История кино Узбекистана начинается с 1925 года, когда была создана киностудия «Шарк Юлдузи» — «Звезда Востока». В эпоху становления немого кинематографа и первых звуковых фильмов в республике преимущественно снимали московские и питерские режиссеры. Название картин говорили сами за себя: «Вторая жена», «Мусульманка», «Чадра», «Последний бек». Борьба нового со старым стало главной темой национального кинематографа. Эти фильмы призывали мусульманок сбрасывать паранджу, учиться в школе и вообще приносить пользу коммунистическому обществу.
В годы Второй мировой войны была основана «Ташкентская киностудия», объединившая узбекских и эвакуированных кинематографистов России и Украины. Самая известная картина того времени «Два бойца» режиссера Леонида Лукова.
После войны творческая инициатива на узбекской студии перешла в руки местных кадров. Режиссера Камила Ярматова можно смело назвать основоположником советского узбекского кино. Он поставил два десятка фильмов, среди них такие исторические эпосы, как «Алишер Навои» и «Авиценна». Позже кинофабрику «Узбекфильм» назвали его именем. Но узбекское кино больше ассоциируется с другим поколением творцов. В 1960-е и 1970-е годы на студию пришли молодые художники, такие как Эльер Ишмухамедов, Шухрат Аббасов и Али Хамраев.
«Ташкент — город хлебный»
Кинорежиссер, бывший директор киностудии «Узбекфильм» Юсуп Разыков убежден, что и до сих пор маркой студии является фильм «Ташкент — город хлебный» Шухрата Аббасова: «Это очень трогательная картина, снятая в эстетике итальянского неореализма, которая до сих пор довольно сильно смотрится. Взять "Ты не сирота", например, того же Шухрата Аббасова. Это те фильмы, которые были такой приметой. Безусловно, "Влюбленные" Эльера Ишмухамедова, безусловно, "Седьмая пуля" Али Хамраева, который до сих пор... вот мы недавно были в Америке, там целый месяц шли фильмы, которые показывали под рубрикой "Великий Шелковый путь»". Там картины "Седьмая пуля" и его же картина "Без страха", моя любимая картина, они просто шли на ура. Я не могу сказать, что там какие-то политические тенденции превалировали. Это был действительно класс, это был действительно уровень, и они не могли понять, откуда вестерн взялся в Узбекистане. Это действительно вещь, которая связана исключительно с личностью, с талантом».
«Нежность» и «Влюбленные»
Отдельно хочется рассказать и об Эльере Ишмухамедове, который снял абсолютно культовые картины того времени «Нежность» и «Влюбленные», где главные роли сыграли Родион Нахапетов, Анастасия Вертинская, Мария Стерникова и Рустам Сагдуллаев. Сценарист Одельша Агишев и его друг режиссер Ишмухамедов снимали кино про себя и про своих друзей: «Мир детства, юности, первой взрослости, первых увлечений, не столько любовь, сколько какие-то первые вздохи, томления. О тех проплывах по Анхору, которые и я со своим братом младшим, и Эльер много раз совершали. Вот об этом ташкентском мире, об этой речке, которая пересекает практически центр города, которая является для детей судоходной, об этих минутах, которые очень быстро пролетают в жизни каждого человека, но остаются в памяти навсегда».
— В чем феномен, на ваш взгляд, этих двух картин, которые до сих пор ассоциируются с «Узбекфильмом»?
— Близость к жизни того поколения, о котором мы рассказывали, к которому мы сами принадлежим. В известной степени отражение и тех проблем, и тех болячек, которые в поколении были. Все-таки вот этот слом 60-х годов, выход из чисто республиканской такой замкнутой несколько тематики, не побоюсь этого слова, на международный, более плотное соприкосновение с мировой, в том числе, и кинематографической культурой.
Перестройка не принесла новых открытий узбекскому кинематографу, хотя в конце 1980-х резко ослабла цензура в искусстве. Вышли картины о коррупции, о национальных особенностях местной мафии и других социальных болячках, но шедевров среди таковых не оказалось. Исключением является картина режиссера Джахангира Файзиева «Сиз ким сиз?» — «Кто ты такой?». Автор попытался построить точную и остроумную модель жизни, насквозь пронизанную абсурдными отношениями, нелепыми требованиями и необъяснимыми запретами. Фильм стал любимцем фестивалей и молодых критиков.
«Новое — это хорошо забытое старое»
Когда рухнул Советский Союз и прекратилось финансирование из Москвы, новая власть не отмахнулась от кинематографа. На зависть соседним среднеазиатским студиям, узбекские режиссеры с небольшими перерывами продолжали снимать по пять-шесть картин в год. Да, бюджеты фильмов резко сократились, но желающих взять камеру в руки не поубавилось. Власть дала художникам деньги, но и поставила свои условия. Новое — это хорошо забытое старое. Юсуп Разыков, пока не переехал в Москву был одним из самых плодовитых режиссеров в Узбекистане: «Когда ты снимаешь картину на государственные деньги, ты должен понимать, что государство эти деньги вкладывает с определенной целью, эта цель не исключает какого-то художественного, скажем, освоения той или иной темы. То, что, наверное, вам известно по всем киностудиям, это национальная самоидентификация. Мы должны были понять, какие ценности мы потеряли благодаря советской власти, какие ценности мы сейчас должны вернуть, вспомнить, с чем мы должны продолжать жить и строить новую жизнь. Если такие ценности находятся и прививаются, значит, мы можем сопоставить со своим пониманием новой жизни и движения к новой жизни и как бы с этим соглашаться либо нет. То есть какое-то идеологическое направление в кинематографе, которое финансирует государство, оно абсолютно оправдано: получаешь деньги из государственного кармана, деньги налогоплательщика и ты должен отработать позитивную идею данного государства. Что натворили большевики, например, и кто виноват в этом. К примеру, когда мы говорим, большевики, мы не имеем в виду, например, что пришли пятьсот русских и сломали замечательную, нетронутую культуру Узбекистана. Нет, там у нас чаще всего во всем виноваты были узбекские герои. Люди, которые предавали свои идеалы, подстраивались под тогдашнюю идеологию и пытались таким образом выжить».
В картине «Оратор», обласканной многими международными фестивалями, Юсуп Разыков, как раз и попытался рассказать на примере своего героя, как не просто было узбекам расставаться со своим прошлым: «Там герой был абсолютно явный конформист, оратор, который пошел служить большевикам именно с тем, чтобы сохранить семью, — говорит режиссер. — У него было три жены и для того, чтобы сохранить этот свой мир, он идет служить "красным", становится просто оратором, горланом и даже увлекает за собой массы. В то же время у него своя семья, которая совершенно не совпадает, скажем так, с идеологией новой жизни».
— Понятно, что ситуация политическая в Узбекистане очень сложная. Но, учитывая, что были андижанские события, насколько реально поднимать режиссерам остросоциальные, острополитические проблемы?
— Когда перевожу на себя, я понимаю, что мне нужно слишком до многого докопаться в этой ситуации, мне нужно слишком много понять, чего я на самом деле не знаю. Либо ты делаешь политическое кино, которое ближе к документальному, скажем, изложению, либо ты делаешь историю какого-то героя. Мне этот героя не ясен пока, хотя я понимаю, что вопрос достаточно глубокий, вытащить себе персонаж, проследить его судьбу чрезвычайно сложно. Я совершено не вижу сейчас героя, с которым я мог бы эти события исследовать.
— Я не говорю о том, чтобы делать политическое кино. Но делать кино и ставить острые вопросы, вот идет о чем речь?
— Я считаю, что те вопросы, которые я для себя ставлю, они достаточно острые. По картинам и по движениям, которые есть в мире, я считаю, что они достаточно острые. Ну, может быть, я не такой граждански активный человек, может быть, меня это задевает, но это очень глубоко сидит во мне, я не собираюсь сейчас об этом рассказывать, тем более, я пока не вижу творческого метода об этом рассказать. Может, пройдет какое-то время и мы поймем, что эти кровавые события в Андижане, они как бы являются каким-то определенным ключом к пониманию всего, что происходит во всем мире.
