Ссылки для упрощенного доступа

Чего добился Владимир Путин за семь лет на посту президента и чего еще добьется; Террористы выходят в общество: дискуссия о прошлом Германии и наследием фракции Красной Армии; Мораль и право: чем ограничены полномочия министра юстиции США; Как остановить исчезновение видов домашних животных


Чего добился Владимир Путин за семь лет на посту президента и чего еще добьется?



Ирина Лагунина: 7 лет назад, точнее, 26 марта 2000 года Владимир Путин был избран президентом России в первый раз. Потом было избрание на второй срок. И почти ровно год остается до его ухода от власти.


Мой коллега Андрей Бабицкий обратился к российским политологам с вопросами: что удалось и чего не удалось сделать Владимиру Путину за семь лет и каково будущее построенной им политической системы?



Андрей Бабицкий: Директор Института национальной стратегии, политолог Станислав Белковский считает, что Владимир Путин был послан во власть с определенным набором задач. По ходу их реализации он обзавелся и некоторыми личными проблемами.



Станислав Белковский: За семь лет, которые Владимир Путин находится у власти, ему в целом удалось реализовать изначальную миссию собственного режима. Эта миссия состояла из трех частей, и состоит. Часть первая – гарантии результатов приватизации 90-х годов, средств тех людей, которые, собственно, и выдвинули Путина во власть в 1999 году и ради его прихода к власти затеяли чеченскую войну. Часть номер два – это эмиссии, обналичивание собственности самой властью, и превращение собственности власти в живые деньги. И часть номер три – легализация результатов обналичивания собственности власти на Западе.


Первые две части Путиным в значительной мере реализованы. Результаты приватизации полностью гарантированы. Правящий класс в 1999 году понимал, что эти результаты могут быть гарантированы только в условиях достаточно политической стабильности, и с задачей обеспечения этой стабильности Владимир Путин справился в полной мере. Обналичивание собственности власти идет в настоящее время, и Путин успешно ему способствует. Не получается только в полной мере легализация обналиченных денег и олигархических активов на Западе, поскольку выяснилось, что этому мешает ментальный и ценностный барьер между российской правящей элитой и, собственно, Западом. Но здесь уже Путин над этим не властен. Хотя то, что он над этим не властен, вызывает у него отчетливое раздражение, которое вылилось на публику, в частности, в знаменитой мюнхенской речи.


Что не удалось? Не удалась модернизация России. К тому Путин даже не приступал. Все проблемы, связанные с необходимостью построения нового государства на руинах советской империи, он отложил на потом и фактически передает это своему неведомому пока преемнику.



Андрей Бабицкий: Политолог Дмитрий Орешкин, отвечая на вопрос, что удалось сделать Владимиру Путину за семь лет президентства, обращает внимание прежде всего на тот образ стабильности, которые был сформирован отчасти и благоприятными обстоятельствами, но главным образом форсированной пропагандой, техникой влияния на умы.



Дмитрий Орешкин: В целом, если глядеть изнутри России, со стороны большинства населения, то путинская эпоха воспринимается как положительная. Прежде всего ему удалось консолидировать и надолго задержать на себе позитивное настроение общества. Ну, стабильный рейтинг – порядка 70 процентов – эта цифра соответствует действительности. Почему так? Во-первых, ему очень сильно повезло, потому что на него эпоху пришелся тот самый восстановительный рост после дефолта, когда экономика росла сама по себе, вне зависимости от того, кто ею командовал.


Тяжелые времена 90-х годов, когда формировалась новая мотивационная система, когда люди понимали, что есть смысл работать, потому что то, что ты заработаешь, остается у тебя в кармане, а не целиком перекочевывает в государственный карман, вот пока страна все это осваивала, она мучилась. А когда началась эпоха Путина, вот эта непонятность постепенно прошла – и экономика заработала. Стал работать частный бизнес, люди поняли, что есть смысл напрягаться, есть смысл думать головой и шевелить руками, и это жестко ассоциируется с именем президента Путина. И в нем действительно есть серьезная заслуга этого президента. Он не делал, по крайней мере, фатальных глупостей. В результате мы видим рост фондового рынка, подъем в целом экономики. Экономическая стабильность, консолидация элит – безусловные преимущества, с точки зрения людей, потому что их утомляла постоянная борьба элитных группировок. Было такое ощущение, что в стране нет хозяина.


То же самое – на уровне международной деятельности, тут, мне кажется, он нашел очень удачное решение: он разделил символические ценности и реальную политику. В символических ценностях нам все время говорят, что Россия стала больше, поднялась с колен, диктует свою какой-то политику, демонстрирует какую-то жесткость, и люди это воспринимают аплодисментами. Ментально в глазах избирателей достаточно того, что на символическом уровне мы кому-то показали кулак – и уже от сердца отлегло.



Андрей Бабицкий: Станислав Белковский уверен, что Владимиру Путину уже уготовано место в исторических хрониках по двум причинам. Во-первых, он покидает свой пост в относительно благополучный период, за которым последует глобальный кризис. Во-вторых, Путин уходит добровольно, хотя мог бы сохранить власть.



Станислав Белковский: В оставшийся год Путин должен решить главную задачу – мирный транзит власти. У этой задачи есть подзадача: Путин должен остаться в учебнике российской истории как последний правитель, при котором в России было все ничего, при котором царила определенная стабильность и народ чувствовал себя более-менее оптимистично. Обе задачи, ни главная, ни второстепенная, не решаются слишком просто, поскольку в стране нарастает номенклатурный раскол, конфликт между различными частями правящей элиты, которые не будут сейчас ограничены никакими моральными соображениями и способны на все в борьбе друг с другом, на любую кровь, на любую дестабилизацию. Именно поэтому правящая элита не может выдвинуть единого преемника – консенсусную фигуру, которая устроила бы и Путина, и основные группы влияния, число которых на сегодняшний день приближается к 12.


Выйти из этого клинча, из этого непримиримого противоречия между необходимостью уйти и желанием обеспечить мирный транзит власти и в каком-то смысле сохранить влияние на постпутинскую России Владимиру Путину будет очень непросто. Если это у него получится, то можно будет говорить о Путине как о верховном политике, который, хотя не поднял Россию на дыбы, но все же смог путем новейших технологий политической шизофрении, присущих именно XXI веку, которые предполагают проводить все ту же политику, что и в 90-е годы, но в условиях народной поддержки и абсолютной политической стабильности. В этом смысле Путин был, есть и будет уникальным в русской истории, и будет уникален он потому, что это единственный полновластный царь, трон которого не шатнулся, который добровольно уходит от власти, которого никто не вынуждает уходить от власти и который отчасти понимает, отчасти не понимает риски, связанные с этим уходом, тем не менее, делает такой выбор.



Андрей Бабицкий: Дмитрий Орешкин также считает, что, несмотря на внешнее благополучие, сформированная Путиным система накопила колоссальное количество внутренних проблем, которые никто не пытается решить.



Дмитрий Орешкин: Оборотной стороной консолидации элит является их консервация. Люди пришли к власти – поколение 50-летних мужчин, которые совершенно не собираются с этой властью расставаться. Они прекрасно организовали то, что называется «бюрмисом», то есть бюрократическим бизнесом. И они вовсе не считают нужным освобождать эти места для каких-то других пришельцев. И именно с этим связана, во-первых, кастрация избирательной системы, что у власти были все преимущества для того, чтобы воспроизвести саму себя на следующий избирательный цикл. Снижается и даже местами истребляется политическая и, в частности, экономическая конкуренция тоже. Как следствие, большая неудача – это разрыв между словом и делом. Это возвращение к таким советским стандартам. Но ведь есть и реальность. Вот, например, на уровне державной риторики мы укрепили свои позиции в СНГ, а на уровне презренной практики мы их расслабили. Потому что понятно, что Украина в перспективе все равно отходит к Западу, про Грузию я уже не говорю. На самом деле получилось так, что на постсоветском пространстве эпоха Путина скорее есть эпоха сокращения российской влиятельности, чем ее роста.


То же самое – про экономику. В начале путинской семилетки, восьмилетки в перспективе мы говорили об удвоении ВВП к не очень понятному сроку. Сейчас эта тема уже становится неактуальной, потому что понятно, что удвоиться, по крайней мере, к 2010 году мы не успеваем. Мы намеревались догнать по душевому валовому продукту Португалию, а сейчас уже отстаем от Эстонии. В этом и есть основная проблема путинской эпохи. Он выстроил такую конфигурацию власти, которая вроде бы все контролирует, во всяком случае, в ментальном пространстве, она контролирует кадровую политику, она контролирует губернаторов, она контролирует выборы, она все держит в кулаке. Но понятно, что раньше или позже эта система тотального контроля покажет свою неэффективность в экономическом плане, в социальном плане, в любом другом плане. И, соответственно, нарастает риск крушения всей этой самой вертикали, как было с Советским Союзом.



Андрей Бабицкий: Ну, и наконец, по мнению Станислава Белковского, после ухода от власти перед Владимиром Путиным в полный рост встает проблема обеспечения личной безопасности. Политолог считает, что ее можно было бы решить на маленьком острове в Тихом океане, но вариант этот – увы – нереализуем.



Станислав Белковский: Не существует механизма, который позволил бы царю, отрекшемуся от престола, сохранить влияние на страну. Это невозможно по определению. Любой следующий царь, даже если он будет обязан Путину своим местом, в любом случае в определенный момент он почувствует себя полновластным правителем и не станет соблюдать кондиций. Я думаю, что у Путина нет иллюзий на эту тему. В этом смысле самая безопасная позиция для Путина была бы – пост президента другой страны. Например, если бы путинская элита купила небольшое островное государство в Тихом океане, например, Науру или Кирибати, потратив незначительную часть своих ресурсов на то, чтобы полностью коррумпировать политическую элиту страны и выплатить компенсацию населению этих стран, то это было бы для них неплохо. Впрочем, эта схема слишком сложна для Владимира Путина, едва ли она будет реализована, поэтому я думаю, что он будет искать прикрытие, будет пытаться обеспечить свою безопасность с помощью позиции международного чиновника. Например, поста президента Международного Олимпийского комитета, который для Путина идеален, поскольку Международный Олимпийский комитет – это уникальная в своем роде структура, где все решают деньги, а именно на таком языке Путин умеет, привык и готов разговаривать.



Андрей Бабицкий: Удивительно то, что Путин пришел к власти под строгой и пугающей маской офицера КГБ, а уходит с окончательно расфокусированным образом. Его облик сегодня гораздо более размыт, нежели семь лет назад, когда часть общества воспринимала его как чекиста, а другая утверждала, что он – прагматик, либерал и рыночник. Сегодня уже ни одно из этих определений не годится.



Террористы выходят в общество. Дискуссия о прошлом Германии и наследием фракции Красной Армии.



Ирина Лагунина: Выход на свободу после 24 лет тюрьмы Бригитте Монхаупт, бывшей немецкой террористки, руководившей организацией РАФ – фракция красной армии – с 1977 по 1982 год, дал в Германии повод к началу общественной дискуссии в поисках оценок периода деятельности этой грозы немецкого общества 70-х и 80-х годов.


Рассказывает Юрий Векслер.



Юрий Векслер: Для справки: представители РАФ только в 1998 году, то есть спустя 28 лет со дня основания организации, объявили о самороспуске. На счету РАФ 34 убийства, многочисленные ограбления банков и взрывы. История организации насчитывает три поколения бойцов. Бригитте Монхаупт относится к первому, как и сидящий в тюрьме Кристиан Клар, другой участник так называемой осени 1977 года – серии убийств, организованных Монхаупт по приказу сидевших в тюрьме руководителей РАФ. Кроме Кристиана Клара, в заключении находятся две последние террористки из третьего поколения. То есть всего трое.


Так что время для общественного обсуждения вроде бы наступило. Но вот пришла ли пора подвести черту под историей РАФ? На этот счет есть разные мнения. Говорит сын убитого РАФовцами в 1986 году дипломата Гарольда фон Браунмюля Патрик Браунмюль. Ему было 16, когда он потерял отца.



Патрик фон Браунмюль: Черту подвести невозможно, так как многие факты остаются неизвестными. С моей точки зрения, вопросы были и остаются. Результаты расследования всех преступлений РАФ после 1985 года близки к нулю. Неизвестно, кто вообще входил тогда в организацию, кто несет ответственность за преступления, и я, как родственник жертвы, нахожу это просто неприемлемым. С одной стороны, необходимо пролить свет на эти события, ответить на остающиеся вопросы, с другой – нужны исследования происхождения, возникновения РАФ. Как образовались первое, второе и третье поколения РАФ? Каковы были механизмы принятия решений в РАФ? И хотя многие бывшие террористы за последние годы публично отказались от своей деятельности, а некоторые даже выказали раскаяние, мы не видим, чтобы они были готовы, тем не менее, рассказывать о событиях тех лет.



Юрий Векслер: Патрик фон Баунмюль подошел к главному, с исторической точки зрения, вопросу: почему у РАФ, по крайней мере до 1977 года, было столько симпатизирующих, что позволило пополнять ряды? Вот попытка ответить на этот вопрос Ханса Кристиана Штребеля, известного политика партии «зеленых», который в прошлом в качестве адвоката защищал на процессах террористов РАФ, в частности Бригитте Монхаупт.



Ханс Кристиан Штребеле: Когда я сегодня рассказываю об этом времени, о времени возникновения РАФ, то мне многие делают упрек, что я своим рассказом пытаюсь оправдать совершенное РАФ. Но я просто пытаюсь напомнить тогдашнюю ситуацию и тогдашнюю общественную дискуссию. И я знаю, что многие из тех, кто ушел тогда в коммунистические группы или в социал-демократическую партию, или остался в политике как независимый социалист, или начал участвовать в создании социального движения 70-х и 80-х годов, - многие из них, или, лучше сказать, из нас, думали тогда примерно одно и то же, что во всем мире возникает ситуация кануна революционных изменений и надо пробовать их осуществлять, потому что так дальше продолжаться не может. И тогда многие умные головы, не только те, кто ушел в РАФ и другие группы боевых действий, решали для себя: продолжать демонстрации? Этим мы занимаемся уже многие годы и достигли этим способом борьбы предела возможного. Надо предпринимать что-то иное. Выводы из этой оценки ситуации были сделаны самые разные. Некоторые - меньшая часть - избрали вооруженную борьбу, многие ушли в коммунистические группы и тоже потом с трудом пытались понять, почему РАФовцы действуют так, а кто-то ушел в социальные движения...



Юрий Векслер: Между прочим, а двокатами РАФовцев на процессах выступали в своей молодости не только Штребеле, но и бывший канцлер Герхард Шредер, и бывший министр внутренних дел в его правительстве Отто Шили, которого, как и Штребеле, обвиняли в симпатиях, поддержке и помощи террористам.


То, что империализм и глобализация не являются светлым будущим всего человечества, считают многие и сегодня. Например, известный театральный режиссер, ныне руководитель театра Берлинский ансамбль, театра Брехта, Клаус Пайман, который готов взять бывшего террориста Кристиана Клара на работу техником сцены. Клар же, осужденный за 9 убийств пожизненно, добивается помилования со стороны президента Хорста Келера.



Клаус Пайман: Если сегодня кто-нибудь, как Клар, открыто говорит, что империализм должен быть повержен и сокрушен, то он полностью прав. Тот, кто ставит под вопрос сегодняшнюю Европу и претензию на мировое господство Западной Европы и Америки, не обязательно является террористом. Из 7 миллиардов жителей Земли, 5 миллиардов придерживаются того же мнения, что и Клар.



Юрий Векслер: Процесс рассмотрения прошения о помиловании Клара был застопорен после того, как в печати появилось его приветственное послание из тюрьмы Конференции имени Розы Люксембург, в котором Клар призвал «завершить разгром планов капитализма и открыть дверь в другое будущее». Далее он продолжил свой текст в духе «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим...» и «мы наш, мы новый мир построим...» Немецкая пресса раздула эти пассажи не в момент их появления, а позднее, когда президент Хорст Келер должен был принять решение относительно Клара. Предыдущий президент Иоганнес Рау помиловал в период своего правления в 2002 и 2003 годах двух террористов РАФ, и общество тогда, скорее сознательно, не заметило эти события. Нынешнее общество настроено более активно, и в нем есть как те, кто хочет общественного примирения по вопросу РАФ, так и семьи жертв, для которых ситуация характерна тем, что если о террористах можно сказать «бывшие», то к жертвам, к тем, кто потерял родных, это слово применить нельзя. Только сейчас некоторые из них прерывают свое молчание, длившееся десятки лет.


Как будут бывшие террористы ресоциализироваться и жить в немецком обществе, представляется самой малой проблемой в приближении к подведению черты под этой историей. Во-первых, все они когда-то были частью общества, а отнюдь не бомжами. Сегодня многие бывшие террористы (а в тюрьме, напомню, остаются только трое из них) живут и работают в Германии. Несколько примеров. Эккехард фон Секендорф работает в Берлине врачом-гомеопатом, Петер Юрген Боок стал литератором, успешно продавшим свои воспоминания (то, чего не хотела бы Бригитте Монхаупт, которая, по непроверенным данным, будет работать на автоторговой фирме своих друзей). Бывшая террористка Сюзанна Альбрехт под другим именем работает учителем в школе. Другая дама из РАФ, Сильке Майер-Витт, служит в немецкой миссии в Косово. В Германии почему-то не принято обращать внимание на очевидный факт большого процента женщин в рядах РАФ. А их, воительниц, валькирий, было действительно немало, да и у истоков организации стояли две женщины, о которых написала пьесу Елинек.


Какие уроки должны извлечь политики, прежде всего, властные структуры из истории с РАФ? На вопросы – как вы оцениваете реакцию государства на террор РАФ и позволило ли тогда государство довести себя до истерии – отвечает Ханс Кристиан Штребеле.



Ханс Кристиан Штребеле: Государство тогда предприняло законодательные инициативы в направлении ущемления прав человека, процессуальных прав. Эти статьи по-прежнему в силе, но, слава Богу, не столь часто применяются. Например, запрет на контакты сидящих в тюрьме по обвинению в терроризме не только с другими заключенными, но и с адвокатами на срок до 30 дней – эта статья действует до сих пор. Были и другие решения, ограничивающие права адвокатов. Было разрешено, например, судить заочно, если подсудимый не в состоянии был участвовать в процессе...



Юрий Векслер: А вот оценка тогдашних действий властей Патрика фон Браунмюля, сына убитого террористами в 1986 году дипломата Герольда фон Браунмюля Патриком.



Патрик фон Браунмюль: Конечно, прокуратура и полиция предпринимали тогда многое, но многие их действия выглядели чисто пропагандистскими. После каждого преступления принимались новые законы, тогда как действующие по-настоящему не применялись. Было впечатление большого числа ошибок в системе охраны конкретных людей, например, в случае с моим отцом, и кажется, что некоторые отсутствовавшие превентивные действия могли бы предотвратить часть преступлений. Оглядываясь сегодня на эти события, видишь ошибки, например ту, что РАФ была воспринята чересчур серьезно. Конечно, РАФовцы представляли собой большую угрозу, и они были хорошо организованы, но способы и методы, с помощью которых на их мысли и убеждения было наложено табу, способы и методы обхождения с террористами, проявленные во время процессов и выразившиеся в условиях их содержания в тюрьме, способствовали эскалации, давали в руки РАФ аргументы, позволявшие находить сторонников и набирать их в свои ряды.



Юрий Векслер: Подобные мысли и у режиссера Клауса Паймана.



Клаус Пайман: Государство имеет право применять силу. На то есть наше общественное согласие, что государство наделено этим правом, и я тоже признаю это правильным. По-другому, конечно, нельзя. Но государственное насилие частично провоцирует ответное насилие. Тот, кто это отрицает, либо глуп, либо слеп.



Юрий Векслер: Прошлое нельзя переиграть. Нынешний правозащитник, один из видных политиков партии «зеленых» Ханс Кристиан Штребеле, а в 70-е и 80-е годы адвокат основателей РАФ Андреаса Баадера и Бригитте Монхаупт, сам был осужден на 18 месяцев тюрьмы условно за информационную помощь подзащитным, вышедшую, по мнению суда, за пределы его адвокатских обязанностей. Сегодня на вопрос об оценке своих действий в тогдашних событиях Ханс Кристиан Штребеле отвечает…



Ханс Кристиан Штребеле: В главном, из того, что я делал тогда, мне нечего поставить под сомнение. Конечно, в отдельных ситуациях я сегодняшний вел бы себя иначе. Но исходя тогда из моих тогдашних взглядов и моего опыта, говорившего мне, что с моими подзащитными обращались более чем несправедливо, что их здоровью намеренно наносился вред, я нахожу мои действия как адвоката правильными. Я и сегодня считаю их необходимыми и сегодня вел бы себя так же.



Мораль и право: чем ограничены полномочия министра юстиции США?



Ирина Лагунина: Сенат США расследует обстоятельства увольнения восьми федеральных прокуроров. Министра юстиции Альберто Гонсалеса обвиняют в том, что он оказывал политическое давление на прокуроров, а тех, кто не поддался, отправил в отставку.


Рассказывает Владимир Абаринов.



Владимир Абаринов: В каждом американском штате своя судебная и правоохранительная система, которая казнит и милует по законам штата. Но есть категория федеральных преступлений: организованная преступность, терроризм, шпионаж, коррупция, торговля наркотиками. Это - юрисдикция федеральных властей. Для расследования таких дел и судопроизводства по ним территория США разделена на 93 федеральных судебных округа, в каждом из которых работает федеральный прокурор. Это должностное лицо назначается президентом и утверждается Сенатом на 4-летний срок.


В июне прошлого года один из федеральных прокуроров вышел в отставку. В декабре - еще семеро. Все восемь человек отслужили положенные четыре года. Президент не нарушил никаких законов. Но прокуроры служат не только президенту, но и правосудию, и потому должны пользоваться независимостью. Уволенные утверждают, что от них избавились, потому что они оказались слишком принципиальными. Они, однако, молчали до тех пор, пока руководители министерства юстиции не заявили Сенату, что прокуроры уволены по причине слабых результатов в работе.


Министр юстиции Альберто Гонсалес созвал по этому поводу пресс-конференцию и попытался объяснить ситуацию чисто канцелярским недоразумением.



Альберто Гонсалес: Первое, я считаю, что федеральные прокуроры должны быть независимыми. Они - лицо министерства. Они - мои представители на местах. Мне известна их самоотверженность. Я знаю, что для этой работы на благо американского народа требуется смелость. Второе, министр юстиции и другие политические назначенцы, такие как федеральные прокуроры, занимают свои места по усмотрению президента Соединенных Штатов. Третье, я всецело признаю конституционную роль Сената в согласовании и утверждении назначений федеральных прокуроров и ни в какой форме не поддержу попыток обойти эту роль.


Я верю в подотчетность. Как всякий руководитель большой организации, я несу ответственность за все, что происходит в стенах министерства юстиции. Я признаю, что были допущены ошибки. Я принимаю на себя ответственность за них. И я обещаю американскому народу найти первопричину ошибок, призвать к ответу виновных и внести изменения в процедуры с тем, чтобы те же ошибки не были допущены впредь.


И напоследок хочу сказать кое-что еще. Я преодолел множество препон в своей жизни на пути к посту министра юстиции. Я занимаю это место не потому, что сдаюсь, а потому, что учусь на ошибках, потому, что принимаю ответственность на себя и потому, что я предан своему делу. И все это я намерен делать и в дальнейшем на благо американского народа.



Владимир Абаринов: Министр утверждал, что сам он не принимал участия в процедуре увольнения.



Альберто Гонсалес: В сущности, я ничего не знал об этом деле. Я не читал никаких служебных записок, не участвовал ни в каких совещаниях по этому вопросу. Вот и все, что я знал в качестве министра юстиции. Никогда не видел никаких документов, ни разу ни с кем не обсуждал эту тему.



Владимир Абаринов: Однако в дальнейшем выяснилось, что министр ввел публику в заблуждение - он участвовал как минимум в одном совещании на эту тему. Демократы в Сенате немедленно призвали Гонсалеса к ответу. Президент взял министра под защиту.



Джордж Буш: Как вам известно, я пользуюсь правом широкого усмотрения в вопросе политических назначений в правительстве, в том числе правом назначать федеральных прокуроров. В данном случае этих прокуроров назначил я, и каждый из них отслужил четырехлетний срок. Министерство юстиции, с одобрения Белого дома, решило, что люди, заменившие их, будут лучше служить нашей стране. Извещение об этом решении, равно как и последовавшее разъяснение мотивов этих кадровых перемен, были путаными и в некоторых случаях неполными. Ни министр юстиции, ни я не одобряем стиль этих разъяснений. Мы настроены, чтобы поправить дело.



Владимир Абаринов: Поскольку выяснилось, что в решении участи прокуроров принимали участие ближайшие советники президента, Конгресс потребовал от них показаний. Но президент категорически отказался разрешить советникам участвовать в публичных допросах, да еще под присягой.



Джордж Буш: Прежде всего, министр юстиции и его ключевые сотрудники дадут показания соответствующим комитетам Конгресса, в которых объяснят, как и почему они приняли решение. Во-вторых, мы предоставляем Конгрессу доступ к беспрецедентно широкому объему информации, касающейся процесса принятия решения о замене 8-ми из 93 федеральных прокуроров. В течение последних суток Министерство юстиции передало Конгрессу более трех тысяч страниц внутриведомственных документов, включая переписку с сотрудниками Белого дома.


В-третьих, я отдаю себе отчет в том, что всех интересует роль, какую сыграл в этих отставках Белый дом. Доступ к сотрудникам аппарата Белого дома - это всегда деликатная проблема. Президент полагается на откровенное мнение своих советников. Отцы-основатели понимали это и потому приняли принцип разделения властей. И если советники президента будут работать с ощущением постоянного страха, что их в любой момент могут призвать к ответу и потребовать показаний о дискуссиях в администрации, президент не сможет получить откровенный совет, а значит, интересы американского народа пострадают.


Вместе с тем в данном случае я признаю, что Конгрессу важно знать, каким образом и по каким причинам было принято решение. Поэтому я позволю членам соответствующих комитетов на внепартийной основе провести беседы с ключевыми сотрудниками моего аппарата с тем, что установить факты, имеющие отношение к делу. Кроме того, мы предоставим все исходящие из Белого дома документы и электронные письма, касающиеся этого вопроса, направленные в Министерство юстиции или любым иным лицам, в том числе членам Конгресса и их сотрудникам. Эти экстраординарные меры представляют собой разумное решение проблемы. Однако мы не будем участвовать в узкопартийной охоте за жареными фактами, имеющей целью скомпрометировать достойных слуг народа.



Владимир Абаринов: Вместе с тем Джордж Буш попытался смягчить напряженность. Он фактически дезавуировал утверждения о профессиональной несостоятельности уволенных.



Джордж Буш: Я также хочу сказать кое-что федеральным прокурорам, которые вышли в отставку. Я ценю вашу службу на благо страны. И хотя я решительно поддерживаю решение министра юстиции и уверен, что он действовал подобающим образом, я сожалею, что эти отставки превратились в такой спектакль.



Владимир Абаринов: О том, каким образом на него оказывалось давление, рассказал в ток-шоу телекомпании NBC «Встреча с прессой» бывший федеральный прокурор штата Вашингтон Джон Маккей. Он навлек на себя гнев высокого начальства тем, что недостаточно усердно расследовал дело о мнимой фальсификации результатов губернаторских выборов в штате Вашингтон в 2004 году (спор там шел за сотые доли процента; бюллетени пересчитывали дважды; в конце концов, демократ Кристин Грегуар победила большинством всего в 129 голосов). Маккея вызвали в Белый дом и спросили, почему он закрыл дело.



Джон Маккей: Я был слегка удивлен этими вопросами, поскольку наше управление внимательно изучило все доказательства по делу о губернаторских выборах и пришло к выводу, что доказательств недостаточно. Решение не возбуждать дело я принял при полном согласии управления ФБР в Сиэтле. Так что с точки зрения доказательной базы дело не было спорным, хотя вокруг него и кипели страсти в штате. Знаете, когда принимаешь трудное решение, как в данном случае, рассчитываешь, что тебя поддержит начальство в Вашингтоне. И это действительно проблема: люди, которые, как и ты, поднимали правую руку и клялись защищать Конституцию, ведут себя иначе, чем ты понимаешь свой долг, а именно - строить обвинение на уликах и не позволять политическим расчетам влиять на уголовное расследование.



Владимир Абаринов: Джон Маккей убежден, что стал жертвой охоты на ведьм.



Джон Маккей: Я думаю, на самом деле чиновники министерства задним числом пытаются найти основания для наших увольнений. Конечно, мы знаем, что служим до тех пор, пока этого хочет президент. Потому-то я и ушел в отставку без каких бы то ни было комментариев и молчал до тех пор, пока они не решили сообщить Конгрессу ложную причину.



Владимир Абаринов: Похожая история произошла в октябре прошлого года с федеральным прокурором штата Нью-Мексико Дэвидом Иглесиасом. Интервью с ним ведет обозреватель NBC Тим Рассерт.



Тим Рассерт: Вы пишете в своей статье в «Нью-Йорк Таймс»: «Политика вошла в мою жизнь двумя телефонными звонками прошлой осенью, незадолго до ноябрьских выборов. Первый раз мне позвонила член Палаты представителей Хизер Уилсон, второй раз - сенатор Пит Доменичи, оба республиканцы от моего штата Нью-Мексико. Госпожа Уилсон спрашивала меня о деле по обвинению местных демократов в политической коррупции, которое широко освещалось в прессе, но обвинительное заключение по решению суда разглашению не подлежало. Ее вопрос насторожил меня. Прокуроры не имеют права разглашать содержание закрытых документов, поэтому я уклонился от ответа. Вскоре после госпожи Уилсон мне домой позвонил сенатор Доменичи. Сенатор желал знать, собираюсь ли я предъявить обвинения в коррупции - по тому самому делу, о котором спрашивала госпожа Уилсон - до ноябрьских выборов. Когда я ответил ему: «Не думаю», он сказал: «Очень жаль» и повесил трубку».


Первый повесил?



Дэвид Иглесиас: Именно так.



Тим Рассерт: Вы почувствовали, что вас запугивают этими звонками?



Дэвид Иглесиас: Слегка припугнули, да. Все дело ведь в сроках. Госпожа Уилсон вела очень острое соперничество за место в палате. Полагаю, она была на второй позиции. Местная пресса широко освещала это коррупционное дело. Но я не мог обсуждать его ни с кем и меньше всего - с членами Конгресса.



Тим Рассерт: Когда вы получаете подобные звонки, разве вы не обязаны сообщить о них своему начальству?



Дэвид Иглесиас: Обязан. Согласно инструкции. Признаю, что должен был сразу же сообщить.



Тим Рассерт: Почему вы этого не сделали?



Дэвид Иглесиас: Чувство личной лояльности оказалось сильнее. Я колебался. Я помнил требование инструкции. Но сенатор Доменичи был моим наставником, Хизер Уилсон - мой друг и союзник, и я просто разрывался на части.



Владимир Абаринов: Хизер Уилсон вела в тот момент исключительно тяжелую борьбу за переизбрание и надеялась с помощью прокурора склонить чашу весов в свою пользу.


Демократы в Сенате настроены со всей решительностью. Сенатор Дик Дурбин комментирует оправдания Альберто Гонсалеса.



Дик Дурбин: Постоянно действующее в Вашингтоне правило таково: если у тебя плохая новость - сообщи ее вечером в пятницу в расчете на то, что большинство ее пропустит. Именно так и поступили в данном случае. На самом деле это уже третье противоречие, исходящее от министра юстиции. Сначала он сказал, что Белый дом не участвовал в принятии решения. Теперь мы видим из электронной переписки, что участвовал. Потом он сказал, что этих прокуроров уволили, потому что они плохо работали. Теперь обнаружилось, что имели место политические соображения. И наконец, заявление министра юстиции, сделанное всего несколько дней назад, противоречит факту его участия в совещании на эту тему. Возникает вопрос доверия, и потому наиболее важные действующие лица этой истории должны дать показания юридическому комитету Сената под присягу, под стенограмму и рассказать всю правду.



Владимир Абаринов: Его коллега республиканец Арлен Спектер.



Тим Рассерт: Сенатор Спектер, когда вы услышали, как министр юстиции говорит, что не участвовал ни в каких обсуждениях вопроса, а потом прочли электронное послание, из которого видно, что совещание как раз на этот предмет имело место в кабинете министра, к какому выводу вы пришли?



Арлен Спектер: Полагаю, в этом деле есть второй, критически важный элемент - это вопрос о том, был ли министр откровенен. Он важнее вопроса о том, правильно или неправильно действовало министерство, и потому юридический комитет Сената должен докопаться до дна. Мы заслушаем показания министра Гонсалеса. Нам предстоит найти ответы на множество вопросов помимо вопроса о доверии министру. Без сомнения, случившееся произвело эффект холодного душа на федеральных прокуроров по всей стране. Послушайте, они занимают свои должности до тех пор, пока этого желает президент. Президент Клинтон одним махом уволил всех 93-х. Так что президент может уволить их вообще без причины. Но я считаю, он не может уволить их по неправильной причине. Существуют противоречивые версии того, что произошло с этими восемью прокурорами, и я думаю, юридический комитет должен провести тщательное расследование и установить факты.



Владимир Абаринов: Наутро после этого диалога стало известно, что советник министра юстиции Моника Гудлинг отказалась от допроса на основании Пятой поправки к Конституции, которая освобождает от дачи показаний против самого себя.



Как остановить исчезновение видов домашних животных?



Ирина Лагунина: Проблема сохранения биоразнообразия касается не только диких животных из Красной книги, но и домашних животных. И возможно, вопрос их вымирания стоит даже острее, чем в природе: ведь огромное разнообразие пород скота прошлого века в этом веке сократилось до 33-х, при этом 20 из них практически существуют только на бумаге.


Почему сокращается разнообразие домашних животных? Чем грозит сокращение разнообразия пород домашних животных человечеству? Какие шаги можно предпринять для решения этой проблемы? На все эти вопросы отвечает сотрудник Института генетики Российской академии наук, доктор биологических наук Галина Сулимова. С ней беседуют Александр Марков и Ольга Орлова.



Александр Марков: Галина Ефимовна, действительно существуют какие-то проблемы, что там какие-то породы могут исчезнуть?



Галина Сулимова: Проблема стоит достаточно остро, и не только в нашей стране, но и во всем мире. Дело в том, что наиболее широко распространены и более всего используются так называемые коммерческие породы - это в основном голштино-фрисская черно-пестрая порода. И они распространились по всему мира, вытесняя местные, аборигенные породы.



Александр Марков: Это потому что они самые продуктивные что ли?



Галина Сулимова: Да, они самые продуктивные. Но это вообще чревато большими неприятностями в будущем. Потому что когда у нас сводится все разнообразие того же крупного рогатого скота к одной, двум, трем породам, то любое изменение окружающей среды, изменение требований самого человека к молочным продуктам или к качеству мяса и так далее, появление каких-то новых заболеваний или возникновение эпизоотий на уровне старых заболеваний (например, ящур у другие), они могут привести к тому, что просто значительная часть животных погибнет. И кроме того, это вообще ограничивает в дальнейшем возможности разведения крупного рогатого скота, получения каких-то новых пород, с новыми требованиями человека. Ведь еще один момент: не надо забывать, что искусственное разведение животных, как правило, приводит к довольно резкому обеднению генофонда. Это связано с тем, что используется, как правило, искусственное осеменение и фактически несколько быков практически являются основателями большого поголовья скота, и, в отличие от природных популяций, где потомки одного самца представлены десятками голов, для искусственно разводимых популяций это тысячи потомков.



Александр Марков: То есть снижается разнообразие генетическое.



Галина Сулимова: Да, снижается генетическое разнообразие. А восполнить его, если у нас будут уничтожены аборигенные породы, будет нечем. Особенно это опасно для нашей страны. Во-первых, это огромнейшая страна с очень разными климатическими условиями, иногда с экстремальными условиями, например - Якутия или Горный Алтай, Калмыкия. При этом, в отличие от западных стран, где хорошо оборудованные коровники, сбалансированное питание для животных, у нас это не так. Например, в Якутии якутский скот содержится в неотапливаемых коровниках и фактически на свободном выпасе. Если учесть, что температура зимой там до минус 50, то можно себе представить, насколько выносливы должны быть эти животные. Или, например, в Горном Алтае то же самое - и лошади, и коровы бурятских пород, они тоже находятся, как правило, на свободном выпасе. Вплоть до того, что зимой они часто добывают сами себе корм, раскапывая, как олени, снег и находя себе какое-то питание.



Ольга Орлова: А что подразумевается под словом «сохранить аборигенную породу», когда речь идет о домашних животных?



Галина Сулимова: У нас на сегодняшний день ситуация такая в нашей стране. За последние 15 лет мы потеряли около 50 процентов местных отечественных пород. На сегодняшний день у нас разводятся 33 породы крупного рогатого скота, но из них 50 процентов животных - это черно-пестрая порода, это широко распространенная во всем мире порода коровы. На остальные породы, естественно, приходится небольшая численность. В результате из 33 пород крупного рогатого скота, которые на сегодняшний день еще разводятся, только 13 пород находятся в состоянии более-менее нормальном, когда существование породы не вызывает опасений. Местные породы сокращаются. Что это означает? Это означает, что уже слишком маленькие получаются стада. Для того чтобы порода могла быть сохранена, нужно, чтобы было, по крайней мере, тысяча взрослых самок и достаточно большое количество быков, около 20 хотя бы. Тогда это порода, которая может воспроизводиться без потери генетического разнообразия своего. Но когда численность породы очень резко сокращается, то это неизбежно приводит к утере многих очень ценных генетических комплексов.


И особенно это опасно в связи с появлением новых заболеваний крупного рогатого скота. У большинства высокопродуктивных пород очень снижен иммунный ответ. И вообще это может привести, я боюсь, даже к катастрофическим последствиям в какой-то момент. Но вот еще один интересный момент. Например, в Бурятии той же после того, как распался Советский Союз, распался фактически и тот тип хозяйственной деятельности, какой был, животноводство практически исчезло. И вот интересно, что оно начинает восстанавливаться на базе местных пород. Потому что они неприхотливы, они адаптированы именно к этим, местным условиям. И фермеры начинают разводить именно своих животных, и у них, например, бурятская лошадь, бурятский скот начал потихонечку восстанавливаться. Но тот скот, который был, он все-таки в значительной мере утерян.


У нас практически почти утеряна бестужевская порода. У нас практически утеряна холмогорская порода. Она еще немного сохранилась на Севере, но фактически в средней полосе уже ее практически нет. Дело в том, что еще в советские времена, когда все прописывалось определенным образом, распространялось на всю страну, в этот период, например, была так называемая голштинизация. Поскольку голштинская порода крупного рогатого скота действительно на сегодняшний день самая высокопродуктивная, то наши партийные деятели решили весь абсолютно скот скрестить с голштинским скотом. Были завезены, соответственно, для этого голштинские быки, сперма голштинских быков, и поголовно все породы скрещивались, осеменялись именно семенем голштинских быков. Причем часто вообще не задумываясь о том, к чему это может привести. Я, например, сама даже была в одном из хозяйств, и доярки просто плакали, потому что бестужевскую породу осеменяли семенем голштинских быков. Бестужевская порода - это мелкие породы, 400 килограммов примерно, а голштинские быки могут быть до тонны. И у них, они говорили, получается так: «Мы или теряем корову, или теряем теленка». То есть корова просто не может разродиться, слишком крупный теленок. Тем не менее, все равно вот и бестужевскую, и прочие... То есть это все делалось, как мы кукурузу в свое время сеяли от Северного Полюса до южных окраин, точно так же и здесь.


Там ведь тоже такая ситуация получается, что, действительно, когда вы первый раз скрещиваете, получаете потомство первого поколения, это, как правило, действительно высокие удои и прочее, но уже второе-третье поколение начинает терять эти качества. Ведь нельзя просто взять и скрестить свою корову с каким-то хорошим быком, и это не значит, что вы теперь будете получать всегда высокопродуктивное потомство. И вот голштинизация, это все продолжается, к сожалению.



Александр Марков: Скажите, а что могут сделать генетики в этой ситуации?



Галина Сулимова: К большому сожалению, должна сказать, что очень мало лабораторий, которые исследуют генофонды сельскохозяйственных животных. Мы в силу своих возможностей стараемся изучать породы, аборигенные в основном, крупного рогатого скота, кур. Наши исследования носят комплексный характер. С одной стороны, достаточно большое внимание уделяется исследованию и происхождения пород, затем исследуются различные фенотипические признаки, хозяйственно-полезные, продуктивные качества. И довольно большое внимание мы сейчас уделяем молекулярно-генетическому анализу генофонда сельскохозяйственных животных. Главным делом мы считаем не только изучение генетического разнообразия, но и привлечение внимания общественности, привлечение внимания тех структур, от которых зависит финансирование этих областей и так далее. Потому что спасение пород невозможно без административного вмешательства, без помощи государства.


На сегодняшний день уже трудно сохранить все. Значит, мы должны отобрать наиболее ценные породы, предложить, какие породы нуждаются в первую очередь в сохранении. И я еще считаю, что очень важно, чтобы была какая-то общенациональная стратегия по сохранению генетического разнообразия сельскохозяйственных животных. Ведь это, на самом деле, наше народное достояние. И я вот, честно говоря, думаю, что если действительно у нас спохватятся, начнут сохранять, ведь мы можем принести очень большую пользу не только своей стране, но и всему миру. Потому что у нас еще достаточно много сохранилось аборигенных пород. Это уникальный источник генетического разнообразия, уникальный источник ценных генетических комплексов, которые уже утеряны в других породах.



Ольга Орлова: Нам есть чем поделиться, да.



Галина Сулимова: Есть чем поделиться. И я думаю, что и сами генофонды, сами животные, безусловно, будут востребованы. Наша задача – их сохранить .



Материалы по теме

XS
SM
MD
LG