Ссылки для упрощенного доступа

Испания: мирный процесс с басками прерван. Причины и последствия; Израиль не прочь вступить в НАТО и Европейский Союз. Реакция Брюсселя; Портрет сербской правозащитницы Наташи Кандич; Погребальные обряды и ритуалы – рассказ палеонтолога




Испания: мирный процесс с басками прерван. Причины и последствия



Ирина Лагунина: Правительство Испании, заявившее прошлой весной начало переговорного процесса с баскской сепаратистской группировкой ЭТА, теперь говорит, что прерывает все «инициативы в этом направлении». Поводом для отказа от мирного решения баскской проблемы послужил взрыв в мадридском аэропорту, жертвами которого стали два иммигранта из Эквадора. С подробностями - наш корреспондент в Испании Виктор Черецкий.



Виктор Черецкий: Фактически мирный процесс прерван, так и не начавшись. Напомню: 22 марта прошлого года баскская сепаратистская группировка ЭТА, которая в течение 38 лет вела вооруженную борьбу за отделение трех баскских провинций от Испании, объявила о так называемом «постоянном прекращении огня». ЭТА обещала более не совершать теракты и заявила о своем желании вести с правительством Испании мирные переговоры. По телевидению тогда было показано записанное на видеокассету обращение радикальной группировки:



Представитель ЭТА: Преодоление вооруженного конфликта возможно. ЭТА выступает за мирное решение баскской проблемы и готова предпринять шаги в данном направлении.



Виктор Черецкий: Обещанные «шаги» были сделаны: в течение девяти месяцев в Испании не совершались террористические акты. Со своей стороны, правительство Испанской социалистической рабочей партии поддержало идею мирного диалога и объявило, что готово встретиться с представителями радикалов, чтобы обсудить с ними вопросы, связанные с прекращением насилия в стране.


Председатель правительства Хосе Луис Родригес Сапатеро заявил в конце мая:



Хосе Луис Родригес Сапатеро: В следующем месяце я объявлю политическим силам страны о начале диалога с террористической бандой ЭТА, чтобы положить конец насилию. Пусть их оружием отныне станет лишь слово и уважение демократических принципов. В Стране басков все смогут защищать свои идеи за столом переговоров. Диалог должен привести нас к мирной жизни.



Виктор Черецкий: Мирный процесс был поддержан и большинством фракций испанского парламента. Однако переговоры так и не состоялись. Родригес Сапатеро время от времени лишь успокаивал общественность, обеспокоенную постоянными отсрочками, общими рассуждениями о трудностях мирного процесса.



Хосе Луис Родригес Сапатеро: Как я уже неоднократно говорил, мирный процесс после стольких лет кошмара и террора будет длительным и трудным. Но, я полагаю, что мы обязаны участвовать в этом процессе.



Виктор Черецкий: С самого начала ЭТА не претендовала на обсуждение в ходе переговоров каких-либо политических вопросов, связанных с будущим Страны басков. Она согласилась с планом, предложенным региональным баскским правительством, представленным христианскими демократами. План предусматривал начало политического диалога с участием всех баскских партий, а затем проведение референдума о будущем региона и его отношениях с остальной Испанией. ЭТА, со своей стороны, обещала признать любое решение басков, высказанное на плебисците, то есть более не настаивать на отделении от Испании, если баски захотят остаться в составе этого государства. Родригес Сапатеро против подобного плана не возражал и тоже обещал уважать демократический выбор басков.


И вот теперь, после взрыва в аэропорту Барахас, прогремевшего накануне Нового года, правительство заявило, что приостанавливает все инициативы, связанные с мирным процессом. Родригес Сапатеро:



Хосе Луис Родригес Сапатеро: Правительство считает, что террористический акт совершенно несовместим с постоянным прекращением огня, которое ЭТА объявило девять месяцев назад. Нет ничего более противоречащего мирному процессу, чем этот теракт. Как следствие, поскольку условия для мирного процесса более не существуют, я распорядился приостановить все инициативы, направленные на развитие нашего диалога.



Виктор Черецкий: Заявление премьера прозвучало довольно двусмысленно и слово «приостановить» еще оставляло надежду, что мирный процесс окончательно не похоронен. Однако министр внутренних дел Альфредо Перес Рубалькаба был более категоричен:



Альфредо Перес Рубалькаба: Диалог состояться не может, потому что ЭТА продемонстрировала, что не намерена отказываться от насилия. Нет диалога и нет мирного процесса. С мирным процессом покончила сама ЭТА, взорвав бомбу в аэропорту в Мадриде.



Виктор Черецкий: И все же, что произошло? Почему баскская группировка, выступившая в марте с идеей мира, отказалась от собственной инициативы и вернулась к методам террора? На этот вопрос частично проливают свет высказывания руководителя лево-радикальной партии Батасуна, которая считается политическим крылом ЭТА, Арнальдо Отеги:



Арнальдо Отеги: Нам хотелось бы напомнить, что за время, которое прошло после того, как было объявлено о прекращении огня, мирный процесс оказался полностью заблокированным испанским правительством, которое ничего не сделало для его поддержания. К примеру, даже не начат политический диалог баскских партий для определения будущего региона. Кроме того, представители власти все это время похвалялись тем, что ничего не предпринимали и не намерены что-либо предпринимать в рамках мирного процесса.



Виктор Черецкий: Высказывания баскского радикального лидера, конечно, можно считать лишь попыткой оправдать действия ЭТА. Однако, тот факт, что испанские власти ничего не сделали для достижения мира – очевиден.


Более того, в этот период не только не ослабло полицейское преследование сторонников ЭТА и Батасуны, что, по мнению наблюдателей, было бы логично в условиях мирного процесса, но, наоборот, прессинг силовиков значительно усилился. А суды тем временем выносили баскам весьма строгие приговоры. О том, что преследование сепаратистской группировки после объявления «постоянного прекращения огня» активизировалось, заявил на днях главный прокурор Национальной судебной палаты Испании Хавьер Сарагоса:



Хавьер Сарагоса: Действия юридических органов против ЭТА активизировались на всех уровнях. И речь идет не только о вынесенных приговорах, число которых увеличилось на треть по сравнению с предыдущим периодом. Прокуратура, со своей стороны, тоже активизировала работу. К примеру, в 2005 году нами было возбуждено всего 39 дел против примерно ста лиц, причастных к ЭТА. В 2006 году, после того, как было объявлено перемирие, прокуратура возбудила уже 102 дела против 230 лиц, связанных с группировкой ЭТА или ее окружением.



Виктор Черецкий: С аналогичной информацией выступил и начальник испанских силовых структур – Национальной полиции и жандармского корпуса – Жоан Мескида. По его словам, силы общественного порядка не только не ослабили бдительность в борьбе с баскскими сепаратистами, включая их политическое крыло, но и, наоборот, в соответствии с полученными от правительства инструкциями, действовали более энергично, чем в прежние времена. Жоан Мескида:



Жоан Мескида: У сил государственной безопасности не было передышки в борьбе с ЭТА. Они всегда работали напряженно. Свидетельство тому – многочисленные аресты, произведенные за последний период. Ведь мы получили указание от политического руководства страны не делать никаких поблажек террористам и усилить борьбу с ними.



Виктор Черецкий: Чем можно объяснить подобные противоречия? Почему испанские власти, рассуждая о мире, о диалоге, демократическом процессе, вместе с тем тянули время, усиливая при этом репрессивную политику против тех, с кем обещали сесть за стол переговоров?


Многие наблюдатели полагают, что власти, с одной стороны, не решались сразу отказаться от предложенного ЭТА мирного процесса, а с другой, опасались отрицательной реакции избирателей на возможные последствия этого процесса. Ведь он был чреват предоставлением баскам права самим выбрать будущее своего региона. В соответствии с недавним опросом общественного мнения, 47% басков не хотят признавать себя гражданами Испании. К последним причисляют себя всего 11% населения региона – в основном переселенцы из других областей Испании.


Между тем, все это время против мирного процесса последовательно выступала мощная парламентская оппозиция в лице консервативной Народной партии. Ее деятели делали довольно резкие заявления. Генеральный секретарь партии Анхель Асебес:



Анхель Асебес: Мы раньше дискутировали, имеет или не имеет свой собственный государственный проект Родригес Сапатеро, теперь мы знаем – хотя в это трудно поверить, - что премьер взял на вооружение проект террористической банды ЭТА.



Виктор Черецкий: Подобные утверждения находили понимание у многих испанских избирателей, исповедующих унаследованные со времен диктатуры генерала Франко идеи великой, единой и неделимой Испании. Наблюдатели отмечают, что среднестатистический испанец весьма прогрессивен в анализе событий за пределами Испании, и консервативен в оценке событий у себя дома. Так, он любит рассуждать о необходимости отдать Иерусалим палестинцам, а оккупированную марокканцами Западную Сахару – коренным сахарцам. Испанец солидарен с борьбой индейцем в Мексике, восторженно приветствовал расчленение Югославии и СССР, а теперь одобряет испанскую правительственную доктрину «Альянса цивилизаций» - для наведения мостов с исламскими государствами.


Став в этом году председателем ОБСЕ, Испания заявила о намерении решить все конфликты на Кавказе и в Приднестровье. Ну, а вот для умиротворения собственной страны испанцы за последние 40 лет так ничего и не придумали.


Одновременно идею самоопределения баскского региона, в частности, идею референдума по этому вопросу, среднестатистический испанец категорически не приемлет. Именно поэтому генсек консерваторов Анхель Асебес на протяжении последних месяцев смело повторял одну и ту же мысль:



Анхель Асебес: Все испанцы, не только последователи Народной партии, имеют право знать, намерен ли председатель правительства обсуждать вопрос о самоопределении Страны басков. Если это так, то он становится в глазах испанцев угрозой национальным интересам страны – и самой жизни ее граждан.



Виктор Черецкий: Что же теперь предлагается делать? Правительство намерено провести консультации с представителями парламентских партий, как считают наблюдатели, чтобы избежать излишней критики за создавшуюся ситуацию. Министр внутренних дел Перес Рубалькаба:



Альфредо Перес Рубалькаба: Я созвал совещания на следующей неделе. Я встречусь с представителями всех парламентских фракций, начиная с руководства оппозиции. Я изложу им всю последнюю информацию, которой мы располагаем в отношении ЭТА. Мы также обсудим общую стратегию в борьбе с терроризмом.



Виктор Черецкий: Скорее всего, будет решено усилить полицейские меры против баскских радикалов. Поскольку боевики ЭТА находятся в глубоком подполье, то под удар, по мнению наблюдателей, будет поставлено политическое крыло группировки – партия Батасуна. Ее лидеру – Арнальдо Отеги – уже запрещен выезд за границу. Испанские консерваторы требует немедленного ареста и предания суду всего руководства этой партии.


Со своей стороны, Батасуна и другие политические партии Страны басков считают, что на мирном процессе ни в коем случае нельзя ставить точку, нельзя упускать исторический шанс раз и навсегда покончить с насилием.



Арнальдо Отеги: С нашей точки зрения, мирный процесс нельзя прерывать. Этот процесс сегодня необходим, как никогда. Ведь мира хотят и баски, и испанцы. Мирный процесс является единственной демократической альтернативой для того, чтобы в нашей стране, наконец, изменилась ситуация.



Виктор Черецкий: Аналогичной точки зрения придерживается и руководитель баскского автономного правительства Хуан Хосе Ибаррече:



Хуан Хосе Ибаррече: Мы не можем согласиться с тем, что мирный процесс остановлен. Наш народ нельзя лишать надежды на мир.



Виктор Черецкий: Как считают наблюдатели, баскские политические деятели, требуя продолжить мирный процесс, исходят из исторического опыта, который доказывает, что покончить с терроризмом силовыми мерами невозможно.


И действительно, тем, кто пытается доказать, что лучший метод борьбы с баскским сепаратизмом – это полицейская дубинка, противоречат факты. Положить конец террористической деятельности ЭТА таким способом не смогло ни одно испанское правительство: ни диктатура генерала Франко, ни левые, ни правые демократические правительства.



Израиль не прочь вступить в НАТО и Европейский Союз. Реакция Брюсселя.



Ирина Лагунина: В Израиле Новый год начался с заявления министра стратегического планирования Авигдора Либермана о том, что Израилю следовало бы добиваться вступления в оборонительный союз НАТО и в Европейский Союз. Мысль о том, что Израиль как государство не может рассматриваться только в контексте ближневосточного региона, звучит в иерусалимских политических кругах не в первый раз, но впервые на уровне члена правительства, ответственного за стратегическое планирование. Заняться этой темой я попросила моего коллегу Ефима Фиштейна.



Ефим Фиштейн: Министр Либерман сделал свое заявление в контексте выступления, в котором он доказывал, что насилие со стороны палестинских радикалов ничем не отличается от террористических актов, направленных против государств-членов НАТО и Евросоюза. «Надо ясно и недвусмысленно сказать, что нашей стратегической целью в сфере безопасности и международных отношений является присоединение к НАТО и вступление в Европейский Союз», заявил он и продолжил мысль: «Война, которую мы ведем на Ближнем Востоке, не является исключительно войной государства Израиль. Это война всего свободного человечества, а мы лишь оказались на передовой линии этой войны».


Как воспринимают сами израильтяне такую перспективу? Насколько она вообще реальна? С таким вопросом я обратился к нашему корреспонденту в Иерусалиме Ровшану Гуссейнову:



Ровшан Гуссейнов: Я хочу сразу разделить эти два понятия. То есть несмотря на то, насколько серьезно Либерман говорит о том, что Израиль должен вступить в НАТО и Евросоюз, мы знаем, что это совершенно разные организации и географически, и с политической точки зрения. Не говоря уже о сугубо военном назначении североатлантического блока. Если взять так называемый народный подход израильтян, то к европейским странам, в том числе к самим европейцам относится достаточно сложно, неоднозначно. В прессе, на телевидении время от времени муссируется тема расизма, ксенофобии, снобизма европейцев. Другое дело НАТО, которое в первую очередь ассоциируется с США. Американцев и Америку в Израиле откровенно любят, стараются подражать им буквально во всем. В отличие от Америки, в европейских странах, особенно в Восточной Европе, которая постепенно вливается в Евросоюз, очень придирчиво с израильской точки зрения выносится суждение о борьбе Израиля с палестинским террором, так же ход войны в Иране, все, что связно с мирным населением, нарушением прав человека. Для Израиля, который постоянно в состоянии войны или, по меньшей мере, в вооруженной конфронтации с соседями, такая политика, мягко говоря, неудобна.


С другой стороны, США почти всегда поддерживает Израиль в щекотливых вопросах и уже неоднократно блокировал резолюцию Совбеза ООН, осуждающую Израиль. С другой стороны и военные, и политики говорят о том, что иранская ядерная угроза вынуждает Израиль искать союзников, искать в политических блоках и в военных блоках. Что Израиль не должен, как в прошлом, когда он разбомбил иракский ядерный реактор, не должен действовать в одиночку. И с этой точки зрения эта идея поддерживается в основном в отношении НАТО.



Ефим Фиштейн: Чтобы дополнить мнение Ровшана Гуссейнова другой точкой зрения, я по звонил генеральному директору Конгресса русскоязычных журналистов Израиля Аарону Мунблиту и спросил его, нет ли в идее министра Либермана каких-либо подспудных мотивов и какую мировоззренческую базу он подводит под свою позицию. Мнение Аарона Мунблита:



Аарон Мунблит: Я бы хотел начать с того, что сейчас, как вы знаете, Либерман занимает пост вице-премьера и министра стратегического планирования Израиля и, вероятно, его высказывания объясняются именно этим. Никто пока толком не знает, чем может заниматься министр стратегического планирования, учитывая, что есть министерство обороны, есть Моссад и многие другие организации, которые едва ли не являются подведомственными Либерману. Это к вопросу о том, почему он мог заговорить на эту тему, как одно из объяснений – это попытка найти какую-то сферу деятельности. В частности, война, которую мы ведем на Ближнем Востоке - это война не только Израиля, а война всего свободного мира. То есть палестинский террор - это не просто террор – это продолжение международного террора. Таким образом Либерман, как и многие в Израиле, пытается создать такую ситуацию, при которой ни одна страна Израиль ведет войну то ли с палестинцами, то ли с «Хезболлах», то ли с арабами, а речь идет о противостоянии цивилизаций, то есть цивилизованного западного мира и террора.



Ефим Фиштейн: Реальна ли вообще перспектива вступления Израиля в трансатлантические и европейские структуры и если реальна, то в какие сроки? Насколько распространено среди израильтян чувство, что они являются островком Европы в ближневосточном море?



Аарон Мунблит: Если иметь в виду НАТО, то я бы напомнил, что начиная с 1995 года НАТО учредило так называемый «средиземноморский диалог» с шестью странами региона и туда входит не только Израиль, туда входит и Египет, Иордания, Мавритания, Марокко, Тунис, а с 2000 года и Алжир. И имеется некая программа, направленная на улучшение взаимопонимания со странами региона, так же содействие упрощению региональной безопасности и стабильности. Конечно, где-то Израилю хотелось бы, опять же не один Израиль ведет войну с террором, не один Израиль должен быть заинтересован в том, чтобы Иран не стал ядерной державой. Если только Израиль из всех этих шести стран станет членом НАТО, то может сложиться ситуация, при которой НАТО заняло одностороннюю позицию по отношению к арабо-израильскому конфликту. Может быть в аналогичном можно рассматривать и взаимоотношения с Европой. В принципе, несмотря на то, что в прессе любят ругать Европу и Евросоюз, который с точки зрения простого народа гораздо хуже относится к Израилю, нежели Соединенные Штаты Америки, в то же время многие израильские министры, вне зависимости от того, принадлежат они к левому лагерю, к правому, стремятся как минимум к экономическому сотрудничеству с Европейским союзом, поскольку это просто очень выгодно экономически. А если выгодно экономически, выгодно и культурно. Кстати, Израиль, хочу напомнить, не участвует ни в каких турнирах в Азии и Африке, я имею в виду и спортивные мероприятия, и культурные, и «Евровидение» конкурс. Вот как он принимает участие в спортивных мероприятиях и культурных, точно так же он хотел интегрироваться в Евросоюз. Но опять-таки, отвечая на ваш вопрос, как скоро это может произойти, если иметь в виду полное слияние, то я не думаю, что это вопрос нескольких лет. А что будет через 15-20 лет, говорить в этом контексте трудно.



Ефим Фиштейн: Выслушав мнения израильтян, не лишним будет справиться о том, как видится эта идея из Брюсселя. Опросить на этот счет чиновников НАТО и Евросоюза я опросил нашего брюссельского корреспондента Наталью Викулину.



Наталья Викулина: В настоящее время было бы сложно рассчитывать на то, что Израиль получит необходимую поддержку и станет кандидатом на вступление в Евросоюз или присоединится к Плану действий по подготовке к членству в НАТО. В дипломатических кругах называют нереальным вариант, при котором страны ЕС и НАТО согласятся на прием в эти организации еврейского государства. Напомню, что в самом начале нового года израильский министр, правый политик Либерман заявил местному радио о том, что его страна должна поставить цель – вступить в НАТО и Евросоюз. При этом политик отверг предположение, что членство в альянсе означало бы для Израиля потерю независимости в военных вопросах – Либерман уверен, что и в случае вступления в НАТО Израиль сохранит на 100% свободу в военных действиях.


Дипломаты в штаб-квартире НАТО говорят, что больших шансов на вступление в альянс у Израиля нет. Скажем, бывший премьер-министр Испании Хосе Мария Азнар уже несколько раз высказывался за прием Израиля в НАТО, однако подавляющее большинство представителей стран альянса не поддержит такую идею, уверены натовские дипломаты. Ведь приняв Израиль в НАТО, альянс тем самым стал бы участником политического противостояния на Ближнем Востоке и оказался бы под грузом новых обязательств в области безопасности и обороны. И хотя мощным сторонником Израиля являются Соединенные Штаты Америки, дипломатические источники в НАТО не располагают информацией, чтобы кто-либо из американских руководителей высказывался за прием в альянс еврейского государства.


Похожая картина складывается и в Евросоюзе. В европейских кругах говорят, что бывший премьер-министр Италии Сильвио Берлускони поддерживает привилегированное партнерство ЕС с Израилем, однако вопрос членства этой страны в Евросоюзе не обсуждают. Европейские дипломаты утверждают, что уже не первый раз слышат высказывания израильских политиков о том, что их страна должна вступить в ЕС. Однако существует ли вообще такая возможность? Говорит пресс-секретарь Комиссара ЕС по внешним отношениям и политике соседства Эмма Адвин:



Эмма Адвин: Возможность вступления страны в Евросоюз зависит, как известно, от того, насколько она соответствует Копенгагенским критериям. То есть, страна должна находиться на европейском континенте. Также она должна соответствовать политическим и экономическим стандартам, существующим в Евросоюзе. И, конечно, страна должна подать заявку на вступление. Израиль такой заявки не подавал. Он является участником Европейской политики соседства, которая не предусматривает вступление в Евросоюз”.



Наталья Викулина: Сказала пресс-секретарь Адвин в комментарии для радио “Свобода”. Очевидно, что при нынешней ситуации на Ближнем Востоке Израилю вряд ли стоит рассчитывать на прием в европейскую семью. Однако в европейских кругах указывают и на то, что Израиль не может претендовать на членский билет в Евросоюзе, поскольку географически не принадлежит Европе. Этот вопрос, однако, является спорным – на европейском континенте находится только небольшая часть Турции, кандидата на членство в ЕС; заморский департамент Франции Реюньон расположен в Индийском океане, а принадлежащие Испании Канарские острова – в Атлантическом океане, близ западного побережья Африки.



Ефим Фиштейн: Будучи ближневосточной страной по своему географическому положению, Израиль всегда рассматривал себя как составную часть европейской цивилизации. Это связано с тем, что значительная часть его населения связана происхождением и родственными узами со старым континентом. Надо сказать, что и сам министр Авигдор Либерман – выходец из Молдавии.



Портрет сербской правозащитницы Наташи Кандич.



Ирина Лагунина: Награда правозащитной организации Human Rights Watch за 1993 год, американо-европейская награда в области демократии и гражданского общества за 1998 год, награда Комитета юристов за права человека за 1999 год, в 2000 году – награда фонда Паркинсона за гражданское мужество, присвоение звания почетного доктора наук Университета Валенсии в 2001-м. В 2005 году она стала почетным гражданином Сараево. В 2006 году вошла в список 60 выдающихся европейцев последних 6 десятков лет, который подготовил журнал «Тайм». В статье о ней главный прокурор трибунала по бывшей Югославии Карла дель Понте написала: «Три года назад Наташа Кандич сказала в интервью журналу «Тайм», что «стена отрицания дала трещину». Во многом благодаря ее усилиям появляются свидетели, чтобы сказать правду, и заставляют регион взглянуть в лицо истории». Наташа Кандич выступала у нас в эфире и раньше, по разным проблемам. Сегодня – интервью с ней и о ней самой. Из Белграда – Айя Куге.



Айя Куге: Когда два месяца назад Наташа Кандич получала орден Хорватии за заслуги в распространении и поддержании моральных ценностей, она сказала, что эта оказанная ей честь подтверждает, что существует две Сербии, одна из которых всегда энергично сопротивляется другой – негативной. Наверное, в бывшей Югославии мало людей, кто не знает Наташу Кандич. Но директор и основатель неправительственной организации Центр по гуманитарным правам у себя дома, в Сербии, Кандич никогда не получала государственных наград – может быть, из-за того, что занимается расследованием военных преступлений, которые в большей части, чем представители остальных народов, совершили её соплеменники - сербы.


Можно даже сказать, что эту хрупкую, непоколебимую женщину, которая последние пятнадцать лет своей жизни посвятила раскрытию военных преступлений, совершённых в Боснии, Хорватии и в Косово, в Сербии не любят. Сербские националисты называют её предательницей, а большая часть общественности считает, что Наташа Кандич слишком громогласно выступает в защиту жертв насилия сербов.


Неправительственную организацию Центр по гуманитарным правам Кандич, по образованию социолог, создала в 1992 году, когда началась война в бывшей Югославии. Она сказала мне, что в ситуации, когда многие её друзья, не соглашаясь с политикой Слободана Милошевича, покидали страну, она выбрала иной путь - остаться и на месте расследовать и зарегистрировать нарушения прав человека, сохранить документы о преступлениях на будущее.


Со временем её Центр по гуманитарным правам превратился в самую крупную и влиятельную неправительственную организацию в регионе. Когда в 1994 году был основан международный Гаагский трибунал по военным преступлениям, совершённым в бывшей Югославии, первые обвинения были выдвинуты на основе документации, собранной Наташей Кандич.


Я спросила Наташу о том, каково на сегодняшний день положение правозащитников в Сербии.



Наташа Кандич: Несмотря на критику, на нападки с обвинениями за предательство и измену, общество и власти в Сербии всё-таки привыкли к тому, что существуют неправительственные организации по защите прав человека, которые серьёзно занимаются сбором документов о событиях прошлого. Прежде всего, о военных преступлениях, которые были совершены. Конечно, ясно, что их интересам это никак не отвечает, им по нраву лишь их собственный подход: как можно больше молчать обо всём или говорить, что «в войне все народы поступали одинаково, все мы грешили». Но несмотря на это, важно, что есть существенное изменение, что власти больше не могут запретить критическую речь и сбор документации, которым, прежде всего, и занимается Фонд за гуманитарные права. Как не может и скрыть или уничтожить то, что установил Гаагский трибунал. Все это уже стало частью Сербии – нечто, что никто здесь не любит, то есть, что большинство не любит, но все как будто соглашаются с этой новой реальностью. Так что мне кажется, что всё нормально. И то, что со стороны властей мы не имеем никакой поддержки, никакого сотрудничества, тоже нормально. Отношение политической элиты, институтов власти и правительства к Фонду за гуманитарные права и подобным неправительственным организациям по правам человека соответствует политическому климату в Сербии. Нет и не может быть согласия между нашим подходом, нашим отношением и пониманием прошлого и тем, как к нему относится правительство и политическая элита. Огромная разница, прежде всего, в том, что они, кто у власти, несут частичную ответственность за то, что было в прошлом, и огромную ответственность за то, что ничего не предпринимают, чтобы пролить на это прошлое истинный свет.



Айя Куге: В чём вас обвиняют власти?



Наташа Кандич: Нас всегда обвиняли в том, что мы анти-сербы и никогда не обвиняли в том, что наша информация, якобы, не верна. Никто никогда не посмел этого сказать. Они знают, что всё точно, и поэтому пытаются найти способ нас дискредитировать. В течение всех этих лет было много попыток оказать давление и подмочить репутацию финансовыми проверками, но это им не удалось. Постоянно, годами, предпринимаются попытки представить нас как «иностранных наёмников». Однако если учесть факт, что большинство организаций в Сербии, включая правительство, имеют финансовую поддержку международного сообщества, тогда получается, что вся Сербия - общество наёмников. Так что их критика, их презрительное отношение к нам остались без аргументов.



Айя Куге: Многие считают, что ваш Фонд по гуманитарным правам занимается тем, чем на самом деле должно заниматься государство. Почему власти Сербии не расследуют военные преступления, которые совершили её граждане?



Наташа Кандич: Нет политической воли гласно обсуждать эти темы и дать ответ на главный вопрос: что мы, сербы, сделали, что война велась не на территории Сербии, а повсюду вокруг нас? Но при этом Сербия везде участвовала – и в Боснии, и в Хорватии, и, в конце концов, в Косово.


Вот почему было бы противоестественно ожидать от такого государства, чтобы оно само занималось военными преступлениями. Они занимаются противоположным, то есть попытками фальсифицировать определённые документы. Так, во время судебного процесса над Слободаном Милошевичем в Гааге были задействованы многочисленные службы, комиссии, которые подготавливали материалы для его защиты, частично создавая новые данные, значит, фальсифицировали факты. Рассчитывая на то, что так можно будет смутить Гаагский трибунал, судей. После смерти Милошевича и закрытия процесса, эти группы теперь действуют в пользу обвиняемых в Гааге сербских генералов, бывшего президента и вице-премьера Сербии. Поэтому нельзя ожидать от государства, чтобы оно занималось расследованием преступлений. Оно имеет одну единственную цель – чтобы просочилось как можно меньше истинных данных, чтобы как можно больше скрыть, уничтожить и преобразить. В этом смысле мы являемся единственной организацией, которая считает, что для демократического будущего Сербии, для будущих поколений, очень важно иметь документы. Мы хотим помочь в процессах против военных преступников, которые ведутся в Сербии и в регионе, потому что только таким способом можно добиться, чтобы истина о прошлом была осознана как на уровне индивидуальной ответственности, так и на уровне ответственности политической.



Айя Куге: Однако в Сербии вас больше всего обвиняют в том, что вы, якобы, занимаетесь только преступлениями сербов, а не албанцами, хорватами и боснийцами, которые также совершали преступления против вашего народа.



Наташа Кандич: Это не так! Мы занимались и занимаемся всеми жертвами. Это правда, что много больше пришлось заниматься жертвами других национальностей, потому, что Сербия воевала и против хорватов, и против боснийцев и против албанцев. Албанцы не воевали против хорватов и боснийцев. Не пришли боснийцы, албанцы и хорваты убивать сербов в Сербию. Мы много занимались сербскими жертвами в Косово после июня 1999 года, когда те из них, кто там остался, оказались под угрозой. Большинство косовских сербов считали, что если ни в чём не участвовали, тогда могут спокойно оставаться на своей земле. Однако они заплатили высокую цену за тех сербов, которые вели себя в Косово по указке сверху: всё разрешается – убивать, грабить, сжигать дома, тела, убивать албанского ребёнка в колыбели. И если наш центр больше занимался албанцами, то только потому, что среди них жертв больше. Наши книги, документы, которые мы опубликовали, ясно показывают, что во всех случаях, когда существенно нарушались права человека, мы всегда посвящали внимание именно тем группами, которые были под угрозой, включая и сербов.



Айя Куге: Как вы лично справляетесь с угрозами в ваш адрес. Ведь угрозы серьёзные и звучат постоянно. Например, совсем недавно, поздно вечером после одной телепередачи с вашим участием, когда вы садились в такси, рядом прозвучали выстрелы. Позже полиция утверждала, что это кто-то якобы бросил лишь петарды.



Наташа Кандич: Мне всё это тоже кажется как-то нормальным. Когда я знаю, кто сидит в полиции, в армии, когда знаю, что там всё ещё командуют генералы, которые во время войны позволяли себе грабежи, увозили Мерседесы и грузовики с деньгами... Знаю также, что профессиональных полицейских, которые пытались сопротивляться, сегодня заставили молчать. Некоторых принудили покинуть службу, многих уволили. Мне ведь совершенно ясно, что в такой ситуации меня не могут любить, потому что я говорю правду.



Айя Куге: Вы лично, без всякой охраны, расследовали преступления на местах вооружённых конфликтов в Хорватии, Боснии, в Косово, попадая в ситуации, где ваша жизнь была под угрозой. Однако жизнь правозащитника и в мирные времена не защищена. Вот, недавно убили русскую журналистку Анну Политковскую, которую, как и вас, журнал Тайм провозгласил одним из героев последнего шестидесятилетия.



Наташа Кандич: В Сербии не так опасно, как в России. У нас здесь даже во времена Милошевича не было такого рода репрессий, чтобы люди исчезали или их убивали наемные убийцы. У нас было немного таких случаев – убийства журналиста Славко Чурувии и бывшего президента Ивана Стамболича, покушение на Вука Драшковича. Но не было мести массового характера. Милошевич проводил политику «контролированного насилия». В Сербии, по крайней мере, я так воспринимаю, хорошая защита - общественность. Я, например, пользуюсь в основном общественным транспортом. Вечером, когда поздно возвращаюсь домой, беру такси. И только один раз, в минувшем году, произошёл инцидент, в троллейбусе. Трое начали вести себя непристойно, говорить мне разные гадости. Однако люди в троллейбусе встали и прекратили это безобразие. Я из этого троллейбуса вышла гордой за белградцев. Или, на улице мне тоже иногда говорят разное. Но я в состоянии остановиться и спросить, чем он конкретно мною недоволен? Или, может быть, он думает, что надо беречь и защищать тех, кто убивает? Тогда такие люди обычно теряются, они не ожидают, что я пойду на разговор. Мой телефон публичный. Случается, что мне звонят разные люди. Иногда это действительно неприятно, иногда, когда у меня есть время, начинаю спор, а порой сил просто нет это делать. Тогда говорю: это слишком грязно, извините, у вас нет аргументов, не будем обсуждать.



Айя Куге: Многие из нас, кто знает Наташу Кандич, восхищаемся её невероятным упорством и способностью не обращать внимание на угрозы, не расстраиваться из-за того, что многие её искренне ненавидят. Её близкие друзья рассказывают, что однажды вечером их компания вызвала такси, чтобы отправляться домой. Но когда таксист увидел, что придётся везти Наташу Кандич, он развернулся и уехал. А Наташа от сердца засмеялась.


Я спросила Наташу Кандич о том, что она вынесла из этих пятнадцати лет правозащитной работы. До того как ответить, она задумалась.



Нашата Кандич: Мне кажется, что я действительно видела много страшного и ожидала, что по прошествии этих пятнадцати лет буду иметь ясную картину о том, что произошло. Верно, я из тех, кто очень много об этом знает. Но мне кажется, что это только частица. И я продолжаю задавать себя вопрос: придёт ли день, когда мне удастся сложить ясную картину о том, как создавались планы войны, как Сербия со своими силами - полицией и войсками - развивала наступление на соседей.



Айя Куге: Наташа Кандич планирует в ближайшее время превратить свою неправительственную организацию в центр, где всем будет доступны документы расследования прав человека во время вооружённого конфликта в бывшей Югославии, и помочь создать такие центры в Хорватии, Боснии и в Косово.



П огребальные обряды и ритуалы.



Ирина Лагунина: Рождество – это время обрядов и ритуалов. Но на самом деле самыми глубокими корнями в древность уходят обряды и ритуалы погребения. Некоторые исследователи даже предполагают, что именно с особого отношения к умершим началось развитие человеческого сознания. О современных исследованиях в этой области рассказывает доктор исторических наук Мария Добровольская. С ней беседуют Александр Костинский и Александр Марков.



Александр Марков: Мария, расскажите, пожалуйста, об этих ваших исследованиях. Когда людям впервые пришло в голову, что покойников нужно сжигать?



Мария Добровольская: Мне кажется, что действительно появление обрядности, связанной с сохранением останков предка, соплеменника – это очень важно. Самые ранние формы погребальной обрядности, как мы их можем фиксировать, связаны с погребением в землю. Может быть были какие-то другие формы, но мы уже об этом судить, к сожалению, не можем. И время возникновения погребальной обрядности - это средний палеолит, эпоха мустьер.



Александр Марков: Это где-то от двухсот до сорока тысяч лет назад.



Мария Добровольская: Да, но то, о чем мы говорим - это в пределах 60-40 тысяч лет назад.



Александр Костинский: То есть это вообще фактически с начала существования современного человека на этих территориях.



Мария Добровольская: В Европе. Например, в таких памятниках мустьерских как Кибара в непосредственной близости или прямо над костями этого человека было скопление углей, было горение и так или иначе в ряде мустьерских памятников сам скелет находится в непосредственной близости от огня, хотя он сам и не подвергается обжигу. В чуть поздних памятниках в верхнем палеолите знаменитый памятник солютре наблюдается закрывание телом покойного очага. То есть не полная кремация, а частичная, то есть кости обожжены и археологами это интерпретируется как помещение тела на еще горячий очаг. Это очень символично, на мой взгляд. То есть закрытие очага, конец жизни человека и конец, возможно, существования или использования на какое-то время этого памятника.


И далее в чуть более поздние времена, в мезолите, в галоценовую эпоху очень редко появляется этот обряд, как правило, распространено трупоположение в землю, без ярко выраженных надгробных знаков, насыпи или каких-то еще обозначений. Так вот все-таки в это время преобладание ингумации, то есть трупоположения встречаются отдельные случаи трупосожжений и, в частности, это памятник на территории южной Швеции. Знаменитый могильник и два погребения из нескольких десятков совершены по обряду трупосожжения. Остатки кремации помещены либо в одну ямку, либо даже находятся на небольшой площади несколько ямок, в которые помещены скопления кремированных костей. Исследователи интерпретируют это как погребение. Но это еще не разработанная проблема определения, от кого остались эти кремированные остатки - человек это, животное. Зачастую это крошечные, сильно деформированные кусочки кости размером один на один сантиметр. Казалось бы, что можно с ними сделать. Но все-таки перспективы есть. Это и реконструкция химического состава, и изучение микроструктуры. Так как микроструктура кости человека и животных в общем отличаются. Потому что в том же мезолите на одном памятнике по тому же обряду погребены люди и собаки. В южно-скандинавских племенах в эпоху мезолита положение собаки, роль собаки была очень велика, потому что погребение человека и собаки совершается по сходному, по сути дела идентичному обряду.



Александр Марков: Это они еще охотой жили?



Мария Добровольская: Только охота, рыбная ловля, абсолютно доаграрная эпоха. А у ранних земледельцев тоже есть обряд кремации, то есть это эпоха неолита, когда человек переходит к традиционному изготовлению и использованию керамической посуды. Опять же эти погребения с кремацией редки, они не типичны. И видимо, должны были быть какие-то специфические причины для того, чтобы этих индивидов кремировать. Далее, как известно, импульсы раннего производящего хозяйства из Ближнего Востока через Анатолию передаются на территорию Европы. Одна из наиболее ранних земледельческих культур Европы, распространен именно погребальный обряд кремации.



Александр Марков: Это какое время?



Мария Добровольская: Это где-то пятое тысячелетие до новой эры. Крупные поселения, крупные могильники, там опять же биритуальный характер некрополя, то есть там и трупоположение, и трупосожжение. И нельзя сказать, что кремировали только мужчин или женщин или детей. Почему одних кремировали, а других погребали целиком тело, пока непонятно. Нужно сказать, что где-то к концу второго тысячелетия до новой эры обряд кремации становится преобладающим на территории Европы и оказывает влияние, проявляется в самых разных культурах. А богатая изобразительная деятельность связана с погребальным обрядом, с использованием кремации. Наверное, самые яркие памятники связаны с этрусками. Ранние этрусские погребали прах своих соплеменников в урнах, выполненных в форме жилого дома, то есть это был собственно дом мертвых. Этот жилой дом, его модель соответствовала жилому дому реально живших людей. Чуть в более позднее время появляются лицевые погребальные урны, очень любопытное явление. То есть это сосуд, часть тулова которого представляет собой личину, лицо. То есть это может быть схематический, может очень тонко выполненный портрет. Для Этрурии это было очень характерно. Нужно сказать, что обряд кремации - это исконно связанный с земледельческой традицией, по этой причине связанный с древними славянскими и праславянскими племенами.



Александр Марков: И много таких дохристианских захоронений славянских, связанных именно со следами кремации?



Мария Добровольская: Да, конечно, это огромное количество прежде всего курганных памятников. И обряд прежде всего любопытен и нестабилен. То есть погребения кремации в сосудах, есть просто в ямках, есть рассыпания останков по площади курганной или погребальной. Очевидно, что только часть останков погребена в земле в этом месте, где же находится все остальное? Может быть отпущено на воду, как это делается в обряде погребальном, который практикуется в Индии? Останки сжигаются на костре, а потом пускаются по священным водам Инда. Кто знает? Опять же вопрос. Вероятно, одна из причин возникновения и широкого распространения обряда кремации - это представление о том, что душа человека улетает на небо и с дымом, с током этого горячего воздуха она достигает желанной цели. Например, в тексте «Илиады» в сцене погребения Потрокла об этом с полной определенностью сказано, что без кремации душа не может достичь желанных пределов. Опять же очень распространен был обряд кремации у скандинавов эпохи раннего железного века, и это прежде всего викинги. Описание этого обряда до нас дошло в подробностях. Например, в «Старшей Эдде» или в «Беовульфе» обязательно приведены сцены торжественных погребений с разжиганием огромных костров. И вот одно из очень красивых описаний - это описание погребения викинга в ладье, когда умирает человек, в течение десяти дней его тело хранится, потом помещается на ладью, приносятся в жертву некоторые животные, приносится в жертву его жена и затем эта ладья со всем сопровождением сжигается и засыпается землей, возводится курганная насыпь.



Александр Марков: Уже сгоревший засыпается земля? По-видимому, вот такая связь, которая у наших предков возникла между представлениями о смерти и загробной жизни и огнем, это связано с тем, что огонь превращает что-то материальное и земное в какое-то эфирное, воздушное.



Мария Добровольская: Такое освобождение души от пут телесных. Конечно, конец бытованию этой традиции положило христианство, поскольку предполагается, что все-таки второе пришествие настанет, и в день Страшного суда все христиане должны подняться.



Александр Марков: А для этого они должны быть в земле целиком, а не сгоревшими.



Мария Добровольская: Предполагается ингумация, а не кремация. И именно христианство боролось с этими сожжениями. И Карл Великий, в частности, очень активно противодействовал практике погребальных костров, и даже был издан закон, запрещающий кремацию - это 8 век новой эры. Так что, переходя к современности, теперь такая традиция практикуется, чаще всего никак не связана ни с какими религиозными, идеальными представлениями, а диктуется соображениями рациональности. Но так или иначе огонь, как одна из стихий, которая управляет, в частности, жизнью человека, ведь человек не равнодушен к каким-то стихиям - к стихии воды, к стихии огня. И все важнейшие события в жизни человека, переход из одной жизни в другую - это действительно важнейшее событие, конечно, они не обходятся без помощи этих стихий.


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG