Марина Тимашева: У нас в гостях художественный руководитель Государственного Пушкинского театрального центра, народный артист России Владимир Рецептер.

Вопросы ему задают журналисты – собственный корреспондент газеты Верховной Рады Украины «Голос Украины» в Москве Виктор Тимошенко и Павел Подкладов, обозреватель «Радио Подмосковье».

В начале, по традиции, краткая биография гостя нашей передачи. Рецептер Владимир Эммануилович родился 14 февраля 1935 года в Одессе. Учился на филологическом факультете Среднеазиатского государственного университета в Ташкенте. Окончил Ташкентский театрально-художественный институт имени Островского. В 1957 году получил диплом журналиста, а в 1960-м – актера драматического театра. С 1960 по 1962 год – актер Ташкентского государственного русского драматического театра. Основные роли в репертуаре – это Раскольников и Гамлет. В 1962 году Рецептер был приглашен Георгием Товстоноговым в труппу Ленинградского Большого Драматического Театра, дебютировал в роли студента Гриши в пьесе Виктора Розова «Перед ужином». Играл Степана Лукина в горьковских «Варварах», Эраста в «Бедной Лизе» по Карамзину, Тузенбаха в «Трех сестрах», Чацкого в «Горе от ума» Грибоедова, Петра в горьковских «Мещанах». Одновременно с работой в Большом Драматическом Театре снимался в телеспектаклях: Грибоедов в «Кюхле» и «Смерти Вазир-Мухтара» по Тынянову, Роберт Кон и Ринальди в «Фиесте» и «Прощай, оружие!» по Хемингуэю. В 1963 году дебютировал как автор и исполнитель моно-спектакля «Гамлет». Режиссерскую деятельность начал на малой сцене Большого Драматического Театра спектаклями «Роза и крест» по произведению Александра Блока и «Лица» по рассказам Достоевского «Бобок» и «Сон смешного человека». Снимался во многих фильмах: «Лебедев против Лебедева», «Поезд милосердия», «Мой папа – идеалист»… С 1978 по 1984 годы Владимир Эммануилович Рецептер возглавлял Литературно-драматическую пушкинскую студию, им же и созданную. В 1987 году Владимир Рецептер ушел из Большого драматического театра. В 1992 году возглавил Государственный Пушкинский театральный центр в Санкт-Петербурге, опять же им и придуманный. В художественный совет входил Дмитрий Сергеевич Лихачев, и по сей день в нем работают Валентин Непомнящий, Станислав Рассадин, Петр Фоменко, Сергей Юрский, Эдуард Кочергин, Олег Басилашвили и многие другие достойнейшие люди. Центр проводит фестивали в Москве и за рубежом. В феврале 1994 в Пскове по инициативе и под руководством Рецептера был проведен Первый Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль, ныне он ежегодный. У центра есть своя издательская серия. В 2006 году на базе Центра создана театральная студия «Пушкинская школа». Владимир Рецептер много работает как режиссер, упомянем его спектакли по пушкинской «Русалке» и грибоедовскому «Горе от ума», например. Рецептер – автор поэтических сборников, художественной прозы, нескольких пьес. Литературоведческие его интересы сосредоточены на творчестве Пушкина. Результатом его многолетних занятий пушкинской «Русалкой» стала работа «Возвращение пушкинской «Русалки»», предлагающая новую концепцию пушкинского произведения. Владимир Рецептер – народный артист России, лауреат Государственной и других премий. В Москву на гастроли приехала его «Пушкинская школа», театр привез два спектакля – это «Горе от ума» Грибоедова в режиссуре самого Владимира Эммануиловича и спектакль «Самозванцы» по трагедии Пушкина «Борис Годунов» в постановке Ивана Стависского.

Владимир Рецептер: Еще 25-го апреля на малой сцене театра «Эрмитаж» - мой авторский вечер. И там - пушкинская «Русалка» в исполнении Театра-студии «Пушкинская школа». Вот это обстоятельство такое, достаточно существенное в эту встречу. А остальное уже биография – Бог с ней.

Марина Тимашева: В общем, как всегда, хороший режиссер, хороший педагог, он всегда более всего заботится о своих учениках и об их судьбе, а не о том, что с ним было и что с ним станет. Мы вернемся к этой теме обязательно, потому что действительно очень важно и интересно, но пока я прошу Павла Подкладова, он явно хочет задать вопрос.

Павел Подкладов: Я хочу явно задать вопрос, потому что имею на это право. В отличие от вас, друзья мои, журналисты, я любитель творчества или, как сейчас говорят, фан Владимира Эммануиловича с 45-летним стажем. И как сейчас помню спектакль «Гамлет» 1962 или 1961 года в Театре имени Горького в Ташкенте. Потом помню приезд в Театр Свердлова, в тысячный зал. Тысячный зал – можете себе представить! – слушал моноспектакль.

Владимир Рецептер: Это был Зал Чайковского.

Павел Подкладов: Театр имени Свердлова – назывался, это точно, Зала Чайковского не было там. В Ташкенте Театр имени Свердлова.

Владимир Рецептер: А, да-да-да, это были гастроли в Ташкенте из Ленинграда. Я понял, о чем вы говорите.

Павел Подкладов: Можно много говорить о тех ролях, о тех впечатлениях, о том, что вы, собственно говоря, может быть, не зная того, заставили меня полюбить театр. Но хочу спросить вот о чем. Провинция сказалась как-то на вас? Вспоминаете ли вы ее добрым словом или, может быть, раздраженно?

Владимир Рецептер: Нет, ну что вы, какое может быть раздражение? Это вторая родина. В Ташкенте прошли лучшие годы, молодые. Там был Университет, там был театральный институт, там все друзья были. К сожалению, времена складываются таким образом, что люди там не задерживаются, многие разъехались, кого уж нет, а те далече… Вообще, ташкентское землячество – это что-то дорогое сердцу. И я думаю, что это происходит с каждым человеком, с любым. Потому что, оказавшись в Москве или в Петербурге, тянутся к своим землякам. Это не зависит от национальности, это зависит от молодой прописки, от того, что был молодой там, там состоялось открытие жизни, возникли первые друзья, самые дорогие по сей день. Поэтому извините, что я так пространно отвечаю на этот вопрос, но тут другого ответа быть не может. Во всяком случае, у меня.

Виктор Тимошенко: Я вам задам философский вопрос. На ваш взгляд, какое время было для вас интереснее – то, когда вы были властителем дум, когда к вам ломились, огромные очереди были за билетиком, или нынешнее время, когда театр, собственно говоря, мало кому нужен?

Владимир Рецептер: Вы знаете, лично для меня лучшее время – сейчас. Потому что сейчас жизнь осмысливается не поверхностно. Даже, знаете, в самых вечных книгах, в библейских, старость или то, что приближается к ней, это самый плодотворный, мне кажется, возраст, когда сам опыт тебя двигает в неком важном для тебя направлении, и ты начинаешь только понимать, как все важно. А вот время такого острого успеха, такой открытой публичности – в жизни актера это очень важный период. В моей жизни тоже важный, но не самый. Потому что на сегодняшний день я, прежде всего, чувствую себя литератором, писателем. И вот эту последнюю книгу, рабочее название я ей дал - «Двугорбый год», потому что когда-то у меня были такие стихи:

Вновь от стола до сцены,

От сцены – до стола

Высокая, верблюжья,

Двугорбая судьба.

Судьба двугорбая – театр и литература. Этим определяется. Мне кажется, что я однозначно ответил на ваш вопрос. Это время плодотворнее, значительнее и интереснее. В России нужно жить долго – это общее место, которое стоит повторить.

Марина Тимашева: Я должна Виктору сказать, что в России нет ощущения, что театр никому не нужен. У нас даже на самых плохих спектаклях аншлаги в огромных залах. Владимир Эммануилович, а мы вернемся к тому, чем вы сейчас живете, я это понимаю, а именно – к вашим «детям». Насколько я понимаю, «Пушкинская школа» образована из ваших же собственных студентов, как театр-студия, это ваши выпускники. Первый спектакль, которым начались гастроли, - это «Горе от ума». Вы играли в легендарном спектакле Большого Драматического Театра «Горе от ума», вы играли Чацкого, играл Сергей Юрьевич Юрский, потом Владимир Эммануилович Рецептер. Теперь вы сами режиссер этого спектакля. Есть ли, во-первых, в вашей режиссерской интерпретации какой-то спор с тем спектаклем, в котором вы сами были заняты. Я понимаю, что это были разные спектакли – с участием Юрского и с вашим участием. И вообще, расскажите просто об этом «Горе от ума» с этими вашими молодыми ребятами.

Владимир Рецептер: Вы знаете, старые антрепренеры, еще до революции набирали театр, труппу набирали гастрольную по «Горю от ума»: если есть «Горе от ума», то можно играть все другие пьесы. Конечно, это риск, я доверил все возрастные роли молодым актерам. Но дело не только в этом. А дело в том, что это было платье на вырост, так же как «Борис Годунов», так же, как «Русалка», так же как все, чем мы собираемся заниматься. Когда актер смолоду получает значительную, глубокую, вечную роль, он начинает к ней тянуться и, врастая в нее, вырастает сам. И есть главный прием этого первого в истории русского театрального образования пушкинского курса: они с самого начала на занятиях по сценической речи и мастерству актера воспитываются на пушкинском материале. Здесь я совсем не одинок. Важно сказать, что Петр Наумович Фоменко тоже занимается Пушкиным чуть ли не с самого начала процесса обучения. Точно так же Пушкиным занимается Анатолий Васильев, хотя там совсем другая результативно методология получается. Но эта мысль, которая была моей идеей-фикс уже много лет, очень дорога мне, потому что люди для Пушкина должны переменить себя несколько.

Пушкин – человек бешеного темперамента, неслыханного темперамента. Пушкин – человек неслыханного ума. Значит, все его герои написаны этим горячим сердцем, этим неслыханным умом. Точно так же, кстати, как и Грибоедов – это два самых умных человека в России. И до сих пор, по-моему, так оно и остается. Чтобы сыграть такого человека, нужно, как Ивану-дураку, прыгнуть в кипящий котел и выйти из него тем же Иваном, но чуть-чуть преображенным. Вот это царский подарок, который оставляет нам Александр Сергеевич. И вот ребята постепенно начинают меняться, от спектакля к спектаклю. Мы каждую премьеру считаем очередным спектаклем, потому что с этого момента продолжается работа, но уже вместе со зрителем. Замечания после каждого спектакля и есть продолжающаяся «Пушкинская школа». Они – дипломированные актеры, они окончили Санкт-Петербургскую академию театрального искусства, но они охотно и дружно остались в Театре-студии «Пушкинская школа». Для них это тоже что-то важное, по-человечески очень важное.

Марина Тимашева: Поскольку мы друг друга очень хорошо понимаем, то иногда начинаем разговаривать на немного сокращенном языке. И Владимир Эммануилович сказал, что антрепренеры брали актеров, набирали их в зависимости от «Горя от ума». Я чуть-чуть должна расшифровать: они считали, что нужно набрать такое количество актеров, чтобы хватило на все роли и амплуа в пьесе «Горе от ума. И если между актерами можно было распределить роли в «Горе от ума», тогда считалось, что уже любую другую пьесу, любой другой спектакль эта труппа спокойно сыграет.

Павел Подкладов: Владимир Эммануилович, вы как актер у Товстоногова и в Ташкенте хлебнули и Шекспира, и Достоевского, и Горького. А здесь такое впечатление складывается со стороны, что вы замыкаетесь в рамках Пушкина, допустили сюда только другого Александра Сергеевича. А не скучно ли это?

Владимир Рецептер: Нет-нет, это совсем не так. Вот этот год мы объявили годом Шекспира для себя, потому что, если вы помните, Пушкин называл Шекспира «отцом нашим» и учился у него. В «Борисе Годунове» это заметно, дальше это перестало быть заметным у Пушкина. Но и в «Борисе Годунове» он такой, отчасти учившийся у Шекспира драматург, отчасти совсем уже самостоятельный и новый. Поэтому мы прежде всего будем расширять поле пушкинского репертуара. Мы поставили впервые «Марью Шонинг», мы поставили впервые «Роман в письмах». Впервые на сцене поставили Джона Теннера, это особый рассказ. Но я еще не до конца ответил Марине о связи того «Горя от ума» с этим. Конечно, связь органическая. Конечно, если вы читали мою книжку «Прощай БДТ!», то там было написано, как артист Р. (то есть Рецептер) вводился в «Горе от ума», как он не хотел падать в обморок, как Георгий Александрович Товстоногов ему сказал, что падать необходимо, и он падал, и в то же время думал, как бы так упасть, чтобы и упасть и встать не так, как падает и встает Сергей Юрский, первый исполнитель этой роли. И так далее, и так далее.

Но, конечно, влюбленность в пьесу «Горе от ума» возникла давно. Вы знаете, интересный еще факт такой. Мы привезли в Москву две московские пьесы, и «Борис Годунов», и «Горе от ума» - это про Москву. И я думаю, что, несмотря на то, что мы специально никаких педалей нажимать не будем, но их неслыханная современность проявит себя. Москвичи должны услышать, что это не только про те времена, не про ту грибоедовскую Москву, а еще про эту грибоедовскую Москву, и про эту пушкинскую Москву. Вот на это у меня есть надежда. Хотя мы, я подчеркиваю это, никаких педалей не жмем и стараемся жить в предлагаемых обстоятельствах той и другой пьесой. Я думаю, что сам факт того, что я играл Грибоедова, играл Чацкого, и что я записал как-то свою пластинку на «Мелодии» - «Грибоедов, читающий «Горе от ума» (вот так соединились эти две вещи) - сказался. Я думаю, что мои статьи о Репетилове и о «Горе от ума» вложены внутрь спектакля. И надеюсь, что это будет заметно только знатокам, а зрителю будет незаметно.

Марина Тимашева: Вот теперь-то я все поняла. Я, можно сказать, к Владимиру Эммануиловичу с самыми дружескими чувствами, а он из Петербурга привозит удар по Москве . Шучу, Владимир Эммануилович. Вопрос Виктора Тимошенко, собственного корреспондента газеты Верховной Рады «Голос Украины» в Москве.

Виктор Тимошенко: Владимир Эммануилович, вы родом из Одессы и, наверное, Украину знаете так же хорошо, как и Россию, учитывая, что это – ваше детство. Я хотел бы попросить ваших комментариев на несколько негативную информацию. Недавно грузинские парламентарии предложили вынести прах выдающегося писателя. В Украине сейчас Пушкина изучают в школе и в вузах в рамках зарубежной литературы. На ваш взгляд, может общей культуре, как грузинского, так и украинского народа, вред нанести вот такое нежелание или отторжение именно этих писателей, имен русской великой культуры?

Марина Тимашева: Виктор в речи пропустил фамилию того человека, прах которого грузинский парламентарий предлагал вытащить оттуда, где он находится, - это Александр Сергеевич Грибоедов. Я, услышав это, вдруг вспомнила про встречу Пушкина с телегой, когда он спрашивает: «Кого везут?», а ему отвечают: «Грибоеда». И я подумала, что эта история может повториться еще раз, только уже при нашей жизни и без Пушкина.

Владимир Рецептер: Это как раз «Путешествие в Арзрум» Александра Сергеевича Пушкина. Он описал эту историю. Может быть, он ее отчасти и сочинил, потому что по времени там не все сходится. Конечно, вопрос болевой. Я не только родился в Одессе, моя жена – украинка, встретились мы в Киеве, ее отец у нас жтвет, и мы все остро переживаем происходящее. Потому что, естественно, это одна из тех семей, через которую проходит граница, которой раньше не было. Поэтому относиться к этому равнодушно нельзя, так же как совершенно невозможно отнестись равнодушно к предложению этого, я думаю, просто не очень образованного человека и не очень понимающего, что он, собственно, предлагает. Для меня безумно дорога и Грузия, потому что близкие мои друзья водили меня на Тацминду. И когда я приезжал в Грузию и записывал на пластинку в переводах Межирова и Тарковского замечательного грузинского поэта Ираклия Абашидзе – « По следам Руставели». И когда он собирал за столом друзей, мы пили и за Шота Руставели, и за Грибоедова как за живого, и за Пушкина тоже. Понимаете, в нашей судьбе, в моей судьбе ничего не переменится от глупых предложений. В моей судьбе ничего не переменится, я так же буду любить Украину, и так же буду любить Грузию, и так же буду любить свою семью, и так же буду любить свою большую родину. Что впереди – Бог ведает. Но есть надежда, что люди будут не только глупеть, но и умнеть. И когда они почитают повнимательнее своих классиков и прислушаются к ним, то они поймут родство. Родство неразрывно, родство написано выше, чем в газете, чем в сиюсекундной потребности какого-нибудь политика. Поэтому и родство, и культура, они не подлежат, как мне кажется, эрозии и энтропии. Мне кажется, не подлежат.

Марина Тимашева: Я хотела, Владимир Эммануилович, еще один вопрос задать, касающийся «Горе от ума». Вы мне сами сказали до эфира, но почему-то не стали этого рассказывать сейчас, что у вас два артиста молодых играют попеременно один – Чацкого, другой – Репетилова, а на другой вечер, соответственно, наоборот. Скажите, пожалуйста, что это означает? Потому что для меня, театрального критика, это значит, что вы сближаете две эти роли – Чацкого и Репетилова. Так ли это? Или просто вы даете актерам возможность...

Владимир Рецептер: Без всякого сомнения. Я их вижу как две стороны одной медали. Чацкий решился жениться, Репетилов женился и разочаровался. Когда Чацкий разговаривает с Горичем, если вы помните: «И кто жениться нас неволит?». Я глубоко убежден, недавно мне как-то это открылось совсем ясно, что «Женитьба» гоголевская, она в сущности очень оглядывается на «Горе от ума». Чацкий скептичен, как будто бы Грибоедов читал «Мизантропа» мольеровского. Очень не плоская роль, глубочайшая трагикомическая роль Репетилова, человека, изверившегося во всем. Вообще, появление Репетилова в конце пьесы кажется иногда случайным, но это два ведущих колеса, на которых катится карета грибоедовского «Горя от ума». Посмотрите, как они похожи. Этот у ног Софьи, и этот споткнулся, упал перед Чацким. И тот говорит: «Куда ж теперь направить путь? А дело уж идет к рассвету. Поди, сажай меня в карету, вези куда-нибудь», то есть – ехать некуда. То же самое говорит и Чацкий: «Бегу, не оглянусь. Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Карету мне, карету!» Оказывается, что он искал по всему свету и не нашел, а теперь-то он, кажется, уже и сам знает, что искать уголок оскорбленному чувству негде.

Это люди, которые обладают высочайшим умом и не находят себе применения, и тот и другой. Разница только в том, что один – до брака, а другой после него. Вообразите себе, Репетилов построил себе огромный дом с колоннами на Фонтанке, где я провел всю свою жизнь в Большом драматическом, и наш Пушкинский театральный центр – тоже на Фонтанке. Так вот, где-то рядом был построен, в Коломне, очевидно, дом Репетилова. А Репетилов, бросив семью, детей, мотается по Москве. Поэтому связь городов здесь тоже обнаруживается, все равно они друг к другу относятся, странно обнаруживая и стараясь не заметить свое двойничество. Совершенно разные Чацкие и совершенно разные Репетиловы, но именно их противостояние в спектакле, сближение и отталкивание одновременно и составляет, может быть, основной смысл. Хотя там столько смыслов, что…

Марина Тимашева: Да, можно каждые полгода ставить. Пока вы отвечали, я еще вспомнила ваш ответ по поводу сложных отношений между Россией, Украиной, Грузией. Вы сказали, что родство важнее, а сейчас, отвечая, вы говорили, что Грибоедов оглядывается на «Мизантропа», Гоголь, может быть, оглядывается на «Горе от ума». На днях я смотрела в театре спектакль «Игроки» и вдруг впервые обратила внимание на то, что один из компании жуликов говорит: «Я не немец. Какой же я немец? У меня только дед был немец!». Думаешь, вот и Чехов оглядывается на Гоголя.

Владимир Рецептер: Без всякого сомнения.

Павел Подкладов: Я позволю себе процитировать одно ваше высказывание: «Когда репетирую спектакли, я – актер и режиссер. Когда идут стихи – поэт. Когда решаю многочисленные вопросы, связанные с Пушкинским театральным центром – руководитель». Хватает ли вам или удовлетворяет ли вас работа как актера в вашем Пушкинском театральном центре? И насыщаетесь ли вы этой работой актерской?

Владимир Рецептер: Вы понимаете, я только готовлюсь сыграть вместе с моими учениками, я только готовлюсь. Я не скучаю без актерской работы, но я понимаю, что мне нужно сыграть вместе с ними, чтобы вот этот взаимный обмен опытом, ощущениями от пьесы, от жизни и так далее произошел уже на глазах у зрителя, чтобы это случилось. Во всяком случае, вот Иван Стависский предложил нам «Бурю». И я репетирую сейчас вместе с учениками. То есть мы выпустили и поставили на доработку, еще работаем, еще и еще. Потому что уж больно велика ответственность. Я сделал большую паузу, я выступал один, самостоятельно, а вот в таком коллективном театре я давно не играл. А теперь, когда он складывается, я, может быть, рискну.

Марина Тимашева: Владимир Эммануилович, а вот когда вы читаете стихи (а я очень вас прошу, прочитайте, ладно?), вы их читаете как поэт или вы их читаете как актер? Ведь у вас должно быть раздвоение личности, потому что это два очень разных способа.

Владимир Рецептер: Вы знаете, я думаю, что вам виднее это будет. Потому что я стараюсь об этом не задумываться… Я есмь я. Сейчас для меня важнее всего – дать дорогу моим ученикам и выразить то, что требует своего выражения. В частности, должен был писать прозу сейчас, но стихи не дают ей дороги, сейчас пишу стихи. В сущности, с прошлого лета стихи идут и берут на себя все внимание. Если позволите…

Марина Тимашева: Не позволим, а попросим!

Владимир Рецептер: Я прочту сначала то, что в этой книге есть из принципиальных для меня таких стихов.

В периодической системе

Такая скрыта красота,

Как в симфонической поэме

Иль свете старого холста.

Здесь на стене, плющом увитой

У техноложки, через дом,

Она мерцает мыслью скрытой

И мира стройным чертежом.

Иногородний мой читатель,

Портрет системы создан здесь

Не зря. Тут жил ее создатель,

Жил-жил, пока не вышел весь.

И скульптор взвел его на кресло,

А рядом, на глухой стене

Система славная воскресла

И зазвучала в тишине.

Под сводом дерева огромным

У бронзового старика

Смотрел я вверх стрижом бездомным

И улетал за облака.

Играли буквицы, как ноты,

Звучала рифмами цифирь.

Раскрыли крылья две заботы –

Проникнуть вглубь, постигнуть вширь.

Секреты гордых монументов,

Зов гармонических проблем

И связи вечных элементов,

И напряженье вечных тем.

Звал город, вычисленный плохо,

В угоду гордому уму.

И то, что мы зовем – эпоха,

И то, как мучит «почему».

И все, что нам дано расчислить

Меж звездных и земных систем,

И то, о чем страшимся мыслить,

И то, что не дано совсем.

Эта книжка называется «Прощание с библиотекой», она вышла в этом году в московском издательстве «Время». Это для меня очень дорогая книга, потому что в ней, кроме старых стихов «Избранное», первое, московское, есть две совершенно новые две книги стихов, одна называется «Савкина горка» и написана в сельце Михайловском прошлым летом, а вторая – за последнее время накопившиеся стихи. Тут очень много дорогих и важных для меня стихов, которые позволяют мне выразить отношения со временем. Ну, может быть, «Прощание с библиотекой».

Прости, моя библиотека,

Тебе грядущий переезд

Не пережить. Начало века,

Конец времен и смена мест.

Под новой крышей меньше полок,

И брать приказано лишь часть,

Но дорог твой любой осколок –

Что отказаться, что пропасть.

Простите, книги и брошюры,

Я собирал вас, как скупец,

Включая сбор макулатуры,

Чтобы добыть вас наконец.

Мои друзья, мои подруги,

Скажите мне, ну что с того,

Что не вернусь к вам на досуге,

Что мало дней у самого?

Прости, моя библиотека,

Мой ангел, что меня хранил.

Ужель останусь, как калека,

Я наперед без глаз и крыл?

Ты всей стеной срасталась с нами

На самодельных стеллажах.

Как быть с картонными гробами,

В которые сложу твой прах?

Давно компьютеры и диски

Нам развращают школяров.

А наши письма и записки

Везут на свалки со дворов.

Читатель сплошь в чужой опеке

И покупает барахло.

Горят, горят библиотеки,

Нищает наше ремесло.

Прости, мой клад, тебя не ценит

Моя бесценная жена.

Вот-вот с другой стеной изменит,

Другой идеей зажжена.

А я молчу и каменею,

И маюсь, будущность губя, -

Как выбрать меж тобой и ею,

Когда люблю вас, как себя?

Моя душа, библиотека,

В зиянье ль страшного огня,

В сияньи ль ангельского века

Ты отлетаешь от меня?

Марина Тимашева: Спасибо. Наверное, молодым людям теперь придется объяснять, что это не образ – про макулатуру, которую собирали, а реальность, потому что за много килограммов этой самой макулатуры давали какую-нибудь… ну, не давали, ты должен был еще заплатить, но, по крайней мере, была возможность купить книжку. Это теперь уже надо объяснять, иначе это превращается в поэтическую метафору, очень сильную, надо сказать (смеется).

Владимир Рецептер: Значит, и эти стихи уже требуют комментария.

Марина Тимашева: Да, так странно. Вроде бы это было вчера, а уже – вот, пожалуйста, нужен исторический комментарий.

Владимир Рецептер: Да.

Павел Подкладов: Кстати, вы упомянули школяров, и я не могу не вспомнить ваши стихи о десятиклассниках, которые не желают знать классики. Вот нынешние десятиклассники желают ее знать, ходят к вам в Центр?

Владимир Рецептер: Вы знаете, ходят. Думаю, что отчасти так же не желают знать классику, как и те. Когда-то замечательно сказал Коржавин:

Ни к чему, ни к чему, ни к чему

Полуночные бдения и мечты.

Ты очнешься в каком-нибудь веке другом.

Время, время дано,

Это не подлежит обсужденью.

Подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нем.

Потом Саша Кушнер написал:

Времена не выбирают,

В них живут и умирают.

В этой книжке есть стихи, посвященные Кушнеру, о том же:

Не люди правят временами,

А времена владеют нами.

Нам остается лишь одно –

Вертеть колесики, как белкам,

И, привыкая к переделкам,

Идти со временем на дно.

Потом над нашими словами

Лета покатятся волнами,

Неуправляемы никем,

А нам казалось – наглецами,

Творцами видимых систем.

Что делать? Запастись покоем.

И если мы чего-то стоим,

То, поминая времена,

Которые владели нами,

Спасительными письменами

Напишут наши имена.

Десятиклассники – в те времена их интересовали дансинги, мальчиков влек велосипед. Сейчас они на роликах, у них другие увлечения, но, тем не менее, привлечь их классика может только своей живой, абсолютно живою жизнью, а не каким-то искусственным приемом. Они должны узнать себя в Гамлете. Когда-то Майя Туровская, не видя моего спектакля, написала статью, прочтя стихотворение: «Выходит парень, с королем ругается. А парня принцем Гамлетом зовут». Ей было очень тогда удобно стихи о Гамлете выдать за мою концептуальную оценку. Так она и сделала, ничтоже сумняшеся.

А между тем, действительно, от какой-то детали внешней, что «на коленке морщится чулок,» оттого что он узнает себя в Гамлете, узнает ровесника, а потом начинает понимать, что с Гамлетом происходит, - и втягивается в эту ситуацию, и примеривает ее, в любом случае, на себя. Что происходит при чтении и что происходит при посещении нормального спектакля. Ведь человек ищет совпадения со своей судьбой. Ведь рифма Судьбы и судьбы – вот что привлекает нас в зрительный зал, вот что привлекает нас к чтению книги и так далее. Вот поэтому я не вижу особой разницы между теми десятиклассниками и этими. Я вижу ту же задачу культуры – связать времена, ту же самую задачу, которая никогда не перестает быть актуальной. Связать времена. Если в «Гамлете» распалась связь времен, то задача всякого культурного работника (не будем прибегать к высоким словам) – связывать разорванные нити времен и соединять разобщенные пространства. Связывать и соединять, а не разобщать и разрывать.

Виктор Тимошенко: Я бы хотел сказать, что нынешнее время требует совершенно решения иных задач у тех молодых людей, которые сегодня живут. Они гораздо рациональнее, гораздо прагматичнее, чем мы. Их интересы очень сужены, этого требует время. Вот в какой мере та метафизика, о которой вы говорите, нужна этим молодым людям? Ведь они, в принципе, прагматики, им нужно зарабатывать деньги, жить, входить в эти структуры.

Владимир Рецептер: Вы попадаете в самую больную точку. И все-таки я, например, знаю, что молодые актеры в Москве получают гораздо больше, чем молодые актеры в Петербурге. Значит, я лихорадочно ищу возможности увеличить им зарплаты, с одной стороны. С другой стороны, я все-таки воспитываю в них нечто фанатическое, я имею в виду любовь к своей профессии, которая должна победить во всех обстоятельствах. Если мне это удастся на перспективу, я буду считать себя счастливым человеком. То есть со всяким временем необходимо воевать, и всякое время нужно принимать таким, какое оно есть. Нужно стоять, нужно отстаивать что-то дорогое тебе. Из этого и состоит, в сущности, жизнь. И это интересно. Знаете ли, когда времена сами тебе сдаются, что-то в этом есть подозрительное и для поэта, и для актера.

Марина Тимашева: Владимир Эммануилович, люди, которые читали ваши книги, знают, что вы когда-то высказали свою собственную гипотезу, версию по поводу авторства шекспировских пьес.

Владимир Рецептер: Вы, очевидно, вспоминаете о моих диалогах с Анной Андреевной Ахматовой.

Марина Тимашева: Да.

Владимир Рецептер: И вот она-то была явным сторонником того, что автор, Шекспир - не актер, а я-то с ней спорил, говорил: «А почему не актер?». А сейчас я тоже склонен думать вот так. Это давняя теория, англичане об этом спорят много сотен лет. Мы прислушиваемся. Главное в том, что говорила Анна Андреевна Ахматова: «Ему повезло, ему удалось скрыться». То есть автор скрыл свое лицо за маской, чтобы сказать что-то свое.

Марина Тимашева: Так, Владимир Эммануилович, но вы инициировали другую дискуссию, она касается пушкинской «Русалки». Тогда поговорите о тому, чему вы были инициатором, что вы спровоцировали.

Владимир Рецептер: Я по-прежнему пишу о «Русалке», и стихи возникают о «Русалке». И мне кажется, что «Русалка» будет все больше и больше занимать место в репертуаре российского театра. Точно так же, как и сам Пушкин. Для этого мы работаем и проводим пушкинский фестиваль ежегодно, 14-ть прошло, готовится 15-ый Пушкинский театральный фестиваль в Пскове, в Михайловском. 15-ый! Пушкинскому театральному центру – 15 лет. И пушкинский репертуар должен быть шире. И главное – должна возникнуть система в отношениях российского театра и Пушкина. Этой системы до возникновения Пушкинского театрального центра, пожалуй, не было. Не было такого вот координационного центра фестивального, куда бы съезжались пушкинисты, ученые и театроведы. Мы издаем книги. Наша серия называется «Пушкинская премьера». Мы издаем рукопись Пушкина, драматические произведения на двух языках – русском и английском. Там возникают новые концепции, новые иллюстрации: Шемякин, Заборов, живущий в Париже, Юра Купер, который сейчас между Москвой и другими странами мотается, Валерий Бабанов последнюю книжку нам рисовал. И вот возник первый организм – не театр имени Пушкина, а Театр-студия «Пушкинская школа», который призван действительно глубоко изучать Пушкина, чтобы иметь право, моральное и профессиональное, рассказывать о Пушкине и Пушкина со сцены представлять.

Марина Тимашева: Владимир Эммануилович, а все-таки в чем состоит дискуссия вокруг «Русалки»?

Владимир Рецептер: А вот в чем. Некоторые до сих пор считают «Русалку» неоконченной. Но она внутренне завершена, рукопись «Русалки» содержит три римские цифры, известные издавна пушкинистам, но они до сих пор не решаются поменять местами три сцены. Если их поменять местами, то тогда все складывается и совпадает. И возникает такая принципиальная пушкинская незавершенная завершенность, открытый финал. И вот этот открытый финал, известный, в сущности, по «Евгению Онегину»: «Героя моего в минуту трудную мы оставляем в размышленье…», или когда герой «Пира во время чумы» остается погруженным в глубокую задумчивость – так и князь остается погруженным в глубокую задумчивость между своей прошлой любовью и нынешней нелюбовью, нелюбимой бездетной женой, и размышляет, как ему быть. А не так, как в опере, где князя притопили русалки, и таким образом, значит, простая месть является как бы завершением. Для Пушкина это не могло быть завершением. Он работал над «Русалкой» до последних дней жизни. Я верю всем биографическим показаниям.

Марина Тимашева: По традиции нашей передачи, я предоставляю слово моим коллегам, которые могут высказать свои впечатления от сегодняшней беседы. Павел Подкладов, обозреватель «Радио Подмосковье».

Павел Подкладов: Я вернусь к началу нашего разговора, к тому, что я - поклонник Владимира Эммануиловича уже 45 лет, и мне очень было радостно, встретившись с вами, встретиться с собственной юностью. И я очень рад, что вы остались тем же самым горячим принцем Гамлетом и сейчас.

Марина Тимашева: Теперь, я прошу, Виктор Тимошенко, газета Верховной Рады Украины «Голос Украины», собственный ее корреспондент.

Виктор Тимошенко: Владимир Эммануилович, я по образованию философ и мне очень импонирует, как вы расправились с материальными, плотскими началами в нашей жизни. И я совершенно потрясен, что в любом возрасте, в моем или в вашем, духовное слово всегда идет впереди. Это так хорошо, потому что как-то с возрастом начинаешь комплексовать, что ты многое уже не сделаешь, но, оказывается, в любом возрасте можно делать, хотеть, желать и писать стихи, что меня потрясает.

Марина Тимашева: Я много лет встречаюсь с Владимиром Эммануиловичем, и каждый раз, когда мне предоставляется такая возможность (однажды я действительно долго общалась с ним, во время одного из пушкинских фестивалей в Пскове), каждый раз я жалею, что мы живем в разных городах, что мы постоянно заняты. Потому что Владимир Эммануилович – из тех собеседников, которых хочется слушать. Владимир Эммануилович – редкий человек, который умеет сочетать в себе свойства и актера, и ученого, и руководителя. И сочетает он их достойно, скромно, и очень основательно делает все, за что берется.