Тамара Ляленкова: Тема сегодняшней передачи - "Казачий мир". Мир, который в традиционном своем существовании в советские времена был утрачен, но сегодня реконструирован заново. Казалось бы, казачество как сообщество, как форма и норма поведения, ориентированные прежде всего на мужчину, в современной жизни окажется просто неуместным и в лучшем случае сохранится в фольклорных текстах. Однако количество казачьих сообществ в России сегодня говорит об обратном.
Другое дело, что современные казаки, несмотря на атрибутику и ухватки, коренным образом отличаются от исторического прототипа. Чем именно, я попросила рассказать заместителя председателя правления Российского фольклорного союза, участника творческого объединения "Казачий круг" Валерия Порвина.
Валерий Порвин: Есть разные казачества. Первые два - это донское и запорожское, которые служили и польским королям, и турецким султанам, и русским царям, и персидским шахам. Это вольная жизнь, потому что не должен казак быть привязан к какому-то одному месту. С семьей проблемы. Хотя, в общем, казаки брали себе жен - это персиянки какие-нибудь, турчанки, полячки. Жили на Дону, в Запорожье. На Днепре строили городки, где отдыхали от походов.
Тамара Ляленкова: Были какие-то запреты и регламентации на поведение женщины в отсутствие мужа-казака?
Валерий Порвин: В казачестве, кстати, вопреки расхожему мнению, жена - это сильная женщина, способная вести весь комплекс хозяйственных работ в отсутствие мужчины, то есть умеющая делать все, что делает мужчина. Собственно, казачка являлась полноценной хозяйкой того дома, того места, в которое приходил казак после похода. Он оставался главным по традиционным понятиям, но он же прекрасно понимал, что вот он уходит на год, может быть, на два, может быть, на три, а может быть, и на десять, и он не знает, что будет, когда вернется. Конечно, она считается его женой там где-то, на родине. Последние, может быть, два века, когда казаки стали привязаны к земле, их походы - это была уже служба, вот здесь уже отношения изменились. Они просто ходили на службу, как сегодня капитан дальнего плавания.
Тамара Ляленкова: Что традиционно привозили в дома казаки?
Валерий Порвин: Когда ходили в походы, все брали, что может понадобиться или в своем хозяйстве, или на продажу, что имеет цену. Брали все, одежду... Жен приводили. В то время работорговля не была запретной, привозили с собой и работников. Да, подарки, безусловно. Если жена была любимая, подарков привозили много, и родителям, и детям.
Тамара Ляленкова: Есть вещи, которые очень четко в народной традиции поделены, и женщине чисто физически иногда невозможно было справиться с мужской работой. Приходилось кого-то приглашать, нанимать?
Валерий Порвин: Наверное, если у казака, а следовательно, и у казачки было земли много, и хозяйка не могла всю ее обработать, может быть, она сдавала ее в аренду, может быть, нанимала двух, трех, четырех работников. Работник он и есть работник - пришел, отработал и ушел.
Тамара Ляленкова: Но казачество - это мужской мир?
Валерий Порвин: Изначально мужской. Вся культура казачья изначально, конечно, мужская. Если сравнивать, например, обычную, среднюю крестьянскую семью, то отношения между мужчиной и женщиной в силу разного уклада все-таки были разные. Здесь мужчина всегда жил в одном месте, он всегда жил в доме, он являлся де-факто хозяином каждый день, - тем не менее, жена командовала всем комплексом работ в доме. А у казаков все-таки, если мужчина уходил, если его не было, де-факто женщина становилась хозяином, и хозяйкой и хозяином дома одновременно. В общем, отношения с женой или с женщиной всегда были довольно свободные. Ну, вот, походная жена - это было довольно распространенным явлением, и, в общем, с пониманием воспринималось женской половиной. При вольном казачестве вполне достаточно было объявить какую-то женщину своей женой на круге - и это было законно.
Тамара Ляленкова: Казак - это такой маскулинный тип. Как это возможно сохранить, и вообще, возможно ли это сохранить?
Валерий Порвин: Это общее христианское правило, в частности, православное правило. Любой женщине, на мой взгляд, приятно, когда с ней сильный, уважаемый мужчина.
Тамара Ляленкова: Кто теперь казаки?
Валерий Порвин: Я не знаю, исходя из каких соображений современное казачество появилось. Пойти в казачество было личным выбором, наверное, состоянием души. По закону, чтобы быть казаком, войти в реестр, нужно быть просто членом какой-либо казачьей организации. А в смысле бытовом проявляться это может в чем угодно. Он может носить форму, может ее не носить, он может иметь оружие, может его не иметь. Человек сам себя определяет как казак, и все.
Тамара Ляленкова: Вы, когда бывали в экспедициях, наблюдали, как воспитывают мальчиков и девочек?
Валерий Порвин: Новые формы организации - кадетские корпуса. Это общество воспитывает, учит, что мальчик-казак должен уметь. В казаках до трех лет отец должен посадить сына на коня, и с этих пор он казак. Сейчас на коня сажать детей негде, поэтому приходится изобретать какие-то новые формы инициации что ли.
Тамара Ляленкова: Современные условия, разумеется, мешают воспитанию молодежи в традиционном казачьем духе. Но, с другой стороны, дух этот оказался настолько силен, что его из казачьих станиц не смогли вывести даже в советские времена.
О том, каким образом сегодня строится традиционный казачий уклад, рассказывает сотрудник Института мировой литературы Елена Миненок.
Елена Миненок: Безусловно, казачьи станицы, казачьи хутора диаметрально отличаются от нашей центральной и юго-западной России тем, что там существует понятие "хозяин". Не хозяйка, как в Калужской области или смоленских деревнях, а именно - хозяин.
Я расскажу один очень интересный эпизод, который был одним из моих самых сильных первых впечатлений у казаков. Дело в том, что в тех местах, где мы были, там больше степи, там нет лесов, и, как следствие, там нет бань. Вот я человек экспедиционный, привыкший к тому, что каждые 3-4 дня банька топится, вижу, что в некоторых домах стоят баньки. Думаю: как замечательно, надо прийти, договориться, попросить, заплатить. И я вхожу в первый двор, знакомлюсь с хозяйкой, и она мне говорит такую странную фразу: "Вы знаете, я не знаю, что вам сказать. Вот придет мой хозяин - и я его спрошу". Когда я первый раз это услышала, то подумала: "Какая странная женщина". Захожу через несколько дворов на соседней улице в другой дом и опять говорю: "Здравствуйте. Мы приехали за тем-то, за тем-то, там живем, будем записывать ваши казачьи песни, нельзя ли попроситься у вас в субботу в баню?" Она мне говорит: "Вы знаете, муж на работе, я вам ничего сказать не могу. Вот муж придет - и я вам скажу". И так было несколько раз. Такой ответ в Калужской области невозможно представить, даже у семейных пар. Я была невероятно поражена. Потом в очередной дом мы приходим, очень милая женщина выходит, улыбается и говорит: "Да конечно, нет проблем. Сегодня затопим". Я говорю: "А вы замужем?" Она говорит: "Да". Я говорю: "А муж дома?" Она говорит: "Нет". Я говорю: "А почему вы так сразу нас пустили?" Она говорит: "А я же хохлушка, я не казачка". И вот с этой простенькой, такой маленькой истории про баньки я начала для себя открывать совсем другой мир.
Несмотря на то, что, конечно, казаки прошли через жуткую трагедию, прошли через раскулачивание, тем не менее, понятие хозяйства, именно хозяйства на мужских плечах, оно осталось. Хотя, конечно, есть люди и пьющие, есть люди разведенные, но, тем не менее, все-таки идеал - это муж-хозяин. Как говорится, короля играет свита, то же самое, что жена играет хозяина. То есть она считает очень важным поддерживать мужа, поддерживать вот этот образ хозяина. Это, конечно, безусловно, отражается в народной культуре. Мы записывали казачьи песни. Допустим, у нас были коллективы, где десять женщин и один мужчина, и есть прекрасные женские голоса, но все ждут, что будет запевать мужчина, хотя у него, может быть, голос слабее. Но, говорят, бабы не зачинают, казак зачинает . Вот это очень важно.
В фольклорных текстах песен юго-запада России женщина достаточно часто может выступать как некая чаровница, опасная, неуправляемая, мужчина не знает, что с ней делать. Вот этот образ в казачьих песнях практически не существует. В казачьих песнях существует: она бежит за казаком, она бежит за урядником, она укрывает его шубкой, чтобы он не замерз, она его ждет Или одна из самых знаменитых песен "Как под грушею": "Там под грушей под зеленой сидел молодой казак с бабеночкой..." И он говорит, что "муж придет, твою волюшку уймет". То есть женщина, она все-таки более пассивна как фольклорный образ.
У людей казачьей культуры более высокая самооценка самих себя и, как следствие, более высокая самооценка ближних. Это выражается, конечно, и в отношении к деньгам. То есть бессеребреничество, когда последнюю рубашку отдашь, последнюю кружку отдашь, - такого у казаков нет. И люди, которые не знают казачьей культуры, могут говорить, что казаки жадные, они прижимистые. На самом деле это не так. Это просто люди, которые живут своим хозяйством и которые понимают, что хозяйство - такая вещь, которая постоянно требует вложений. Такой очень интересный эпизод свадебного обряда. Его нет ни у кого, ни в Сибири, ни на севере, ни на юге, только у казаков. Там есть такой момент, когда приходят гости с дарами, и существуют определенные свадебные чины, которые записывают, кто что принес. И в свадебном обряде есть такой момент, когда уходят в отдельную комнату молодые с двумя этими свадебными чинами, и они перечисляют в письменной форме, кто что подарил. А потом этот свадебный чин выходит и публично оглашает, кто что подарил. Мы можем сказать опять же: ну, это неприлично. Но в свадебном обряде у казаков это очень важно. Потому что все-таки молодая семья начинает с хозяйства, и поэтому стыдно прийти ни с чем. Стыдно подарить дешевый подарок.
Наблюдая семейные пары, с которыми мы жили, которых мы записывали, мы видим очень уважительное отношение супругов друг к другу. Вплоть до того, что люди называют друг друга по имени-отчеству. Очень редко слышна нецензурная брань в отношении друг друга. Такого бытового хамства, которое, к сожалению, очень распространено в русских деревнях, там нет. Супружеские измены, конечно, в традиционной деревне были очень редким явлением. Другое дело - в наши дни. В наши дни свободы морали это все изменилось. В казачьих станицах до сих пор измена очень сильно осуждается. Это считается поводом для того, чтобы семья разделилась, чтобы родственники перестали общаться.
Тамара Ляленкова: Осталось в семье традиционное разделение труда на женский и мужской?
Елена Миненок: Все-таки есть женская работа, есть мужская работа. И если, например, в Вятской области вы можете увидеть мужчин, которые нянчатся с детьми, все-таки у казаков такого нет. Практически невозможно увидеть казака, который моет посуду. Но, с другой стороны, как говорили женщины, быть замужем за хорошим казаком - это практически обеспеченная старость и крепкая семья. Конечно, это не военное сословие, но, тем не менее, идея, что мужчина - добытчик, что все-таки мужчина принимает решения, мужчина содержит семью, это актуально.
Тамара Ляленкова: Итак, популярность казачьей, то есть сугубо мужской культуры - следствие патриархальных отношений, которые в российском обществе еще очень крепки. Об этом в сегодняшней передаче говорили участник творческого объединения "Казачий круг", заместитель председателя правления Российского фольклорного союза Валерий Порвин и старший научный сотрудник Института мировой литературы Елена Миненок.
Другое дело, что современные казаки, несмотря на атрибутику и ухватки, коренным образом отличаются от исторического прототипа. Чем именно, я попросила рассказать заместителя председателя правления Российского фольклорного союза, участника творческого объединения "Казачий круг" Валерия Порвина.
Валерий Порвин: Есть разные казачества. Первые два - это донское и запорожское, которые служили и польским королям, и турецким султанам, и русским царям, и персидским шахам. Это вольная жизнь, потому что не должен казак быть привязан к какому-то одному месту. С семьей проблемы. Хотя, в общем, казаки брали себе жен - это персиянки какие-нибудь, турчанки, полячки. Жили на Дону, в Запорожье. На Днепре строили городки, где отдыхали от походов.
Тамара Ляленкова: Были какие-то запреты и регламентации на поведение женщины в отсутствие мужа-казака?
Валерий Порвин: В казачестве, кстати, вопреки расхожему мнению, жена - это сильная женщина, способная вести весь комплекс хозяйственных работ в отсутствие мужчины, то есть умеющая делать все, что делает мужчина. Собственно, казачка являлась полноценной хозяйкой того дома, того места, в которое приходил казак после похода. Он оставался главным по традиционным понятиям, но он же прекрасно понимал, что вот он уходит на год, может быть, на два, может быть, на три, а может быть, и на десять, и он не знает, что будет, когда вернется. Конечно, она считается его женой там где-то, на родине. Последние, может быть, два века, когда казаки стали привязаны к земле, их походы - это была уже служба, вот здесь уже отношения изменились. Они просто ходили на службу, как сегодня капитан дальнего плавания.
Тамара Ляленкова: Что традиционно привозили в дома казаки?
Валерий Порвин: Когда ходили в походы, все брали, что может понадобиться или в своем хозяйстве, или на продажу, что имеет цену. Брали все, одежду... Жен приводили. В то время работорговля не была запретной, привозили с собой и работников. Да, подарки, безусловно. Если жена была любимая, подарков привозили много, и родителям, и детям.
Тамара Ляленкова: Есть вещи, которые очень четко в народной традиции поделены, и женщине чисто физически иногда невозможно было справиться с мужской работой. Приходилось кого-то приглашать, нанимать?
Валерий Порвин: Наверное, если у казака, а следовательно, и у казачки было земли много, и хозяйка не могла всю ее обработать, может быть, она сдавала ее в аренду, может быть, нанимала двух, трех, четырех работников. Работник он и есть работник - пришел, отработал и ушел.
Тамара Ляленкова: Но казачество - это мужской мир?
Валерий Порвин: Изначально мужской. Вся культура казачья изначально, конечно, мужская. Если сравнивать, например, обычную, среднюю крестьянскую семью, то отношения между мужчиной и женщиной в силу разного уклада все-таки были разные. Здесь мужчина всегда жил в одном месте, он всегда жил в доме, он являлся де-факто хозяином каждый день, - тем не менее, жена командовала всем комплексом работ в доме. А у казаков все-таки, если мужчина уходил, если его не было, де-факто женщина становилась хозяином, и хозяйкой и хозяином дома одновременно. В общем, отношения с женой или с женщиной всегда были довольно свободные. Ну, вот, походная жена - это было довольно распространенным явлением, и, в общем, с пониманием воспринималось женской половиной. При вольном казачестве вполне достаточно было объявить какую-то женщину своей женой на круге - и это было законно.
Тамара Ляленкова: Казак - это такой маскулинный тип. Как это возможно сохранить, и вообще, возможно ли это сохранить?
Валерий Порвин: Это общее христианское правило, в частности, православное правило. Любой женщине, на мой взгляд, приятно, когда с ней сильный, уважаемый мужчина.
Тамара Ляленкова: Кто теперь казаки?
Валерий Порвин: Я не знаю, исходя из каких соображений современное казачество появилось. Пойти в казачество было личным выбором, наверное, состоянием души. По закону, чтобы быть казаком, войти в реестр, нужно быть просто членом какой-либо казачьей организации. А в смысле бытовом проявляться это может в чем угодно. Он может носить форму, может ее не носить, он может иметь оружие, может его не иметь. Человек сам себя определяет как казак, и все.
Тамара Ляленкова: Вы, когда бывали в экспедициях, наблюдали, как воспитывают мальчиков и девочек?
Валерий Порвин: Новые формы организации - кадетские корпуса. Это общество воспитывает, учит, что мальчик-казак должен уметь. В казаках до трех лет отец должен посадить сына на коня, и с этих пор он казак. Сейчас на коня сажать детей негде, поэтому приходится изобретать какие-то новые формы инициации что ли.
Тамара Ляленкова: Современные условия, разумеется, мешают воспитанию молодежи в традиционном казачьем духе. Но, с другой стороны, дух этот оказался настолько силен, что его из казачьих станиц не смогли вывести даже в советские времена.
О том, каким образом сегодня строится традиционный казачий уклад, рассказывает сотрудник Института мировой литературы Елена Миненок.
Елена Миненок: Безусловно, казачьи станицы, казачьи хутора диаметрально отличаются от нашей центральной и юго-западной России тем, что там существует понятие "хозяин". Не хозяйка, как в Калужской области или смоленских деревнях, а именно - хозяин.
Я расскажу один очень интересный эпизод, который был одним из моих самых сильных первых впечатлений у казаков. Дело в том, что в тех местах, где мы были, там больше степи, там нет лесов, и, как следствие, там нет бань. Вот я человек экспедиционный, привыкший к тому, что каждые 3-4 дня банька топится, вижу, что в некоторых домах стоят баньки. Думаю: как замечательно, надо прийти, договориться, попросить, заплатить. И я вхожу в первый двор, знакомлюсь с хозяйкой, и она мне говорит такую странную фразу: "Вы знаете, я не знаю, что вам сказать. Вот придет мой хозяин - и я его спрошу". Когда я первый раз это услышала, то подумала: "Какая странная женщина". Захожу через несколько дворов на соседней улице в другой дом и опять говорю: "Здравствуйте. Мы приехали за тем-то, за тем-то, там живем, будем записывать ваши казачьи песни, нельзя ли попроситься у вас в субботу в баню?" Она мне говорит: "Вы знаете, муж на работе, я вам ничего сказать не могу. Вот муж придет - и я вам скажу". И так было несколько раз. Такой ответ в Калужской области невозможно представить, даже у семейных пар. Я была невероятно поражена. Потом в очередной дом мы приходим, очень милая женщина выходит, улыбается и говорит: "Да конечно, нет проблем. Сегодня затопим". Я говорю: "А вы замужем?" Она говорит: "Да". Я говорю: "А муж дома?" Она говорит: "Нет". Я говорю: "А почему вы так сразу нас пустили?" Она говорит: "А я же хохлушка, я не казачка". И вот с этой простенькой, такой маленькой истории про баньки я начала для себя открывать совсем другой мир.
Несмотря на то, что, конечно, казаки прошли через жуткую трагедию, прошли через раскулачивание, тем не менее, понятие хозяйства, именно хозяйства на мужских плечах, оно осталось. Хотя, конечно, есть люди и пьющие, есть люди разведенные, но, тем не менее, все-таки идеал - это муж-хозяин. Как говорится, короля играет свита, то же самое, что жена играет хозяина. То есть она считает очень важным поддерживать мужа, поддерживать вот этот образ хозяина. Это, конечно, безусловно, отражается в народной культуре. Мы записывали казачьи песни. Допустим, у нас были коллективы, где десять женщин и один мужчина, и есть прекрасные женские голоса, но все ждут, что будет запевать мужчина, хотя у него, может быть, голос слабее. Но, говорят, бабы не зачинают, казак зачинает . Вот это очень важно.
В фольклорных текстах песен юго-запада России женщина достаточно часто может выступать как некая чаровница, опасная, неуправляемая, мужчина не знает, что с ней делать. Вот этот образ в казачьих песнях практически не существует. В казачьих песнях существует: она бежит за казаком, она бежит за урядником, она укрывает его шубкой, чтобы он не замерз, она его ждет Или одна из самых знаменитых песен "Как под грушею": "Там под грушей под зеленой сидел молодой казак с бабеночкой..." И он говорит, что "муж придет, твою волюшку уймет". То есть женщина, она все-таки более пассивна как фольклорный образ.
У людей казачьей культуры более высокая самооценка самих себя и, как следствие, более высокая самооценка ближних. Это выражается, конечно, и в отношении к деньгам. То есть бессеребреничество, когда последнюю рубашку отдашь, последнюю кружку отдашь, - такого у казаков нет. И люди, которые не знают казачьей культуры, могут говорить, что казаки жадные, они прижимистые. На самом деле это не так. Это просто люди, которые живут своим хозяйством и которые понимают, что хозяйство - такая вещь, которая постоянно требует вложений. Такой очень интересный эпизод свадебного обряда. Его нет ни у кого, ни в Сибири, ни на севере, ни на юге, только у казаков. Там есть такой момент, когда приходят гости с дарами, и существуют определенные свадебные чины, которые записывают, кто что принес. И в свадебном обряде есть такой момент, когда уходят в отдельную комнату молодые с двумя этими свадебными чинами, и они перечисляют в письменной форме, кто что подарил. А потом этот свадебный чин выходит и публично оглашает, кто что подарил. Мы можем сказать опять же: ну, это неприлично. Но в свадебном обряде у казаков это очень важно. Потому что все-таки молодая семья начинает с хозяйства, и поэтому стыдно прийти ни с чем. Стыдно подарить дешевый подарок.
Наблюдая семейные пары, с которыми мы жили, которых мы записывали, мы видим очень уважительное отношение супругов друг к другу. Вплоть до того, что люди называют друг друга по имени-отчеству. Очень редко слышна нецензурная брань в отношении друг друга. Такого бытового хамства, которое, к сожалению, очень распространено в русских деревнях, там нет. Супружеские измены, конечно, в традиционной деревне были очень редким явлением. Другое дело - в наши дни. В наши дни свободы морали это все изменилось. В казачьих станицах до сих пор измена очень сильно осуждается. Это считается поводом для того, чтобы семья разделилась, чтобы родственники перестали общаться.
Тамара Ляленкова: Осталось в семье традиционное разделение труда на женский и мужской?
Елена Миненок: Все-таки есть женская работа, есть мужская работа. И если, например, в Вятской области вы можете увидеть мужчин, которые нянчатся с детьми, все-таки у казаков такого нет. Практически невозможно увидеть казака, который моет посуду. Но, с другой стороны, как говорили женщины, быть замужем за хорошим казаком - это практически обеспеченная старость и крепкая семья. Конечно, это не военное сословие, но, тем не менее, идея, что мужчина - добытчик, что все-таки мужчина принимает решения, мужчина содержит семью, это актуально.
Тамара Ляленкова: Итак, популярность казачьей, то есть сугубо мужской культуры - следствие патриархальных отношений, которые в российском обществе еще очень крепки. Об этом в сегодняшней передаче говорили участник творческого объединения "Казачий круг", заместитель председателя правления Российского фольклорного союза Валерий Порвин и старший научный сотрудник Института мировой литературы Елена Миненок.
