Ссылки для упрощенного доступа

Саммит Россия-ЕС: стоил ли рассуждать, кто кому нужнее? Ближневосточный конфликт: каждый день как время упущенных возможностей; Компьютерный мусор и гражданское общество в Америке; Что рассказали слои земли, которым больше 540 миллионов лет




Саммит Россия-ЕС: стоил ли рассуждать, кто кому нужнее?


Ирина Лагунина: От встречи на высшем уровне «Европейский Союз – Россия» никто особых прорывов не ожидал. Наверное, поэтому один из важнейших чиновников Евросоюза – Хавьер Солана, ответственный за общую внешнюю политику – встречу в Самаре решил проигнорировать. Даже визит в Москву министра иностранных дел Германии Штайнмайера, совершенный накануне саммита в попытке вывести отношения из тупика, в этом смысле никаких приятных сюрпризов не принес. Препятствием для каких-то встречных жестов со стороны Евросоюза стала позиция Польши и Литвы, которых поддержали остальные балтийские государства и Чехия. Что стало причиной возникновения такого «фронта отказа»? Об этом в материале Ефима Фиштейна.



Ефим Фиштейн: Несмотря на дипломатические улыбки и обтекаемые заявления, прозвучавшие на заключительной пресс-конференции, ясно, что подписание нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Европейским Союзом и Россией отложено в долгий ящик. Все попытки как-то преодолеть противоречия и сделать самарскую встречу успешной провалились – в том числе и предпринятая в самый последний момент попытка министра иностранных дел Германии Штайнмайера уговорить Владимира Путина отказаться от запрета на импорт польского мяса. А пока Россия не откажется от своей карательной меры, не намерена и Варшава отказываться от своего права вето на любое соглашение между ЕС и Москвой. Поляки утверждают, что никому не позволят вбить клин между старыми и новыми членами ЕС. Какая атмосфера царила в Варшаве накануне самарского саммита, рассказывает Алексей Дзикавицкий.



Алексей Дзикавицкий: В Варшаве считают, что Европейский Союз, что касается важной для Польши проблемы – эмбарго России на импорт польских мясных продуктов и продуктов растительного происхождения – ведет себя недостаточно решительно.


С осени 2005 года, когда Россия ввела эмбарго, польские экспортеры потеряли сотни миллионов евро. В Польше этот шаг считают исключительно политическим, тем более, что в других странах мира никаких претензий к польскому мясу нет – экспорт в страны западной Европы растет, возле ряда польских мясоперерабатывающих предприятий в буквальном смысле слова выстраиваются очереди грузовиков западноевропейских покупателей.


Уже в конце прошлого года польские власти заявили, что исчерпали все средства для того, чтобы убедить российскую сторону отменить эмбарго, а с другой стороны – для того, чтобы убедить коллег по ЕС действовать более решительно.


Осталось право вето.



Анна Фотыга: Во время разговоров в кулуарах, мы встречались со значительной поддержкой нашей позиции, с симпатией. Однако, когда пришло время и мы заявили о вето, то в результате остались в одиночестве.



Алексей Дзикавицкий: Говорила министр иностранных дел Польши Анна Фотыга в декабре прошлого года.


Варшава заявила, что как только Россия пересмотрит свою позицию и снимет эмбарго на польские продукты, от своего вето откажется и польская сторона.


В Польшу приезжали с проверками предприятий российские ветеринарные эксперты, однако это ни к чему не привело. Приезжали и эксперты, присланные Европейской комиссией – российская сторона, однако, заявила, что их контроль был поверхностным и на основании его результатов нельзя сделать никаких выводов.


В результате, до нынешнего саммита ЕС-Россия ничего в этом вопросе не изменилось и премьер Ярослав Качинский заявил, что, соответственно, не изменилась и позиция Польши.


Тем более, что Польшу поддержит Литва и, как неофициально сообщается, возможно, Латвия и Эстония.


В Польше считают, что нельзя позволить кому бы то ни было по-разному трактовать различные страны ЕС. Министр обороны Польши Александр Щигло заявляет, что в настоящее время внести раздрай в ряды стран-членов ЕС пытается Россия.



Александр Щигло: Это удивительно, что страна, которая практически в десять раз слабее Европейского союза экономически, с низким ВВП, шантажирует весь Европейский союз. Об этом в ЕС все чаще говорится, это видно. Но результатов того, что европейцы ставят себе этот вопрос, нет.



Алексей Дзикавицкий: Тему избирательного отношения России к странам ЕС затронула и Анна Фотыга во время выступления перед депутатами Сейма.



Анна Фотыга: Мы решительно протестуем против попыток со стороны третьих государств, разделять страны ЕС. Здесь мы высказываем горячую солидарность с нашими друзьями из прибалтийских стран.



Алексей Дзикавицкий: После консультаций в Брюсселе в начале нынешней недели, госпожа министр неожиданно заявила, что отмена российского эмбарго и гарантии того, что это сделано на продолжительное время – это еще не все, у Польши есть еще одно требование.



Анна Фотыга: Мы предлагаем механизм, который позволил бы гарантировать всем странам ЕС энергетическую безопасность.



Алексей Дзикавицкий: В Варшаве уверены, что государства-члены ЕС должны вести переговоры о покупке российской энергоносителей все вместе, а не поодиночке и поэтому польское правительство настаивает на принятии Европейским Союзом специальной политической декларации, в которой была бы запись о гарантиях солидарной позиции всех стран-членов ЕС в вопросах, связанных с поставками энергоносителей.


Между тем оппозиция оказалась в довольно трудной ситуации – ее представители с одной стороны выступают за твердую позицию Польши в переговорах с Россией, а с другой призывают польскую дипломатию к большей гибкости и на восточном и на западном направлениях.


Бронислав Геремек бывший министр иностранных дел Польши, а нынче депутат Европарламента и член оппозиционной Демократической партии считает, что полякам следует действовать прежде всего в тесном сотрудничестве с ЕС, для чего нужно больше взаимопонимания на линии Варшава-Брюссель.


В свою очередь вице-спикер Сейма, лидер посткоммунистической партии Союз Левых демократов Войцех Олейничак выступил за отмену польского вето.


На такое развитие событий, однако, рассчитывать вряд ли можно – первые лица польского государства, те от кого зависит принятие решения по этому вопросу, намерены твердо отстаивать свои интересы не взирая ни на какие политические потери.



Ефим Фиштейн: Позиция Варшавы, представленная нашим тамошним корреспондентом Алексеем Дзикавицким, получила неожиданную поддержку не только от Эстонии, но и от Литвы, имеющей собственные претензии к Москве. Их общий фронт, в который вошла и Латвия, был поддержан и особым заявлением чешского МИДа. Чего, собственно, оссия не откаРхочет Литва? Что она не поделила с Россией? Этот вопрос я задал вильнюсскому журналисту, издателю портала «Альфа» Виргису Валентинавичюсу.



Виргис Валентинавичус: Именно сейчас, я думаю, в первую очередь из-за того, что почти год литовская нефтеперерабатывающая фабрика не получает российской нефти. Нефть перестала течь после того, когда новыми хозяевами компании стали поляки. Это совершенно очевидное политическое решение России. Спустя год президент Литвы озвучил литовское требование. Я думаю, что этому способствовали эстонские события, во время которых вышла на явь некоторая возросшая агрессивность российской политики по отношению к балтийским государствам. И эта агрессивность дошла даже до главных западноевропейских столиц. Хотя и осторожно, Европейский союз поддержал Эстонию в основном во время эстонских событий. И это, я думаю, контекст, в котором президент Литвы посчитал, что можно говорить смелее, потому что можно попробовать искать поддержку со стороны Европейского союза. К тому же господин Боррозу, который был здесь месяц назад в Вильнюсе, он обещал поднимать вопрос поставок российской нефти во время европейско-российского саммита.



Ефим Фиштейн: До самого недавнего времени Литва воспринималась как государство, с которым у России проблем нет – в отличие от ее соседей по балтийскому региону. Объяснялось это отчасти тем, что в Литве практически нет русскоязычного меньшинства. Как говорится – нет человека, нет проблемы. Этим ли объясняются безоблачные отношения между Россией и Литвой? Виргис Валентинавичус с таким толкованием не согласен:



Виргис Валентинавичус: Это отсутствие проблемы русскоязычного меньшинства в Литве, эта величина совершенно номинальная в отношениях Литвы с Россией и балтийских государств вообще с Россией. Россия, конечно, всегда любила играть этой картой, что Литва хорошая, а Эстония, Латвия плохие. И это делается в основном для того, чтобы вбить клин между Литвой, Эстонией и Латвией. Но литовская политика почти всегда последовательно была за Эстонию и за Латвию в этом вопросе. Хотя у нас проценты другие, но мы всегда выражали понимание эстонской и латышской ситуации, не делали из нашего нулевого гражданства, что отличает и делает нас лучше, чем Латвия и Эстония. В таком свете действия России логичны. Ей вообще-то наплевать на положение русских во всех трех балтийских странах. И этот вопрос поднимается, только когда Кремль преследует свои геополитические цели. Потому что, допустим, тот же самый вопрос солдатских могил, который так остро встал в Таллине, но если откровенно, все прекрасно знают, что в той же самой Эстонии в другом месте, но могилы российских солдат присматриваются гораздо лучше, чем где-нибудь в глубинке России.



Ефим Фиштейн: Считает вильнюсский журналист Виргис Валентинавичус. Франк-Вальтер Штайнмайер, министр иностранных дел Германии, которая в настоящее время по ротации председательствует в ЕС, все же попытался в последнюю минуту спасти ситуацию, проведя в Москве переговоры с российскими партнерами, но вернулся не солоно хлебавши. Я созвонился с доктором Райнером Линднером, который в Немецком институте международных отношений и безопасности возглавляет отдел России и стран СНГ и попросил его прокомментировать московский визит Штайнмайера.



Райнер Линднер: Я думаю, что этот визит господина Штайнмайера в основном был посвящен улучшению климата между Евросоюзом и Россией. Конечно, присутствует там очень много конкретных проблем. Например, пока есть проблема с Польшей, есть проблемы с Эстонией, с Литвой. То есть в Прибалтике тоже есть противоречия между Россией и этими странами. То есть это все усложняет взаимоотношения между ЕС и Россией. Но, я думаю, что конкретно сегодня господин Штайнмайер не хотел бы решить эти проблемы только, чтобы в пятницу в меньшей степени присутствовали эти противоречия и чтобы общая атмосфера переговоров не с самого начала была проблематичной. У меня такое впечатление, что мы должны сейчас очень активно говорить с Россией, чем больше, тем лучше. Потому что если есть какая-то ситуация, когда никто ни с кем не говорит, будет еще хуже. Пусть этот саммит в пятницу использщуется для переговоров. Даже если нет результата договора между ЕС и Россией, самое главное, что в России услышат наши возражения, наши ожидания, и мы более конкретно услышим в России, что мешает продолжению этого процесса.



Ефим Фиштейн: Учитывая повышенную готовность немецких политиков учитывать российские интересы и позиции, не может ли случиться того, что Германия окажется, образно говоря, «троянским конем» России в ЕС? Райнер Линднер так не думает:



Райнер Линднер: Такого не будет, потому что в Германии внимательно следят за тем, что происходит в России. Вы помните, что наши немецкие журналисты хотели снимать демонстрации три недели назад в России, их тоже била милиция. Мы очень внимательно наблюдаем за тем, что происходит. Поэтому ни в коем случае Германия не будет выступать в России только из-за своих собственных интересов, мы рассчитываем на то, что Европейский союз говорит одним голосом и противоречия внутри Евросоюза нежелательны. Потому что когда ЕС не выступает одним голосом, тогда будет сложно иметь внешнюю политику Европейского союза. То есть в данный момент мы должны продолжать интеграционные процессы внутри Европейского союза, а потом, наверное, можем иметь новые договоренности с Россией.



Ефим Фиштейн: К мнению немецкого политолога Райнера Линднера можно смело присоединиться: единственный позитивный итог самарской встречи в верхах - это сам факт ее проведения.



Ближневосточный конфликт: каждый день как время упущенных возможностей.



Ирина Лагунина: Король Иордании, принимающий в эти дни Всемирный экономический форум в курортном городке на Мертвом Море, заявил, что 2007 год – год «возможности» установить мир на Ближнем Востоке. В конце марта в столице Саудовской Аравии Эр-Рияде арабские страны приняли мирный план, который включает в себя следующие положения – признание государства Израиль всеми арабскими государствами взамен на выход Израиля со всех территорий, оккупированных в ходе войны 1967 года, включая Восточный Иерусалим, и взамен на «приемлемое разрешение» проблемы палестинских беженцев, которые вынуждены были покинуть дома в результате образования государства Израиль в 1948 году. При этом монарх привел такие данные: трое из пяти палестинцев не могут найти работу. Сотни тысяч семей живут в нищете, и их существование поддерживает только гуманитарная помощь. На фоне этих заявлений одного из самых прогрессивных и демократических ближневосточных лидеров в Газе продолжаются стычки между силами безопасности организаций ХАМАС и Фатах. В среду вечером израильские машины скорой помощи, стоящие наготове у границы палестинских территорий, отвезли в больницу четверых детей, получивших ранения в ходе межпалестинских столкновений. А в четверг Израиль обстрелял позиции ХАМАС в ответ на ракетный обстрел собственной территории. Чтобы понять, что происходит внутри Газы, я позвонила директору группы мониторинга прав человека в Газе Бассему Ейду, который сказу же определил ситуацию как катастрофическую.



Бассем Ейд: По-моему, палестинцы превратились в народ, полностью потерявший надежду, они обозлились. Они на самом деле хотели бы мира, но вопрос теперь состоит в том, а кто может принести им мир? Мне кажется, что такой лидер, как Мухмуд Аббас, который стоит на деревянных ногах, уже никогда не сможет принести мир. Для палестинцев наступила катастрофа – и в отношениях между ними самими, и в отношении израильской оккупации. Палестинское общество уже даже не обращает внимания на само проблему оккупации, на стену, которая разделяет самих палестинцев, на независимое государство, которое мы мечтали создать. Все внимание общества сейчас направлено на внутренние столкновения. И люди уже настолько запуганы, что дошли до того, что даже боятся говорить об этом.



Ирина Лагунина: Но в течение трех месяцев на палестинских территориях соблюдалось перемирие. Неужели за это время ситуация не изменилась к лучшему?



Бассем Ейд: По-моему, соглашение, подписанное в Саудовской Аравии, в Мекке, уже практически забыто. Да и, по-моему, никакого прекращения огня и перемирия между палестинцами это соглашение в принципе не принесло. К сожалению, каждый день палестинцы убивали и убивают друг друга. А сейчас вообще началась бойня – причем не за то, кто поведет за собой палестинцев, кто определит их будущее, а за то, кому достанется власть, кто будет править.



Ирина Лагунина: А что люди об этом думают?



Бассем Ейд: Палестинцы практически потеряли веру и в себя, и в свое руководство. К сожалению. По-моему, они сейчас даже не в состоянии избрать какое-то новое руководство, даже если бы были организованы новые выборы. Мы уже начинаем понимать, что мы потерпели крах во всем – в вопросе получения репараций, в социальных вопросах, в экономике и даже в политике. Люди в поисках куска хлеба.



Ирина Лагунина: Но как люди выживают?



Бассем Ейд: Во-первых, по-моему, у нас абсолютно отсутствует социальная безопасность, чтобы мы могли выжить. Израиль перекрывает одну, другую, третью возможность развиваться… А палестинские власти не в состоянии создать какие-то рабочие места.



Ирина Лагунина: Но в Палестине даже в самые сложные времена существовало хоть и немногочисленное, но гражданское общество. Взять хотя бы вашу организацию.



Бассем Ейд: К сожалению, гражданское общество сейчас не имеет никакого влияния на власть. Знаете, я сегодня, давая интервью журналистам, призвал людей выйти на улицы с протестом, с осуждением происходящего, чтобы попытаться заставить политические фракции прекратить братоубийство. Но люди пытаются просто игнорировать то, что происходит внутри территорий.



Ирина Лагунина: Мы беседовали с Бассемом Ейдом, директором Группы мониторинга прав человека в Газе. Действительно, в среду на улицы Газы вышли около 200 человек, которые попытались провести демонстрацию против насилия и межпалестинских столкновений. Прячась за демонстрантами, люди в масках с обеих сторон заняли более выгодные для себя позиции и открыли огонь по тем, кто выступил за мир. 8 человек ранены, остальные разбежались. Некоторые эксперты говорят, что эти три месяца, пока продолжалось перемирие – были временем упущенных возможностей. ХАМАС, правда, утверждает, что Запад возможностей не терял и снабдил за это время оружием сторонников президента Махмуда Аббаса. США отвергают эту информацию. Но для палестинского общества за это время, действительно, ничего сделано не было. Звонок в Иерусалим, директору Израильско-палестинского информационно-исследовательского центра Гершону Баскину. Вы согласны с тем, что эти три месяца были временем упущенных возможностей?



Гершон Баскин: По-моему, каждый день этого кризиса – это день потерянных возможностей. До сих все концентрировали внимание на предложении арабских стран, как разрешить конфликт между израильтянами и палестинцами. Я думаю, что сейчас настало время сконцентрировать усилия на том, чтобы прекратить противостояние среди самих палестинцев и создать правительство национального единства. Я не уверен, что международное сообщество или ближневосточный квартет может сыграть в этом вопросе какую-то существенную роль, но не исключаю, что в качестве игрока может выступить Лига арабских государств. Они могут подтолкнуть палестинцев к диалогу. Саудовская Аравия уже попыталась это сделать, предложив соглашение в Мекке. Сейчас, возможно, настало время вмешаться более широкому арабскому сообществу, Лиге арабских государств.



Ирина Лагунина: Мы знаем о столкновениях в Газе, мы видим это противостояние ХАМАС т Фатах. Но мы практически не знаем, как живут люди в Газе. Директор группы мониторинга прав человека в Газе Бассем Ейд сказал, что люди полностью потеряли надежду и веру в лучшее будущее. Вы работаете с палестинским гражданским обществом. Что оно собой представляет. У вас такой же пессимистичный взгляд на настроения в автономиях?



Гершон Баскин: Очень глубоко укоренившийся страх, полное отсутствие личной безопасности и перспектив лучшее будущее. А если учесть, что палестинское общество – общество традиционное, то любые столкновения, которые начинаются как политические, затем переходят на уровень личной мести. Когда убит кто-то из членов семьи, за него обязательно должны отомстить, убив человека из другого лагеря. И остановить это очень сложно. Столько крови уже пролилось, столько гнева накопилось в людях… Гражданские войны всегда сложнее всего прекратить. И вражда на уровне семьи оказывается сильнее вражды политической. Так что да, люди потеряли надежду, есть это ощущение, что ничего лучшего уже не будет. Но все же в Газе находятся люди, и я с ними разговаривал в эти дни, которые призывают провести ненасильственное выступление гражданского общества, выйти на улицы – женщинам, детям, мужчинам – и потребовать, чтобы насилие остановилось. Мне как раз вчера вечером позвонили мои коллеги из Газы и сказали: мужчины не справились, может быть, нам стоит посадить вместе женщин из ХАМАС и Фатах вместе, чтобы они выработали соглашение о перемирии. По-моему, это будет хорошим начинанием, если они на самом деле это сделают.



Ирина Лагунина: Какова была роль Израиля за эти три месяца перемирия, на ваш взгляд? Я понимаю, что сейчас палестинцы начнут обвинять Израиль в том, что это он сорвал мирный процесс. Тем более что провокация ХАМАС удалась, и израильская сторона нанесла удары возмездия по объектам ХАМАС за обстрел собственной территории.



Гершон Баскин: Палестинцы требовали, чтобы Израиль распространил объявленное перемирие и на Западный берег реки Иордан. И ракеты на израильскую территорию запускались именно под предлогом, что прекращение огня не охватывало Западный берег. Сложно сказать, прекратили бы они обстрел, если бы Израиль пошел на их требование. На данный момент ясно только одно – в Газе прекращение огня Израиль соблюдал, а на Западном берегу продолжались аресты и операции против отдельных палестинских организаций.



Ирина Лагунина: А с точки зрения экономической?



Гершон Баскин: Экономика Газы в ужасном состоянии. Западный берег живет намного лучше, но это связано не столько с Израилем, сколько с усилиями международного сообщества, которое всячески пыталось не допустить передачу гуманитарных средств палестинскому правительству. Ни Израиль, ни Соединенные Штаты, ни Европейский Союз так и не признали нынешнее палестинское правительство. Отдельные контакты с отдельными министрами, не представляющими ХАМАС, были установлены, и вчера стало известно, что США договорились с палестинским министерством финансов (оно тоже не контролируется ХАМАС), что какие-то средства на территории все же пойдут. Надо, чтобы на этот шаг пошел и Израиль. Израиль сейчас задерживает 600 миллионов долларов, которые принадлежат палестинским властям – это средства, полученные от сбора налогов. Вот это оказало бы существенное воздействие на палестинскую экономику.



Ирина Лагунина: Мы беседовали с директором Израильско-палестинского центра в Иерусалиме Гершоном Баскиным. ХАМАС пошел на соглашение с Махмудом Аббасом, надеясь, что Запад снимет санкции, наложенные из-за того, что ХАМАС отказывается признать государство Израиль и не исключает террористических методов ведения борьбы. Но за эти три месяца Аббас так и не смог преодолеть западный бойкот. ХАМАС теперь заявляет, что столкновения начались именно из-за того, что Газа оказалась отрезанной от гуманитарной помощи. Но прав Гершон Баскин, как и с обстрелами израильской территории ракетами ХАМАС, трудно сказать, как складывались бы отношения между палестинцами, если бы к ним пришли и деньги, и гуманитарная помощь.



Компьютерный мусор и гражданское общество в Америке.



Ирина Лагунина: Согласно оценке федерального Агентства США по охране окружающей среды, каждый год на свалки страны попадает свыше трех миллионов тонн компьютерного оборудования. Значительно больший объем электронного утиля вывозится за пределы страны для сожжения или переработки. Вред, причиняемый при этом окружающей среде и самим людям, едва ли поддается учету, и это вызывает огромную тревогу общественных организаций. Развитие темы – в материале нашего вашингтонского корреспондента Аллана Давыдова.



Аллан Давыдов: 15 лет назад средний срок жизни персонального компьютера в США составлял четыре с половиной года. Сегодня этот срок не превышает двух лет. Как только американцам кажется, что память их компьютера не справляется с новейшим программным обеспечением – они без раздумий покупают новый. Каждый год в США выбрасывается до 20 миллионов старых компьютеров. В мир телевизоров также приходит новое поколение: экраны с электронно-лучевой трубкой сменяются жидкокристаллическими и плазменными. А уж десятки моделей мобильных телефонов обновляются каждые полгода. Вся эта бытовая электроника стала динамично растущей частью твердых отходов. Как от нее избавиться среднему американцу? Проще простого. Для этого существует рисайклинг - рационализированная система сбора и вторичной переработки компонентов твердых бытовых отходов в продукты, имеющие потребительскую стоимость. Достаточно вызвать представителей службы переработки мусора – они приедут и заберут ваше электронное старье с глаз долой.


Ну а что же с ним происходит потом?


Согласно данным мониторинга оборота старых компьютеров и других предметов бытовой электроники, 80 процентов электронных отходов из США попадают на свалки развивающихся стран. Среди активистов такого мониторинга - Базельская сеть действия, общественная организация со штаб-квартирой в американском городе Сиэтле, которая пытается предотвратить глобальный кризис токсичных отходов. Рассказывает старший координатор этой организации Джим Паккетт.



Джим Паккетт: Таинственные места, куда, что называется, «с глаз долой» направляются отходы электроники, нередко расположены в развивающихся странах. Мы сегодня видим, как бурный поток вредоносного мусора направляется из богатых стран в бедные, туда, где дешевый труд. Этот мусор заражает их землю на многие годы вперед. Таковы издержки хайтековской индустрии, олицетворяющей не только технологическую революцию, но и новую угрозу среде обитания. Здесь в одной точке сходятся массовое производство оборудования, его быстрое старение и токсичность его компонентов. При этом каждый стремится избавить себя от природоохранных расходов, перевалить решение проблемы на чужие плечи, в основном - путем экспорта.



Аллан Давыдов: Джим Паккетт делится впечатлениями о том, что он увидел несколько лет назад в одном из глухих китайских городков, на территории которого расположено примитивное производство по вторичной переработке устаревшей оргтехники.



Джим Паккетт: В ходе нашего первого исследования, проведенного в 2002 году в странах Азии, мы проследили путь старых компьютеров, сдаваемых американцами фирмам по утилизации отходов. Мы выяснили, что восемь из десяти компьютеров утилизируются за пределами США. Они загружаются в морские контейнеровозы и доставляются в Китай. Там местное население почти задаром разбирает их на запчасти и ценные материалы с применением чудовищно примитивной технологии. Представьте только: монтажную схему плавят на горящих углях в небольшом котелке. Из плавящихся материнских плат извлекают микросхемы. Плавят также токсичную изоляцию проводов, чтобы извлечь из них медь. При открытом сжигании таких материалов образуются опаснейшие для жизни вещества. Кислотосодержащие субстанции сбрасываются в реки. Подземные воды в этом городке и в этой китайской провинции полностью заражены, и население вынуждено пользоваться привозной водой. И весь этот поток отходов просто выходит из-под контроля.



Аллан Давыдов: Еще хуже, по словам Джима Паккетта, ситуация на африканских компьютерных свалках.



Джим Паккетт: Недавно мы исследовали так называемый процесс вторичного использования деталей старых компьютеров. Мы пришли к выводу, что во многих случаях это благозвучный эвфемизм, а то и просто ложь. Побывав в столице Нигерии Лагосе, мы обнаружили, что 75 процентов содержимого прибывающих туда контейнеров не подлежит ни повторному использованию, ни ремонту, ни перепродаже. Оно моментально идет на свалки, где его, как правило, поджигают в целях экономии места. Опять же, щелочные продукты просачиваются в грунтовые воды города Лагоса. У них нет инфраструктуры для безопасной переработки всего этого потока техномусора.



Аллан Давыдов: В последнее десятилетие природоохранный контроль за утилизацией электронных отходов на территории США существенно ужесточился. И, по словам Джима Паккетта, это неизбежное повышение расходов на утилизацию в Соединенных Штатах лишь еще больше стимулирует вывоз мусора за границу, в политически слабые, небогатые страны.



Джим Паккетт: Мы называем это «путь наименьшего сопротивления». Я вспоминаю, как 20 лет назад огромная баржа с предназначенным для захоронения мусором, выйдя из Нью-Йорка, обошла несколько стран Карибского бассейна и вернулась обратно, потому что ее нигде не хотели принимать. Хозяева мусора, очевидно, думали соблазнить эти небогатые страны мизерным вознаграждением за утилизацию мусора. Тогда у них не получилось. Но сегодня проблема с отходами бытовой электроники приобрела глобальные масштабы. Она начала проявляться в конце восьмидесятых годов, и привела к подписанию международной Базельской конвенции, которая является единственным глобальным договором об утилизации мусора и должна препятствовать экономически мотивированному вывозу токсичного мусора богатыми странами на территорию бедных стран. К сожалению, Соединенные Штаты до сих пор не ратифицировали эту конвенцию. Более того – они противостоят попыткам запретить этот вид экспорта из богатых стран в бедные. Являясь единственной промышленно развитой страной в мире, не ратифицировавшей этот договор, США до сих пор не располагают единой системой контроля экспорта вредных отходов. Когда речь заходит о затратах на захоронение таких отходов – их направляют туда, где эти затраты ниже.



Аллан Давыдов: Вступившая в действие 15 лет назад Базельская конвенция по контролю за трансграничной перевозкой опасных отходов подписана 166 странами. Она запрещает экспорт электронного мусора, даже с целью утилизации. У американской администрации есть свой резон не ратифицировать Базельскую конвенцию: она считает, что в случае ратификации пострадает экономика тех стран-импортеров электронного мусора, которые освоили его безопасную переработку. Говорит представитель управления твердого мусора и экстренного реагирования американского федерального Агентства по охране окружающей среды Майкл Шапиро.



Майкл Шапиро: Есть страны, способные регулировать оборот материалов без ущерба для среды обитания и получающие экономическую выгоду от переработки и возврата этих материалов в производственное использование. Ратификация Базельской конвенции Соединенными Штатами означала бы произвольное ограничение таких стран на деятельность в данной сфере.



Аллан Давыдов: По словам Майкла Шапиро, американское правительство предпочитает культивировать то, что называется «чувством ответственности за среду обитания» среди компаний, производящих электронику и поставляющих ее отходы за рубеж для утилизации. Американские экологи считают такой подход наивным и неэффективным и уповают больше на экономические рычаги давления. Они, например, надеются, что американские производители электронной оргтехники, заинтересованные в ее сбыте на европейском рынке, по крайней мере, вынуждены будут подстроиться под нынешнее ужесточение нормативов Евросоюза на содержание свинца и других вредных веществ в компонентах компьютеров, ввозимых в страны Европы.


Между тем в самих Соединенных Штатах усиливается общественное давление на производителей электронной оргтехники с тем, чтобы они взяли на себя максимум ответственности за утилизацию устаревших изделий. Эксперты говорят, что свыше 90 процентов деталей компьютеров можно использовать вторично вместо того, чтобы отправлять их на дорогостоящую переплавку с соблюдением всех природоохранных требований. Один из лидеров отрасли – компания Hewlett-Packard - заявила, что в текущем году переработает вдвое больше старых компьютеров и периферийных устройств, чем за предыдущие 20 лет. В последнее время компания предлагает потребителям подавать заявки на утилизацию компьютеров через Интернет. Говорит директор службы утилизации Hewlett-Packard - Рене Сент-Деннис



Рене Сент-Деннис: В онлайновой анкете вы указываете, что именно вы хотите сдать, ваш адрес и реквизиты вашей кредитной карточки. Мы подъезжаем к вашему дому и забираем старое оборудование. В зависимости от изделия, это вам будет стоить от 9 до 30 долларов.



Аллан Давыдов: Подобные программы внедряют и другие фирмы, производящие компьютеры. Экологи подсказывают им новые варианты решений. Говорит Тед Смит – член правления общественной Антитоксиновой Коалиции Силиконовой долины.



Тед Смит: Надо, чтобы производители включили в розничную цену компьютера стоимость пожизненного ухода за ним и таким образом у них были бы средства для утилизации старой продукции.



Аллан Давыдов: Рене Сент-Деннис из Hewlett-Packard считает это утверждение спорным.



Рене Сент-Деннис: Логика этой идеи понятна. Но мы не можем полностью положиться на сознательность потребителей. Повышение цены на товар все равно не станет для них достаточным стимулом для того, чтобы позвонить и сказать: заберите мой старый компьютер.



Аллан Давыдов: Скептики сомневаются, что компьютерные компании, борющиеся за сотые доли процента нормы прибыли, согласятся в целях лучшей утилизации повысить продажную цену своей продукции, если только их к этому не вынудит закон.


Однако как указывает Томас Данн, представитель федерального Агентства по охране окружающей среды, Конгресс Соединенных Штатов пока далек от рассмотрения всеобъемлющего законопроекта об утилизации бытовой электроники.



Томас Данн: В настоящий момент заинтересованные стороны не выработали какого-либо приемлемого для всех видения в отношении общенационального законодательства о переработке отходов электроники.



Аллан Давыдов: В этих условиях администрации ряда штатов, округов и городов сами инициируют программы сбора и переработки потребительской электроники. В штатах Калифорния и Мэн уже принято законодательство, в соответствии с которым за счет повышения продажной цены изделий начато финансирование местных программ утилизации. В штате Арканзас переработчикам старых компьютеров предоставлены налоговые льготы.


Среди последних природоохранных инициатив самих производителей компьютеров стоит выделить заявление руководителя компании Apple Стива Джобса, сделанное в начале мая. Джобс, которого считают создателем первого персонального компьютера, сделал шаг навстречу движению «зеленых», пообещав создать глубоко продуманную систему утилизации устаревших изделий своей компании и не применять более токсичных веществ в новых моделях компьютеров и популярных миниаудиоплейеров iPod. Представители общественных организаций по борьбе с «электронным мусором» отреагировали на заявление Джобса с весьма сдержанным оптимизмом. Они предлагают подождать и посмотреть, распространится ли обещание фирмы Apple на проблему утилизации списанной электронной продукции в развивающихся странах.



Что рассказали слои земли, которым больше 540 миллионов лет.



Ирина Лагунина: По последним данным, жизнь существует на Земле почти всю ее историю: не менее 4 миллиардов лет. Но только последние 540 миллионов лет подробно документированы в ископаемой летописи. Именно столько существуют на свете животные с твердым минерализованным скелетом, хорошо сохраняющимся в ископаемом состоянии. Более древние толщи осадочных пород земной коры долгое время считались "немыми", в них не удавалось найти почти никаких окаменелостей. Ситуация радикальным образом изменилась в последние десятилетия. О недавних открытиях палеонтологов, изучающих древнейшие следы жизни на нашей планете, рассказывает сотрудник Палеонтологического института, член-корреспондент РАН Михаил Федонкин. С ним беседуют Александр Костинский и Александр Марков.



Александр Марков: В прошлый раз мы говорили о фауне вендского периода, а в вендском период жили мягкотелые существа, многие из которых практически не имеют аналогов в современной фауне. Сегодня мы продвинемся еще дальше вглубь времен и поговорим о самых первых следах жизни, которые известны из ископаемой летописи.



Александр Костинский: Скажите, пожалуйста, вот мы говорили о вендском периоде в прошлой нашей программе и говорили, что мы продвинулись назад еще на 50 миллионов лет от кембрия. То есть мы знаем, какая была жизнь 600 миллионов лет назад. То есть мы знаем, что в вендский период появились довольно большие животные, которые имели внутреннюю структуру. А что было до них, мы можем сейчас сказать?



Михаил Федонкин: Этот термин как будто уходит из употребления, потому что он перестает быть скрытым периодом. Мы все больше и больше находим следов жизни в древних породах. И мы оперируем не только палеонтологическими данными, мы привлекаем данные изотопного анализа углерода или серы. И мы знаем, что жизнь предпочитает иметь дело с легкими изотопами, а жизнедеятельность нередко приводит к тому, что изотопный состав минералов, в который входит сера или углерод, облегчается и это нам дает основания подозревать о существовании тех или иных бактерий в определенный период. Но мы сейчас в ситуации почти такой же как Дарвин стоял, когда завершал свой труд. Мы достигли границы явного, где эти крупные формы животных, а дальше крайне мало сведений о животных. Они есть. Скажем, Марина Борисовна Гниловская описала трубчатые сегментированные формы, довольно крупные, из отложений более миллиарда лет. Это не одна, это достаточно большое количество образцов. Подобные формы описаны в Китае, тоже протерозой, 800 миллионов лет или даже старше. И там разнообразия побольше даже. То есть какие-то примитивные вещи были. Это может быть трубки, в которых жили простые полипы, как и ныне живут кишечнополостные. Там же попадаются и формы растительные, но тоже крупные, микроскопичные. Причем водорослей достаточно много. Это говорит о том, что многоклеточный уровень был достигнут тогда.


Но я сейчас вам расскажу о своих работах, которые меня увели в еще более давние периоды. Со своим коллегой Эллисом Ехельсоном мы исследовали отложения, возраст которых полтора миллиарда лет. Датировано это довольно надежно. И мы исследовали два места. Одно из них - это штат Монтана и второе место - это бассейн Бангемол в Западной Австралии. И что же мы там обнаружили? Окаменелости, которые похожи на разорванные брошенные ожерелья. Такие цепочки, скажем, бусинок, которые могут быть длиной 20-30 сантиметров, очень регулярного размера эти бусины и очень одинаковые расстояния между ними. Они встречаются тысячами, миллионами разных размеров. В течение нескольких лет мы проводили экспедиции, собирая этот материал, исследуя его и в итоге мы восстановили формы этих окаменелостей, а потом и самих организмов. Оказалось, что это донные организмы колониальные, соединенные такой ниточкой достаточно прочной. Поскольку когда они переносятся, она не рвется. И это были что-то вроде конусов, конусы, заглубленные острым концом в осадок. Эти колонии могут напоминать колонии современных гидроидных полипов, некоторых может быть даже губок. И надо сказать, что наши первые публикации были восприняты критически: такой возраст, какие могут быть животные. Мы назвали «хородиски» в честь Хородиски, который собственно нашел их, описал, и десяток лет он сомневался в том вообще, что это. Полтора миллиарда лет, не может быть вообще, он даже сомневался, окаменелости ли это.



Александр Марков: Они крупные, то есть это не могут быть одноклеточные организмы.



Михаил Федонкин: Они крупные, 20 сантиметров длиной ожерелье, а каждая бусинка до сантиметра. Австралийские коллеги, которые нашли эти вещи у себя, они полагают до сих пор, что это скорее всего какие-то водоросли. Но у нас нет никаких оснований полагать, что это грибы или водоросли, сохранность у них такая же, как у вендской фауны, тип сохранности, хотя облик другой. И мы склоняемся к тому, что мы имеем дело с колониальными многоклеточными животными. Отдельные полипы, сидящие на ниточке, стволе, на котором они обмениваются питанием, как в современных колониях. Но дело в том, что не исключено, что многоклеточная жизнь могла появиться и существовать тогда, когда это было возможно, и исчезнуть. И следующая попытка могла возникнуть спустя сотни миллионов лет. Это тоже возможно.



Александр Костинский: То есть не исключено, что эти животные могли появиться, развиваться и вымерли?



Александр Марков: Сейчас молекулярная филогения показывает, что, по-видимому, многоклеточность вообще у организмов со сложной клеткой возникала как минимум 24 раза у разных линий, у грибов, у растений, у разных водорослей, то есть переход на многоклеточный уровень. Поэтому может быть и животные многоклеточные появлялись не один раз.



Михаил Федонкин: Мы можем рассматривать многоклеточность, особенно на ранних стадиях, как адаптацию. В некоторых ситуациях удобно быть большим, многоклеточным и кислорода достаточно, чтобы напитать все клетки внутри в прохладной воде. Вода теплеет, кислорода меньше, доступа кислорода нет, здесь выгоднее существовать в одноклеточном состоянии. И то же самое не только в отношении кислорода – в отношении питания. Мы знаем примеры в современном мире, когда многоклеточность и одноклеточность чередуются. Часть жизни они проводят, как многоклеточные животные, вы увидите простым глазом - это такое основание, ножка, наверху плодовое тело и оно передвигаются, а потом они расходятся и живут как независимые амебоподобные животные до поры, пока опять кто-то подает сигнал, и они собираются и образуют видимый нам организм. Это такая факультативная многоклеточность, один из путей возникновения многоклеточности. Были и другие, наверное. Но попытка многоклеточности явная из тех, что мы знаем сейчас, полтора миллиарда лет.



Александр Костинский: То есть мы вышли на передний край современной палеонтологии, где ископаемые, идет спор: ископаемые – это животные или растения.



Михаил Федонкин: Вместе с теми же ожерельями хородиски там же обнаружены и многоклеточные водоросли спиралевидные, их зовут грипания. Так вот эти грипании, найденные в отложениях холодноводных, где осаждались железные руды, и возраст этих руд миллиард 800 миллионов лет.



Александр Костинский: То есть мы еще дальше движемся.



Михаил Федонкин: Еще дальше движемся в отношении крупных форм, видимых невооруженным глазом и явно сложных уже.



Александр Костинский: Надо сказать, опять привет Чарльзу Дарвину, что-то все-таки развитие было гораздо более постепенным. Вот такая динамика многих видов, где непонятно, кто победит, динамика, конкуренции, она сейчас отодвинута на пару миллиардов точно назад.



Михаил Федонкин: Вероятно, в этом древнем мире раннего протерозоя, позднего архея два с половиной миллиарда лет, в этом интервале, видимо, сформировалось эвкариотная клетка, сложная клетка.



Александр Костинский: То есть сложной клетке два с половинной миллиарда лет?



Михаил Федонкин: Вы видите, что мы, углубляясь в прошлое, мы находим следы жизни либо в виде ископаемых бактерий, окаменевшие фактически клетки, либо следы жизнедеятельности бактерий в виде карбонатных отложений или руд железа или какие-то другие металлы.



Александр Костинский: С повышенным содержанием, допустим, углерода, легкого изотопа.



Михаил Федонкин: Как правило, с этими рудами сопряжены углеродные толщи. Откуда этот углерод? Скорее всего отмершая органика и, как правило, изотопный состав облегчен. Либо мы встречаем биомаркеры, фактически измененные обломки биомолекул когда-то живых организмов.



Александр Костинский: Скажите, раз уж мы в такую совсем уходим даль, если вы говорите, что полтора миллиарда лет никто не верит, были организмы, не было организмов.



Михаил Федонкин: Были животные.



Александр Костинский: Все-таки насколько мы продвигаемся в развитии жизни? Где та граница, хотя бы грубо, когда из химического варева, поливаемого всякими кислотами, солнечным излучением, появились все-таки первые организмы?



Михаил Федонкин: Этот период от костной материи, как ее называл Вернадский, к живой, от нежизни к жизни, явно выходит за пределы геологической летописи. У нас нет осадочных отложений на земле сейчас, в которых отсутствовали бы признаки жизни.



Александр Костинский: То есть три миллиарда 800 миллионов лет и во всех осадочных породах ученые предполагают, что жизнь была.



Михаил Федонкин: Те или иные сигналы там есть об этом. Более древние породы все переработаны процессами еще древними, кора была тонкой, точка плавления пород была высоко и поэтому кора все еще перерабатывалась. Земля все еще кипела и поэтому кора вздымалась и снова погружалась, переправлялась многократно. В это время происходила сегрегация разных элементов по их весу и так далее.



Александр Костинский: Тогда странно, если мы говорим, что первые осадочные породы три миллиарда 800 миллионов лет, значит мы доходим до четырех миллиардов. А всего Земле, как телу, называют четыре миллиарда лет. Получается, что жизнь появилась в эти первые пятьсот миллионов лет. Как она могла жить в таких чудовищных условиях?



Михаил Федонкин: Главное, мне кажется, сейчас и, наверное, нужно этим путем идти в исследовании проблемы происхождения жизни – это момент ее физического описания. То есть поток энергии, который жизнь поддерживает. Некоторые говорят о том, что жизнь – это преступление против энтропии.



Александр Костинский: Энтропия – это мера беспорядка, мера хаоса.



Михаил Федонкин: Жизнь вопреки всему умеет создавать градиенты электрохимические, формировать поток энергии, поддерживать его. И это то, что объединяет все живые организмы, мы должны взять за основу и понять, как этот поток энергии сформировался настолько, что он сквозной нитью прошел через эти четыре, почти пять миллиардов лет, не прерываясь. Я имею в виду как биосферное явление. Что здесь является фундаментальным, неотъемлемым, необходимым и достаточным? Наш выбор сужается, когда мы задаем такой вопрос, не о том, как возникла ДНК или РНК, а базовую вещь берем – поток энергии.


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG