Ссылки для упрощенного доступа

Фабрика футбола: фанаты дома и на исторической родине


Дмитрий Лекух, профессиональный болельщик, написал роман о своем любимом деле
Дмитрий Лекух, профессиональный болельщик, написал роман о своем любимом деле

Вторая половина XX века, в числе прочего, ознаменовалась таким страшноватым явлением, как футбольное фанатство. Идеологии «диких» фанатов, то есть не объединенных в официальные болельщицкие организации людей, и посвящены две книги. Россию представляет книга издательства Ad Marginem «Мы к вам приедем», написанная классическим фанатом по имени Дмитрий Лекух. Англия, то есть родина фанатства и самых буйных в мире болельщиков, представлена книгой издательства «АСТ» «Фабрика футбола». Написал ее Джон Кинг, один из самых, как сказано в аннотации, непредсказуемых авторов англоязычной прозы.


Понятное дело, в книгах, написанных от первого лица, много общего. И язык, густо пересыпанный сленгом и матерщиной, откровенные и яркие описания страшных драк изнутри событий. Там и там авторы пытаются донести до читателя прелести жизни околофутбольного бойца. Вот как делает это Джон Кинг:


Вдалеке орут сирены — и мы вбиваем противника в землю, одного за другим, зная направление их движения. Звук заставляет нас отступить к главной улице. И вот полицейский автобус сияет синей угрозой, кирпич вплываем ему в лобовое стекло, открывается задняя дверь, и легавые бросаются на разборку. Пока только один автобус, и копы оценивают ситуацию, не переставая при этом разбираться с парнишкой поблизости, по ходу разбивая ему череп дубинкой. Мы бежим к «воронку», и копы делают в штаны. Даже сержант оставляет парнишку в покое.
У них у всех закрыты номера, поэтому нет никакой возможности их потом опознать, и ты знаешь, что любая жалоба на предвзятость полиции ни к чему не приведет. Они обожают футбольных фанатов, потому что знают: с нами можно делать все, что хочешь. Ни один политик не вступится за «белого хулигана» вроде нас. А мы и не хотим их помощи. И мы налегаем, и козлам нет пощады! Особенно достается сержанту за его нашивки и большой рот. И за то, что бил парнишку. Каким-то образом он — злейший из врагов, потому что он в форме, и он власть. Он получает свое. А мы так осатанели, что можем легко забить его до смерти.
Я чувствую себя счастливым. Тело дрожит от возбуждения. Это лучше секса и лучше, чем превышение скорости. Вот она, настоящая радость жизни!


Прекрасно помню, как моя бабушка где-то в середине 1980-х годов, кажется, отчаянно смеялась, увидев на стене дома граффити «Я — фанатик ЦСКА». Для нее употребление слова «фанатик» применительно к футбольному болению было дикостью. Как, наверное, для многих миллионов людей, воспитанных в традиционной, если не сказать классической системе ценностей. Однако времена менялись быстро, и вот уже в России словно бы и не осталось нормальных болельщиков, тонких ценителей и искренних почитателей футбола. Их почти вытеснили со стадионов толпы так называемых фанатов, для которых весьма простые идеи сплоченности вокруг не важно какого символа стали принципиально важными. Отчего? Послушаем мнение эксперта — Валерия Винокурова: «Когда заходит речь о футбольных болельщиках, я почему-то прежде всего вспоминаю фильмы великих итальянских кинорежиссеров, основоположников неореализма. Тогда, в конце 1940-х — начале 1950-х годов, маленький человек, герой всех этих фильмов, затурканный, усталый от жизни, вырывался на футбол, и вот на футболе он чувствовал себя раскрепощенным, он попадал в атмосферу какого-то коллектива, все увлечены игрой, все счастливы, переживают, радуются вместе. Вот что такое настоящий футбольный болельщик в моем представлении.


Но грубость и жестокость в мире с тех пор прогрессировала какими-то невероятными темпами, и изменились, естественно, и болельщики. Хотя, конечно, вот этих хулиганов, мерзавцев, ксенофобов, шовинистов, фашистов, которые заполняют сейчас трибуны многих стадионов, болельщиками, конечно, назвать я не могу. После чемпионата мира во Франции у меня изменилось отношение ко всем этим процессам, протекающим сейчас в болельщицкой, так называемой неорганизованной фанатской среде. В Лансе мы были свидетелями безумной, сумасшедшей драки. И когда велось следствие, то вдруг выяснилось, что драку эти организовали и спровоцировали не болельщики. Под видом болельщиков туда приехали какие-то неонацисты, и вот эти люди к футболу отношения вообще не имеют, они туда собрались для того, чтобы в неконтролируемой толпе дать выход самым гнусным чертам своего характера.


Вот почему я и вспоминаю болельщиков из фильмов итальянского неореализма. Там люди тоже выход искали, но какой-то это был светлый и радостный выход по сравнению с тем, что сейчас мы наблюдаем в этой неконтролируемой, озверевшей толпе».


Ненависть к представителям всех, кто не с нами, — и фанатам других команд, и полицейским, и простым обывателям — так и сквозит со страниц обеих книг, а вернее, из речей их персонажей. Однако английский автор в основном ограничивается констатацией фактов или, в лучшем случае, попытками понять психологию своих героев. Российский же писатель-фанат обязательно выискивает подноготную процесса. Оказывается, фанатские образования существуют не сами по себе, их возглавляют некие лидеры, с виду вполне цивилизованные люди примерно сорока лет от роду, имеющие и достаток, и образование, но все-таки упорно тратящие силы на создание своего рода штурмовых отрядов со своими правилами и принципами.


Реальный траблмейкер может легко поднять, если это ему будет нужно, больше сотни реальных бойцов в течение получаса. Может в пять минут замутить беспорядки на любом стадионе любого города. Может продумать и организовать такую акцию, о которой завтра будут писать все газеты любого местечка на всей территории Российской Федерации по прочим окрестностям. Может так просчитать подходы и отходы к месту стрелки с врагами, что если что пойдет не так, как хотелось, то там все будет тихо, как на кладбище. И все это он может сделать так, что его не повяжут менты и не засветят на видео. Он уже будет в стороне, уйдет, как вода в песок, его никто и не вспомнит. В лежании на больничной койке и сидении в ментовской обезьяннике нет никакой доблести. Случается, конечно, всякое, но это либо прокол, либо стечение обстоятельств. Вот если топ-бой окажется в ментовском обезьяннике, его оттуда по-любому будут вытаскивать — деньгами, влиянием, прочими ресурсами. То есть кто-то будет реально и очень сильно напрягаться.


А далее оказывается, что русскому бойцу без идеологии существовать скучно. И там, где недалекие английские фаны просто дерутся и бьют хоть и по определенной системе, но все же кого попало, русские стремятся выстроить посреди этого бессмысленного месива здание некой новой правды.


А вдруг это завоевание всего, чего угодно, — знания, космоса, женщин и соседнего народа — и есть на самом-то деле наш путь? А если мы именно через это завоевание и познаем этот мир и свое место в этом мире, как те же китайцы это делают через созерцание и ожидание, а, скажем, индусы — через растворение и очищение? И когда мы, я имею в виду всю европейскую цивилизацию, цивилизацию белой расы, в силу своих внутренних причин стали отвергать этот путь, путь завоевания, мы и начали разрушать ту самую несущую конструкцию, причем своими же руками. И своими собственными, нами же, белой расой рожденными идеалами свободы и толерантности.
Никто, и я в том числе, не говорит о том, хорош или плох этого путь — путь завоевания, агрессии племени белых, киплинговского, если хочешь. Вопрос только в том, наш он или не наш. И если он был наш, а мы от него отказываемся, стесняемся, придумываем всякую хрень, типа той же толерантности или политкорректности, то нам действительно может настать самый настоящий трындец.


Действительно ли фанатские отряды и бригады могут стать новыми штурмовиками? Отчасти судьба главных персонажей обеих книг выглядит предостережением. Оба попадают в руки фанатов других команд, оба, будучи зверски избитыми, оказываются в больнице. И тут бы и задуматься... Но английский боец в конце книги считает, что он спасен от чувства вины, а российский вообще становится инвалидом, но мечтает о мести. Возможно, это максировка, но авторы словно бы пошли на поводу у своих героев, почти лишив их надежд на наше сочувствие, а нас — на их исправление. Вопрос лишь в том, насколько это самое исправление нужно им самим. И если нет, то что же им, собственно, нужно? Неужели и вправду новый порядок?..


XS
SM
MD
LG