать, что Ксения в этом возрасте была необыкновенная, ей удалось обмануть время, она выглядела на четверть века моложе, удивляя всех своей шуткой: "Лет у меня так много, что даже неприлично еще просить у бога". Некоторые ее фразы я записывала, потому что Ксению невозможно было не записывать, она всегда говорила какие-то интересные вещи. И когда я готовила этот вечер, мы с ней много раз созванивались, чтобы она приехала ко мне, но каждый раз нам что-то мешало встретиться.

Но у меня в доме была приманка для нее. Когда я сказала, что у меня находятся росписи Кристиана Бежара, который был театральным художником русских балетов, Триполитова сказала: "Еду!" Она приехала к нам, и это был длинный разговор длиною в ее жизнь. Потому что она попросила от ее имени выступить на этом вечере. Она сказала, что ее язык – это танец, а говорить на сцене словами она не умеет, она должна просто танцевать. Поэтому она попросила меня выступить и рассказать о ее жизни. Но она присутствовала в зале, ей подарили цветы. После вечера она мне сказала: "Вы знаете, мне было так интересно слушать ваш рассказ о моей жизни, я все это проживала, это как будто бы фильм, который прошел перед моими глазами". Это было очень приятно. И после этого мы никогда уже с Ксенией не расставались.

Также я отмечала в "Глаголе" ее столетие, когда русский актер Пётр Каприченко надел красную пачку и танцевал перед ней. Я нашла маленькую балерину семилетнюю, которая преподнесла ей цветы. Она была очень тронута, взяла эту девочку себе на руки, целый вечер держала эту балеринку, гладила ее по головке, это было очень трогательно. И потом Александр Васильев приехал на столетие к ней и, естественно, сделал для нее большой праздник, устроил это в ресторане консерватории имени Рахманинова. Мы чествовали Ксению, читали ей стихи, пели песни, играли на гитаре, танцевали. В два часа ночи мы отвезли ее домой, и было такое количество цветов, что нужно было четверо мужчин, чтобы поднять эти цветы к ней в квартиру.

И вы представляете, в два часа ночи мы все устали, вдруг Ксения снимает туфли, а она надела новые туфли, чтобы быть на дне рождения очень красивой и элегантной, и когда она сняла туфли, у нее получилось возрождение Ксении Триполитовой – она начала бегать как заяц по квартире, искать вазы, ставить цветы. А потом предложила нам пить чай. Мы уже не могли, мы были уставшие, но Ксения была свеженькая совершенно, несмотря на то что мы весь вечер провели в ресторане, а перед этим были в церкви, мы заказали ей службу "Долгие лета".

В этот день, 24 апреля 2015 года, когда было ее столетие, как раз отмечали столетие армянского геноцида, были страшные демонстрации, и на машине нас не пропустили подъехать к консерватории Рахманинова. И я показываю полицейским паспорт – посмотрите, мы везем столетнюю балерину, разрешите нам, пожалуйста, проехать. Но они ни в коем случае нас не пропускали. И тогда Ксения рассердилась, вышла из машины и летящей походкой пошла пешком к консерватории. Это сто лет! Она вошла в ресторан, там уже все гости ждали, стол был накрыт, все поднялись и стоя аплодировали ей очень долго.

Иван Толстой: Людмила, раскройте, пожалуйста, секрет, если вы знаете эту тайну: почему русские балерины в эмиграции живут так долго?

Людмила Маршезан: Раскрываю секрет. Когда я пришла в гости к Ксении Триполитовой, я ее застала не в квартире, я ее застала на лестничной площадке. Она, держась за поручни лестницы, выделывала все упражнения, как будто бы это была палка для балета. Это она делала каждый день. В 102 года, было очень жаркое лето, у нее наступило обезвоживание, и ее буквально спасла русская актриса Елена Ривас, она вызвала скорую помощь, и ее забрали в госпиталь. В госпитале она быстро встала на ноги, и когда мы пришли ее проведывать с Людмилой Палей, я была удивлена, думаю: что случилось на третьем этаже, где она лежала? Человек пятнадцать вокруг, а Ксения стоит возле стены и делает упражнения, показывает всем, что нужно делать, как нужно жить в госпитале. Она всех обучала! Доктора, медсестры, больные, она всех обучала, как нужно делать упражнения, чтобы жить долго. Вы представляете? 102 года! Вот секрет ее долголетия.