Вашингтон: сценарии будущего Ирака
Ирина Лагунина: Европейское издание журнала «Тайм» на этой неделе вышло с заголовком «Может ли Буш найти выход?» Речь, конечно, идет об Ираке. На самом деле вопрос, который ставит журнал, - захочет ли президент Буш найти выход, сможет ли переломить себя и отказаться от тех идей, которые пропагандировал с начала войны в Ираке в 2003 году. В среду американский президент примет у себя внепартийную комиссию, которая в последнее время вырабатывала рекомендации для администрации США, как быть с Ираком. Приведу некоторые данные, собранные журналом. Группа, разрабатывающая рекомендации, группа Бейкера-Гамильтона, скорее всего, не предложит немедленный вывод войск из страны. Скорее, в ней будет содержаться пожелание поставить вывод войск в зависимость от того, насколько будет готово само иракское правительство взять контроль над страной. Но насколько реалистична эта перспектива? На прошлой неделе, как раз накануне встречи американского президента с премьер-министром Ирака Нури аль-Малики газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала записку советника по национальной безопасности президент США Стивена Хадлей, в которой аль-Малики рисуется как изолированный и беспомощный политик, потерявший какую бы то ни было связь с реальностью в стране. Еще одно предложение группы Бейкера-Гамильтона, вероятнее всего, будет состоять в том, чтобы подключить к процессу урегулирования соседей Ирака – Сирию, Турцию, Саудовскую Аравию и Иран. Но вот во вторник Лига рабских государств провела встречу своего комитета по урегулирования в Ираке. В комитет входят Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Судан, Сирия, Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты. И, по-вашему, они вынесли какой-то план? Нет. Иран – страна не арабская. И, конечно, в комитет не входит. Поэтому об Иране поговорим отдельно, особенно после того, как в Вашингтоне Джордж Буш встретился с иракским шиитским лидером, которого как раз Тегеран и поддерживает, с Абдул-Азизом аль-Хакимом, который попросил помочь с установлением порядка. В ответ по Багдаду прокатилась волна антишиитских терактов. Кеннет Кацман, специалист по Ближнему Востоку, ведущий исследования иракской проблемы для Конгресса США. Иранский фактор всплывает в последние дни все чаще и чаще. Но может ли Иран играть конструктивную роль в Ираке?
Кеннет Кацман: У Ирана есть влияние на некоторые шиитские группы, но он явно не может их контролировать. А иракские проблемы носят внутренний характер. И я не уверен, могут ли Иран или Сирия – даже при условии, что они захотят пойти на всестороннее сотрудничество с международным сообществом – смогут стабилизировать ситуацию в Ираке вместе с Соединенными Штатами.
Ирина Лагунина: Но сейчас есть два варианта оценки той роли, которую Иран может играть в Ираке. Одни утверждают, что Тегеран не может играть конструктивной роли, потому что заинтересован в слабом Ираке. Другие полагают, что ради поддержки шиитов и через поддержку шиитов Тегеран может если не остановить, то хотя бы как-то повлиять на степень межконфессионального насилия в соседней стране. Так почему вы говорите, что его влияние ограничено?
Кеннет Кацман: Думаю, что влияние ограничено, потому что у иракских шиитских лидеров есть свои избиратели, свои источники оружия и свои доходы, и поэтому Тегеран им не нужен. Это не то, что «Хезболлах» в Ливане, которая была относительно небольшой группировкой и использовала иранскую помощь для того, чтобы все больше и больше расти. Шиитские группы в Ираке многочисленны, у них большинство мест в парламенте – около 120 мест, они могут через парламент влиять на политику. Тегеран им не нужен, как не нужна и его поддержка. У них – свои мотивы поведения.
Ирина Лагунина: И насколько эти мотивы отличаются от иранских?
Кеннет Кацман: Некоторые абсолютно различны. Например, Иракский верховный совет, который возглавляет Абдул-Азиз аль-Хаким, хочет создать свою территорию или территориальное формирование на юге Ирака, и эта идея для Ирана, похоже, очень привлекательна. Но вот, например, Муктада ас-Садр выступает против отдельного шиитского региона на юге страны. Так что его политические мотивы абсолютно отличаются от иранских, он выступает больше как иракский националист. И у него намного меньше контактов с Ираном, чем у партии аль-Хакима.
Ирина Лагунина: Но в последнее время проявился один довольно любопытный момент – армия Махди ас-Садра по своей структуре напоминает группировку «Хезболлах» в Ливане, которую, как вы сами отметили, поддерживает Иран. Разве это не указывает на то, что у ас-Садра есть определенная поддержка в Иране?
Кеннет Кацман: Дело не в структуре, дело в намерениях и в мотивах. А Мукдата ас-Садр расходится с Ираном в ключевых вопросах, как я уже сказал, прежде всего в вопросе создания шиитского государственного образования на юге страны. Да, ас-Садр несколько раз бывал в Иране, но у него своя собственная и довольно многочисленная группа избирателей в Ираке, ему иранская помощь не нужна.
Ирина Лагунина: Напомню, мы беседуем с экспертом по Ближнему Востоку, ведущим исследования иракской проблемы для Конгресса США, Кеннетом Кацманом. Если бы вы входили в группу, которая последнее время разрабатывала рекомендации Джорджу Бушу – как изменить политику в Ираке, на что бы вы обратили внимание? Что бы вы предложили менять в первую очередь?
Кеннет Кацман: Я считаю, что надо переделать всю политическую структуру Ирака. Проблема состоит в том, что сунниты чувствуют себя униженными, выброшенными из жизни, людьми и гражданами второго сорта. Надо создать баланс между шиитами и суннитами – на уровне правительства. Так что я бы сконцентрировал внимание на реорганизации иракского правительства.
Ирина Лагунина: В каком смысле реорганизации?
Кеннет Кацман: Есть несколько вариантов – можно создать новый кабинет министров, можно создать автономные округа – суннитский, шиитский и курдский. Можно заменить премьер-министра, президента, правительство.
Ирина Лагунина: Но вам возразят, что в таком случае придется признать, что демократический эксперимент в Ираке оказался неудачным…
Кеннет Кацман: Да, я понимаю все последствия такого шага. Но какова альтернатива? Альтернатива – сказать, что выборы 2005 года – это правильное решение, и продолжать в том же духе. И в этом случае мы будем и дальше наблюдать за тем хаосом в Ираке, за которым мы сейчас наблюдаем. Я предлагаю решение, которое при всем при том может потребовать несколько отстраниться от первоначальных американских заявлений о демократии в Ираке. Ну, что ж?
Ирина Лагунина: То есть, ваша оценка – что нынешний виток межконфессионального насилия в Ираке вызван к жизни нынешним правительством, которое пришло к власти в 2005 году.
Кеннет Кацман: Оно началось задолго до этого, но выборы 2005 года утвердили позицию суннитов как граждан второго сорта в Ираке, а это вдохновило их на насилие на конфессиональной почве.
Ирина Лагунина: А что вдохновляет шиитов на подобное насилие?
Кеннет Кацман: Шииты сочли, что выборы сделали их контроль над Ираком легитимным. Более того, в их руках сейчас силы безопасности страны, и именно эти силы и творят зверства на религиозной почве.
Ирина Лагунина: Имеется в виду, я полагаю, недавнее похищение среди бела дня более ста сотрудников министерства высшего образования. Эта операция, по мнению самих военных экспертов в США, была сделана так, будто захватчики пользовались учебником спецназа Соединенных Штатов. Так если бы перед вами сейчас стоял выбор, предложенный Пентагоном, - расширить воинское присутствие, продлить мандат или вывести войска – какой бы путь вы избрали?
Кеннет Кацман: Я не уверен, что это – единственные три сценария. И они не принимают в расчет политические моменты. Я – политолог. И по-моему, американское военное присутствие, численность контингента в Ираке – вторичны по сравнению с идеей, что надо поправить политическую систему в Ираке.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с экспертом по Ближнему Востоку, ведущим исследования иракской проблемы для Конгресса США, Кеннетом Кацманом. Вся эта неделя в Америке будет проходить под знаком политике в Ираке. Группа Бейкера-Гамильтона сначала встречается с президентом, а затем с Конгрессом. Затем будут многочисленные пресс-конференции и комментарии аналитиков. Изменил ли это политику Белого Дома? Как отмечает тот же журнал «Тайм» Джордж Буш всегда пересматривал свои решения с большим опозданием. А здесь даже не разворот в политике, здесь просто имплантация чужеродной материи.
«Модель Кадырова» для Северного Кавказа.
Ирина Лагунина: Рамзана Кадырова уже сегодня называют фактическим лидером Чечни. Но должность президента республики, на взгляд многих экспертов, ему потребуется в ближайшее время не столько для утверждения во власти, сколько для формального повышения статуса на региональном уровне. Рамзана Кадырова можно считать своеобразным ответом на политическую действительность на Юге России. О стиле руководства чеченского премьер-министра рассуждают российские политологи, с которыми побеседовал наш корреспондент Олег Кусов.
Олег Кусов: Северокавказские эксперты, говоря о стиле руководства премьер-министра Чечни Рамзана Кадырова, часто пользуется определением «модель Рамзана». Звучат предложение распространить эту модель на другие субъекты региона. Но стиль руководства Рамзана Кадырова на самом деле не нов, утверждает лидер движения «Демократический союз» Валерия Новодворская. Она напоминает, что нечто подобное можно ещё увидеть и в некоторых других странах.
Валерия Новодворская: Мы видим массовку, выстроенную для парадной церемонии. Это не означает, что все в этой массовке испытывают верноподданнические чувства, люди это делают под дулами автоматов. Точно так же, как проходили фальшивые парламентские выборы, результаты которых никто заранее не признал. То же самое, как избирали президента, навязанного Москвой, так же, как принимали навязанную конституцию. Там альтернатива очень нехитрая и простая - альтернатива физической ликвидации не только тебя, но и всех твоих близких. Поэтому все, что мы видим, - это такое же замечательное зрелище триумфа народной воли, которую мы видим на Кубе, где вся интеллигенция уже сидит в тюрьмах, если не в Майями переехала. В Майями, кажется, столько же кубинцев, сколько на Кубе, отплыли на плотиках. Военно-революционные комитеты следят за каждым шагом и за каждым словом. Еще можно порадоваться, как хорошо живется в Северной Корее, как они с факелами складывают из себя разные слова.
Это единство, и это послушание, и эти восторги, купленные жесточайшим террором, потому что то, что происходит в Чечне сейчас после гибели Анны Политковской, которую для этого, собственно, и прикончили Кремль с Лубянкой, чтобы не выходила информация, никто об этом не узнает, больше нет каналов. Анна Политковскаяч больше не будет пользоваться своей сетью тайных сотрудников, которые у нее были в Чечне, и никто ничего не узнает. Все знают, что если ты поступишь как-то не так, не так, как угодно Рамзану Кадырову, никто тебя не только не найдет, но и искать не будет, потому что никто не узнает, что с тобой произошло и где тебя закопали. Поэтому все красиво выглядит. И наше телевидение, которое это показывает, и комментаторы, которые комментируют, попса наша, которая отплясывала на этом дне рождения, они самые настоящие соучастники того кошмара, который там происходит.
Олег Кусов: С Валерией Новодворской не согласен депутат Государственной думы России, один из лидеров ЛДПР Алексей Митрофанов. На его взгляд, почитание Рамзана Кадырова в Чечне соответствует нормальным бюрократическим традициям.
Алексей Митрофанов: Есть руководитель, от которого много зависит, в руках у которого деньги, в руках у которого сила, в том числе и федеральные деньги немалые. Вы знаете, Чечня по всем линиям получает когда-то было 700 миллионов долларов, сейчас может и больше. Почему не соблюдать некоторые правила? Это некие бюрократические правила, которые существуют и существовали в советское время и существуют сейчас, когда любой хозяин крупного офиса хочет продемонстрировать свою близость к власти - это означает, что ему можно тоже доверять, что тоже человек в системе.
Олег Кусов: В сегодняшней Чечне лидера не жёсткого быть не может, убеждён политолог Тимур Музаев.
Тимур Музаев: Это неизбежно, в нынешних условиях Чечни другого просто быть не может. Либо он будет сверхжестким, либо он не будет руководителем вообще. Здесь даже дело не в том, что преступность, бандитизм, сепаратизм и так далее, а дело в том, что в результате двух прошедших войн чеченское общество атомизированно, то есть те связи прошлые советские или традиционные институты войной практически нарушены или находятся в состоянии, когда они практически не действуют. Так называемые тейпы, о которых очень любят рассуждать московские журналисты, они остались только оболочками, внутри все выжжено войной. Сначала советским режимом, потом войной. В этих условиях, когда общество неуправляемо, когда каждый человек, каждая семья, небольшая группа людей каждый за себя, необходимы сверхжесткие и сверхчрезвычайные меры. Видимо, российское руководство персонифицировало режим чрезвычайной восстановления стабильности в Рамзане Кадырова, который, видимо, способен на жесткие меры. Стабилизация невозможна только силовыми методами - это очевидно. В Чечне такие подвижки есть и, как ни странно это звучит, в Чечне легче сделать, поскольку там все это разрушено. На голом месте современную экономику строить легче, чем перестраивать сложившиеся отношения, сложившиеся хозяйственные и личные связи.
Олег Кусов: Говорил политолог Тимур Музаев.
Рамзана Кадырова некоторые политологи сравнивают с первым президентом постсоветской Чечни Джохаром Дудаевым, который тоже претендовал на роль общенационального лидера. Валерия Новодворская считает, что между этими фигурами нет ничего общего.
Валерия Новодворская: Джохар Дудаев был западником, был цивилизованным человеком. Джохар был чеченским де Голлем. Мог стать чеченским Ататюрком. Такие люди раз в столетие рождаются и даже раз в тысячелетие. Это был реальный шанс иметь рядом с собой дружеское маленькое европейское государство. Джохар отказывался от почестей, Джохар жил в маленьком домишке своего брата, которого потом приволокли в Лефортово только за то, что он брат Дудаева. Он не жил ни в каких дворцах. Единственная его машина, ему подарили местные коммерсанты, чтобы он их не позорил, катаясь на какой-то продавленной «шестерке».
Олег Кусов: Так считает лидер движения «Демократический союз» Валерия Новодворская.
Рамзана Кадырова можно назвать своеобразным символом смены поколений в российском политическом классе, так считает главный редактор информационного портала «Прогнозис.ру» Василий Жарков.
Василий Жарков: Неслучайно своими заявлениями по поводу Кондопоги и рядом других заявлений или в связи с убийством Политковской практически он тем самым обозначил свои претензии на роль политика федерального уровня. Хотя конечно, на этом пути существует ряд серьезных препятствий и, в частности, очевидные русско-чеченские противоречия, которые возникли в предыдущие десятилетия. Но мы можем признать, что это пример смены поколения политиков и приход нового поколения. Поколения 30-летних, которое созрело в 90 годы, которое достаточно рано повзрослело, которое не имеет очень много инфантильных иллюзий, которые существовали у предыдущих поколений. Это поколение, которое слишком рано увидело массовую смерть, нищету, хаос. И это поколение так или иначе ориентировано объективно на прагматичное решение конфликтов и на преодоление хаоса.
Что бы мы ни говорили о Кадырове, а он действует в тех обстоятельствах, в которых он находится, в тех обстоятельствах, в которых он вырос. И при этом он так или иначе сумел обеспечить сегодня преодоление хаоса в Чеченской республике. Сегодня с именем Кадырова связываются очень противоречивые факты. С одной стороны, мы знаем довольно громкое празднование его юбилея, мы знаем все эти версии о криминальных факторах его деятельности, мы понимаем, что его прошлое так же неоднозначно. И очень многим не нравится, что сегодня фактически стабильность между Чечней и Россией подкрепляется личным пактом между Владимиром Путиным и Рамзаном Кадыровым. Но при этом мы должны отдавать себе отчет, что на сегодняшний момент мы никакой альтернативы кроме хаоса, тому, что делает Рамзан Кадыров в Чечне, предложить не можем. И поэтому можно сколько угодно критиковать Кадырова, наверное, нужно его критиковать, но при этом нужно понимать, что такова реальность. И эта реальность не так плоха, как на самом деле могла бы быть. И очевидно, что сегодняшняя реальность в Грозном гораздо лучше, чем реальность 99 или 94 года, хотя она далека от идеала, безусловно.
Олег Кусов: Говорил главный редактор информационного портала «Прогнозис.ру» Василий Жарков.
Так называемая «модель Рамзана» соблазнительна для других российских субъектов, но почти неосуществима, убеждён политолог Тимур Музаев.
Тимур Музаев: Если ему удастся добиться серьезного улучшения, то у многих российских руководителей в других регионах и не только Северного Кавказа появится желание завести такого Рамзана Кадырова у себя или поруководить такими же методами. Насколько для России все это возможно? Мне кажется, это не очень возможно, поскольку вертикаль исполнительной власти, о которой все говорят, на самом деле она во многих случаях оказывается виртуальной реальностью. И тот случай в Кондопоге, когда практически за один день толпа полупьяных уголовников всю эту вертикаль снесла и захватила город в свои руки, она лучше всего демонстрирует все эти разговоры про укрепление власти, все это остается разговорами. Для того, чтобы получить такого руководителя как Рамзан Кадыров, здесь нужен уже не виртуальный разговор, здесь нужна реальная сила, в какой-то степени террор. Особенно в начале своей деятельности Рамзан Кадыров опирался на террор. Смогут ли российские руководители в регионах терроризировать не журналистов, терроризировать не правозащитников, как сейчас делают, а терроризировать бандитов, уголовников? Я очень сильно сомневаюсь.
Олег Кусов: Рамзан Кадыров – это своеобразный ответ на российскую политическую действительность. Говорит главный редактор информационного портала «Прогнозис.ру» Василий Жарков.
Василий Жарков: И сегодня так или иначе будет решаться вопрос, появятся ли такие политики в Москве, адекватные для разговора с Кадыровым, скажем, через 10 лет или в какой-то другой перспективе. Что это будут за политики? Потому что сегодня в условиях так называемой управляемой демократии, в условиях регулируемого партийного строительства, которое проводит Старая площадь и Кремль, очевидно, что сильные, харизматичные политики в России появляются достаточно медленно. Совершенно другой тип выдвигается – это люди исполнительные, это люди, которые всегда делают так, как им велит начальство. А вот таких харизматиков, способных стать общенациональными лидерами на российском уровне, к сожалению, нет. Хотя на самом деле такой потенциал есть.
Ибо все то, что происходило в Чечне в 90 годы, может быть гораздо мягче, может быть с гораздо менее кровавыми последствиями, происходило и на всей российской территории. Потому что бандитизм, правовой нигилизм, все это известно молодому поколению. И очевидно, что такие прагматики, жесткие люди, сумевшие выжить и добиться успеха в условиях роковых 90 годов, они есть и в России. И безусловно, они проявятся в ближайшие годы, как минимум, они проявятся в ближайшем десятилетии. И в известной степени, глядя на Рамзана Кадырова, мы можем себе представить примерный портрет того российского политика, который появится в ближайшем будущем в массовом порядке.
Олег Кусов: Это было мнение главного редактора информационного портала «Прогнозис.ру» Василия Жаркова.
Уникальная подводная лаборатория в США. Рассказ очевидца.
Ирина Лагунина: У берегов Флориды на глубине около 20 метров действует уникальная исследовательская станция "Аквариус". Сменяя друг друга, на ней работают научные команды численностью до 8 человек. Здесь часто бывают астронавты, медики, морские биологи, инженеры. Экспедиции длятся от недели до 10 дней. Все это время люди живут под давлением воздуха втрое выше нормального. О том, как организованы жизнь и работа на подводной станции, рассказывает старший научный сотрудник Института океанографии, кандидат биологических наук Александр Вершинин, который в этом году побывал на "Аквариусе". С ним беседует Александр Сергеев.
Александр Сергеев: Александр, вы прибыли на станцию, как вообще это случилось?
Александр Вершинин: Многие годы я сотрудничаю с коллегами из Национальной службы океана США - это проект, связанный с изучением планктона. Оказалось, что есть шанс посетить лабораторию. Естественно, я им воспользовался, созвонился, списался с руководством «Аквариуса», который находится в университете Северной Каролины, и в начале мая я туда попал. Полчаса хода на быстроходном катере – это уже открытое море, и единственное, за что есть зацепиться взглядом в море – это огромный погодный буй, такие раскиданы по всему мировому океану, они создают погодную карту. В данном случае этот буй используется для питания энергией и для подачи воздуха на подводную станцию. Вода чистая. На глубине 20 метров такую громадину, как «Аквариус», не увидеть сложно.
Александр Сергеев: Там небольшая глубина, несмотря на то, что далеко от берега?
Александр Вершинин: Это банка, коралловая отмель. И место было выбрано неслучайно, а именно потому что это недалеко от берега, это территория заповедника.
Александр Сергеев: И как туда попадают на глубину 20 с лишним метров?
Александр Вершинин: Погрузиться с аквалангом на глубину 20-30 метров для человека, связанного с морем, достаточно рутинное дело. То, что следует за ним – это трудно передать словами, когда ты плывешь вниз, а потом как бы оказываешься наверху, подныриваешь под станцию, видишь перед собой колышущееся зеркало, такую жидкую ртуть, оказывается, что это раздел между воздухом и водой просовываешь в него голову и оказываешься на воздухе, в комнате.
Александр Сергеев: А станция не изолирована от воды?
Александр Вершинин: Фактически это водолазный колокол. Давление внутри станции такое же, как давление вокруг станции. Воздух сжимается под давлением, люди работают при давлении в два с половиной три раза больше, чем на суше. Смешной момент: на «Аквариусе» невозможно свистеть. Пробуешь свистеть так же, как ты делаешь на воздухе, те же самые движения губ, мимические мышцы и совершенно дикое впечатление производит на тебя, что звука не происходит. Потому что воздух густой, он не отвечает на твои попытки, на движение твоих губ.
Александр Сергеев: Это не сказывается на работоспособности, физиологии?
Александр Вершинин: Это является одним из предметов научных проектов, которые выполняются на «Аквариусе». Одно из направлений исследований – это физиология человека, водолазная физиология. Проекты обычно, миссии они называют, длятся от недели до десяти дней - это время, когда, естественно, хорошо отобранные, здоровые люди выдерживают без последствий для своего здоровья.
Александр Сергеев: Чем они там занимаются?
Александр Вершинин: Там постоянно проходят предполетную подготовку космонавты, в том числе один российский космонавт был.
Александр Сергеев: Зачем нужна подводная подготовка астронавтам?
Александр Вершинин: Во-первых, это воссоздание условий изоляции от окружающего мира в тесном замкнутом пространстве. Во-вторых, это помогает психологически адоптироваться, почувствовать, что такое полностью зависеть только от самих себя, когда очень трудно ждать помощи извне.
Александр Сергеев: Всего 20 метро, почему помощь нельзя оказать?
Александр Вершинин: Помощь теоретически можно оказать, но просто вынырнуть со станции нельзя, если там пробыл достаточно долгое время. Потому что если ты вынырнешь, то получишь сильнейшую декомпрессионную болезнь, скорее всего будет летальный исход. Выходит оттуда по 17 часов постепенно, сравнивают давление с давлением на поверхности воды. При этом уровень воды в шлюзовой камере повышается на полтора метра. 17 часов люди лежат, читают книжки и ждут, пока давление выровняется.
Александр Сергеев: Как выглядит станция?
Александр Вершинин: Для меня, как для биолога, это выглядело как очень интересный искусственный риф. Это огромная стальная махина, это цилиндр, стоящий на шести огромных лапах, он весь оброс губками, кораллами. Это такая большая скала, которая привлекает массу рыб, рыбы там буквально кишат. Все что водится в тех местах, оно группируется вокруг «Аквариуса». Даже под этим буем обеспечения станции туда собираются со всего заповедника барракуды. Он в диаметре, наверное, 15-20, там сотни три барракуд стоят.
Александр Сергеев: Там занимаются - исследованиями рыб, кораллов?
Александр Вершинин: Там несколько направлений исследований. Первое то, что я упомянул – подготовка астронавтов. Второе – физиология пребывания человека на станции, это связано и с физиологией пребывания в замкнутом пространстве, и с адаптацией к искусственному ритму дня и ночи. Потому что люди работают сменами, там очень рваный ритм работы. Это и другая влажность. Физиология длительного пребывания вне станции, во время работы в воде. Кроме того с «Аквариуса» выпускают дистанционно управляемых подводных роботов, отправляют их на кабелях. «Акваруис» стоит недалеко от материкового склона и поэтому эти роботы отправляются глубже, исследуют более глубокие места. И четвертая группа - это исследования экологии кораллового рифа. Как на земле, если стоит биостанция, кордон в заповеднике, ботаник выходит на луг, день за днем смотрит изменения, как одни травы сменяются другими, энтомолог смотрит смену сообщества насекомых. Именно рядом таких наблюдений и можно выявить какие-то закономерности и составить для себя картину жизни вот этого сообщества, этой экосистемы. Тут точно так же, только из «Аквариуса» не выходят, а выплывают в аквалангах и по 8-9 часов пребывают в воде, исследуют кораллы, губки.
Александр Сергеев: Профессионалы говорят, на полтора-два часа хватает воздуха, как можно девять часов работать?
Александр Вершинин: Люди просто меняют акваланги. Вокруг станции растравлены беседочки интересные, называются они «газеба», они чуть больше, чем рост человека, под крышей этой беседки есть пузырь воздуха, там обычно разложены «Сникерсы» и лежит акваланг или два. Кроме того, если у человека случится авария, что-то с дыхательным аппаратом или с аквалангом, то он всегда может под беседку занырнуть и сразу схватить воздух ртом, потому что воздух есть под куполом. «Аквариус» - это дорогостоящее мероприятие и пройти конкурс, чтобы выполнить проект, сложно. Поэтому люди используют время, которое они там находятся, по максимуму. Если здоровье позволяет, то они работают десять часов под водой.
Александр Сергеев: А как они живут на станции, как организован быт?
Александр Вершинин: Питаются тем же, чем питаются в космосе - сухпайки, которые разбавляются водой, пища из тюбиков. Достаточно сказать, что основной столик, на котором и едят, и выполняют научно-исследовательскую работу, он размером со столик в обычном нашем купе поезда.
Александр Сергеев: То есть там тесно.
Александр Вершинин: Там очень тесно. Лаборатория состоит из двух отсеков. Один можно назвать одновременно и лабораторией, и кают-компанией, и камбузом, и капитанским мостиком. Еще один отсек, он тоже размером с купе поезда, там шесть шконок с двух сторон в три яруса. Обычно работает 8-9 человек, так что спят по очереди.
Александр Сергеев: Там есть связь, компьютерное обеспечение?
Александр Вершинин: Связь, конечно, великолепная, на береговую базу постоянно поступает информация о всех параметрах состояния на станции и температура, и давление воздуха, и видеоинформация о том, что происходит на станции. Там даже есть интернет, компьютеры только маленькие - лэптопы. Там даже смешной момент мне рассказали: оказывается, жесткие диски компьютеров маленьких их делают герметичными. Поэтому если взять просто ноутбук на станцию, он работать не будет, жесткий диск будет деформирован давлением. Поэтому для работы в нем маленьким сверлом проделывают маленькую дырочку в оболочке жесткого диска.
Александр Сергеев: Как обеспечение станции осуществляется?
Александр Вершинин: Водолазы, которые работают на станции, инженеры, они все время что-то приносят, они там бывают каждый день. В тот рейс, когда я выходил с ними, они туда новое белье и накрахмаленные полотенца опускали. И причем их опускали в специальных толстостенных герметизированных контейнерах тяжеленных, я еле от палубы отрывал.
Александр Сергеев: Чтобы они тонули, несмотря на то, что в них есть воздух.
Александр Вершинин: Во-первых, они должны тонуть, а во-вторых, они действительно должны быть очень прочными, потому что там давление.
Александр Сергеев: А давно вообще эта станция работает?
Александр Вершинин: В ее нынешнем состоянии, на ее нынешнем месте с первой половины 90-х, а до этого был перерыв. Потому что в 80 годах станция была построена и установлена у побережья Виргинских островов. Но дело в том, что в 90 году грянул ураган Хьюга, который принес совершенно сокрушительное разрушение всему Карибскому бассейну, Латинской Америке и юго-востоку США. Одним из показателей, возможно, его силы, мощи было то, что он перевернул эту тяжеленную станцию на 30-метровой глубине, она пришла в абсолютно нерабочее состояние, к счастью, там никто из людей не пострадал. После этого «Аквариус» какое-то время просто ржавел на одной из верфей. Потом проект решили восстановить, это была как раз инициатива ученых из университета Северной Каролины. Проект был профинансирован национальной администрацией атмосферы океана.
Александр Сергеев: Вы как морской биолог посетили станцию, что в наибольшей степени вас заинтересовало или бросилось в глаза.
Александр Вершинин: Вокруг этой станции в закутках, между трубами, не совру, если скажу, что можно увидеть всех рыб, которые там есть, дельфины там были и черепахи проплывали. Между самой станцией и платформой основания живет гигантский групер голиаф, он ростом с человека, весит килограмм двести. Это огромная рыбина, она считает эту станцию своей. Она в центральной части сидит, огладывает все огромными выпученными глазами вокруг. Пищи вокруг него плавает совершенно намеренно. Как только захочется поесть, просто ближайшую рыбу съедает и о голоде забывает. А вокруг станции риф коралловый. Но к сожалению, как по всему миру очень хорошо заметно известное бедствие - гибель рифообразующих кораллов. Честно говоря, я живых там почти не видел, в основном скелеты.
Александр Сергеев: А что происходит с кораллами?
Александр Вершинин: Кораллы по всему миру гибнут - это известно, об этом много пишут. Как основную гипотезу причин этого бедствия выдвигают повышение температуры мирового океана в связи с глобальным потеплением. Есть еще и болезни кораллов. И в общем итоге все это приводит к тому, что рифы гибнут по всему миру и такую оценку даже слышал, что, возможно, к 2040 году скорее всего не останется рифообразующих твердых кораллов. На рифе вокруг «Аквариуса «это было заметно и мне. Я специально спрашивал сотрудников лаборатории, они сказали, что даже просто по визуальной оценке сейчас в три раза больше площадь покрытия живыми кораллами, чем восемь лет назад. За восемь лет 70% кораллов умерло вокруг «Аквариуса». И это заповедник. В том, что касается физиологии кораллов, во многом эта станция как раз служит тому, чтобы изучить ее лучше, там много работ проводится. Один из последних проектов именно изучение, какая стадия наиболее уязвима и какая является ключевой в том, что кораллы исчезают. И оказалось, что по данным, полученным именно в этом месте, в рамках того проекта, что эта стадия при оседании, метаморфозе личинок. Потому что личинок не меньше, чем раньше было, но оседание метаморфоз - это ключевая стадия, которая не выдерживает изменившихся условий внешней среды. На этом рифе, по крайней мере, такие результаты.
Спорт для детей с ограниченными физическими возможностями.
Ирина Лагунина: Спорт, творчество, искусство – вот что помогает детям с физическими недостатками и с нарушением интеллекта интегрироваться в общество. В конце ноября в Петербурге прошел 27 спортивный фестиваль для детей с ограниченными возможностями. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: В этот день, проведя два часа в петербургском цирке, бывшем цирке Чинизелли, где любил бывать еще Александр Блок, я, наверное, впервые за годы работы на радио пожалела, что в руках у меня всего лишь микрофон, а не камера. И не потому, что в глазах плыли яркие пятна костюмов – гусары, цыгане, испанцы, матрешки, матросы, клоуны. Рассказать можно о любых цветах и красках, но вот передать саму атмосферу цирка, где в проходах сидят дети на инвалидных колясках, а за кулисами, в облаках острого запаха невидимых зверей, примостились на низеньких скамеечках стайки детей в театральных костюмах, и на одних лицах – обычное детское ожидание, возбуждение, веселье, а на других – несмотря пестрый на костюм – читается история болезни, печальная история их рождения и прозябания, чаще всего, без любви и ласки, где-нибудь в провинциальном детском доме. И это при том что сюда приехали лучшие, те кому, можно считать, повезло – хотя бы с интернатом, с учителями. В общем, мне показалось, что попади сюда и Феллини или Сокуров, они бы создали шедевр, и зрители уходили бы в слезах и раздумьях о тайнах бытия.
Так, барабанной дробью, начинается театрализованное представление, выступление детских команд из коррекционных школ и интернатов Петербурга и других российских городов на арене цирка.
Дети из 613 коррекционной школы только что выступили – они пели и танцевали с мячами и лентами. Лене 16 лет, но она еще только в 8 классе.
Лена: Я не первый раз выступаю и мне очень нравится. После уроков мы всегда идем на репетицию и готовимся.
Татьяна Вольтская: Марине тоже нравится выступать, но мечты уносят ее далеко.
Марина: Я собираюсь стать певицей. Я в музыкальную школу не хожу, единственное что. Хожу на два хора - русский один, другой финско-русский. Меня все время сравнивают с канадской певицей.
Татьяна Вольтская: Вроде бы нормальные мечты девочки, вот только остановится Марина никак не могла, и все повторяла и повторяла мне одно и то же, как заводная. 15-летний Олег тоже поет.
Олег: Я пою романсы и люблю выступать. Я в 9 классе учусь, выпускником буду.
Татьяна Вольтская: Занимается с детьми музыкой в 613 школе Елена Воропаева.
Елена Воропаева: Репертуар у нас самый разнообразный. Очень любим сотрудничать со Специальным олимпийским комитетом. У нас есть дети с родителями и есть дети из детских домов. Замечательные, талантливые дети.
Татьяна Вольтская: Есть разница?
Елена Воропаева: Конечно, домашний ребенок, вы сами понимаете, это ребенок, который обласкан любовью, заботой.
Татьяна Вольтская: Есть будущее у ваших детей? Сложности есть с тем, чтобы они работали?
Елена Воропаева: Конечно. У них есть ограничения, это зависит от степени заболевания, от помощи социальной, от помощи преподавателей, от помощи родителей, как дальше адоптируются. Собственно говоря, мы и помогаем адоптироваться в жизни, найти работу, найти себя.
Татьяна Вольтская: Помогает и Специальный олимпийский комитет. Интеллект детей ограничен, но спорт и творчество для них открыты, - говорит генеральный директор комитета, президент Федерации физической культуры и спорта инвалидов Сергей Гутников.
Сергей Гутников: Дети имеют определенные ограничения в умственном развитии, но не в развитии творческом, спортивном. Мы провели мероприятия по 9 видам спорта, где участвует около тысячи человек. Единственное, можно сказать, средство, которое доступно им, чтобы они развили себя вышли в свет нормальными людьми. И это возможно, потому что мы видим, какие творческие коллективы, с каким усердием они выступают, как дети раскрываются. Они не боятся говорить. Раньше это невозможно было увидеть.
Татьяна Вольтская: По дороге за кулисы мне встретился бык. Свою огромную голову он держал под мышкой, внутри костюма оказалась руководитель творческого коллектива «Мозаика» 4 коррекционной школы Галина Тихомирова. Вокруг быка вились прекрасные юные испанки и испанцы.
Галина Тихомирова: У нас коррида. Мы показываем, как искусство и спорт побеждают даже быка. Девочка, которая будет его сражать, трехкратная чемпионка по фигурному катанию Специальных олимпийских игр.
Татьяна Вольтская: Тут к нам подошел клоун с размалеванным лицом – и оказался директором школы Лидией Командировой.
Лидия Командирова: Ребятам это всегда весело, это нужно делать.
Татьяна Вольтская: Вы выступаете тоже?
Лидия Командирова: Конечно. Я открываю наш номер. У нас развита педагогика сотрудничества, взрослые выступают с детьми на всех праздниках.
Татьяна Вольтская: Как-то вы ваших детей стараетесь вытягивать?
Лидия Командирова: Не только детей, но и семьи, чтобы семьи были счастливы, развиты гармонически.
Татьяна Вольтская: Подойдя к одной из испанок в черно-красном, я обозналась – думала, это школьница.
Екатерина Вячеславовна: Меня зовут Екатерина Вячеславовна, я здесь учитель. Я всегда поддерживаю наших детей.
Татьяна Вольтская: Ира – тоже испанка, готовили они этот номер долго.
Ира: Мы даже по выходным приходили в школу. И в школе тоже. Костюмы шили.
Татьяна Вольтская: Родители помогали?
Ира: Нет, учителя.
Татьяна Вольтская: Родителям и без шитья костюмов хватает забот. Клуб «Олимпикс» был организован Специальным олимпийским комитетом для семей, в которых дети признаны необучаемыми или, наоборот, закончили спецшколы. Говорит заместитель директора клуба Людмила Румянцева, у нее дочь-подросток.
Людмила Румянцева: Вначале мы были на надомном обучении, потом в 4 школе открыли класс для трудонообучаемых ребят. Она была и на надомном, и там занималась спортом.
Татьяна Вольтская: А что дальше?
Людмила Румянцева: Пока мы живы, мы считаем, что все будет нормально.
Татьяна Вольтская: А потом, извините, пожалуйста, за такой вопрос?
Людмила Румянцева: Сейчас у нас есть проекты, и я думаю, что правительство и администрация посмотрит в нашу сторону. Думаю, будет создана какая-то программа, где будет поддерживаемое проживание, чтобы они могли самостоятельно жить. Мы же все время за руку ходим с нашим ребенком. Сейчас такая обстановка в стране, с нормальными детьми может все, что угодно, случиться. А те дети, которые плохо говорят, которые плохо могут объяснить, им, естественно, сложнее. Пытались мы делать проект по трудоустройству, пять или шесть мальчиков работало в Специальном олимпийском комитете, только два сейчас работают.
Татьяна Вольтская: Я знаю, что в разных странах таких детей даже с синдромом Дауна устраивают в кафе, в бары.
Людмила Румянцева: По моим понятиям сегодня наше общество просто не готово таких детей принимать. Когда они приходят к нормальным людям и наши взрослые люди, не зная этой проблемы, они не умеют разговаривать и не желают. То есть наше общество должно дорасти. Мы с финнами очень много работали, ездили в Финляндию, нам рассказывали, что 50 лет назад у них было практически то же самое. Вот за 50 лет они сумели построить такое общество. У нас кроме интернатов пока ничего нет. А там прежде всего спрашивают у молодого человека - куда бы ты хотел? У них есть выбор приюта на десять человек, есть квартиры, куда приходит работник, который ведет их по жизни. Там нет таких больших интернатов, как у нас интернат № 10, где тысяча человек. Там есть и маленькие, и уже пенсионеры, и все в одном интернате, там такого нет. Были последний раз в Финляндии, очень интересно было. Где-то в 50 годах родители купили дом в центре города, ребята ездят туда работать. Ковры ткут, хлебобулочные изделия делают, рисунки делают на сумки. И все это идет в продажу и считается почетным купить такое изделие у этих молодых людей. У нас пока этого нет, заказов никто не дает. Хотя Специальный олимпийский комитет много старается. У нас бывают выставки-продажи, мы за их творчество им отдаем их же деньги.
Татьяна Вольтская: Я поднимаюсь за кулисы, где в красных гусарских ментиках сидят мальчики с разными глазами, неровными черепами, ассиметричными лицами, на которых почти не читается выражение. Если раньше грань между нормой и патологией почти не была видна, тут от ее очевидности сжимается сердце. Это новодвинский дом-интернат. Воспитатели советуют мне поговорить с Левой, я спрашиваю, сколько ему лет.
Лева: Мне пока 13, а в феврале 14 лет. Меня будет поздравлять вся группа. И у меня будет другой шарик - красный.
Татьяна Вольтская: А здесь ты что делаешь? Ты в таком красивом костюме.
Лева: Я выступаю «Богатыри и гусары». Знаю песню «Крейсер «Аврора».
Татьяна Вольтская: Лева пел еще долго, пока, наконец, в разговор смогла вступить педагог-организатор Ольга Старикова.
Ольга Старикова: С одной стороны тяжело, с другой стороны, мы уже как-то адоптировались, мы привыкли к ним, они к нам привыкли.
Татьяна Вольтская: Они с радостью большой участвуют в таких мероприятиях?
Ольга Старикова: Конечно, это для них праздник. В четырех стенах, в своем котелке варится или выходит в мир.
Татьяна Вольтская: Что их ждет потом? Хорошо, эти выступления, а дальше?
Ольга Старикова: Дальше, к сожалению, ничего утешительного. Они вырастут, сейчас пока детский дом-интернат, потом уходят во взрослые интернаты.
Татьяна Вольтская: Психоневрологические?
Ольга Старикова: Да. Радостной перспективы у них никакой. Если кто-то может работать, то их задействуют дворниками, шьют что-нибудь.
Татьяна Вольтская: В общем, это дети без будущего?
Ольга Старикова: Правильно сказано.
Татьяна Вольтская: То же говорит и педагог по адаптивной физкультуре Наталия Нессен.
Наталия Нессен: У нас в интернате при оказании помощи шведов, они помогли приобрести квартиру - это называется сервисное жилье. Пять девочек нам удалось трудоустроить в городе – дворник, санитарка. Они сами себя обслуживают, готовят себе. Есть, конечно, опекун. Еще есть единичные случаи: молодые люди, которые тоже трудоустроены в городе, и как бы они даже создали семьи. Но это очень редко.
Ольга Старикова: Сами посудите: 256 человек в интернате и вот трудоустроены только единицы.
Татьяна Вольтская: Если все-таки больше внимания уделять этой проблеме, можно дать хоть какое-то будущее, человеческую более жизнь, больше таких квартир сделать?
Ольга Старикова: Будущее – это только, если дети пойдут в семьи.
Наталия Нессен: Все что зависит от нас, мы свою работу выполняем, а вот помощь государства, обеспечение людей рабочими местами, обеспечение жильем, этого, к сожалению, у нас нет.
Татьяна Вольтская: Почему, вы считаете, родители отказываются от таких детей?
Ольга Старикова: Как я могу содержать ребенка? За ним нужен уход, нужны деньги, деньги на лечение и деньги немалые.
Татьяна Вольтская: Во многих странах матерям таких детей доплачивают очень значительные деньги.
Ольга Старикова: Вот как раз это направление должно у нас тоже присутствовать. Но мы еще далеки от этого. Может быть когда-то через десятилетия мы придем к тому же.
