Анна Качкаева: Весна и начало лета, как обычно, проходят под знаком нескольких крупных событий, связанных с книгой и чтением. В начале июня назовут лауреатов международного «Букера», и уже сейчас список номинантов хорошо говорит о современной литературе. На минувшей неделе российские писатели, прославленные и молодые, побывали на Женевском салоне книги и прессы. Еще одно событие, которое касается не столько литературы, сколько учебников истории, - обещание Бориса Грызлова отправлять учебники в школу только после государственной регистрации, то есть не допускать к изданию «неправильные» учебники.
О круге чтения в широком смысле слова мы сегодня поговорим с издателем, директором издательства «Колибри» Сергеем Пархоменко, которого вы, уважаемые слушатели, больше знаете как журналиста, публициста и редактора, а он нынче прежде всего издатель. Он к нам едет, потому что, конечно же, в это время случаются иногда пробки. Но пока мы, надеюсь, будем с ним разговаривать по телефону. Последнее хорошо продаваемое и эффективное издание Сергея, эффектное, я бы сказал, не эффективное, а эффектное издание, которым занимался Пархоменко, - это масштабный том Дэвида Хоффмана «Олигархи» с подзаголовком «Богатство и власть в новой России».
Так вот, какого читателя ищет современный издатель? Что читают и издают в России? Что модно делать сегодня в этом бизнесе? И что из переводного продается успешно? По каким критериям «хорошести» можно оценить сегодняшнюю книгу? И вопрос вам, уважаемые слушатели: что из современно литературы вы читаете? Какие книги – какие угодно, от беллетристики до детской художественной литературы – вы в последнее время, например, покупали в магазинах?
Надеюсь, Сергей меня уже слышит. Добрый вечер.
Сергей Пархоменко Сергей Пархоменко: Добрый вечер.
Анна Качкаева: Едете, да? Очень хорошо. Я знаю, что вы были на последней такой детской выставке, международной.
Сергей Пархоменко: Да, это самое главное мировое событие в мировой книжной детской индустрии – Болонская ярмарка, которой очень ждут, и которая всегда очень серьезно влияет на развитие всей этой книгопромышленности во всем мире.
Анна Качкаева: Ну, так вот, если говорить о книгопромышленности во всем мире, она сейчас имеет какие-то модные направления, течения? Или она такая всеядная?
Сергей Пархоменко: Ну, вы знаете, очень хорошо видно на таких события, как Франкфуртская ярмарка, Лондонская или Болонская, что книжная индустрия мировая переживает нелегкие времена. Не в том дело, что в ней какой-нибудь кризис, не хватает идей или что-нибудь вроде того, вовсе нет. она ведет ожесточенную битву, такая самую настоящую войну с внешним врагом, каковым является, конечно, вся компьютерная индустрия, вся индустрия мультимедиа, которая очень мощно наступает на все книжное дело в целом и очень мощно с ним конкурирует. И, собственно, этой конкуренции, этим противостоянием двух цехов что ли, двух ремесел – компьютерного и книжного, очень во многом определяется то, что происходит сегодня в мире книги. А вопрос, конечно, идет о том, выживет книжная индустрия в целом или нет.
Анна Качкаева: Ну, и как вы на него отвечаете? Особенно в России.
Сергей Пархоменко: Я отвечаю: да, конечно, выживет. И я, пожалуй, присоединяюсь к тем, кто вспоминает о том, что такого рода вопросы человечество задает самому себе не первый раз. Когда-то, когда появилась фотография, встал вопрос о том, выживет ли живопись. Когда появилось кино, встал вопрос, выживет ли театр. Когда появилось телевидение, встал вопрос, выживет ли кино…
Анна Качкаева: Радио и так далее.
Сергей Пархоменко: И так далее, да. В общем, всякая технология революция, всякий технологический прорыв порождает такие сомнения. Тем не менее, каждый раз выясняется, что человечество не бросает таких своих достижений, как, например, книга. Мне кажется, что у книги есть одно главное и абсолютно неубиенное достоинство: она – вещь. Она такая штука, которую можно держать в руках, и из этого вытекает очень многое. Человеку очень важно иметь дело не только с изображением, не только со звуком, с чем-то, но еще и с предметом, который он может считать своим и обращаться с ним таким образом, как ему удобно.
Анна Качкаева: Сергей, а в этой связи у русской книжной промышленности есть какие-то отличия от того, что происходит в мировой? Или вот эта концептуальная история, она и российскую промышленность накрывает?
Сергей Пархоменко: Да, конечно. Ну, прежде всего, именно потому что книга – это вещь, едва только мы начинаем говорить о ней – мы немедленно должны перейти к тому, что связано, собственно, с производством этой вещи, то есть к полиграфической промышленности. Вот она переживает именно в этой вот борьбе в телевидением потрясающий подъем. Совершенно невероятные появляются новые технологии, новые возможности, новые материалы, новые манеры и так далее, и так далее. Я должен сказать, что огромную роль здесь играет азиатская промышленность – китайская гонконгская, малазийская, сингапурская и так далее.
Анна Качкаева: Вы имеете в виду как издательская именно промышленность, да?
Сергей Пархоменко: Я имею в виду полиграфию. Я имею в виду книгопечатное дело. Вообще, я открою, может быть, секрет многим нашим слушателям. Многие любят шутить по поводу того, что, за что ни возьмись – все « made in China ». Все давно сделано в Китае, начиная от самолета и кончая авторучкой. Так вот, где это верно уж точно, так это в книжном деле. Я могу вам сказать, что огромное количество книг в мире, например, почти все американские книги давно уже напечатаны в Китае. И там, действительно, это процветает совершенно невероятно.
Анна Качкаева: Вы, в смысле, имеете в виду именно тиражами, которые везутся в Америку?
Сергей Пархоменко: Да-да, я имею в виду производство книги как физического объекта. Это касается и Соединенных Штатов, это касается и Европы в значительной мере теперь. И все больше и больше это касается России. Очень многие книжки, особенно цветные, напечатаны там, напечатаны в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке. На этом фоне российская полиграфическая промышленность выглядит крайне слабо. И нужно сказать, что где уж у нас действительно кризис, так это здесь. Мы очень сильно отстали по этой части, и нам очень мало чем, к сожалению, есть похвастаться на фоне наших зарубежных конкурентов.
Анна Качкаева: Хорошо, Сергей, а если говорить о читателе, как российский читатель отличается от мирового. Или тоже нет уже принципиального отличия, есть какие-то глобальные характеристики этого читателя?
Сергей Пархоменко: Вы знаете, я бы сказал, что прежде всего есть глобальные тенденции. Есть некоторое общее развитие интереса к тем или иным жанрам, к той или иной книге, и эти тенденции распространяются и на Россию тоже. Я бы сказал, прежде всего среди таких тенденций, которые захватывают Россию, это все больший и больший интерес к литературе «non/fiction», то есть не художественной, к разного рода документальной, исторической, биографической, научно-популярной и так далее, и так далее литературе. Для России это тоже верно, так же верно, как и для многих…
Анна Качкаева: А этому есть какое-то объяснение у издателей?
Сергей Пархоменко: Ну, не знаю насчет издателей. У меня объяснение чрезвычайное простое. Мне кажется, что люди все больше и больше ценят свое время. Мне кажется, что они все меньше и меньше согласны просто убивать его, даже на какое-то удовольствие. Им хочется расходовать свое время с пользой. Им хочется хотя бы самим себе доказывать, что вот я тут лежу на пляже под зонтиком – так это я не просто читаю детектив, а это я расширяю свой кругозор, это я сейчас самообразовываюсь.
Анна Качкаева: То есть себя уважать очень важно.
Сергей Пархоменко: Да-да, именно, именно. Я думаю, что люди (вот, например, как я), которые издают «non/fiction», чем, собственно, мы торгуем? Мы торгуем самоуважением. Мы торгуем в некотором роде самообманом и желанием людей казаться умнее.
Анна Качкаева: Хорошо, давайте еще характеристики этого общего читателя, о которых вы готовы говорить. Значит, первое – это любовь к некой такой беллетристике, документалистике, в общем, «non/fiction» что называется. Еще?
Сергей Пархоменко: Ну, я бы сказал, что тоже чрезвычайно важно, это то, что люди любят к чему-нибудь привыкнуть. Они любят серийное, они любят длящееся, они любят вот такое повторяющееся снова и снова. И любовь к сериалам, скажем, которую мы наблюдаем, когда говорим о телевидении, она в значительной мере, конечно, наблюдается точно так же и в книжном деле. И это, по-моему, тоже чрезвычайно важно. Ну, конечно, что называется, не без гламура, и в книжном деле тоже не без гламура, и мы это видим прекрасно перед любой российской книжной витриной, что эта индустрия сюда выплескивается тоже.
Анна Качкаева: И гламур также популярен и во всем мире?
Сергей Пархоменко: Да. Он, конечно, популярен во всем мире. И то, что мы видим здесь, это хвост мировой тенденции, когда…
Анна Качкаева: Это такая потребительская литература.
Сергей Пархоменко: Да.
Анна Качкаева: Так же как, с одной стороны, мы себя хотим уважать, а с другой стороны, мы очень хотим вот этих вот рюшечек, бантиков и запахов.
Сергей Пархоменко: Да, конечно, есть и одно, и другое. Есть одна крайность, и есть, разумеется, противовесная ей другая крайность. Ничего здесь не поделаешь, и никак без этого не обойдешься.
Анна Качкаева: У нас на связи Игорь. Добрый вечер, мы вас слушаем.
Слушатель: Добрый вечер. Это Игорь из Москвы. Значит, последний раз я покупал книгу Латыниной «Земля войны» и Ольги Крыштановской про элиту, очень интересно было.
Анна Качкаева: Да, она специалист в области элиты. То есть вы подтверждаете мнение Сергея о том, что люди все больше интересуются не столько художественной литературой, сколько беллетристикой?
Слушатель: Ну, да, сейчас очень модны стали всякие мемуары и так далее, вот в этом духе. Но то, что политические книги, я не знаю, популярны или нет. Донцову читают всякую, такие детективы женские.
Анна Качкаева: Ну, то нормально, это, по-моему, во всем мире тоже читают.
Слушатель: А я вот еще Сергея Пархоменко хотел поблагодарить за автограф, который он мне давал на митинге два года назад, за свободу слова.
Сергей Пархоменко: Неожиданный поворот сюжета.
Анна Качкаева: Да. Ну, вот он говорит вам спасибо, он уже с нами в студии, поэтому с ним уже можно общаться. Сергей, у меня вот еще какой вопрос в связи с тем, что говорит наш слушатель, про политические книги. С вашим последним талмудом, я бы сказала, про олигархов…
Сергей Пархоменко: Да, труд замечательный.
Анна Качкаева: … да, вот Дэвида Хоффмана. Есть у вас объяснение, почему вдруг эта книга так удачно пошла? Во-первых, у нее какие-то там продажи феерические оказались…
Сергей Пархоменко: Ну, у нее хорошие продажи, они, наверное, несравнимы с этой самой гламурной литературой, но для, действительно, очень толстой книжки, написанные совершенно серьезно. И я бы очень не хотел, чтобы эта книжка оказалась на полке где-нибудь, не знаю, рядом с Коржаковым или с Хинштейном – вот очередное разоблачение ужасных олигархических злодеяний. На самом деле это сделано очень глубоко, очень серьезно, очень ответственно, и я, как много раз уже говорил, самое большое впечатление в этой книжке на меня производит – там в конце есть список интервью, которые он взял, этот список занимает 32 книжных страницы, вот его перелистываешь, перелистываешь и думаешь: когда же это кончится? Наши журналисты так не работают, как американские коллеги.
Анна Качкаева: То есть это, видимо, и на читателя произвело впечатление?
Сергей Пархоменко: Я бы очень хотел на это надеяться. Но я в это не очень верю. Я думаю, что прежде всего, может быть, действительно, приходит время разобраться в каких-то вещах, которые у нас приобрели некоторое символическое значение, но которые серьезно, глубоко на самом деле не осмыслены и не распутаны. Смерть Бориса Николаевича Ельцина, может быть, нас дополнительно наводит на такие мысли, как-то заставляет об этом думать. На самом деле, эпоха эта вроде бы уже совершенно прошедшая, вроде уже страница, перевернутая для нас, но в то же время мы ведь в этом самом живем. И не устаю повторять, что то, что мы сейчас «удвояем» изо всех сил, это же мы вот это «удвояем», это мы сейчас эксплуатируем, развиваем, умножаем и совершенствуем по возможности или, наоборот, уродуем и разрушает ту основу, которая, как ни крути, была создана именно в эти самые 90-е годы. Хорошо бы разобраться в том, что это за основа и кто те люди, которые ее создали.
Анна Качкаева: Хорошо, а вот скажите мне, пожалуйста, как вы полагаете, читатели этой книги… вы, вообще, какие-то исследования на этот счет проводите, они вот, например, кто? Или читатели других ваших книг, они кто? Потому что уже на пейджер приходят сообщения, и для меня несколько неожиданные они, потому что люди, например, нам пишут: «Мы очень много работает, или «я работаю на двух работах, - вот пишет Андрей из Одинцово, - и успеваю прочитать только Уголовный и Гражданский кодекс, а книги читать некогда». Но явно, что он успевает чего-то слушать и где-то как-то, может быть, в интернет заглядывать. Кто ваш читатель?
Сергей Пархоменко: Ну, я могу с удовлетворением сказать, что среди нашего читателя все больше и больше молодых людей. Поразительным образом читать…
Анна Качкаева: Тех, у которых есть время все-таки?
Сергей Пархоменко: Ну, почему, тех, у которых есть воля, у которых есть ощущение, что нужно уметь оторвать голову от земли. Нельзя ходить, глядя себе под ноги, нужно как-то оглядываться вокруг. Да, действительно, урывать время для чтения, как и вообще урывать его для любого другого содержательного занятия, - это непростая задача для современного человека, я это знаю, в конце концов, по себе. Эта проблема есть и у меня тоже, мне тоже трудно, а иногда невозможно, и крайне редко я нахожу в себе, так сказать, силы оторваться от текущих вещей или, если уж выдался какой-то досуг, просто от какого-то пустого расслабления, для того чтобы еще чем-нибудь заняться. Тем не менее, собственно, чем и отличаются люди сильные от людей слабых, люди волевые от людей безвольных, - они умеют. Я бы сказал, что читать становится… во всяком случае если говорить о больших городах, вот эту оговорку надо сделать: мы плохо понимаем, что происходит во глубине России. Точнее, понимаем, но, так сказать, боимся туда заглянуть. Мы так рукой слегка прикрываемся как-то, чтобы вот сюда как-то, не дай бог, взгляд на это ужасное не упал. Если нужно, можем поговорить и о том, как это происходит. Но что касается, во всяком случае, больших городов, читаться становится модно, читать становится круто, читаться становится надо. Не читать нельзя. Если не читал, надо уметь притвориться, что читал. Нужно уметь поддерживать разговор.
Анна Качкаева: Нужно иметь некий набор фамилий и названий. То есть это возвращается.
Сергей Пархоменко: Да, да…
Анна Качкаева: Ведь эта культура моды на чтение, она как-то растворилась за минувшее десятилетие.
Сергей Пархоменко: Я бы сказал, что этот читатель, он, так сказать, подороже многих других, потому что он, что называется, сам над собой делает усилие. Грубо говоря, он сам за себя платит. Я прошу понять меня правильно, я сейчас говорю не только о деньгах. Его никто не гонит туда, его никто не заставляет, никто на аркане его не тащит. Это люди, которые делают свой осознанный выбор в пользу чтения – за счет телевидения, за счет компьютера, за счет нюхать клей в подъезде, за разные другие… Есть много, на что можно было бы убить это время, но люди выбирают книги. Меня, честно говоря, это очень радует, и я бы сказал, что, наверное, так сказать, общее статистическое количество – просто навалом, если считать, людей, у которых в доме есть книги, людей, которые в своей жизни прочли хоть одну книгу. Наверное, мы не достигли уровня 1970 года, наверное, как-то советская статистика, если ей верить, может предъявить какие-то большие валовые цифры, но качество этого читателя, усилия, которые для этого потрачены, и я бы сказал, собственно, качество подхода самого людей к литературе становится другим. И, по-моему, это развивается неплохо.
Анна Качкаева: Неплохо, но, тем не менее, вы сами сказали и даете мне повод об этом спросить: качество этого читателя распространяется в 25 городах российских, а в глубинке, где бы я ни была, во-первых, там нет таких…
Сергей Пархоменко: Даже меньше, чем в 25-ти. 25 – это очень, так сказать, оптимистичный взгляд.
Анна Качкаева: Получается, что у глубинке, чуть подальше от Москвы выезжаешь – в книжных магазинах нет ни такого разнообразия, ни вот осознанного покупательского запроса для формирования тех полок…
Сергей Пархоменко: Не только в глубинке, но даже в очень больших городах, в Красноярске, например, некоторое время тому назад я был, и вот как-то я бы так сказал. Если какому-нибудь москвичу захочется, ну, москвичу, избалованному московскими книжными магазинами, или питерцу захочется как-то понять, как выглядит книжный магазин вот в таком большом городе, надо поехать на вокзал и посмотреть, как выглядит привокзальный книжный развал. Вот так выглядит книжный магазин в большом городе, не в Москве и не в Питере. Вот такой там ассортимент более-менее, примерно так выглядят эти обложки, примерно такой подбор авторов и так далее.
Анна Качкаева: Ну, это, в общем, далеко от представления о качественном читателе.
Сергей Пархоменко: О, да, конечно. Тем не менее, я понимаю, что и за этим, и на фоне этого есть люди, которые находят в себе и силы, и возможности для того, чтобы читать то, что следует читать. И мы это видим. И мы видим, как книжки, которые вчера еще не имели никаких шансов проникнуть куда-то во глубину…
Анна Качкаева: Ну, например?
Сергей Пархоменко: Ну, например, этот самый «non/fiction», ну, например, хорошая переводная западная литература. Вообще, нам кажется, что книжки, которые у нас шли по разряду сложных, по разряду проблемных, так скажем, с точки зрения их реализации, с точки зрения сбыта… Издательство «Колибри», которые уже несколько раз было названо в этой программе, оно есть ни что иное, как еще одна издательская марка издательства «Иностранка», которое многие знают, вот это вот один был такой небольшой конгломерат из двух издательств, сейчас он объединился еще с очень большим и славным детским издательством «Махаон». Вот у нас такая большая издательская группа получилась. Вот «Иностранка» занималась изданием современной качественно прозы, и у нас были проблемы со сбытом. Этих проблем становится в последнее время меньше.
Анна Качкаева: Сергей тут мне сказал: «Все хорошее я уже сказал про читателей, издателей и книжную промышленность, а теперь хочу сказать о неприятном».
Сергей Пархоменко: Да, ну, потому что все в мире относительно. Потому что, действительно, с одной стороны, вроде бы мы видим тенденцию, нам кажется, что немножечко ситуация выправляется, что действительно становится модно, становится круто, становится надо, люди начинают читать, мы видим битком набитые московские магазины, открывающиеся новые магазины.
Анна Качкаева: Да, и молодых людей, которые и в кафе, и в наушничках и так далее.
Сергей Пархоменко: Да, появляются целые какие-то новые обыкновения, люди слушают книжки в машинах, едучи, или, не знаю, бегая на беговой дорожке, в последнее время стало модно в каком-нибудь спортзале.
Анна Качкаева: В фитнесе, да.
Сергей Пархоменко: А потом приезжаешь на какую-нибудь крупную международную выставку, ну, например, на Болонскую книжную ярмарку.
Анна Качкаева: К детям, да. Потому что детский читатель особенный, конечно.
Сергей Пархоменко: Да, он особенный, и от него все зависит, потому что, собственно, он становится читателем.
Анна Качкаева: Или не становится.
Сергей Пархоменко: Или не становится, совершенно верно. От него все, так сказать, нарастает. Потом этот ребенок, собственно, он вошел в эту индустрию, и, будем надеяться, не выйдет из нее в качестве потребителя до самой смерти. Приезжаешь, смотришь, поражаешься разнообразию, убеждаешься, что и здесь «non/fiction», разного рода познавательная литература, разного рода полезная литература шествует триумфально и, несомненно, побеждает просто художественную литературу. Просто по количеству проектов видишь, что гораздо больше всяких книжек, из которых можно что-нибудь узнать, что-нибудь выяснить, с чем-нибудь познакомиться и как-нибудь это запомнить, чем просто книжек для чтения, просто гораздо больше. Для любых возрастов.
Анна Качкаева: То есть тип вот этого некого нашего традиционного представления о том, что ребенок, подросток должен насытиться хорошей художественной литературой, он теперь не так важен.
Сергей Пархоменко: Я бы сказал, что да. Я бы сказал, что он менее важен. Во всяком случае, у меня сложилось ощущение, что гораздо больше вот таких…
Анна Качкаева: Он утилитарен больше.
Сергей Пархоменко: Ну, назовем это утилитарными книжными. Хотя они безумно красивые, очень разнообразные, очень изобретательно сделанные и так далее. Но это такие вот познавательные книжки. Эта вот про бабочек, а эта – про растения, а эта – про человеческое тело, а эта – про историю, а эта – про технологию, а эта – про химию, а эта – про путешествия, а это – еще про что-нибудь, про что-нибудь, про что-нибудь… И очень много серьезных, очень много тем, которые мы автоматически считаем не детскими. И вопрос совершенно, не знаю, во взаимоотношениях полов или еще в чем-нибудь таком, что не по возрасту, нет. Мы не считаем, что можно детям рассказывать или давать им читать, или предлагать им что-то выяснять так, видимо, как сегодня наши западные коллеги, о том, что касается отношений народов, религий, рас, племен. Вот эта тематика чрезвычайно важна – такое вот человеческое разнообразие. Я бы сказал, что на 11 сентября так отреагировала западная цивилизация, и на книжках это очень видно. Они очень много усилий тратят на то, чтобы объяснить своим детям…
Анна Качкаева: А как там они разбираются с правильным и неправильным?
Сергей Пархоменко: Вот как-то разбираются.
Анна Качкаева: Или есть и то и другое?
Сергей Пархоменко: Есть и такое, и сякое, есть всякое, но это чрезвычайно важный сюжет – сюжет того, что в мире много разного, что не все похожи друг на друга, люди разного цвета, они поют, так сказать, колыбельные на разных языках, они в разное одеваются, они в разное верят, они разное едят, они в разное играют, они разное поют и так далее. Вот сюжет разнообразия чрезвычайно важен. Колоссальное количество всякой экологии. И детей это волнует серьезно, причем экология и в целом, и в каких-то отдельных ее проявлениях. Например, вода и все, что связано с водой, - действительно, это очень большая мировая проблема. Много наших детей знает про это? Много ли детей, живущих по берегам Волги или по берегам Байкала, знают, что они живут на берегу огромного сокровища, которое в мировом масштабе является огромным сокровищем, и так далее? Мы говорим, что это как-то скучно, слишком серьезно, слишком научно, слишком педагогично, слишком тоскливо…
Анна Качкаева: А кому заказываются все эти книги? Ну, не ученые же их пишут.
Сергей Пархоменко: Во-первых, их пишут ученые.
Анна Качкаева: То есть не брезгуют.
Сергей Пархоменко: Совершенно не брезгуют. И есть, несомненно, целая профессия людей, которые занимаются, так сказать, адаптацией научных текстов, которые умеют если не переписать за ученым, то, например, поговорить с ученым и написать то, что получится. Во-вторых, это все-таки очень мощная отрасль журналистики, и для журналистов газетных, и журнальных это очень естественный поворот карьеры – в конечном итоге написать книжку. Может быть, взрослую, а может быть, детскую – у кого как лежит душа, у кого как повернулся его талант. Но вот здесь начинаешь огорчаться, вот здесь начинаешь ловить себя все время на мысли, что – э, нет, это не для наших, это как-то… Ну, кто у нас будет это читать? А это? Да, ну, кто у нас это купит? А это? Да, ну, это как-то что-то слишком сложно. Раз, другой, третий, пятый, двадцатый, а потом начинаешь думать: да что же происходит такое? Это я чего-то не соображаю или у нас все-таки в консерватории надо что-то поправить? Действительно, какой-то странный рынок, какой-то странный читатель.
Про огромное количество тем, которые процветают на мировом книжном рынке, я могу сказать, что они здесь являются периферийными. Они здесь очень на любителя, очень здесь очень…
Анна Качкаева: А какие еще, помимо экологии и разнообразия?
Сергей Пархоменко: То, что касается экологии, то, что касается человеческих взаимоотношений, то, что касается религий, например, разных. Никто не занимается религиозной пропагандой, нет сонма итальянских книжек (Италия – очень католическая страна), которые продвигали бы католицизм, так сказать, в детскую массу. Нет этого, я не вижу этого, ни итальянских, ни польских книжек. Не вижу – ну, это вообще отдельная культура, у них отдельные взаимоотношения с книгой – исламской пропаганды в больших количествах. Не вижу! Ее нет. По меньшей мере, ее нет на уровне вот этот вот, международном.
Анна Качкаева: Международных выставок, ярмарок.
Сергей Пархоменко: Может быть, где-то, так сказать… Это, наверное, совсем другая жизнь, совсем по-другому выглядят эти книжки, так сказать, какие-нибудь брошюрки маленькие, которые раздаются за бесплатно, или листовки, но не живет книжная индустрия этим. Это разного рода научное знание, серьезное, глубокое. Да, это и человеческое здоровье, и здоровое питание, и всякое такое прочее. Люди не стесняются говорить об этом с детьми, начиная с того, что они действительно, начиная с самого раннего возраста, не стесняются разговаривать с детьми про то, откуда дети берутся, и умеют это делать необыкновенно изящно и совершенно не пошло (я уж не говорю, что в этом нет ни грамма агрессии или чего-нибудь похожего не педофилию), тем не менее, умеют говорить и на эти сложные темы. Но говорят и на темы совершенно взрослые. И вот здесь понимаешь, что, ну, чего-то мы немножко запорхались, я бы сказал, как-то с цветка на цветок, что-то у нас тут очень весело в последнее время – в тематическом смысле, разумеется. И вот это тот большой половник дегтя, который я туда…
Анна Качкаева: Ну, хорошо, половник дегтя. Но ведь издатель может… Это же вопрос спроса и предложения, может быть, издателю надо рискнуть и…
Сергей Пархоменко: Это вопрос много чего на самом деле, если в это все влезть. Это вопрос спроса и предложения. Это вопрос, например…
Анна Качкаева: Это ведь как с телевидением, вот все время говорят: «Ну, такое телевидение они хотят». И вы сейчас можете мне сказать: «Они же такого хотят».
Сергей Пархоменко: Ну, да, могу. И здесь они тоже такого хотят, да. И я не рискну. Но я, например, знаю, что существует значительное количество людей, которые с удовольствием бы организовывали на уровне филантропии, на уровне какого-то благодеяния организовывали бы издательские программы. И я, зная про это, знаю еще и другое – с какими кошмарными сложности они встречаются на этом пути, как наша налоговая система, налоговое законодательство их жестоко наказывает за эти фантазии.
Анна Качкаева: Понятно. То есть даже если ты хочешь чего-нибудь попробовать…
Сергей Пархоменко: … ты должен заплатить за это в пять раз. Ты долго будешь оправдываться, зачем ты это сделал и зачем ты это издал.
Анна Качкаева: Олег из Москвы, мы вас слушаем, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Ну, меня мои молодые знакомые убеждают, что «non/fiction» надо читать в интернете. Поэтому я буду говорить только о художественной литературе, хотя что-то, я помню, про исследование элит я взял в библиотеке. Я вообще в последнее время как-то не покупаю книжки, а беру их в отделе новых книг в библиотеке. Ну, чтобы приблизительно сказать, что там было, - несколько Пелевиных, Жозе Сарамаго, последний нобелевский лауреат южноафриканский, ну, и там довольно много выходит детективов и фантастики. И иногда фантастика, кстати, бывает хорошая, скажем, Дина Кунца я очень люблю. И теперь у меня вот такой вопрос в связи с этим. Как формируются в библиотеках вот эти вот новые поступления? Потому что они в целом изрядно напоминают именно книжный развал. И вот такое содержание, оно довольно-таки неудачно с точки зрения, мне кажется, воспитания человека. И там появляются какие-то вещи совершенно… Да, еще, я забыл, вот этот вот попавший в палатку общественную Дмитрий Липскеров, тоже какую-то его садомазохистскую книжку прочитал. Вот как формируется? Например, попался мне вот этот вот бывший адвокат, ставший чиновником, который сформировал «Гражданскую силу». Причем это не публицистика, а это его беллетристика. Но я не рискнул ее взять.
Сергей Пархоменко: А зря! Я издал, между прочим, да. Не знаю, правда, вот сейчас какую-то последнюю книжку он издал в другом издательстве, но две первые книжки, вы имеете в виду Михаил Барщевского, были изданы в издательстве «Колибри», и я как-то того нисколько не стесняюсь. Да, Михаил Барщевский написал рассказы, и два сборника этих рассказов были у нас изданы.
Анна Качкаева: Ну, явно наш слушатель имеет в виду не эту книгу, а книгу его последнюю, связанную с публицистикой.
Сергей Пархоменко: Может быть. За это я уже ответственности не несу.
Анна Качкаева: Ну, хорошо, Олег вас спрашивает, как…
Сергей Пархоменко: Да, интересный очень вопрос про библиотеки. Вообще, библиотечная сторона дела чрезвычайно любопытна. Я бы сказал, что для нашей библиотечной системы, насколько я понимаю, определяющим во всем, в том числе и важнейшем вопросе о том, откуда там берутся книжки, как они подбираются, кто их подбирает, как формируется библиотечный фонд и так далее, определяющим фактором является то, что у нас библиотечная система совершенно государственная. Если не считать каких-то ничтожных остатков разного рода ведомственной библиотечной системы, где-то что-то сохранилось.
Анна Качкаева: То есть это означает, что каждый из власть предержащих теоретически может отправить туда…
Сергей Пархоменко: Там происходит то, что происходит всегда в любом государственном учреждении, которое каким-то образом, например, должно что-то закупать. Это чрезвычайно коррупционная среда. Это богатейшая сфера для разнообразных откатов, какого-то мухлежа, каких-то странных бюджетных вливаний и еще чего-то, еще чего-то, что, между прочим, совершенно не обязательно должно быть так. Опять же, если мы обратимся к какому-нибудь западному опыту, мы увидим, что это одна из наиболее активных сфер приложения вот этих самых благотворительных денег по всему миру. Куда ни сунешься – библиотека фонда, библиотека Рейгана, библиотека Клинтона.
Анна Качкаева: Ну, вот сейчас библиотека Ельцина будет.
Сергей Пархоменко: Вот сейчас, кажется, будет библиотека Ельцина. Интересно, кто будет ее финансировать, будет она государственным образом финансироваться или будет какой-нибудь фонд. Вообще, это замечательный способ приложить благотворительные деньги – создать библиотеку.
Анна Качкаева: И тогда библиотека формируется по вкусовым неким пристрастия.
Сергей Пархоменко: Тогда она становится во многом авторским произведением. Появляется какой-то комитет, появляются какие-то живые люди, у них есть имена и фамилии, они отвечают за то, что они делают. У них есть репутации, они боятся критики, например, в прессе, что кто-нибудь скажет: «Вот, деньги взяли, а бог знает чего собрали…»
Анна Качкаева: Насколько я понимаю, там уже в Ленинку, нашу самую большую библиотеку, все равно отправляется по одному экземпляру всего, что…
Сергей Пархоменко: Ну, это отдельная история. Во-первых, отправляется по одному экземпляру, а потом этот один экземпляр не особенно кто и видит, потому что Ленинка до сих пор полноценным образом не работает, там все время что-то закрыто. И, кроме того, действительно, для библиотеки такого размера самое главное, что есть на свете, это история поиска в ней. Есть знаменитый такой профессиональный анекдот, который не анекдот, а правда, что в свое время, когда создавался электронный каталог библиотеки, он создавался-создавался, создавался-создавался, а потом выяснилось, что это электронный каталог состоит просто из сканированных карточек. Взяли карточки и засунули их в сканер, и они в виде картинок в компьютере и существовали достаточно долгое время. Пользоваться ими нельзя, конечно, только так, название, что это – электронный каталог. Но действительно, библиотечная система, она подвержена всему тому, чему подвержено… что расцветает в государстве, процветает: бюрократический подход, безответственность, безликость этого всего. Вот оно так и получается. На самом деле это могла бы быть ровно на фоне того, что люди живут не в большом достатке, и для них книжка в значительной степени становится предметом роскоши…
Анна Качкаева: Конечно, в больших городах.
Сергей Пархоменко: Притом что я, как-то рискуя навлечь на себя ужасный гнев наших слушателей, скажу, что книги в России очень дешевы, просто очень, просто несуразно дешевы.
Анна Качкаева: Хотя для многих они не по карману.
Сергей Пархоменко: Хотя для многих они все равно дороги. Но если сравнить книжку нашу и книжку западную и понять, что произвести книжку что здесь, что в Лондоне стоит более-менее одних и тех же денег: бумага одна и та же, полиграфическая машина одна и та же, все одно и то же. Сэкономить можно только на людях, можно только недоплатить корректору, редактору, в конце концов, автору можно гонорарчик урезать – вот на этом можно сэкономить, а со всем остальным-то не забалуешь. А разница, тем не менее, в 10 раз между ценами российскими и ценами западными на книжки. Так вот, в этих обстоятельствах, конечно, библиотечная система, библиотечная среда могла бы играть огромную роль, и поддерживая читательский интерес, и поддерживая издателя. Потому что вот, пожалуйста, возможность и шанс для издательского риска, когда издатель рискнул и, например, издал специальный тираж для библиотек. И разошлось, не знаю, тысяч пять хотя бы по библиотекам. Хотя бы это, уже здесь…
Анна Качкаева: А они все-таки закупили…
Сергей Пархоменко: Да, и уже люди читают, и уже вернулась какая-то информация о том, читают или нет.
Анна Качкаева: Николай Петрович, Брянская область, вы в эфире, здравствуйте.
Слушатель: Всем добрый вечер. Уважаемый господин Пархоменко, вопрос такого рода. Вся вот эта утилатарщина, захлестнувшая Россию последние 15 лет, полный почти отток интереса к художественной высокой литературе – с чем, по-вашему, это связано? Спасибо.
Сергей Пархоменко: Ну, я отчасти сказал об этом. С тем, что люди все больше и больше ценят свое время. Им как-то кажется, что они не могут себе позволить просто читать интересное, просто читать красивое. Им кажется, что «если уж я что-то читаю, то давай я буду чему-нибудь учиться, пусть это будет как-то мне полезно». Вы это называете утилитарщиной, а я все-таки не бросался бы какими-то особенными терминами. Я бы сказал, что это прикладная, так скажем, литература. Да, ну, время наше ускоряется, и ничего тут не поделаешь.
Анна Качкаева: Я думаю, что наш слушатель имел в виду, но не решился это слово употребить, которое, в общем, стало почти ругательным в смысле духовности, но я бы сказал о воспитании души. Художественная литература, она, в общем, некоторым образом воспитывает, особенно молодого человека. Это означает, что в этом нет необходимости?
Сергей Пархоменко: Ну, что значит – в этом нет необходимости? Каждый себе выбирает, в чем у него есть необходимость. Знаете, помимо школы, родины, партии, родного правительства и всего остального, есть, например, еще мама и бабушка в жизни каждого человека, и они тоже должны какую-то роль сыграть. Вот мама, бабушка, не побоюсь этого слова, папа и дедушка общими усилиями вчетвером должны что-то такое ребенку важное объяснить. Иначе все кончается тем, что он узнает о существовании, не знаю, Достоевского, посмотрев сериал «Идиот» на телевидении, приходит в магазин, как это неоднократно с тех пор рассказывалось, и спрашивает: «Нет ли у вас еще чего-нибудь этого автора?» «Вот я тут услышал, - говорит, - есть такой забавный автор. Нет ли у вас еще чего-нибудь его?»
Анна Качкаева: Андрей из Подмосковья, мы вас слушаем.
Слушатель: Здравствуйте. В связи с неуклонным ростом антисемитизма за последние 100 лет я в публицистике, по радио и в прогрессивных передачах слышу, что книга «Майн кампф» является крайне реакционной и ненавистнической. Вот я пытался в магазинах обращаться и в библиотеках – и нигде, вы знаете, как-то не могу ее найти.
Сергей Пархоменко: Ну, и слава богу.
Анна Качкаева: И слава богу!
Слушатель: Вот я понимаю, но каким образом те товарищи, которые сделали вывод, что она ненавистническая, каким образом они ее прочитали? И читал ли ее господин Пархоменко?
Сергей Пархоменко: Нет, я ее не читал. Мне про смысл ненависти, в ней содержащейся, рассказывал мой дедушка, который воевал, воевал на фронте против человека, который написал эту книгу. Мне рассказов моего дедушки совершенно хватило, того, чего он там насмотрелся, и того, чего с ним там происходило.
Анна Качкаева: Как, впрочем, и повешенный мой дед, и много чего испытавшие другие люди.
Сергей Пархоменко: Мне совершенно хватит сведений об этом авторе и о том, что он сделал в мире, для того чтобы сделать вывод о книжке, которую он о себе написал.
Анна Качкаева: Вот Андрей спрашивает (другой, видимо) ваше мнение, Сергей, о том, вот сегодня в продаже есть книжки, как в домашних условиях изготовить бомбу или наркотик. Как вы к этому относитесь?
Сергей Пархоменко: Ну, знаете, я отношусь к этому чрезвычайно просто. У нас, кажется, в стране есть Уголовный кодекс, и, по-моему, он совершенно исчерпывающим образом трактует все такого рода случаи. Не нужно ничего дополнительного. Не нужно создавать никаких уложений, правил, никаких регламентов или еще чего-нибудь такого. Нужно, чтобы люди заглядывали в Уголовный кодекс и поступали так, как там написано. Если там предусмотрено уголовное наказание за пропаганду наркотиков, значит, нужно применять эту статью. Если у нас предусмотрено уголовное наказание за пособничество терроризму в виде обучения разного рода техническим приемам, значит, нужно применять этот закон. Но только делать это как-то разумно. В конце концов, это часть нормального состязательного правосудия, потому что известны случаи злоупотребления этим. Уже, я имею в виду, не самими вот этими вот воображаемыми книжными преступлениями, а преследованием за эти преступления. Было такое издательство, называлось «Ультра Культура». К сожалению, оно закрылось некоторое время тому назад. Ну, оно позволяло себе достаточно резкие, я бы сказал, рискованные вещи. Я твердо могу сказать, что там не было ничего такого, что подпадало бы под этот самый Уголовный кодекс, тем не менее, появился у нас этот так называемый «Госкомдурь» - Комитет по контролю за наркотиками - ну, вот они вцепились в них, в эту самую «Ультра Культуру», и давай их возить туда-сюда. И добились-таки, что издательство закрылось, что некоторое количество авторов… Вот, например, по случайности у нас была книжка одного из авторов, который издавался и в том издательстве, совершенно невинная, надо сказать, книжка, абсолютно ничего в ней. Но мы увидели, что книжная торговля испугалась иметь в ней дело: «Ой, нет-нет, не надо нам этого автора. Вы слышали, что там кто-то что-то изъял… Мы точно не помним, но были какие-то неприятности…»
Анна Качкаева: А как издателю определить, «правильность» или «неправильность» автора? То есть, если вам это кажется ничего особенного, а кому-то кажется, что есть особенное.
Сергей Пархоменко: Знаете, если я в этом сомневаюсь, то, значит, надо к кому-нибудь обратиться, кто это понимает точнее. Существуют эксперты, существуют адвокаты, которые способны это оценить, и существуют люди, которые, во всяком случае, что касается наркотиков, я точно знаю, к кому здесь можно обратиться. Есть люди, которые в этом разбираются.
Анна Качкаева: А вот, скажем, если неправильные учебники? Вообще, частному издательству могут заказать учебники по истории, например? Вот сейчас же говорят, что они будут регистрацию проходить. Или учебники все только государственными издательствами издаются?
Сергей Пархоменко: Вы знаете, слово «учебник» - понятие растяжимое. Есть понятие, есть такое некрасивое слово, но оно чрезвычайно важное в этой индустрии – «грифование». Вот есть такие книжки, которые формально признаны учебником, на них стоит штамп, на них стоит гриф, что они рекомендованы, что они являются частью, так сказать, обязательно школьной программы, и так далее, и так далее. Вот получить такой гриф чрезвычайно сложно. Опять же скажу, что поскольку это связано с государственным оборотом, это чрезвычайно коррупционная сфера. И такое милое занятие, как книгоиздание, обернулось на некоторых этапах своего развития просто массовыми заказными убийствами в ряде случаев. Так вот, эти заказные убийства по большей части были связаны именно вот с этой вот сферой школьных учебников. Издательства, в которых я работаю, не имеют с этим дело, но у нас есть несколько книжек, которые прекраснейшим образом используются людьми, которые, предположим, готовятся к поступлению в вузы.
У нас было блистательное, и есть, кстати, я, пользуясь случаем, еще и еще раз рекомендую ее, - книжка под названием «Выбирая свою историю». Книжка, которая была написана тремя чрезвычайно профессиональными, высококлассными специалистами в истории России, которые собрали коллекцию там из примерно 30 таких развилочных моментов в истории России. Вот манифест 17 октября – можно было подписывать, а можно было не подписывать. С чем связано его подписание или не подписание? Или, там, Японская война – могла начаться, а могла не начаться. Или еще что-то. Вот огромное количество таких моментов. Раскол церковный мог случиться, а мог не случиться. На этом нет никакого грифа, это не было никаких учебником, но я знаю, что хорошие преподаватели рекомендовали эту книжку, и правильные абитуриенты пользовались этой книжкой. Есть книжка, которую мы издадим в ближайшее время, переиздадим, она, слава богу, уже несколько раз выходила на русском, и теперь она выйдет – знаменитая книжка Вайля и Гениса под названием «Родная речь». Коллекция блестящих очерков о хрестоматийных школьных литературных произведениях. Есть на ней гриф? Нет. Является она учебником? Не является. Можно по этой книжке писать вступительное сочинение или сдать выпускной экзамен по литературе в школе? Запросто. Надо просто мозги внутри головы иметь.
Анна Качкаева: Мы не успели поговорить, а мне очень хотелось просить, почему среди президентов международного «Букера» нет ни одного русского, но это уже отдельная тема и отдельный разговор. Может быть, когда в июне будут его вручать, мы к этому разговору вернемся, Сергей.
Я благодарю Сергея Пархоменко, издателя, который был гостем сегодняшней программы.
Сергей Пархоменко: Спасибо большое за интересный разговор.
