Марина Тимашева: В начале мая 1991 года ушла из дома и пропала 24-летняя Яна Дягилева. 17 мая рыбаки нашли ее тело в притоке Оби. Судя по всему, это было самоубийство. Янка выступала с гитарой, в акустике и с электрическими составами, проходила по ведомству рок-музыки, но была настоящим поэтом. Со дня ее смерти прошло 16 лет, казалось, о ней помнят только ее друзья, те, кто имел возможность слышать ее при жизни, да еще маленькая группа студентов и молодых филологов, работающих над дипломами и диссертациями о Янке. Вернее, альбомы с песнями Яны Дягилевой выходили, были изданы сборники ее стихов, книги о ней, сборники всех имеющихся статей, но все это – небольшими тиражами, в общем-то, для «своих». Год назад из Петербурга пришла новость: студенты Академии театрального искусства, курса Светланы Крючковой, играют спектакль, построенный на песнях и стихах Янки. Но и его видели немногие. Зато несколько месяцев назад большие музыкальные радиостанции стали безостановочно крутить «Нюркину песню» в исполнении хорошенькой, жизнерадостной Пелагеи. Вышла пустая вещица в «изячной» аранжировке, зато модненькая. Кажется, этого сама Яна Дягилева боялась больше, чем забвения.
(Звучит песня «Продано»)
Марина Тимашева: И вот теперь, на крошечную сцену московского клуба «Живой уголок» поднялась хорошая певица, умная и во всех отношениях достойная женщина Ольга Арефьева, обычно исполняющая песни собственного сочинения.
Ольга Арефьева: Здравствуйте, как вы понимаете, мы не каждый день играем такие концерты, и для нас самих это мероприятие такое сложное, где-то уникальное. Хотелось бы, чтобы вам было удобно, вы сразу утрамбуйтесь, очень вас прошу не снимать, не звонить по телефону и не принимать SMS .
(Звучит песня «Стаи летят»)
Марина Тимашева: Ольга Арефьева которую вы сейчас слышали, как водится, выступала с группой «Ковчег», то есть с тремя гитаристами. Они представили целую программу, составленную вещами Яны Дягилевой. Народная интонация Ольге Арефьевой близка, разве что песни в ее исполнении звучали мягче, глаже, не так саднили. Вот послушайте, сначала – Янка, потом – Ольга Арефьева
(Звучит песня «Особый резон»)
Марина Тимашева: От «Живого уголка» не осталось живого места, лично я, человек опытный, придя заранее, сумела разместиться только на полу. Все было занято молодыми людьми, которым я гожусь в матери. Прежде мне казалось, что в песнях Дягилевой много вещей, намертво привязанных к определенному времени, что современным юношам и девушкам будет непонятно, что там за Железный Феликс, синие фуражки и так далее. Но мы пели вместе с Ольгой Арефьевой, то есть эти дети, как и я, знают стихи Яны Дягилевой наизусть и, кажется, прекрасно их понимают. Прямо по единственной в песнях Янки смешной строчке: «Кошмаром дернулся сон, новорожденный масон поет со мной в унисон».
(Звучит песня «Рельсы»)
Марина Тимашева: Кто-то из Янкиных друзей-мужчин в свое время высказался насчет «бессильных бабьих песен». Неправда. Это был очень сильный бабий плач, я бы сказала, такой сильный, что уже не отличался от мужского. По ее песням вообще сложно понять, мужчиной они написаны или женщиной. Например, одна строчка «купола из прошлогодней соломы» - вроде из девичьего арсенала, но тут же – «скользкий хвостик корабельной крысы» - из мальчишеского лексикона. Депрессия и отчаяние не ведают половых различий, а именно это состояние характерно почти для всего, что было ей написано. Когда-то Саша Башлачев сказал, что он «украл бабью песню». Образ роскошный, но на самом деле, он ничего ни у кого не крал, тем паче у Яны Дягилевой, его песни написаны раньше, она была моложе, просто тоска – слово, которое не переводится на другие языки, у них была общей. Лютая тоска
(Звучит песня «Я оставляю»)
Марина Тимашева: В песнях Янки – страдающая живая душа. Она родилась не на лоне, а в лоне природы, а потом оказалась загнанной в клетку. Вернее, весь мир по неведомой нам причине превратился в гигантскую клетку. Все природное, естественное оказалось вытеснено искусственным: светофоры там, где были звезды, дым заводской трубы там, где гулял ветер. От прежней жизни остались детские присказки и считалки, но послушайте, как они переработаны.
(Звучит песня «Гори, гори ясно»)
Марина Тимашева: В свое время я написала несколько статей о Яне Дягилевой и не хочу повторяться, скажу только, что она очень много для меня значила. И я благодарна Ольге Арефьевой за то, что она вспомнила янкины песни, дала людям возможность услышать их в живом исполнении и, при том, не стала попусту самовыражаться.
Марина Тимашева: Петербургское издательство «Амфора» выпустило книгу Людмилы Петрушевской. Она называется My best , то есть «Мое лучшее». Мария Ремезова считает новый сборник лучшим не только для Людмилы Петрушевской.
Мария Ремезова: Людмила Петрушевская – писатель, вне всяких сомнений, гениальный, но очень неровный. Так бывает. Почему – неизвестно. Может быть, тут проявляется закон диалектики жизни, может, еще что, не знаю. Но факт остается фактом. После выдающегося романа «Время ночь» могут появиться какие-нибудь «Сказки о животных», способные вызвать лишь недоумение и досаду: зачем, для чего ТАКОЙ МАСТЕР разменивает свой талант на пустяки? А ведь один этот роман – и это, кажется, признают теперь уже все сколько-нибудь вменяемые критики – оправдывает все кособокое постперестроечное пятнадцатилетие – даже если бы кроме него не было за эти годы написано больше ничего стоящего. Было, конечно, кое-что было, но даже среди всего, заслуживающего внимания, «Время ночь» высится как одинокая недостижимая вершина, как неоспариваемый аргумент в пользу утверждения, что отечественная литература жива.
Вероятно, Петрушевская и сама чувствует свои промахи и ошибки, потому-то и выпустила книгу, как указано в аннотации: «по-современному « My best », а раньше это звучало как «Избранное»: выбор автора». « Best » – не преувеличение. Книга под названием «Жизнь это театр» действительно содержит только лучшее – подборку хороших, настоящих «петрушевских» рассказов и роман «Время ночь». Но «только лучшее», увы, не означает «все лучшее», и, дочитав до последней страницы, с огорчением убеждаешься, что в сборник не вошла ни замечательная повесть «Свой круг», ни многие из прекрасных рассказов, которые, конечно, держатся в памяти, но с удовольствием можно было бы и освежить… Может быть, петербургская «Амфора», выпустившая книгу, соберется и сделает еще один том, может быть, Людмила Петрушевская порадует новым сборником в каком-то другом издательстве…
Как бы то ни было, перед нами великолепная книга – редкая, почти исключительная по нынешним временам. Вообще, понять, что такое Петрушевская, очень и очень непросто. Она – писатель жесткий, ироничный, многоплановый и многослойный. Чтобы прорваться к смыслу, точнее, к смыслам ее тестов требуются очень серьезные встречные усилия. Петрушевская, когда пишет, выкладывается целиком. Но чтобы соответствовать условиям задачи, выкладываться целиком приходится и читателю.
Понимать прозу Петрушевской трудно в первую очередь потому, что она работает со стихией первичного, базового, иррационального, если угодно, дорационального сознания, где вообще-то и невозможна окончательная рационализация и перевод в слово всех нюансов неструктурированного хаоса. Ни один из персонажей Петрушевской не способен понять ни самого себя, ни мотивов своих и чужих поступков, ни всего окружающего его мира. Петрушевская отважно погружается в царство Праматери-ночи, где лишь она одна – как автор, как исследователь – препарирует вязкий, амебообразный материал, вытаскивая на поверхность то один, то другой фрагмент, способный выступить наглядным образцом подлинной сущности мирозданья. Лишь авторская воля и логика служит единственной структурирующей силой для этого бесконечного множества однотипных, не осознающих себя единиц.
Осуществляя отбор и выбор, формируя как бы «избранное» из бесчисленных форм, которые принимает живая материя, Петрушевская приоткрывает завесу над скрытым от посторонних глаз «кишением» организмов в капельке воды, которое когда-то впервые наблюдал потрясенный изобретатель микроскопа голландец Антоний Левенгук. Но при этом, формально стоя на недостижимой высоте над своими «подопытними кроликами», по факту Петрушевская не демонстрирует ни единого признака высокомерия и превосходства. Отнюдь! Это огромное, пагубное заблуждение, будто Петрушевская холодный и бездушный анатом, вытаскивающий на свет Божий ужасы и мерзости жизни, чтобы пощекотать нервы излишне впечатлительных людей.
Потому что происходит как раз обратное: когда эти безликие, безголосые, почти неодушевленные организмы, высвечиваясь в лучах магического кристалла личного творчества, вдруг начинают обретать лица и голоса, в них начинает просвечивать индивидуальность, и они – сами того не осознавая, – становятся людьми. И начинают разыгрывать свой маленький, но наполненной настоящей болью и настоящим драматизмом театрик. И мы, только что равнодушно скользившие взглядом по капле воды, заглянув в эту трубочку с волшебными линзами, вдруг видим перед собой несчастных, задавленных обстоятельствами и собственной ограниченностью, однако же, несомненно, людей.
Петрушевская никогда не вмешивается в этот театрик, явно, демонстративно устраняясь из текста, как бы жертвуя свой голос, свое зрение этим обделенным яркостью человечкам. На самом деле, конечно, все происходит наоборот: это она, наделенная невероятным, почти нечеловечески тонким слухом и зоркостью, заимствует у лишенной индивидуальности массы весь арсенал для своих вымышленных актеров. Она принимает на себя роль рупора, чтобы безъязыкая улица смогла наконец-таки выговориться до конца, чтобы те, кому от века предназначена лишь скорбная, безнадежная бессловесность, получили, наконец, право собственного голоса. Разглядев себя, они смогли бы, наверное, что-то понять о себе. Но, увы, они не станут читать Петрушевскую: слишком сложно. Упакованные в консервные банки вагонов метро, ежеутрене и ежевечерне развозящие их от спальных районов к месту работы и обратно, они или уткнутся носами в бульварное чтиво или вовсе уснут – если вдруг повезет занять местечко и сесть.
Марина Тимашева: Поговорим о мультфильмах, точнее – об авторских правах художников. Тех, кто придумал и нарисовал наших любимых героев. Один за другим идут судебные процессы между художниками и коммерческими фирмами, которые использовали мультипликационных персонажей при оформлении своей продукции. И художники ПРОИГРЫВАЮТ процесс за процессом. То, что происходит в судах - готовый мультфильм. Для взрослых. Но, за неимением киностудии, предоставляю слово историку Илье Смирнову, благо он в авторском праве человек не посторонний, ещё в 95-м году, после принятия Закона «Об авторском праве и смежных правах» спланировал и поставил по нему социологический эксперимент, тоже подавал в суд, проиграл, в судебном постановлении была сделана дивная ошибка. Там было написано: «Об авторском праве и смешных правах». Прошло десятилетие, а права по-прежнему – смешные.
Илья Смирнов: Действительно. Результаты получились интересные, хотя и неутешительные http://old.russ.ru/ist_sovr/20010529_smir-pr.html. Но то было при Ельцине. А сейчас первый вице-премьер Дмитрий Медведев назвал проблему интеллектуальной собственности и авторских прав «одним из главных вызовов современности» http://www.allmedia.ru/newsitem.asp?id=772044. И проблема успешно решается у всех на глазах. Вся страна перед телевизорами переживала за прокуроров, которые уже посадили в Пермском крае всех бандитов, маньяков, оборотней. Для наведения образцового правопорядка (как в Сингапуре) осталось разоблачить только директора сельской школы. Там обнаружились в компьютерах нелицензионные программы, нанесшие компании Microsoft ущерб на 266 тысяч рублей. Не знаю уж, как его считали, вроде, даже в московских гимназиях с детишек так много не берут, да и вся школа, наверное, столько не стоит, но факт остается фактом: соединенными усилиями самого богатого человека в мире, самой честной в мире прокуратуры и самого справедливого Верещагинского суда учителя Александра Поносова всё-таки осудили http://top.rbc.ru/index2.shtml. Защитили интеллектуальную собственность, невзирая на лица.
В то же самое время в Союзе Кинематографистов происходило другое заседание. Неофициальное. Художники – создатели классической советской мультипликации – совещались с юристами по поводу того, что они, оказывается, больше не являются авторами своих персонажей. Вот толстый том, заключающий в себе научно выверенную информацию о советском кинематографе. Энциклопедический словарь «Кино» под редакцией С.И. Юткевича, издательство «Советская энциклопедия», 1986. Картинка: Винни-Пух. Подпись: «худ. В. Зуйков, Э. Назаров». Картинка: старуха Шапокляк, Чебурашка и Гена с гармошкой. Подпись: «худ. Л. Шварцман». Картинка: герои мультфильма «Тайны третьей планеты» в полёте, подпись: «худ. Н. Орлова».
Но компания «Ландринъ» - не забудьте аристократический твердый знак в конце! - выпуская шоколадные яйца с персонажами «Тайны третьей планеты», не признает прав художника. Почему? Потому что «работу над мультфильмом Н. Орлова выполняла в рамках своих служебных обязанностей, будучи сотрудником студии «Союзмультфильм». Это обстоятельство подтверждают также записи в трудовой книжке Н. Орловой… Мультфильм есть сумма усилий всего творческого коллектива, и некорректно было бы присваивать кому-либо единоличное авторство» http://www.conditer.ru/preview/legis/fin/index.asp?id=13241 ·
С таким образцово-социалистическим подходом к искусству согласились сначала Головинский районный, потом Мосгорсуд: «Ландринъ» выпускал шоколадные яйца на законных основаниях http://www.allmedia.ru/newsitem.asp?id=794863 Такая же судьба постигла в Головинском суде и Леонида Ароновича Шварцмана, когда он в аналогичной ситуации пытался напомнить косметической компании «БРК-Косметикс» о своём существовании как художника.
Ни титры фильмов, ни подписанные чертежи и эскизы не были приняты как доказательство.
Между тем, в авторском праве существует понятие: презумпция авторства. Если при публикации произведения указано имя писателя, художника или композитора, никто потом не обязан доказывать его авторство. Оно принимается как данность. А коллективизм – все, мол, колхозное! - легко опровергнуть тем же кинословарем: «исключительно значение в мультипликационном кино художника-постановщика, создающего типажи, декорации, являющегося одним из ведущих и полноправных соавторов фильма… Художник-постановщик – автор изобразительно-декорационного решения картины». Так вот, Шварцман и Орлова как раз художники–постановщики, что, опять-таки, везде черным по белому обозначено. Говорит художник Наталья Орлова.
Наталья Орлова: По всем законам, студия обладает правом только на фильм целиком, а на все составные части, вошедшие в этот фильм, все авторские права принадлежат создателям. В «Постановлении о вопросах, возникших у судов при рассмотрении гражданских дел, связанных с применением закона об авторском праве и смежных правах» указано, что в случае, если произведение было создано до 3 августа 1992 года, вопрос о том, кто является обладателем прав на него, следует решать в соответствии с нормами Гражданского кодекса РСФСР 1964 года. И как раз в этом Гражданском кодексе прописана статья 486: «Авторское право на кинофильм… принадлежит предприятию, осуществившему его съемку, автору сценария, композитору, режиссеру-постановщику, главному оператору, художнику-постановщику, а авторам других произведений, вошедших в составную часть кинофильма, принадлежит авторское право каждому на свое произведение». В судах идет, якобы, такая ссылка, что те, кто работал в то время на киностудии «Союзмультфильм» выполняли служебное задание. Хотя, в общем, по-другому фильм в то время снять нельзя было, кроме любительского фильма. Художники, которые принимают участие в создании мультфильма, являются авторами этого персонажа. Авторское право вступает в момент создания персонажа. Если персонаж уже нарисован художником, он утвержден, как это раньше было, на худсовете, уже авторское право действует. Что касается служебного задания, то здесь тоже написано, что «автору произведения, созданного в порядке выполнения служебного задания, принадлежит авторское право на это произведение, а порядок использования организацией такого произведения и случаи выплаты вознаграждения автору устанавливаются законодательством Союза ССР и Постановлением Совета Министров РСФСР». Но авторское право все равно принадлежит создателю.
Илья Смирнов: Почему же сегодня частные предприниматели вдруг забеспокоились о правах трудовых коллективов, разоренных ещё 15 лет назад? Очень просто. Мы помним, какие хитроумные манипуляции производились в 90-е годы с названиями, печатями, формой собственности этих самых коллективов ради того, чтобы немногие, извините за выражение, «эффективные менеджеры» могли приватизировать ценности, созданные чужим трудом и талантом. Именно так переоформляли - из левого кармана в правый через заграницу, чтоб концов не найти, - права на записи классической музыки, на знаменитые марки русской водки. Тогда и на «Союзмультфильме» произошло то, что Федор Савельевич Хитрук назвал «захватом студии, ее наследия… налетела стая воронов на художников и разграбила». Вроде бы, при Путине начали наводить порядок, права на советскую мультипликацию закрепили за государственным унитарным предприятием под старым прославленным названием. А как же стая воронов? Неужели разлетелась?
Говорит известный специалист по авторскому праву Ирина Тулубьева.
Ирина Тулубьева: Я хочу сказать о неблаговидной и аморальной позиции «Союзмультфильма». Существует закон и существует Устав «Союзмультфильма», согласно которому, чем должен заниматься «Союзмультфильм»? Он должен стряхивать пыль со своих старых фильмов, их реставрировать, распоряжаться правами на передачу их в эфир, то есть по телевизору показывать, и тиражировать на видеокассетах. Вот, что указано в Уставе этой организации. Это государственное предприятие. При этом, за тиражирование и за продажу прав на эфиры он должен, в соответствии с Постановлением правительства, еще делать отчисления авторам. Дальше происходит следующее. Они хотят войти во вкус и продавать права на рисунки. Потому что, если говорить честно, что используют из мультфильма, в первую очередь? Понятно, что издаются книги с текстом, но, конечно, именно в промышленных целях используются рисунки - это кондитерская промышленность, это канцелярские товары. Это большие деньги. Что мы видим в суде? Когда мы поймали за руку «Союзмультфильм» на продаже вот этого всего, приходит представитель Рахимова и приносит бумагу от Рахимова, где Рахимов говорит: Кто такая Наталья Орлова - я не знаю. Потому что художник-постановщик это администратор, он руководит, он ничего не рисует. Были бы честными, была бы позиция такая: Да, Наталья Вячеславовна Орлова - автор, она все рисовала, но прав у нее нет. Нет, он говорит: а я не знаю, кто это, но все, что она делает - мое. Тоже интересная позиция.
Илья Смирнов: Наблюдая в этой истории определенные исторические закономерности, я скажу одну страшную вещь, которую мы все подзабыли. В классовом обществе право, к сожалению, тоже классовое. Собственность – смотря чья. Одно дело крупная корпорация, и совсем другое – обычный трудящийся гражданин, хотя бы и знаменитый художник. Его права (даже очевидные) будут уважать постольку, поскольку люди смогут объединиться, осознать эти права и сообща настоять на их соблюдении. Как минимум – не топить своего же товарища, чтобы выгадать лишних два рубля. Именно призывом к объединению закончилось собрание художников в Союзе Кинематографистов. Опять же: в принципе, правильно. Но реализация зависит от нравственной атмосферы. Недавно в том же Союзе Кинематографистов наблюдал, как гильдия кинокритиков почти единодушно признала за продюсером право перекраивать сценарий без согласия сценаристов http://scepsis.ru/library/id_702.html А ведь если у критика редактор в газете перепишет рецензию с ругательной на хвалебную – какой поднимется шум про цензуру! Потому что своя рубашка ближе к телу. И сегодня один из главных противников Шварцмана – не чиновник какой-нибудь, не бандит, а его же соавтор, любимый детский писатель Эдуард Успенский, который так хорошо защитил свои собственные писательские права на Чебурашку, что сам не заметил, как оказался на соседнем участке, у художников, а когда заметил, не извинился по-соседски: мол, прости, Леонид Аронович, не разглядел. Нет, он уверенно воспроизводит по судам и по газетам уже знакомую нам версию, что художник был просто «исполнителем», а «мультфильм – это плод коллективного труда». http://www.newizv.ru/print/59990 Про себя он не говорит, что был «просто исполнителем», а права на его героев принадлежат Госкомиздату или покойному Союзу писателей в лице правопреемников – ресторана, например, или поликлиники на «Аэропорте».
Тоже ведь сюжет для мультфильма. Вы, Марина, правы: самый сильный ход, который могли бы сделать художники – пока суд да дело, нарисовать и оживить на экране всех участников этой истории, от пермского суда до Головинского, прямо как они есть.
Марина Тимашева: С 11 по 18 мая в Петербурге проходит Первый международный театральный фестиваль «Балканское театральное пространство». Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: У меня такое впечатление, что режиссеры и актеры театров Болгарии, Черногории, Хорватии, Сербии, Албании, Македонии, Италии, Боснии и Герцеговины, все, кто приехал на фестиваль в Петербург, не то чтобы не слишком хорошо знают друг друга, но хотели бы узнать лучше. А вот для России их творчество вообще, чаще всего, терра инкогнита. А, между тем, там работают замечательные режиссеры, талантливые актеры и художники. Говорит художественный руководитель Театра имени Комиссаржевской Виктор Новиков.
Виктор Новиков: Очень важно познакомиться с совершенно иной культурой, иным взглядом на театр.
Татьяна Вольтская: Эмблема фестиваля – скульптурная маска Мельпомены с нанесенной на ней картой балканского региона, действительно, объединенного чертами лица античной Музы. В то же время, балканским режиссерам особенно важно, чтобы с их творчеством познакомилась Россия, - считает главный режиссер болгарского Национального театра имени Ивана Вазова, он же - главный приглашенный режиссер Театра имени Комиссаржевской - Александр Морфов.
Александр Морфов: Я, когда в первый раз видел в живую английский театр, то я сразу понял, что мне надо оттуда украсть, то есть, взять как принцип. И если мы можем как-нибудь дать российским режиссерам и актерам возможность, чтобы от нас украли, взяли что-то, это было бы здорово. Наша органика, наша эмоция болгарская немного отличается от русской, потому что балканец - человек такой неразумный, он легко начинает дружить и легко с этим человеком начинает воевать, это непонятные вещи в голове балканца, но иногда эти непонятные вещи рождают очень хорошие результаты на сцене.
Татьяна Вольтская: В программу фестиваля включены выступления музыкальных коллективов. Один из них - группа «Балканские ветры», международное фолк-джаз-шоу.
(Фрагмент выступления)
Когда выступление закончилось, я спросила Александра Морфова, что именно он решил украсть у английского театра?
Александр Морфов: Чистота текста, энергетика речи. Они говорят примерно раз в пять быстрее и четче, чем русские артисты, не теряя смысла, не теряя чувства.
Татьяна Вольтская: Вы так много ставите здесь, в России. Почему?
Александр Морфов: Здесь мне нравится. Во-первых, я люблю с русскими актерами работать. Вот эта психика, эмоция, она мне как-то ближе. Кроме того, гораздо интереснее, чем в Болгарии, Сербии или Македонии, где все понятно, все правила уже известны, а здесь само чувство, что работаешь вместе со всеми этими российскими мастерами, что здесь работает Додин, что в Александринке работает Фокин, что в Москве работает театр Захарова. Это другое чувство уровня. Сейчас самая большая театральная столица в мире, все-таки, это Москва.
Татьяна Вольтская: Что вы будете ставить дальше?
Александр Морфов: Я сейчас в «Ленкоме», в ноябре, начинаю репетировать «Визит старой дамы» по пьесе Фридриха Дюрренматта.
Татьяна Вольтская: Были у вас сложности, какое-то непонимание с российскими актерами?
Александр Морфов: Да, всегда, когда я начинаю. Вначале все российские актеры хотят, чтобы были очень длинные и глубокие разборы, а потом уже начать репетировать. А я занимаюсь наоборот - я бросаю общей смысл, идею спектакля, а потом уже начинаем репетировать, и по ходу все выясняем. Для меня артист должен быть равноценным партнером, а не исполнителем. Когда они поймут, тогда у нас получается такая любовь, которая до сих пор не прекращается. Я могу вернуться к этому театру и знаю, что там сидит моя труппа и ждет. И в «Ленкоме», и в театре у Калягина, и здесь.
Татьяна Вольтская: На фестивале Александр Морфов представляет спектакль своего театра - Национального театра имени Ивана Вазова «Изгнанники», по одноименной пьесе Вазова.
Александр Морфов: Классический текст патриарха болгарской литературы Ивана Вазова. Считается, что это, может быть, один из самых удачных драматических текстов начала 20-го века. Спектакль занимается одной единственной вещью: необходима ли человеку в 21-м веке свобода, как он понимает это слово «свобода», как отличить национализм от патриотизма? Там, где умирает патриотизм, что рождается: нигилизм или национализм? В чем смысл человеческой жизни, когда такие слова как «Родина», «свобода» уже потеряли свое значение? Сам спектакль про общество изгнанных, низших людей, которые потеряли свою родину, и живут в эмиграции с одной надеждой - вернуться обратно и умереть за свободу. Такие чувства и желания, которые современной молодежи, мне кажется, незнакомы.
Татьяна Вольтская: Как же вы решились делать спектакль о тех проблемах, которые непонятны молодежи?
Александр Морфов: Самое важное заставить или убедить актеров поверить в то, что они играют. Потому что, когда видишь человека на сцене, который верит в то, что он играет и в то, что он произносит, ты постепенно ему тоже доверяешься и начинаешь находить смысл, радость и восторг от слов «Да здравствует свобода!».
Марина Тимашева: При упоминании имени Виктора Сухорукова кто-то, наверное, поёжится, вспомнив его маргинальных персонажей из давних фильмов Алексея Балабанова. У других в памяти надолго останется его несчастный император Павел Первый из фильма Виталия Мельникова. Театралы, думаю, не пропустили редкие, но замечательные спектакли с его участием в Театре имени Вахтангова и в антрепризе Олега Меньшикова. С Виктором Сухоруковым разговаривает Павел Подкладов.
Павел Подкладов: Наша беседа с Виктором началась с такого непростого понятия как «актерский диапазон». Скажу честно, иногда мне кажется, что он у Виктора поистине неисчерпаем. Многие говорят, что все из себя, все персонажи из себя. У тебя - и бандит, и Ленин, и монах, и царь, и генерал-майор, и полковник замечательный в фильме «Пушкин». Не страшно ли, что в тебе такое количество разных людей?
Виктор Сухоруков: Отвечаю. С 89-го года началась моя серьезная кинокарьера - главная роль в фильме «Бакенбарды» Юрия Мамина. Там был яростный, безвозрастный, фашиствующий лидер молодежной организации под знаменем Александра Сергеевича Пушкина. И последняя роль, я не беру полковника Галахова, а вот монаха Филарета в нашумевшем фильме «Остров» - вот такой диапазон за эти 17 лет, и я этим горжусь. То, что все во мне уместилось, я и сам этому приятно удивился, но удивился не потому, как это у меня получилось, а потому, что я, оказывается, задержавшись где-то в пути в своей кинокарьере, начав многие вещи поздно, сегодня говорю: нет, оказывается, ничто не поздно, все можно успеть, и все может получиться. И это тоже мое чудо, мое счастье. Не страшно, потому что все равно, не скрою, я об этом говорю, не рисуясь, я все это играю, я - игрок. Потому как фанатично люблю свою профессию, которая основана на игре.
Павел Подкладов: И ты еще однажды сказал в своем интервью, что в каждом актере должен сидеть черт. Должен или сидит на самом деле, это ты уточни, пожалуйста?
Виктор Сухоруков: Я имел в виду энергию, ярость, темперамент, некую непредсказуемость. Я - сторонник ролей с обратной стороной. Скажем банально, теневая сторона. И вдруг теневая сторона сталкивается с моим начальным образом, и происходит некий вулкан. Я это и называю чертом.
Павел Подкладов: А скажи, сколь в тебе сильна, при подготовке роли, интуиция, и сколь - разум?
Виктор Сухоруков: Тут нельзя нарисовать схему, формулу или какую-то синусоиду. Дело в том, что всегда по-разному. Чувственность должна присутствовать всегда, и разум должен обязательно быть при этом, потому как, если он не подключен, то будет отсутствовать логика, следственность, построение. На чувствах и эмоциях роль не построить. Роль - это строительство и его украшение. Строительство это разум, а украшение - эмоции. А интуиция, на мой взгляд, и это и есть секретарь от Бога.
Павел Подкладов: Тот, кто судит о Сухорукове-человеке по его сумасбродным ролям в «Бакенбардах» «Антикиллере», «Брате», «Жмурках» - очень ошибается. Виктор, скорее, похож на своих героев из фильмов «Павел, бедный Павел» и «Остров». Он - мудрец с открытой душой, добрым умом и умным сердцем. Но не кичащийся своей мудростью, а веселый, не унывающий, немного лукавый. Видимо, рассмотрев эти качества в Викторе, Павел Лунгин доверил ему необычную для Виктора роль отца Филарета. Это - глубочайшая роль. Но ведь такие роли так просто не возьмешь?
Виктор Сухоруков: А вот и взял, а вот и захватил. Нет случайности в жизни. Скажу так. Если случайность за собой тянет какие-то последующие действия, поступки, события, это уже не случайность, это нечто другое. Я сегодня очень многие вещи называю чудесами, потому что других слов подобрать не могу, так все складывается. Ну, встретился я с Петром Мамоновым случайно. Да как может быть случайно, когда нас объединил Владимир Мирзоев в картине «Котлован»? Ну не сложилась эта картина, а отношения и связи остались. Петя Мамонов - друг Лунгина. Лунгин получает сценарий Соболева, зовет Петра на главную роль, Петр предлагает Лунгину Сухорукова, тот сомневается, но, однако, вызывает, и мы вместе, в одной картине. Счастье! И, конечно, когда я прочитал этот сценарий, я поставил себе целью вырвать эту роль. И не то, что я взял его за грудки, дал ему взятку, налил ему водки с клофелином… Я просто был весь, всей сутью своей, готов на любую пробу, которую он мне приготовил. И на пробах я действительно постарался умиротворенно, как пес дворовый, всеми своими глазами, во всю ширь лица смотреть Лунгину в глаза и говорить: «А как? А вот такой тебе нужен?». И, видимо, он не разглядел, а почувствовал меня, я ему за это очень благодарен.
Павел Подкладов: Такие роли - счастье?
Виктор Сухоруков: Не то слово! Это не только счастье, это маленькая человеческая Библия. Библия для одной судьбы.
Павел Подкладов: Виктор Сухоруков готовит зрителям новые сюрпризы. Не успев толком оклематься после болезни, он приступил к съемкам в фильме Глеба Панфилова по пьесе Александра Николаевича Островского «Без вины виноватые». Думаю, что лучшего Шмаги на нашем экране и не придумаешь. А на предстоящем в июне Московском международном кинофестивале будет показан фильм Виталия Мельникова «Агитбригада «Бей врага!»». Виктор Сухоруков, вроде бы избалованный хорошими ролями, тем не менее, говорит о новой работе взахлеб.
Виктор Сухоруков: Я вдруг понял, что старости, как таковой, нет, а есть увядание, есть усталость, есть апатия к завтрашнему дню. Я сейчас снялся у своего дорогого, уважаемого, 77-летнего режиссера Виталия Мельникова, который в 2003 году сделал меня царем Павлом Первым. Рискнул, взял бритоголового Витьку Сухорукова из рук Алексея Балабанова и сделал царем. И мы с ним сделали грандиозное кино. Ждите, и поверьте, вы получите колоссальное удовольствие, радость, и будет вам очень интересно увидеть картину, у которой до сих пор и названия нет. Снимались мы под именем «Агитбригада «Бей врага!»». Я звоню режиссеру, говорю: «Виталий Вячеславович, я сейчас встречаюсь со зрителями, как мне говорить?». Он говорит: «Пока склоняюсь к названию «Мы на лодочке катались». Картина будет грандиозная - актерская, сюжетная! Плывет в лодке концертно-киношная бригада, во время войны, по сибирской реке, как по прошлой стране, по Советскому Союзу, делают остановки на берегу, и там происходят всякие события, словно страницы истории той страны. Это будет замечательное кино. Я там играю одну из главных ролей - Никонора Васильевича Калинкина. Боже мой, я думал после царя, бандита, генерала, монаха, ну что можно сыграть, как, чем удивить людей? И я понял – я в этой роли стал передавать привет, поклоны и добрую память тем актерам, которые меня формировали, делали, на которых я любовался, и они были моими кумирами. Это Петр Олейников, Николай Крючков, Юматов, Валентин Зубков, Иван Лапиков, Михаил Ульянов и многие другие. И я в каждом эпизоде, в каждой сцене имел в виду кого-то. Думаю, это будет очень-очень интересно.
