Иван Толстой: Начнем с Франции. В конституцию страны будет введен Закон, гласящий, что каждый бездомный имеет право на крышу над головой. Закон этот будет носить имя Аббата Пьера. Рассказывает Дмитрий Савицкий.

Аббат Пьер: «Друзья мои, на помощь! Только что на улице умерла от холода женщина… Необходимо, чтобы сегодня же вечером во всех городах Франции появились освещенные в ночи таблички, на которых должно быть написано:

- Это призыв к тебе, страдающему: кем бы ты ни был – заходи, здесь тебя накормят, здесь ты можешь скоротать ночь и вновь обрести надежду. Здесь тебя любят…»

Дмитрий Савицкий: Первые слова призыва аббата Пьера, его клич, крик о помощи, обращенный к французам, прозвучавшие холодной зимою 1954 года на волнах «Радио Люксембург», RTL .

Аббат Пьер в течение последних десятилетий был самым популярным человеком во Франции. Он постоянно выходил на первое место во всех серьезных опросах в стране. «Выходил», «был» потому что в понедельник его не стало. Он скончался в 5.25 утра в возрасте девяносто четырех лет в парижском военном госпитале Валь-де-Грасс, о чем в понедельник утром сообщил на конференции президент страны Жак Ширак.

Аббат Пьер не боялся смерти, которую он называл «нашей сестрой», которая ведет человека к «совершенной Любви». Он писал, что «с восьми лет с нетерпением ждет этого события». Он говорил, что мечтает о «Великом Отпуске».

Он был чрезвычайно хрупкого здоровья, о чем многие и не подозревали, у него были слабые легкие; смерть дышала ему в лицо много раз в течение жизни. Он поскользнулся и начал падать со склона альпийского ледника в конце войны; он тонул вместе с аргентинским судном на Рио де ля Плата в 1963 году; банальная дифтерия спасла его от ареста Гестапо (его поместили в больницу); он провел в сумме 22 месяца в различных клиниках и больницах, перенес 6 операций, пережил инфаркт, заболев болезнью Паркинсона, полностью от нее избавился. В 70 лет он объявил голодовку, протестуя против несправедливости решения судебных властей. В прошлом году он нашел в себе силы отправиться в Национальную Ассамблею спорить с депутатами, пытавшимися изменить закон о жилищном строительстве для бедных.

Гроб с прахом покойного установлен в часовне Валь-де-Грасс, а отпевание состоится в пятницу в соборе Нотр-Дам. После чего Аббат Пьер будет похоронен, как он желал того, без всякой помпы, на кладбище Эстевиля, что в департаменте Сен-Маритим.

Анри Груэз, будущий аббат Пьер, родился в Лионе 5 августа 1912 г. в зажиточной семье. Родители его были глубоко верующими католиками, в семье было восемь детей. Он был послушником в Сент-Этьене, затем семинаристом в Кресе, в коллегиуме иезуитов. В 19 лет, раздав свою часть наследства неимущим в Лионе, он поступил в монастырь францисканцев (капуцинов). В течение семи лет он вел затворническую жизнь в монастыре, где и завершил философское и богословское образование.

В годы войны и оккупации молодой викарий переправлял евреев через швейцарскую границу, основал подпольный журнал, спасал французов, которые должны были быть отправлены на принудительные работы в Германию. Дважды он был арестован и дважды бежал. Тогда же, в годы подпольной деятельности в Сопротивлении, он и получил кличку Пьер. Позднее она закрепилась за ним и он стал уже не «отцом Анри», а отцом Пьером – аббатом Пьером.

17 июня 1944 года в Алжире он встретился с генералом де Голлем. Временное правительство назначило его главным капелланом французских ВМС. В своих воспоминаниях он писал, что его детские мечты сбылись. «Мальчишкой, - вспоминал он, - я решил, что буду либо миссионером, либо моряком, либо пиратом…»

В послевоенные годы, что было редкостью для Франции с ее секуляризмом, светским устройством государства, он был избран в Национальную Ассамблею от Народного Республиканского Движения, христианско-демократической партии. Он отстаивал права бедных и обездоленных, не вдаваясь в теоретические размышления, а защищая каждый раз и вплоть до последних своих дней – конкретных людей в конкретной ситуации. Национальную Ассамблею он покинул в 1951 году и, купив старый развалившийся дом на окраине столицы, отремонтировав его, устроил в этом доме приют для сирот. Название этому приюту он дал по имени палестинского селения, возле которого ученики встретили воскресшего Христа – «Эммаюс». Он так же основал «Универсальное движение за мировую конфедерацию» вместе с британским врачом Джоном Бойдом Орром. «Эммаюс» в наши дни имеет более 350 общин в 40 странах, из них – 115 во Франции.

Аббат Пьер был до конца дней своих в мире черных сутан - белой вороной. Он выступал за допуск женщин к таинству священства, вопрошая: «Где это в Евангелии сказано, что благодать священства должна быть забронирована за мужским полом?» Он отрицал необходимость целибата для священников, он не осуждал использование презервативов, особенно в эпоху эпидемии СПИДа. Он был изначально диссидентом, не соглашаясь ни с Ватиканом, ни с епископатом Франции. Он даже лично посоветовал папе Иоанну Павлу Второму уйти на пенсию в 75 лет и папа, улыбнувшись, ответил, что поразмыслит над этим предложением...

Единственной осечкой аббата Пьера была поддержка философа-негациониста Роже Гароди, когда последний вдруг заявил, что газовые камеры не были таким уж кошмаром. Позже, аббат Пьер, который публично сравнивал Жана-Мари Ле Пена с Муссолини, признал свою ошибку.

Он помогал бездомным захватывать пустующие помещения, превращая их в сквоты, он постоянно обращался к властям по конкретным случаям защиты страдающих. Он часто появлялся на экранах ТВ, но всегда с точным и детальным обращением, чаще всего связанным с бездомными или ущемленными в правах.

Два года назад аббат Пьер, enfant terrible католической церкви, признался, что он нарушал обет целибата и что он сам назначил себе наказание.

Французский епископат никак не отреагировал на смерть священника – ни в понедельник, ни во вторник.

На отпевании в соборе Нотр-Дам в понедельник будет присутствовать президент страны, а так же, в чем можно не сомневаться, целая армия бедных служителей «Эммаюса», занятых каждодневным трудом по спасению нуждающихся.

Аббат Пьер: Борьба всей моей жизни, это борьба всех жизней, это борьба всех нас, входящих в общество… Факты говорят нам о том, что и 50 лет спустя не все поняли смысл этой борьбы, и что нам и нынче необходима организация, которая смогла бы обеспечить убежище нуждающимся, дать им крышу. 50 лет назад мы считали, что нам нужно такое-то энное количество не хватающих помещений. Пять лет ушло на то, чтобы эти нужды обеспечить. Но считать, что на этом проблемы кончились - наивно, потому что в течение всех этих пятидесяти лет каждый день на свет божий появляются дети, которые требуют помощи…

Иван Толстой: Спасение природы как культура. С голландским примером того, какие чувства к природе могут проявлять, казалось бы, безнадежно городские цивилизации, - наш нидерландский корреспондент Софья Корниенко.

Софья Корниенко: По данным Ассоциации Иностранных Журналистов в Нидерландах, одно из многочисленных событий, произошедш и х в королевстве за минувший год, побило все рекорды популярности и было многократно пересказано на всех языках мира. Не удивительно, таким образом, что событие это теперь будет пересказано и на самом общедоступном – кинематографическом языке. История эта как будто специально придумана для красивого, поэтического кинорассказа, настолько она полна эмоций, драмы и, одновременно, первозданной простоты. В конце октября прошлого года в местечке Маррум во Фризландии в результате сильного наводнения от большой земли оказались отрезанными на крошечном острове 150 полудиких лошадей. Через несколько дней, 3 ноября шести амазонкам – простым голландским наездницам – удалось спасти 130 из них. Двадцать к тому времени уже умерли на острове. Кто-то посмеется, мол, неужели поважнее ничего не происходит в мире! Однако страсть, с которой огромный табун истощенных лошадей ринулся в схватке за собственную жизнь сквозь ледяную воду живописной суровой Фризландии, заставила даже опытных репортеров опустить микрофоны, замерев от восторга. Кадры спасения маррумских лошадей крутили на всех телевизионных каналах Европы не потому, что это было событие международной важности, а потому что в их чистоте и красоте многие увидели символ хрупкости всякой жизни на земле и внутренней силы всякого живого существа.

Ведущая новостей телекомпании Р-Т-Л: Наш корреспондент Антуан Пейтерс расскажет, как проходит операция. Антуан?

Корреспондент телекомпании Р-Т-Л: Лорет, смотри!

Ведущая новостей телекомпании Р-Т-Л: Да?

Корреспондент телекомпании Р-Т-Л: Смотри! Они побежали!

Ведущая новостей телекомпании Р-Т-Л : Ах, да! Какая красота!

Корреспондент телекомпании Р-Т-Л : Все вместе, разом!

Ведущая новостей телекомпании Р-Т-Л : Давай, просто молча посмотрим!

Корреспондент телекомпании Р-Т-Л : Как красиво! По-моему всех спасут.

Софья Корниенко : Лошади галопом скачут за тепло укутанными наездницами, все как одна, в едином завораживающем ритме.

Корреспондент телекомпании Р-Т-Л : Несколько минут назад на остров подошли шесть так называемых «заманивающих» лошадей. Это такие лошади, которые должны инициировать движение всего табуна на большую землю. До сих пор на острове происходила не то чтобы паника, но своего рода замешательство. Теперь еще вопрос, удастся ли таким образом перевести всех лошадей. Им приходится идти сквозь бурелом. Главное, чтобы никто не застрял. Пока все хорошо.

Софья Корниенко : В середине января этого года Министр Сельского Хозяйства Нидерландов Сейс Вейрман наградил шесть «заманивающих» лошадей, участвовавших в операции по спасению своих собратьев, почетными отличительными лентами. Голландские амазонки были признаны «Героинями 2006 года».

Корреспондент телекомпании Р-Т-Л : Вода до сегодняшнего дня стояла слишком высоко, лошади в ней утонули бы. Сегодня вода еще не совсем спала, но все-таки идти можно. Сейчас, в самом конце еще подходят с опущенными головами

самые ослабленные лошади.

Софья Корниенко : Голландский кинорежиссер Виллем Зайлстра, известный в стране как создатель популярных телевизионных детективных сериалов и мыльных опер, заявил о начале работы над художественным фильмом под рабочим названием «Лошади Маррума». По словам Зайлстры, который в этом проекте выступит в качестве продюсера, это «типичная голландская драма, в которой мужество привело к неожиданно счастливому концу». С просьбой о сотрудничестве Зайлстра обратился к лидеру операции по спасению лошадей, наезднице Мики Найбур.

Мики Найбур : Когда мы начали эту операцию, то думали только об одном – как спасти лошадей. Мы совершенно не ожидали к себе такого внимания. Но из-за того, что эту историю так подробно осветили в средствах массовой информации, мне пришло очень много писем. Я даже спать по ночам не могла от волнения. Сначала мы очень волновались и горевали, что не успеем. Но затем приехали еще девушки на подмогу. Какое было облегчение, когда все закончилось! Я думаю, что на некоторых людей эти события произвели очень сильное впечатление.

Софья Корниенко : Хозяин лошадей крестьянин Пит Лотстма во многих репортажах предстал в качестве антигероя. На самом деле Лотстма тайно принимал участие в спасении своих лошадей и не оставил их.

Пит Лотстма : Меня посещали мысли о том, что когда-нибудь про это снимут фильм.

Софья Корниенко : Рассказал Лотстма в интервью телевизионной программе «Эйн Вандах». «А что если Вас выставят в фильме в качестве мучителя животных?» - спросил его корреспондент.

Пит Лотстма : Ну, тогда фильм совсем не правдивый будет! Не настоящий. На самом деле я не виноват. Это точно.

Мики Найбур : Мы сейчас все садимся за стол переговоров с продюсером. Посмотрим, что получится. Главное, чтобы не вышло, что кто-то из нас один во всем виноват, а другой - герой и всех спас. Мы должны удостоверится, что картина будет представлена справедливая. Сюжет, по-моему, очень хороший и подходит для по-настоящему красивого кино. Захватывающего. Так нам вшестером кажется, во всяком случае. Я надеюсь, что фильм получится. Но это не мне решать...

Софья Корниенко : Фотокадры операции спасения лошадей Маррума награждены главной премией Нидерландов в области фотожурналистики «Серебряная камера». Из девяти тысяч фотографий, присланных на конкурс, лучшим снимком 2006 года была признана фотография грязных, измученных лошадей с лохматыми гривами. Среди массы темных лошадей устало выгнула шею одна ослепительно белая.

Победитель конкурса «Серебряная камера» Лауренс Аай : Это результат тяжелой журналистской работы. Мне нелегко было попасть на место происшествия. Туда нельзя было просто пройти и попросить разрешения сделать пару снимков. Я просидел там три полных дня, вплоть до глубокой ночи.

Член жюри конкурса «Серебряная камера» : В этом снимке много символизма. Он совершенно не похож на остальные новостные снимки. Это фотография полна некой силы, которая завораживает зрителя.

Софья Корниенко : При взгляде на фото Лауренса Аайя, равно как и при просмотре телевизионных кадров спасения маррумских лошадей, кажется, что это не новостной репортаж, а взгляд в вечность. Эти кадры не привяжешь ни к определенной эпохе, ни к определенной стране. Сумеет ли режиссер Зайлстра не утратить этой сути в своем коммерческом кинопроекте, еще вопрос.

Иван Толстой: Во Флоренции прошли чествования хореографа Евгения Полякова, создавшего в Италии целую балетную школу с преданными учениками. Чествования были приурочены к 10-летию со дня кончины маэстро. Михаил Талалай рассказывает.

Михаил Талалай: Во Флоренции прошли чествования хореографа Евгения Полякова, создавшего тут целую балетную школу с преданными учениками. Чествования были приурочены к 10-летию со дня кончины маэстро.

Тогда, десять лет тому назад, мне довелось участвовать в траурных, к сожалению, событиях. Маэстро, который скончался в Париже в октябре 96 года, похоронили в его любой Флоренции, на мемориальном Английском кладбище.

Этот красивый некрополь был закрыт уже более века, но наши русско-флорентийские дамы, близкие к театральному миру, Ирина Строцци и Лариса Кольци, добились последних почестей для Евгения Полякова. На его могиле установили прекрасный беломраморный монумент, расколотый пополам, что говорит о неожиданно оборвавшейся жизни хореографа.

Эпитафия написана на итальянском. Вот ее перевод:

«Из Москвы, где родился, принес во Францию и Италию великое искусство танца и свою редкую, драгоценную человечность. Покоится ныне в своей Флоренции, живой в сердцах друзей, объединенных навсегда любовью к нему и ностальгией».

Евгений родился в 45 году, в конце войны, учился в балетной школе при Большом театре, потом работал в Новосибирске, решил эмигрировать, сидел в отказе, но таки уехал, и стал одним из ярчайших представителей так называемой третьей волны эмиграции.

Случайно, не зная еще куда податься, проездом в Венеции, Евгений познакомился с коллегами, которые пригласили его попробовать силы в театре Ла Фениче, «Феникс», который действительно недавно сгорел и действительно возродился. Так Поляков остался навсегда в Италии. После Венеции маэстро, которого итальянцы стали звать уменьшительным Genia (Дженя), обосновался во Флоренции. Танец в то время тут пребывал, по свидетельству знатоков, в упадке. Талантливый и работоспособный Genia , выученик великой русской балетной школы, по сути дела основал новый флорентийский балет. Получив должность балетмейстера в Городском театре оперы и балета, здесь ее называют на французский лад – мэтр де баллэ, он поставил ряд блестящих спектаклей, идущих по сию пору. В первую очередь – русскую классику, «Лебединое озеро», «Золушку», «Щелкунчика», последний спектакль неукоснительно идет каждое Рождество, затем – «Коппелию», эпохальный, грандиозный балет, который возобновили во Флоренции в этом сезоне, к 10-летию со дня смерти его постановщика.

Genia при этом не сторонился новых веяний и приглашал в Тоскану ведущих мастеров ультрасовременного танца.

Он дал жизнь местному кордебалету, назвав его « MaggioDanza » – майский танец – в честь известного флорентийского весеннего фестиваля.

Хореограф много странствовал, ставил балеты в Стокгольме, Нью-Йорке, Берлине, Пекине, Сиднее, Вене, но любовь делил между двумя городами: Флоренцией и Парижем. Во французскую столицу его пригласил работать Рудольф Нуриев в 83 году. Потом, спустя пять лет, он опять вернулся во Флоренцию уже в качестве главного хореографа Городского театра. В феврале 95 года тут был дан его последний спектакль «Рондо», который он посвятил своим ученикам. Перед самой смертью Поляков приехал в Париж, где и скончался 24 октября 96 года. Ему было 53 года.

Помимо возобновленного балета «Коппелия» в этот зимний сезон на берегах Арно, в театре им. Гольдони, дали специальный камерный балет, поставленный учениками Полякова, из шести актов. Один из них назывался очень просто – « Genia ».

Привезли из Парижа и неоднократно показывают в Городском театре оперы и балета новый документальный фильм, который подготовил его друг-художник Владимир Кара, а продюсером выступил Юрий Евграфов, племянник Нуриева.

Друзья Полякова, рассказывали мне, что, гуляя по Флоренции, увидев живописное Английское кладбище, он сказал, что вот, мол, идеальное место для последнего упокоения. Он знал, конечно, что кладбище уже сто лет закрыто, но не знал, что его врата вновь откроются – в знак признательности к хореографу, которого считают самым лучшим в современной истории итальянского балета. Он вернул сюда, в Италию, традиции великого классического танца, несомненно, западноевропейские в своей основе, но подхваченные в свое время и развитые именно в России.

Памятью о хореографе стал и прекрасный альбом, с фотографиями Стефано Станьи, где запечатлены моменты блестящих спектаклей и обыденных репетиций, передающие самый дух творчества этого изобретательного и неугомонного художника. Фотограф Стефано Станьи в предисловии написал так: «Я считаю огромной привилегией своей жизни, что встретился с Поляковым и работал с этим великим человеком и артистом. Ему и посвящена эта книга, в надежде, что останется неувядающим свидетельством его работы во Флоренции, в городе, который он так любил».

Сейчас на флорентийской могиле Евгения Полякова чудесным образом выросла небольшая вишня, цветущая как раз в пору фестиваля, где непременно участвует и основанная им балетная труппа «Майский танец».

Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня – князь Потемкин. Его портрет в исполнении Бориса Парамонова.

Борис Парамонов: Григорий Александрович Потемкин (1739-1791) – самая яркая фигура из «стаи славной Екатерининских орлов» - влиятельнейший политик и всеевропейская известность при жизни, но сразу же после смерти подвергшийся многочисленным поношениям и едва ли не забвению. Забыть его, конечно, было невозможно, но старания к этому прилагались, особенно в советское время. Имя его не упоминалось в советских учебниках истории. Разве что на памятнике Екатерине Второй в Петербурге его нельзя было не заметить среди компании этих самых орлов, сидящих у ног императрицы. Было одно интересное исключение – фильм об адмирале Ушакове режиссера Михаила Ромма: он осмелился ввести Потемкина в сюжет фильма. Роль его исполнял выдающийся актер Борис Ливанов – и представил его, как и положено, - великолепным вельможей большого стиля. Но кроме этого случая, как мне помнится, других упоминаний Потемкина не было (впрочем, было: в одном из томов романа Вячеслава Шишкова «Емельян Пугачев»; понятно, что героем был Емелька, а не светлейший князь Потемкин).

Превратности посмертной судьбы Потемкина более или менее понятны. Он был фаворит императрицы, известной своим мужелюбием; но не просто один из многих любовников, а незаменимым и выдающимся сотрудником Екатерины Второй в самую блестящую эпоху отечественной истории – эпоху создания Российской Империи. Он был одним из ее создателей – может быть, самым активным и наиболее преуспевшим именно в этом деле. Империя создавалась не только военными победами. Потемкин принимал активное участие в обеих русско-турецких войнах в качестве полководца, но здесь его деятельность неизбежно заслоняется блестящими именами Румянцева и особенно Суворова (хотя при знаменитом штурме Измаила именно Потемкин был главнокомандующим). Но Потемкину не было равных в административно-хозяйственном строительстве империи: именно он положил начало освоению обширных территорий, присоединенных к России после турецких войн. В сущности, он создал так называемую Новороссию; основал города Екатеринославль, Николаев, Севастополь, создал Черноморский флот.

Фаворитизм Потемкина уже при его жизни стал причиной лютой ненависти к нему наследника престола Павла Первого – нелюбимого законного сына Екатерины. Вступив на престол, Павел первым делом принялся вытравлять «потемкинский дух». Тогда и была впервые потревожена могила Потемкина в Херсоне. Это более или менее понятно, но интересно, что и последний русский император недолюбливал Потемкина и способствовал замалчиванию его памяти: чопорный викторианский двор Николая Второго возмущался знаменитым гедонизмом Потемкина, проще сказать, прославленным его распутством: эпоха была такая, восемнадцатый век, сама матушка императрица не давала примера скромного поведения. Потемкин тем и отличался от прочих ее любовников, что и отойдя от ложа оставался ближайшим к ней человеком до конца дней своих; он умер за пять лет до Екатерины, и его смерть была для нее тяжелейшей травмой, от которой она отходила два месяца.

При советской власти, в двадцатые годы херсонские провинциальные комуняки в очередной раз раскопали могилу Потемкина и выставили его кости в церкви, где он был похоронен, превращенной в атеистическую выставку, с надписью «череп и кости любовника Екатерины». Получилось так, что в это время был в Херсоне ленинградский писатель Борис Лавренев, посетивший родные места. Он направил возмущенную телеграмму наркому просвещения – и она возымела действие: прах Потемкина перезахоронили.

Потемкин был крайне интересный человек – как личность интересный, помимо его государственных заслуг. Вот два отзыва о нем современных иностранцев. Принц де Линь, австрийский полководец и дипломат (тот, между прочим, в богемском замке которого кончил свои дни Казанова):

«…самый выдающийся человек из всех встреченных мною … скучающий в разгаре веселья, несчастный на вершине счастья, глубокий философ, одаренный министр, тонкий политик – и в то же время десятилетний ребенок... В чем был секрет его магического обаяния? Гений, гений и еще раз гений, природные способности, превосходная память, возвышенная душа, злость без намерения повредить, искусность вне искусственности, умение в нужный момент завоевать любое сердце, щедрость, утонченный вкус – и исчерпывающее знание людей».

Граф Сегюр, посол Франции в России – человек, знавший Наполеона и Джорджа Вашингтона:

«Я хорошо знал многих больших людей моего времени, но наибольшее впечатление произвел на меня знаменитый князь Потемкин. Его личность отличалась крайней оригинальностью, представляя собой немыслимую смесь величия и самоуничижения, лени и энергии, амбициозности и скромности. Такой человек прославился бы в любом месте».

Потемкин был славен не только своими государственными достижениями или блеском и роскошью своей жизни, но и своими чудачествами. Были оставшиеся в памяти потемкинские приступы депрессии, знаменитая его хандра. В этих случаях он иногда отращивал бороду, носил монашеское одеяние и проводил массу времени в молитвах, распростершись перед иконами. Но это не было спектаклем: Потемкин действительно был религиозный человек, блестяще знавший церковную историю и все обряды православной церкви. Уже в Новороссии он постоянно возил с собой теологическую команду: образованного греческого священника, муллу и раввина, с которыми любил вести богословские диспуты, на манер Владимира Ясное Солнышко. Этот блестящий европеец был коренным русаком – сочетание, когда-то бывшее вполне органичным.

В.В. Розанов написал об этом:

«Не всё были Рудины и тургеневские «нервы». Да в русской истории положено столько железа, столько мужчины, такие бронзовые характеры «сколачивали Русь», как, может быть, этого не было у самих немцев, только к XVII веку сколотившихся в Пруссию. Суворов – это уже не «честный вор» из Достоевского; воины Бородина – не «Макары Девушкины»; сподвижники Екатерины и Петра – люди, которые никак не уступят в закале, в воле, энергии, в даре и силе созидания сподвижникам Фридриха Великого и старца Вильгельма».

Сейчас в потемкинском (Таврическом) дворце в Петербурге помещается какая-то контора по делам так называемого СНГ; как пишет английский историк Саймон Монтефиоре, место славы строителя империи сделалось свидетельством ее краха.

Иван Толстой: Горный массив, опоясывающий Чехию с запада и граничащий с Германией и Австрией, называется Судетами. Эта область в Европе вызывает, в первую очередь, политические ассоциации. Судеты, с их смешанным чешско-немецким населением стали объектом притязаний Гитлера и, в конце концов, были незаконно отторгнуты от Чехословакии и присоединены к третьему рейху в результате Мюнхенского сговора. Сейчас в Чехии вышли сразу три книги о прошлом Судет и об их новой жизни. Рассказывает Нелли Павласкова.

Нелли Павласкова: Три книги о феномене Судет - на немецком и чешском языках, вышедшие в издательстве «Антикомлекс», - рассматривают эту старую больную проблему Чехии и Германии с разных углов зрения. Об огромном интересе к этой теме свидетельствует и то, что книги были моментально распроданы и теперь готовится их новое расширенное издание. Тема Судет не забывается, уже полстолетия ее подогревают Союзы землячеств в Германии, члены которых – чешские немцы - были выселены из Судет сразу после окончания войны. Это была очень печальная история.

В первой книге на шестистах страницах опубликовано триста «двойных» фотографий с комментариями: что было на этих местах до войны и что теперь. Вторая книга посвящена изменениям в архитектуре и экологии Судет и третья - судьбам и историям людей, заселивших Судеты после изгнания немцев.

После выселения немцев Судеты опустели на много лет. Никто не хотел селиться в этих проклятых богом местах. Еще некоторое время после войны немецкие вервольфы-оборотни переходили границу и врывались по ночам в дома, убивая их новых владельцев.

В этих местах стали селиться убежденные коммунисты, и те, кто хотел иметь, наконец, собственный дом и землю, цыгане из Словакии, волынские чехи, бежавшие с территорий, ставших после войны советскими, позже греческие эмигранты и, наконец, те, кто в семидесятые годы после советской оккупации искал убежище от преследований режима. В основном, это были врачи, художники, активно участвовавшие в Пражской весне, как это описал Кундера в своем знаменитом романе «Невыносимая легкость бытия». Но были и такие, кто родился в этих местах и там же остался после войны.

Диктор: Клара Вацкова родилась в 1937 году в Ужгороде. Ее мать, учительница, была родом из богатой венгеро-немецкой семьи. Дедушка, венгр, был мэром Ужгорода. Отец, русин, - греко-католическим священником. Первые восемь лет жизни она провела в Подкарпатской Руси, принадлежавшей Чехословакии. Ныне это Закарпатская Украина. Семья бежала в 45 году от советского режима в восточную Словакию, там отец был арестован и выпущен на свободу с условием, что семья переселится в область бывших Судет. То есть, в ссылку. А отец был арестован потому, что после войны Советский Союз решил ввести в Словакии православие, и у отца потребовали перехода в новую веру. Он отказался, просидел в тюрьме полгода и потом был выдворен в город Усти на Лабе, куда были отправлены многие священники на «перевоспитание». И он, как и другие, стал работать кондуктором в трамвае, потом рабочим склада, а Клара стала строительным рабочим.

Нелли Павласкова: Вот что рассказала Клара в книге «Судетские судьбы»:

Диктор: «Я хорошо помню время, когда проходило выселение немцев. Тогда много словаков ездило в эти места с мешками. Нельзя было говорить, что они мародерствовали, но фактически разрешалось взять все из немецких домов, что влезало в мешки. После войны эмоции были сильные, чехи не могли простить немцам их издевательств при оккупации, но я думаю, что пострадало много невиновных немцев. Нам сейчас принадлежит большой деревенский дом на границе с Германией, и к нам приезжают его бывшие хозяева, здесь они провели детство. Ничего о реваншистском возвращении они не говорят. Просто идут в сад, там тихонько сидят, потом уезжают. Они чувствуют, что здесь их родина. А где моя родина?

Нелли Павласкова: Немцы жили в Судетах уже с 14 века , они были призваны чешскими королями для освоения горных земель и открытия мануфактур и делали это не протяжении столетий с усердием и тщательностью, свойственными этому народу. После образования Чехословацкой республики в 1918 году чешские немцы не получили желанной автономии, но были представлены в чехословацком парламенте в качестве самостоятельной партии. В тридцатые годы Гитлер начал всячески будоражить судетских немцев, призывая их к отторжению от Чехословакии. Сильная партия судетских нацистов нападала на своих соседей – чехов и евреев, а после присоединения Судет к третьему рейху все чехи должны были покинуть свои родные дома и с пятьюдесятью килограммами багажа на человека уйти во внутреннюю Чехию, еще полгода остававшуюся свободной.

После войны в ответ на все злодеяния нацистов и во имя будущего мирного развития Чехословакии три с половиной миллиона судетских немцев были выселены из Чехословакии по решению союзников и на юридическом основании так называемых «декретов президента Бенеша».

Остаться на родине могли только немецкие антифашисты. Выселение немцев проходило на многих местах стихийно, дело не обошлось без издевательств, самосуда и попрания прав многих невинных людей.

Вот другая история. Лизелотт Зидова.

Диктор: Лизелотт Зидова родилась в 1930 году в Брунтале, в Судетах. Ее отец Артур Липшитц был немецкоговорящий еврей, мать - немецкая католичка. После отторжения Судет Липшитцы должны были немедленно покинуть свой городок Лесковец. После войны большинство немецких родственников матери было депортировано в Германию, и ей не удалось предотвратить эту несправедливость. Лизелотт с отцом и матерью осталась в Чехословакии, но только в 47-м году им удалось получить чехословацкое гражданство. Все имущество было у них конфисковано и никогда не было возвращено.

Нелли Павласкова: Лизелотт Зидова рассказывает о себе в книге «Судетские судьбы»

Диктор: В 38 году мы покинули Судеты, потому что отец был еврей. В Оломоуце, куда мы перебрались, нам часто кричали: «немчура». Но сами нацисты так не считали и в 42 году отправили в концлагерь Терезин бабушку Липшитц и сестру отца. Там они и умерли. Потом в Терезин отправили отца, а с фронта в форме солдата вермахта приехал к нам на побывку брат моей матери – немец. В том же доме жили наши чешские родственники. – основатели компартии Чехословакии. Так все у нас перемешалось. После войны мой отец вернулся из Терезина, он весил 45 килограммов. Не успев оправиться от страданий, он вместе с моим чешским дядей-коммунистом отправился в Лесковец, чтобы спасти немецкую бабушку, всю войну помогавшую чехам, от депортации. Но отца чешские власти выругали: «как можете вы, еврей, вернувшийся из концлагеря, заступаться за немку?» Бабушка была депортирована, а у нас отобрали все имущество. Но отец всегда говорил: «Не жалейте ничего, главное – это жизнь».

В 53 году мне удалось поступить на медицинский факультет университета в Оломоуце, в 55 я вышла замуж, в 59 стала врачом, и вместе с мужем мы вступили в коммунистический Союз молодежи, потому что мы, как и множество других молодых людей, верили Советскому Союзу и считали, что он единственный нас не предал во время войны. Но из Союза молодежи меня вскоре исключили за мое «немецко-еврейское происхождение». Мы вернулись в родной Лесковец, где после советской оккупации настали новые проблемы для меня, мужа и наших детей. Но это уже несколько иная история.

Иван Толстой: Выдающемуся польскому кинорежиссеру и сценаристу Ежи Кавалеровичу исполнилось 85 лет. Из Варшавы - Алексей Дзиковицкий.

Алексей Дзиковицкий: О Ежи Кавалеровиче говорят, что это режиссер, у которого камера находится прямо в голове, что он может представить свой будущий фильм кадр за кадром, видит целиком завершенную свою картину в воображении еще перед началом съемок. Кавалерович родился 19 января 1922 года в местечке Гвозьдзец на Украине. Сразу после войны (в 1946-48-м годах) учился на ускоренном Курсе для кинорежиссеров при Краковской академии изобразительных искусств, одновременно работая ассистентом режиссера. Через три года – дебют в качестве режиссера, а в 1955 Ежи Кавалерович стал художественным руководителем известной в последствии на всю страну студии «Кадр». В этой студии были созданы важнейшие фильмы «польской школы» - «Пепел и алмаз» Вайды или «Эроика» Мунка. Первые фильмы Ежи Кавалеровича специалисты относят к стилю «неореализма». Режиссер использовал это стиль для «поэтизации серой реальности», которую показывал в своих фильмах. Уже тогда критики подметили исключительную способность режиссера наблюдать окружающую действительность и «изображать аутентичные общественные характеры». Хотя Кавалерович создавал свои первые фильмы во времена, которые специалисты называют «временами польской школы», сам он остался вне ее главного течения. Почему? Говорит кинокритик Петр Смяловский.

Петр Смяловский: «Польская школа» обычно в центре внимания ставила судьбу народа, главная ее тема - судьба поляка времен второй мировой войны. Войны, которая сформировала интеллигента, поляков того времени. Война, отношение к войне было как бы лакмусовой бумажкой, по которой определялась позиция того или иного режиссера. Между тем, Кавалерович, пожалуй, только однажды непосредственно затронул тему войны, в фильме «Конец великой войны». Относить другие его фильмы к течению «польской школы» - это преувеличение. Ежи Кавалерович сосредоточился на психологических драмах и поэтому остался как бы в стороне от других.

Алексей Дзиковицкий: Широко известный не только в Польше фильм «Фараон» (1965) показал особенный, оригинальный стиль Кавалеровича. Вот как о нем писал известный польский кинокритик Конрад Эберхард.

«В этом фильме создан мир, состоящий из огромного числа указателей, которые нужно расшифровать. Его художественная прелесть, масштаб зрелищности - это не самоцель, а способ, приглашение рассмотреть поставленные в фильме проблемы, которые растягиваются над или между реальными событиями».

В «Фараоне» Ежи Кавалерович пошел на довольно рискованные для того времени сцены – например, снимал молодую Барбару Брыльску «топлес». «Фараон», снятый по мотивам романа Болеслава Пруса, а также большинство других фильмов Кавалеровича – это картины по историческим произведениям, которые, однако, оригинальным способом обработаны режиссером. Одна из самых любимых тем Ежи Кавалеровича – тема власти. В «Фараоне» главный герой борется за власть с кастой жрецов. Эта же тема является основной фильма «Смерть президента» (1977 год), в котором рассказывается об убийстве президента Габриэля Нарутовича – одного из президентов Польши времен межвоенного двадцатилетия. Еще одна любимая тема режиссера – упадок миров и цивилизаций. В «Аустерии» по произведению Юлиана Стрыйковского это культура хасидов, которую Кавалерович показывает с перспективы начла Первой мировой войны. С этим фильмом связан скандал – его, без ведома режиссера, показали на закрытом просмотре в здании советского посольства в Варшаве. Советским дипломатам не понравились последние сцены фильма, в которых казаки стреляют в купающихся в реке евреев, и эти кадры потребовали вырезать. Кавалерович снимал фильмы, например, о массовом сумасшествии монахинь в монастыре, о том, как из-за любви к женщине католический священник покончил жизнь самоубийством.

«Коммунисты называли мои фильмы слишком католическими. Католики – антикатолическими», - вспоминает Кавалерович.

Уже в свободной Польше Ежи Кавалерович продолжал снимать исторические фильмы. В 2002 году Ежи Кавалерович представил самый дорогой фильм в истории польского кинематографа – картину по роману Хенрика Сенкевич „ Quo vadis ”, сценарий самого Кавалеровича. Фильм стоил 18 миллионов долларов. 125 съемочных дней в Тунисе, Франции, Италии и Польше не дались режиссеру легко.

« Я уже сам не знаю, где тут что – какая сцена идет первой, какая пятой или десятой. Главное, что фильм удалось закончить», - сказал Кавалерович после того, как были закончены съемки.

За первые три недели показа в кинотеатрах фильм посмотрели около 2 миллионов зрителей – показатель для польского кино чрезвычайно высокий. На премьере « Quo vadis » в Ватикане присутствовал Иоанн Павел второй. Критика, однако, очень холодно восприняла фильм.

По мнению Петра Смяловского, в « Quo vadis » Кавалеровичу не удалось соединить замысел фильма, который родился еще в 1966 году, с современными коммерческими требованиями.

Петр Смяловский: «Кавалерович пробовал сделать более современными, что ли, вековые противоречия между людьми, показать их в современном стиле, но этого сделать не удалось. Выбор актеров был не самым лучшим – они выглядели как бы слишком современными, не подходили к тому времени. Фильм этот называют часто «большим телеспектаклем», но я не совсем согласен. Кавалерович в самом деле старался подогнать свой замысел под требования современного кинорынка. Провал этого фильма как раз и заключается в том, что режиссер должен был приспосабливать свои идеи к современным требованиям».

Алексей Дзиковицкий: А как можно оценить значение творчества Ежи Кавалеровича?

Петр Смяловский: «Ежи Кавалерович - это один из самых важных режиссеров для польского кино. Его фильмы, в общем-то, трудно сравнивать между собой, он всегда находил новые пути, новый стиль, что ставило его в авангард польского кино, вместе с Вайдой, Кутцем и другими выдающимися режиссерами. Он также был одним из создателей Товарищества польских кинематографистов – организации, роль которой в становлении и популяризации польского кино трудно переоценить. Наконец он был руководителем студии «Кадр», где были сняты многие выдающиеся картины - Вайдой, Мунком, Ленардовичем».