Анна Качкаева: Когда-то, почти уже лет 20 назад, аббревиатура АТВ должна была расшифровываться как Альтернативное телевидение. Знающие люди фрондерство в названии молодой компании не поддержали, поэтому АТВ стало именоваться Авторским, но дух альтернативности явно сохранился. В том, что АТВ – это самостоятельный телевизионный комплекс, телевизионная школа и творческая лаборатория, и в том, что АТВ – это самостоятельный производитель телевизионных программ вот уже второй десяток лет, а это 130 наименований, десятки премий, новых имен. Зрители постарше не забыли знаменитый «Пресс-клуб» и «Будку гласности», зритель 90-х, наверняка, помнит «Человека в маске», «Старую квартиру» и «Акуну матату». Нынешние знают «Народ хочет знать», «Сто вопросов к взрослому», «Дежурного по стране», «Что делать?» и практически вечное уже «Времечко». У всех этих программ есть три общих признака: они внимательны к человеку, по форме это, как правило, общественный форум, по жанру – это почти всегда публицистика, что с латыни, как известно, - общественный и народный. Иначе говоря, в этих программах всегда люди говорят с людьми на важные, волнующие темы. Именно эта самая публицистичность во времена «Взгляда» и «Двенадцатого этажа» стала прорывом, а в новейшее время все время мешает программам Авторского телевидения именоваться модными.
О пользе постоянства и традиций, об отсутствии моды на публицистику, об ответственности современного телевидения перед зрителем мы сегодня и поговорим с президентом АТВ, режиссером и продюсером Анатолием Малкиным. Доброе утро, Анатолий Григорьевич.
Анатолий Малкин Анатолий Малкин: Доброе утро.
Анна Качкаева: Анатолий Григорьевич, вы – человек, насколько я вас знаю, не сентиментальный, нельзя сказать, чтобы вы были большим альтруистом, менеджер вы вполне жесткий, успешный, умеющий считать деньги, иначе бы АТВ не держалось на плаву столько лет. И все-таки, мне всегда было любопытно, как вы сами определяете, что из программ АТВ, в какие времена и почему продается и покупается?
Анатолий Малкин: Вопрос интересный. Продается все то, что хорошо сделано. То, что не хорошо, нельзя продать. Я считаю, что есть некоторые стеснения на рынке, когда ты борешься с тем, что является более аффилированным, более близким каналу, с родным. Ты же не родной, ты – чужой, ты приходишь со стороны и должен вытеснить что-то более близкое. Это к рынку не имеет отношения, но иногда хорошему приходится бороться с посредственным. Так у нас рынок устроен. Но все, что мы запускаем в производство, а поскольку мы сами живем на те деньги, которые зарабатываем, мы вынуждены запускать только вещи, которые мы понимаем, что они не пропадут. Здесь два момента: это должно быть нам интересно, это вызывает энтузиазм творческий у нас прежде всего. Но как менеджер я совершенно четко считаю и понимаю, есть экологическая ниша, то есть мы попадаем в нечто такое, чего нет на каналах и что может вызвать энтузиазм у вещателя и у аудитории. Если мы туда попадаем, то мы это делаем.
Анна Качкаева: Что это такое – попасть в аудиторию в вашем случае, с вашим типом программ? Смотрите, сейчас времена, кажется, не для вроде бы такой публицистики, которую вы делаете.
Анатолий Малкин: Как раз для публицистики.
Анна Качкаева: Как раз?
Анатолий Малкин: Я считаю, что сейчас программа типа «Пресс-клуба» чрезвычайно востребована. У меня вообще была мечта сделать кабельно-спутниковое телевидение, в котором ничего нет, кроме публицистики. Я бы сделал там сплошное ток-шоу на целый день. Причем я думаю, что если бы меня послушались некоторые вещатели, со многими из которых я знаком, и поставили бы ежедневную полуторачасовую программу, без купюр, с приглашением всех слоев оппозиции, общества…
Анна Качкаева: Ну, это такой привет «Двенадцатому этажу».
Анатолий Малкин: Только не с журналистами. Журналистов приглашать бесполезно сейчас, они, к сожалению, слишком повязаны изданиями. Та свободная журналистика, которая была в начале, журналисты принадлежали только себе, потому что они не хотели принадлежать государству, и было некое фрондерство, которое было очень любопытно. Сейчас как раз вот такая программа, которая бы обозревала бы главные события дня и объясняла бы их аудитории… Мы во «Времечке» немножко пытаемся это сделать – событие тут же дать на экспертизу. Это вызывает бешеный энтузиазм аудитории.
Анна Качкаева: Времени только все время не хватает. Они забалтывают это все.
Анатолий Малкин: Это форматирование. Нельзя вызывать трех экспертов, если у тебя есть короткое событие, ты должен получить абсолютного эксперта, который даст абсолютно как бы поворот. Если ты сажаешь второго эксперта, то начинается дискуссия, начинается другая передача. И вот это очень сложный баланс. Информационное шоу должно состоять из некоторых мелких слоев экспертизы событий. Тогда оно становится информационным шоу. Как только перерастает в разговор, начинается ток-шоу внутри информационного шоу. Вот с точки зрения форматирования, оно очень много мне дало как продюсеру и менеджеру, потому что в безбрежном море советского телевидения можно было делать это, это, а почему бы так не попробовать. А здесь абсолютно жестко: попробовал два раза – цифры нет – пошел вон из эфира. Попробовать два раза нельзя.
Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, у нас чем отличается наша история – мы до сих сохранили студийность, у нас до сих пор существует некий совет мудрецов, мы спорим часами, мы вытаскиваем идеи, обсуждаем, разбираем, потом только мы пишем некий концепт, потом только я решаю вопрос с финансированием, и потом только я иду с этим форматом на канал и говорю: «Интересует? Сделаем». Иногда, и очень часто сейчас мы имеем чуть-чуть большую свободу, мы даже сами запускаем. Как я запустил «Старую квартиру», не получив никакого разрешения с канала. И огромное спасибо Сагалаеву, который нашел время посмотреть тогда и сказал: «Я беру, беру, беру», и это пошло. Точно так же, как «Сто вопросов взрослому». Я сейчас после того, что уничтожили «Акуну матату», понял, что формат все равно…
Анна Качкаева: Да, не хватает этих детей…
Анатолий Малкин: У нас множество форматов, которые уничтожены раньше времени.
Анна Качкаева: Не вырабатывают.
Анатолий Малкин: Вообще, нельзя к телевидению так относиться. Телевидение – это же не жизнь, это некоторый чуть-чуть отступающий взгляд на жизнь, это театр жизни. И здесь нельзя так относиться: давайте менять, причем меняется только название и стулья – слева направо, справа налево. И «Сто вопросов взрослому» я просто сделал на свой риск, потому что понимал, что идея грандиозная, и просто она сама по себе, если реально ее реализовать хорошо, она должна встать. Так оно и получилось.
Анна Качкаева: Смотрите, за время существования АТВ, насколько я помню, не было ни одной лицензионной программы. А, нет было что-то, когда вы делали по заказу.
Анатолий Малкин: Я думаю, что в какой-то степени похожести мы обнаруживали. Я думаю, что «Сто вопросов взрослому» более лицензионная программа, я думаю, что можно найти какие-то такие…
Анна Качкаева: Да, но тем не менее, вы сознательно все время открещивались от того, чтобы использовать принципиально эти чужие форматы. Почему?
Анатолий Малкин: Во-первых, потому что я считаю, что нельзя кормить, скажем так, в стране, которая умеет выпускать спутники, делать телевизоры, вертолеты и все остальное, наверняка, существует огромное количество творческой энергии, которая позволяет экспортировать это туда, а не получать это здесь. Что такое «Эндемол»? Это место, в котором собраны люди, которые скупают творческие идеи и реализуют. Почему это нельзя сделать здесь? Чем мы отличаемся, что мы обязательно изобретаем деревянный велосипеды? Все, что мы производим, оно ничем не хуже того, что там есть. Если сюда направить в эту страну то количество денег, которые мы тратим для того, чтобы побывать в Каннах и потусоваться некоторой аудитории, произвести впечатление и скупить у Мейджоров какие-то пакеты чего-то того, чего как будто мы здесь не видели, хотя любого зрителя уже тошнит от этого потока голливудщины и прочих стандартных вещей, то мы бы здесь получили всплеск. Почему до сих пор производящих компаний здесь ровно столько, сколько было, когда мы начинали?
Анна Качкаева: Абсолютно.
Анатолий Малкин: Ну, почему?
Анна Качкаева: Ну, чуть-чуть побольше.
Анатолий Малкин: Нет, оно не побольше. Просто есть люди, которые понимают, что они не выживут с каналами, они берут одну передачу или один фильм, и это называется продюсерская фирма. А в принципе, ведь возьмите «Би-Би-Си».
Анна Качкаева: Тысячи, тысячи производителей!
Анатолий Малкин: Тысячи компаний, которым распределяются государственные деньги, которых просят поучаствовать, из которых состоит богатейший эфир, который смотришь и думаешь: «Господи! Это же вкачанные деньги туда». Да дайте это сюда. Если мы в нефть вкачиваем, если мы вкачиваем сейчас в самолеты, если мы пытаемся поразить весь мир нашими автомобилями, неожиданно вдруг они получатся, то, может быть, наши мозги то гораздо более востребованны. Возьмите «Силиконовую долину», кто там работает? Возьмите любой университет. Я даже не ученых говорю. Возьмите наших музыкантов, наших живописцев, возьмите «Сотбисы», где сейчас продается русская живопись просто на миллионы. Это же наша энергетика! Почему она то закончилась у нас в 19-м веке или в 20-м? Почему ее сейчас нет? Потому что это невыгодно. Вот я прямо говорю, что это невыгодно некоторым структурам, некоторым людям, некоторому слою людей работать сюда. Это невыгодно. А это то же самое производство. Здесь могли бы быть бешеные, интереснейшие проекты.
И то, что мы выживаем, на самом деле, это энергетика моя и людей, которые работают со мной. И то, что выживает в какой-то степени ВИД или «Игра», или «Телепроект» - это бешеная энергетика людей, которые отчаянно пытаются доказать, что здесь можно делать свои вещи, они ничем не хуже. И зритель отчаянно кричит: «Хватит нам навязывать переводные фильмы!» Наконец, поняли, сейчас начали снимать все больше и больше. Он говорит: «Я не хочу смотреть переводное телевидение». Но теперь делается по-другому: переводное телевидение просто трансформируется. А что, этих идей здесь нету? У меня лежит шесть или семь вариантов тех же самых реалити-шоу. Говорят: нет, мы уже все купили. Потому что надо соответствовать. Вроде как через «Эндемол» - значит, я – мировое телевидение. Да все это глупости полные, совершенно никакого отношения к творчеству не имеющие!
Анна Качкаева: Анатолий Григорьевич, вот еще какая вещь: нынешнее телевидение, по моему глубокому убеждению, в принципе, конструирует исключительно эмоции, потому что оно такое развлекательно-отдыхательное. Эмоции разного свойства, все они рассчитаны на выброс адреналина. Это может быть и ужасы, страх, и смех, и какие-то иные реакции. Потому что главные темы, на которых оно замешано, это скандал, криминал, семейные дрязги, гламурное подглядывание, тусовка и так далее. Против всех этих эмоций и страстей вообще-то всегда трудно бороться с помощью взвешенных аргументов, разных точек зрения и движения мысли на экране, которое очень трудно показать. Можно ли сказать, что вы, например, смирились с тем, что программы Авторского телевидения – это удел ограниченной, целевой аудитории?
Анатолий Малкин: Ну, как смирился? Я считаю, что то, что ты умеешь делать лучше всего, ты и должен делать. А то, что у тебя получается хуже, то не позорься. Поэтому, скажем, телевизионные гейм-шоу у нас получаются хуже, мы их производим меньше. Хотя когда есть возможность что-то реализовать нестандартное, мы это делаем. Мне вообще кажется, что мы к телевидению относимся, к телевизионной аудитории неправильно, потому что вокруг каналов сейчас сформирована за 15-20 лет упорным трудом каналов и рекламщиков некая очень специализированная аудитория потребителей и покупателей и телевизионных пожирателей, которые к населению нашей страны имеют не самое большое отношение. То есть этих людей по отношению к населению 20%, а 80%, на мой взгляд, совершенно другие. И люди, которые владеют русским языком, разговаривают по-русски, они такое телевидение должны потреблять, мне кажется, или потребляют, но с большим трудом. И когда мне приносят цифры, я смотрю на них и говорю: «А из чего состоит эта аудитория? Дайте мне эти три тысячи точек в Москве, чтобы посмотреть, сколько там инженеров, сколько бабушек, сколько дедушек, сколько ученых». Мне же никто не расшифровывает, каким образом снимаются эти цифры. Кто конкретно смотрит мой телевизор или мои программы в это время? Каким образом эти люди думают об этом и думают ли?
Анна Качкаева: Вот это, кстати, очень любопытно, потому что последняя программа «Народ хочет знать» в связи с Куршевелем была потрясающей, с точки зрения реакции людей на события в связи с богатыми и в связи с тем, что не очень благополучные, с точки зрения представления о богатстве, люди тем не менее, позволили богатым жить так, как они хотят, а дальше они сказали, что считают, что если бы они стали богатыми, то могли бы себя вести тоже как угодно.
Анатолий Малкин: Вообще, удивительно, что вот эта программа, которая плясала определенное время на одних цифрах, сейчас резко увеличила свою аудиторию, в 2-2,5 раза.
Анна Качкаева: Ну, это понятно. Во-первых, прямой эфир, во-вторых, герои. То есть не прямой эфир.
Анатолий Малкин: Это не прямой эфир. Во-первых, она стала более форматированной. Но дело не в этом, изменилось время. Все разговоры по поводу того, что у нас умирает словесное телевидение, что ток-шоу – не современный жанр, что зритель хочет экшена, что зрителю надо давать по эмоциям, кровь, пот и слезы – только это вышибает, на самом деле зрительская аудитория чрезвычайно устала от этого. На самом деле, зрительская аудитория перестает смотреть телевизор, потому что телевизор становится опасным для жизни, телевизор продуцирует, он перестал быть безопасно программирующим. Все, что происходит с криминальными программами, на мой взгляд, это абсолютно программирование того, что происходит с уличными бандами. Это чрезвычайно опасная игра, когда криминальные новости становятся главными новостями в этой стране. Не те, которые идут потом, а именно эти криминальные новости, которые становятся главными. Это все желание вышибить максимальное количество эмоций, на этом эмоциональном пике «впарить» рекламные споты с шампунем, думая, что это и запоминается, в подкорку закладывается, на самом деле это совершенно так не работает. А даже если это работает, то все равно это преступно. Вот это программирование, на мой взгляд, просто преступно.
Анна Качкаева: Вы сейчас называете господина Кулистикова и всю компанию…
Анатолий Малкин: Я вообще считаю, что этот канал просто сейчас, при всем моем нежном отношении к прошлому НТВ – был профессиональный слепок западного телевидения в нашей стране, в котором было воспитано огромное количество репортеров, в котором была действительно альтернативная новостная служба, и если это остается, то остается вопреки, потому что все, что сделано сейчас… Вообще, эта история с брутальным маргинальным каналом для мужчин… А почему мужчины должны любить именно это?! Почему вы считаете, что мужчина – это тот, кто с ножом, кто плюет, кто режет, кто убивает, кто пьет и все остальное?! Что это такое?! Почему секс и кровь – это и есть то, что является определяющим вниманием мужской аудитории? Что за глупость?! Это игра на уничтожение! Такое ощущение, что люди пришли для того, чтобы уничтожить канал. Вы посмотрите, что происходит, этот канал невозможно смотреть, за редким исключением. И там вещи, которые взаимоисключают друг друга. Там какая-то странная политика. Здесь говорить о канале не приходится. Можно с большей, меньшей степенью уважения разбирать Первый, Второй каналы, СТС и ТНТ, в какой-то степени «Рен-ТВ», но НТВ разбирать совершенно нечего.
Анна Качкаева: Да, разбирать, может быть, и не стоит, но вот этот замес криминала с развлечением – у меня есть ощущение, может быть, я не права, исторические циклы ведь повторяются интересом к каким-то программам и жанрам, спадом к ним. Вот у меня есть ощущение некоторой конечности эпохи: усталость одинаковых форматов, исчерпанность языка, одинаковое программирование, пропагандистская заболтанность. Вам не кажется, что мы к какой-то черте подходим?
Анатолий Малкин: Ну, то, что каналы делают все одинаково, это видно, что мы смотрим практически один канал, одним-двумя голосами озвученный. Есть некое ощущение того, что то телевидение коммерческое, которое было сформировано после советского телевидения, оно кончается, оно выработало себя, оно использовало все, что возможно. Даже то, что до сих пор это телевидение, скажем так, пытается существовать или паразитировать на остатках советского телевидения – «Что? Где? Когда?», «КВН» - то есть на формациях, которые оттуда идут, говорит о том, какая была там мощная среда творческая, и какая бедная здесь. Я думаю, что вопрос не в конце эпохи, вопрос в том, что то, что сейчас мы видим как телевидение, как продукт творческий, оно действительно конечно, оно вернется или начнет продуцировать нечто другое. Но коммерческое телевидение и называется коммерческим, потому что оно видит интерес к документальному и начинает вырабатывать из этого интереса то, что ему интересно, называть это документальным кино. На самом деле, это не документальное, это какая-то история.
Мне кажется, что вне создания канала Общественного телевидения, вне создания некоторой среды, которая будет конкурентна коммерческому телевидению и будет давать некоторый другой продукт, который будет не менее интересен зрителю, будущем у русского телевидения нет.
Анна Качкаева: Говорим мы о пользе постоянства традиций, о творческих возможностях нынешнего телевидения или о его бесплодности, об отсутствии моды на публицистику и об ответственности перед современным зрителем. Продюсеров, людей, которые это телевидение делают, делают его, кстати, очень небольшое количество персонажей, они умещаются на пальцах двух рук на самом деле. Я не случайно подвожу, на форуме у меня был вопрос наивный, но очень концептуальный: «Кому, на ваш взгляд, сегодня принадлежит телевидение?»
Анатолий Малкин: А кому, на ваш взгляд, принадлежит пресса: и газетная, и радиопресса, и все остальное?
Анна Качкаева: Нет, ну, можно, конечно, сказать про владельцев.
Анатолий Малкин: Ну, не аудитории, не народу, это совершенно точно. Я бы совершенно не назвал бы государство. Мне кажется, здесь какая-то такая… Отделить очень трудно, но некоторым.
Анна Качкаева: Вот и часто не совсем владельцам как владельцам.
Анатолий Малкин: Да, да.
Анна Качкаева: Корпорациям как корпорациям.
Анатолий Малкин: К сожалению, некоторым вкусам, некоторым привязанностям, некоторым группировкам, некоторым соединениям. И это печально. Хотя ничего дурного в этом нет, на самом деле. Ничего дурного в этом нет, если это съедается, если это на рынок это принимает, и у этого есть поддержка рынка. Главное, что с этими некоторыми должны быть другие некоторые, те, у которых нет своего телевидения, которые не могут это смотреть, хотят смотреть другое. У них есть некоторая отдушина, но она тоже в резервации, потому что «Культура» при всем при том – это некая резервация, туда смещены некоторые форматы, которые не используются там, личности, люди, идеи. Рядом с этим нет еще телевидения.
Анна Качкаева: А вы убеждены, Анатолий Григорьевич?
Анатолий Малкин: Может быть. Может быть, телевидение для них и не нужно.
Анна Качкаева: Вот-вот.
Анатолий Малкин: Может быть, для них интернет, они ушли туда. Лично мне это очень печально, потому что я знаю, что есть такое телевидение, которое будет ими воспринято. И от 15 до 25 миллионов человек, которые лишены телевидения, которое мы умеем делать и которое может быть для них сделано, они, может быть, и вернулись бы.
Анна Качкаева: Хорошо, вы можете себе представить, ведь, по сути дела, по набору наименований ваших программ можно представить себе программирование целого канала.
Анатолий Малкин: Да.
Анна Качкаева: Начинаем от «Времечка» - утро, день, вечер, внутрь ставим детей – от «Ста вопросов» до «Акуны мататы», потом – ток-шоу типа «Человека в маске», «Мы», «Народ хочет знать» и так далее. Внутри можно парочку сериалов типа вашей «Таксистки». Потом вечером «Старую квартиру».
Анатолий Малкин: «Ночной полет».
Анна Качкаева: «Дежурного по стране».
Анатолий Малкин: Конечно.
Анна Качкаева: И вы полагаете, что у такого канала есть сегодня зритель?
Анатолий Малкин: Я бы сказал так, что сегодня я бы его, может быть, форматировал не совсем из всех тех названий, которые вы назвали, потому что часть из этих названий надо собрать в какую-то ретро-линейку, которая имеет своего зрителя. Но я совершенно четко понимаю, что то телевидение, которое сидит внутри нас, в нашей компании, в наших людях, в наших головах, которое мы с большим трудом, но проталкиваем на те каналы, на которые оно проходит, на те каналы, которые занимаются совсем другим телевидением, и имеет там успех. Оно востребовано аудиторией, оно нужно аудитории, потому что что такое телевидение по сути? Это же ведь общение. Это коммуникация. Все равно в интернете ты не так коммуницируешь. Ты коммуникативно соединяешься с одним человеком и общаешься с ним, а телевизор – это соединение со страной, соединение с сообществом. Когда люди смотрят, 15 миллионов, они это ощущают, и они понимают, что они смотрят, и они нужны. Это соединение.
Анна Качкаева: Вам так за все эти годы не удалось реализовать концепцию собственного канала.
Анатолий Малкин: Интересно, почему?
Анна Качкаева: Хотя те, кто принимал решение о судьбах каналов на конкурсах, наверняка, во всяких комбинациях имели вас в виду, но не случалось. По разным причинам: коммерческим, политическим и так далее. Как вам кажется, почему вы все-таки так и остались чужим?
Анатолий Малкин: Скажем, отвечая просто, because …
Анна Качкаева: (смех) Потому что… Ясно.
Анатолий Малкин: Дело в том, что, во-первых, мы выгодны как производители. И терять нас как производителей, убирая нас от себя, очень многие не хотят, потому что там одна программа, здесь две программы. Всегда есть возможность получить качественное вещание.
Анна Качкаева: Может, вы трудно договороспособен, тяжелый характер?
Анатолий Малкин: Ну, это у меня все присутствует. Конечно, тяжелый характер и все остальное. Во-вторых, есть некое опасение, на мой взгляд, я льщу себя надеждой, что есть некое опасение, что неожиданно сделают нечто такое, с чем будет трудно бороться. Не зря и мы, и «ВиД» остался производящей конторой Первого канала, мы - «Рен-ТВ» в какой-то степени. Ну, и что в результате? Их с трудом выдавили оттуда, потому что поняли, что что-то не то. И это происходило с нами именно поэтому.
Анна Качкаева: В общем, короче говоря, вы уже с этой идеей расстались, я так понимаю?
Анатолий Малкин: Я сейчас это реализую в кабельных каналах.
Анна Качкаева: Ну, в кабельных, а потом и в цифре. Вы окажетесь в более выгодном положении по сравнению с вещателями в результате, я думаю.
Анатолий Малкин: Возможно.
Анна Качкаева: Владимир Александрович, Кемеровская область, мы вас слушаем.
Слушатель: Почему на вашем сайте нет полных текстов программ?
Анна Качкаева: Это вы имеете в виду Авторское телевидение?
Слушатель: Да.
Анна Качкаева: Да, нет действительно. Есть только куски и звук.
Анатолий Малкин: Дорого это. Но сейчас мы начали выкладывать «Народ хочет знать». И сейчас я дал задание, чтобы «Дежурного по стране» восстановили полностью. Так что мы обязательно будет это делать.
Анна Качкаева: Это к разговору об интернете. Эдуард из Санкт-Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Очень хотелось бы, чтобы телевидение стало той коммуникативной связью между не только людьми, а между теми, кто нами руководит, и народом. Это одно. У меня есть частные вопросы по поводу ваших программ. Большое спасибо за «Народ хочет знать». Для меня «Народ хочет знать» - это яркое, светлое пятно на нынешнем телевизионном экране. Первый вопрос: почему не стало Андрея Дементьева? На мой взгляд, от этого передача очень сильно потеряла. Второе: нет ли возможности, чтобы при подборе главных героев рассматривался вопрос, на самом ли деле у людей противоположные мнения или нет? Потому что есть такие люди, которые имеют общее мнение.
Анатолий Малкин: Ну, мы делаем не оппозиционные ток-шоу. «Народ хочет знать» - все-таки это вещь, в которой народ получает ответы на некоторые вопросы, на которые он до сих пор ответов не имел. Поэтому те эксперты, не зря там есть целая линейка экспертов, которые дополняют то, что говорят главные выступающие. С точки зрения похожести этих людей, иногда бывает так, не все люди идут, у некоторых людей присутствуют некоторые опасения. Вы не представляете, сколько иногда приходится уговаривать людей, чтобы они пришли и свою точку зрения высказали. Но, на мой взгляд, самое главное – это народная экспертиза того, что говорят нам политики. Вот это мне кажется очень любопытным. Эта история с Куршевелем или история с Белоруссией, которая была только что, она говорит о том, что у народа совершенно:
Анна Качкаева: :перпендикулярное мнение.
Анатолий Малкин: Что аудитория абсолютно свободна по отношению к телевидению, к ведущей и к героям. Она сидит абсолютно свободно, она набирает информацию и иногда даже меняет, но она свободна, и это очень хорошо говорит о том, что она не управляема, она не специально подобрана, а это реальные люди.
Анна Качкаева: Дементьев?
Анатолий Малкин: У меня другая точка зрения по этому поводу.
Анна Качкаева: Ну, вот продюсеры в этом смысле чрезвычайно неразговорчивы, когда касается дело ведущих. Это их решение. Георгий из Московской области, мы вас слушаем.
Слушатель: Ушам своим не верю, говорим о самой сути. Примите мои восторги. И все-таки пожелание – чтобы не весь Запад отвергать, Ричарда Докинса прошу оставить. Восемь раз был в Англии, и он говорит, что адреналиноцентричное телевидение – это не в нашей жизни, а в нашей смерти, то есть это конец эволюции и естественному отбору. Он сам дарвинист. Эволюция вырубается, естественный отбор заменяется на противоестественный. Испания – чудесно!
Анатолий Малкин: Замечательный текст. Я вам должен сказать, что, на мой взгляд, «Би-Би-Си», вообще английское телевидение очень похоже на русское. По ментальности, по ментальности именно того телезрителя, которого сейчас нет. Мы живем в телевидении даже не американском.
Анна Качкаева: Американское – тоже гораздо более щадящее.
Анатолий Малкин: И не во французском.
Анна Качкаева: Не во французском.
Анатолий Малкин: Смесь итальянского, немецкого, черте какого на самом деле. С выбросами какими-то. Потому что в американском очень много есть той сдержанности и пуританства, чего-то такого, чего непозволительно вообще, за исключением кабельных каналов. У нас это все перепутано. Но английское телевидение, на мой взгляд, в хороших своих проявлениях для той аудитории, для которой я мечтаю работать и работаю всегда, это вот образец. По сути, по подходам, по тому, что адреналин – это убийство жизни. Нельзя жить в адреналине, адреналин может быть в какие-то моменты, когда это необходимо, а вообще-то, надо жить, просто надо жить, наслаждаться жизнью.
Анна Качкаева: Вот, собственно, вы уже ответили на один из вопросов слушателей. Один из них спрашивает: «У вашей программы замечательное название «Народ хочет знать». А народ то у нас есть?»
Анатолий Малкин: Есть. Сейчас уже есть. Вообще, я считаю, что все, что не имеет идеологии, - это население, на мой взгляд, хотя я читал совершенно противоположные вещи. Мне кажется, что народ, нация складывается тогда, когда она обуреваема некоторой идеологией, когда у нее есть некоторый смысл, который сформулирован на подсознательном, на сознательном уровне, который не в лозунгах, который нельзя использовать с точки зрения сбивания в толпы, но без которого нельзя ощущать себя русским или российским. Вот это и есть, на мой взгляд, народ. Народ сейчас появился.
Анна Качкаева: Михаил, добрый день.
Слушатель: Ваш гость с большим чувством сказал, что наши хорошие мозги с большим успехом применяются в «Силиконовой долине». На ваш взгляд, когда-нибудь имеют шансы наши таланты быть применены у нас дома?
Анатолий Малкин: Они применяются.
Анна Качкаева: Применяются, конечно.
Анатолий Малкин: Вот очень хорошо их применял Берия в «шарашках». Можно так существовать, тогда степень применения будет гораздо большая. Они будут гораздо эффективнее применяться. Можно дождаться времени, когда все-таки в той или иной степени они будут применяться по-другому, сами по себе. Я думаю, что они будут здесь применяться, и они уже применяются. И та безнадега, которая звучит в вашем тексте, что когда-нибудь, на самом деле, взгляните повнимательнее. То, что телевидение вам показывает, - это не жизнь, это далеко не вся жизнь. Да, рядом с огромным потоком адреналиноподобного материала, потоком криминала, который должен возбудить у вас нечто такое, существует масса интереснейших примеров людей, которые живут совершенно по-другому, которые не матерятся, не ходят с ножами, не убивают своих близких, не занимаются никакими жестокими сексуальными извращениями. Это все тот налет, который использует телевидение и вообще средства массовой информации для создания некой атмосферы скандала, и у нас бывают дни, когда мы не знаем, что сказать, говорим: «Ну, ничего не произошло». А рядом с этим люди родили детей, пошел первый трамвай. И это как бы на этом фоне, который создан, считается, что это совершенно не возбудит аудиторию. И аудитория, самое главное, тоже приучается и не возбуждается.
Давайте перестанем гоняться все вместе за этими скандалами и жить по законам таблоидов и продуцировать из себя эти таблоиды на телевизор. Давайте просто смотреть. Давайте просто получать удовольствие. Давайте наслаждаться словами, давайте не уходить со сложных передач. Поддерживайте их своими рейтингами. Думайте! Даже тогда, когда вам трудно, не гонитесь за легким, а посидите на сложном. Поработайте вместе с нами. Не думайте, что аудитория – это то, что не должно работать. Без работы человека, который смотрит на картину, слушает музыку и который наслаждается словом, нет творца, это все совместный процесс. Не гонитесь за тем телевидением, которое легкая жвачка. Не смотрите эти передачи. Не создавайте аудиторию для «Кривых зеркал». Сделайте, чтобы это было меньше, чтобы это не смотрели. И тогда это отомрет, и начнется что-то другое. Это совместный процесс, не только наш.
Анна Качкаева: Ирина из Санкт-Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Я хотела сказать о том, что создается впечатление, что наше телевидение совершенно специально заталкивает людей вниз, потому что с такой аудиторией проще жить и работать.
Анатолий Малкин: Это ваша точка зрения?
Слушатель: Да, несомненно. Такая передача, за которую вам спасибо, как «Народ хочет знать», уж я не говорю о «Дежурном по стране» - это просто чистый кайф. Это заставляет душу трудиться, заставляет думать. А не надо, чтобы наши люди думали. И кроме того, наше телевидение в основном, я не беру канал «Культура» и некоторые передачи, каждый раз у меня возникает вопрос: почему меня держат за такого глупого и примитивного человека? И что ужасно: все эти сериалы наши, как правило, в массе своей приучают человека к мысли: подлость – это норма жизни. Уже устаешь от всего этого, хочется смотреть что-то, где нужно думать.
Анна Качкаева: Ирина, ну, вы же смотрите «Народ хочет знать», «Дежурный по стране».
Анатолий Малкин: «Остров» Лунгина есть, правда?
Слушатель: Правильно, потому что «Народ хочет знать» там со мной разговаривают на равных, я интеллектуально сохранный человек, я много читаю, я понимаю, что телевидение не может быть таким, но постоянно, вчера, например, начался фильм «Живой», первые кадры пошли, характерный жест, когда сгибается рука в локте, мат и так далее. Я тут же выключила.
Анна Качкаева: Жаль, что вы его не посмотрели.
Анатолий Малкин Анатолий Малкин: Фильм неплохой.
Анна Качкаева: Язык – да, язык вот такой, но фильм то очень неплохой. Юрий Николаевич из Москвы, вы в эфире.
Слушатель: Мне кажется, что вы, Анатолий Григорьевич, лукавите немного, когда говорите, что в передаче «Народ хочет знать» люди свободны и не подбираются. А мне кажется, публика уже заранее ангажирована в пользу вопроса, который поставлен для обсуждения.
Анатолий Малкин: Почему вам так кажется?
Слушатель: Возьмите, о Куршевеле когда вопрос обсуждался. Как это так люди могли поддержать вот этих вот ворюг?
Анатолий Малкин: Понимаете, вот так вот и поддержали. Вы считаете, что только так, как вы думаете, это правильно и не ангажированно, а по-другому – это ангажированно?
Слушатель: Один участник, который участвовал в вашей передаче, со мной разговаривал, и он мне сказал, что это специально уже подобранные люди.
Анатолий Малкин: Отвечать на это трудно.
Анна Качкаева: Но тем не менее, Анатолий пишет вам: «Малкин – это открытие. Приятно вместо агитации и пропаганды услышать глубокие размышления».
У меня вот какой вопрос в связи с детьми и вашим новым проектом. В «Ста вопросах к взрослому», что бы тоже ни говорили, потому что уже есть на пейджерах, что «дети подготовлены, вопросы подготовлены», я то знаю, как подбираются дети, они могут попасть в программу, только если они сформулировали вопрос.
Анатолий Малкин: Почему-то есть люди, как предыдущий, которым надо обязательно сказать, что это неправда, которые живут в отрицательной какой-то тентуре, как в «Кин-дза-дзе». Почему не подумать хорошо?
Анна Качкаева: Бог с ними. Тем не менее, в общем, потому что телевидение многое чего придумывая, имитируя и играя со многим: с историй, со смыслами, приучило. Поэтому не удивляйтесь тому, что люди не доверяют.
Анатолий Малкин: Авторскому телевидению можете доверять всегда.
Анна Качкаева: Хорошо. Тем не менее, вы сделали этот проект с детьми, где дети задают часто такие вопросы, которые взрослые на нашем телевидении не задают. И вот вы решились на затею показать замечательных немолодых, на мой взгляд, которых вообще-то, в контексте современного телевидения нет. Я имею в виду проект «20 лет спустя. От всей души». Вышел пока только один выпуск. И у меня вопрос: почему вы уверены, что у этого проекта есть будущее?
Анатолий Малкин: Вы знаете, сейчас мы готовим два новых – на 8 марта, если у нас все получится, с Грибоедовским ЗАГСом (замечательная идея!).
Анна Качкаева: Просто Грибоедовский ЗАГС как:
Анатолий Малкин: :как зеркало русского счастья. Замечательные есть истории, просто потрясающие. И на 9 мая мы будем, вероятно, делать завод Хруничева, что очень любопытно. Понимаете, мы ведь не плачем там. Пришла ко мне одна из корреспондентов, которая четко поймала, она сказала, что это передача, в которой давайте восхищаться. Ну, не хватает у нас пространства для того, чтобы посмотреть и сказать, что рядом живут люди. Мы не умеем восхищаться. Мы не умеем говорить комплименты. Мы не умеем долго с этим присутствовать. Все это глупость, может быть, даже если у этого нет большой аудитории, я считаю, что это просто государственная (ну, это моя личная) задача. Большое спасибо Александру Сергеевичу Пономареву, который это вдвинул на канал. На самом деле, мы вместе все это толкали, первоначально это его идея – делать подобную передачу. Этих программ нет. И, может быть, поэтому мы так живем.
Вы понимаете, мы живем в криминале, потому что эти программы есть. Это не такой прямой процесс, но на самом деле, если появится достаточное количество программ, говорящих совершенно о другом, которые создадут некоторую сферу общения и некоторую сферу эмоций, возможно, в какой-то степени изменится жизнь, потому что изменится чуть в мозгах что-то и в сердцах. Поэтому эта программа должна быть обязательно, потому что она просто должна быть. Без нее телевидение беднее. Вот для чего мы это делаем.
Кстати, между прочим, по поводу «Ста вопросов взрослому», мы сейчас делаем продолжение. Мы придумали передачу «Большая перемена», в которой дети приводят взрослых, своих родителей, сажают в класс и заставляют их проходить все то, что они проходят в школе. Забавнейшая история получилась. Взрослые оказываются чрезвычайно необразованными людьми. Они требуют от детей массу того, что как бы дети должны соответствовать, но когда они попадают в ситуацию сегодняшней литературы, математики, они просто проваливаются. И это так интересно – это сочетание. Мы сейчас подготовили «пилот», может быть, скоро она выйдет.
Анна Качкаева: Владимир из Дмитрова, вы в эфире.
Слушатель: Несколько минут назад вы говорили, на что похоже наше телевидение. Так я вам скажу, что на греческое телевидение 15-летней давности.
Анна Качкаева: Вы его смотрели, видимо?
Слушатель: Да, много лет. И причем подавляющее большинство женщин в Греции смотрят это все, а подавляющее большинство мужчин смотрит только футбол, баскетбол и ралли.
Анатолий Малкин: Ну, там реальные эмоции, это правильно. Когда нет возможности получить что-то реальное, то лучше смотреть спорт большой.
Анна Качкаева: Владимир, так вы хотели что-то спросить, или у вас такая мысль была?
Слушатель: Мысль.
Анна Качкаева: Михаил из Санкт-Петербурга, мы вас слушаем.
Слушатель: Сегодняшнее телевидение, по сравнению даже с телевидением 90-х годов, его смотришь, и какое-то такое впечатление, как будто оно пытается специально отупить народ, сделать его быдлом. Но не все программы. На канале «Культура» есть некоторые программы. Особенно мне нравится на ТВЦ «Момент истины», потому что где еще узнаешь правду, как не там? А как вы считаете?
Анатолий Малкин: Я так не считаю.
Анна Качкаева: Да, исчерпывающе. Напоследок об Общественном телевидении. Вы много сегодня говорили о «Би-Би-Си», и весь минувший год разговоров об этом явлении было больше, чем достаточно на всех уровнях, но дальше разговоров дело не двинулось, и все только разводят руками и говорят, что не время. А время настанет, по-вашему?
Анатолий Малкин: Вы знаете, я все время думал. Помните судьбу Ходорковского и судьбы сегодняшних наших олигархов? Я все время думал: а почему люди вместо того, чтобы построить 300 тысяч квартир для офицеров, отдать государству и не требовать за это налоговых преференций, потому что есть проблема – сделали, потому что на самом деле все мы понимаем, откуда эти деньги взялись и каким образом к ним надо относиться, занимаются совершенно другими вещами, от которых они получают такие мелкие кайфы.
Анна Качкаева: Но Ходорковский то попытался поменяться.
Анатолий Малкин: Понимаете, сделать надо большое дело. Конечно, хорошо компьютеризировать школы где-то или сделать историю с домом для детей. Но вот существует 50 тысяч детей в этой стране, инвалидов, для которых просто не хватает операции. Мы на улице собираем деньги. Ну, почему бы не взять эти 50 тысяч и не вылечить просто? Так вот, Общественное телевидение начнется тогда, когда наши олигархи перестанут хотеть получать от этого что-то, а просто вложат деньги для того, чтобы это было.
