Много лет назад поэтические чтения были в Москве публичными. В 1960-е годы поэты собирали стадионы, в 1980-е — маленькие залы. Потом поэты перестали выходить на публику, и это было неверным решением.

Научиться читать стихи самому, с листа, трудно. К этому надо приучать. Повезло тем, кому в малолетстве читали стихи бабушки и мамы, повезло тем, кто рос в среде любителей поэзии. Авторы перестали читать свои произведения вслух, и число знатоков современной поэзии стало неумолимо сокращаться.

В последнее время, правда, что-то зашевелилось, по клубам снова пошли поэтические чтения. Поначалу собирались юноши никому не известные, потом в бой пошли старшие и знаменитые. Недавно в театре «Практика» читал свои стихи Виктор Коваль. Я не слышала его с конца 1980-х. Тогда Всероссийское объединение «Творческие мастерские» при Союзе театральных деятелей выпустило в свет поэтический «Альманах». На небольших сценах выступали Михаил Айзенберг, Сергей Гандлевский, Денис Новиков и Виктор Коваль. Теперь Коваль был один. На помощь призвал современные технологии. На задник проецировались его иллюстрации к собственным стихам, какие-то пейзажи и фотографии со съемок фильмов, в которых он ребенком участвовал. Программу выступления Виктор Коваль назвал «Личные песни об общей бездне» и разбил ее на четыре части. Я проиллюстрирую каждую фрагментами и надеюсь, что слушателям Виктор Коваль полюбится. Итак, первая часть звалась «Риторика».

С короткой стрижкой полненькая завуч
В моем лице мою ругала дочь
За то, что я, бесстыдница и неуч,
Вместо ответа голову морочу,
Трещу, с утра не закрывая рта,
А книжки
Ну почему в обложки до сих пор
Не обернула я? Какой позор!
Какая бестолочь в короткой стрижке!
Как в армии. Ответь, зачем подковки
Я не прибил к осмотру. Почему
Я извертелась вся,
издергалась в столовке,
Наклон не удержала по письму?
Зачем нам мимо не пройти такого факта,
Что кто-то грязь на рисовании развел,
На ритмике не отбивает такта,
На математике же скачет, как козел?
Зачем нетрезвым он явился на поверку,
И не явился тоже почему?
О, этот голос, падающий сверху:
Зачем носок я при подходе не тяну?
Зачем я Шпака на риторике толкала?
В толк не возьмет она,
по лбу себе стучит.
Зачем мне в возрасте, нет, не майора,
Генерала,
Сие выслушивать? Риторика молчит.
Меня тут нет. Я отслужил - и хватит!
Мне зав. учебной части - не жена.
Так что ж она гундит, как старшина?
Зачем безличный воздух виноватит?

Вторая часть поэтического вечера Виктора Коваля носила название «Заговоры».

«Против бородавок»

Не красивый, не любимый, сядь на липовую лавку,
Сделай массу из рябины, нанеси на бородавку,
И воскликни, чтоб вдали каждый слышал: «Отвали!»

Третью часть выступления поэт Виктор Коваль поименовал смешно: «Моя народная мудрость». Это короткие афоризмы, в которых Коваль не знает себе равных: «"Моя народная мудрость" — это пословицы, поговорки, скороговорки, притчи, некоторые другие выражения автора, которые, со временем, станут крылатыми», — говорит поэт.

Мне говорил тичер, что главное это фьючер,
А past perfect continuous опасно оскотинилось.

Уходя на тот свет, не забудь выключить этот.

Мы, атеисты, не обожествляем хорошие новости, но дьяволизируем плохие.

Нам жить, вы и решайте.

Наслаждайся жизнью — она тебя имеет.

Отличайте инородцев — суздальцев от новгородцев.

Думайте не над смыслом сказанного, а над жизнью услышавшего.

Завершало выступление сочинение «Гомон» или птичьи сценки в стихах, в нем действуют то ли птицечеловеки, то ли человекоптицы, во всяком случае, их проблемы нам понятны.

— А у пеночки — кривые коленочки.
— А у синички — под глазами синячки.
— А у нас, у птах, теперь все не так.
И о козодое представление другое,
И в смысле попугая линия другая.
— А вот пищуха-то — сама щупла,
А щупала щегла!
А чего щегла-то щупать-то ещё-то?
Щеголиха выщипала ему тыщи.
Она и легла-то под щегла-то ради злата.
— Это я, тетерев, насчет директив.
— Затребуйте у стрепета.
— У стрепета, у стрепета…
А где стрепет-то?
— Стрепет у сарыча, а сарыч у сапсаныча,
А сапсаныч на плече
У человече, а человече далече.
— А я вертишейка Толяка,
Меня волнует клоака.
— А я волнистый Валера,
Весь мир — вольера.
Такой дурдом, что пардон!
— Полезен ли поползень для области?
Его поползня — мышиная возня.
Не полетит поползень в Пльзень!
— А вот индюк, болтун и балабол,
Слетал на Балатон.
Теперь долдонит, как неоплатоник,
Что основа — Платон, но основное — потом.
Позор! Послали позера на святые озера!
— Петь, Петь, надо терпеть.
— А я не могу. Прилетаю в Калугу,
Иду по лугу, да гуляю по лугу,
И куда там ни плюнь — всюду лунь луговой
С головой сивой, злой, агрессивной,
Псиной воняет невыносимой.
Ну его, думаю, плюнь.
Плюнул, а там лунь.

Все было почти, как тогда, в 1980-е. Маленький, душный и темный зал, среди зрителей — друзья и коллеги по цеху, много смеха в зале. Но раньше Коваль читал стоя, прищелкивая пальцами, притопывая ногами, будто вытанцовывал свои народные мудрости и свои народные же стихи. Теперь он сидел и, скорее, их выпевал. И еще: раньше после такого концерта никто не разошелся бы по домам, а засиделись бы до утра, выпили-закусили, попели бы старые советские песни (ах, как хороши были в этом качестве Лев Рубинштейн и Семен Файбисович!). А тут постояли с полчасика на улице и распрощались. Когда я шла на вечер, названный «Личные песни об общей бездне», я думала, что будет что-то сатирическое и социальное. Оно было, но оказалось неглавным. Общая бездна — посерьезнее политики с экономикой. Это — наш возраст, друзья.