Конфликт в Ливане: кто эти новые палестинские экстремисты?
Ирина Лагунина: Палестинская экстремистская группировка «Фатх аль-Ислам», которая в течение последних трех дней вела ожесточенные бои и ливанской армией в лагере палестинских беженцев на севере страны, во вторник объявила перемирие. Миротворческие силы ООН воспользовались этой временной передышкой, чтобы поставить в лагерь воду, медикаменты и продовольствие. Грузовики ООН были встречены камнями – люди в гневе, потому что считают, что миротворцы слишком долго ждали, чтобы войти в лагерь. В обратную сторону из лагеря протянулась колонна машин с белыми флагами – жители пытались покинуть лагерь, в котором уже погибли почти 30 человек. Перемирие продлилось меньше часа. Лагерь Нахр эль-Барид – самый большой в Ливане. В нем живет около 40 тысяч беженцев. А вообще таких лагерей 12. И палестинцы составляют 10 процентов населения страны.
Мой коллега Александр Гостев следил за тем, как развивались события последних дней.
Александр Гостев: Столкновения начались в воскресенье в соседнем ливанском городе Триполи, когда правительственные части провели здесь рейд, чтобы арестовать нескольких активистов «Фатх аль-Ислам», подозреваемых в ограблении банка. Боевики мгновенно оказали организованное сопротивление и даже перешли в контратаку - в бою были убиты более 45 человек, с обеих сторон.
По мнению экспертов, бои в Триполи стали самой кровопролитной вспышкой междоусобной борьбы в Ливане после 1990 года, когда в стране закончилась гражданская война.
Говорит один из городских торговцев:
Торговец: Я рыдаю в буквальном смысле слова, когда вижу, что происходит с моей страной. Какое горе! Ведь Ливан, который бог сделал таким прекрасным, не похож ни на одну другую страну мира! Что происходит! Что творят эти люди! Они забыли о боге!
Александр Гостев: В столице Ливана Бейруте, в христианском квартале Ашрафия, в результате взрыва автомобиля на стоянке торгового центра в воскресенье вечером погибла женщина, еще 10 человек получили ранения:
Власти ввели в Бейруте, Триполи и других крупных городах страны усиленные меры безопасности.
Вспыхнувшие на севере страны бои, по мнению большинства политиков – это тяжелый удар по процессу стабилизации обстановки в Ливане, и без того находящемуся в глубоком кризисе из-за противостояния ориентирующегося на Запад правительства и оппозиции, во главе которой стоит группировка «Хизбалла».
Выступая в воскресенье в Триполи, член кабинета министров Ливана Ахмад Фатфат заявил, что армия скоро покончит с боевиками:
Ахмад Фатфат: Ситуация в Триполи находится под нашим контролем на 80-90 процентов. Нам нужно совсем немного времени, чтобы полностью овладеть ею. В руках «Фатх-аль-Ислама» находятся две малоэффективные позиции. Армия перешла в контратаку на боевиков.
Александр Гостев:
По словам Фатфата, очередной всплеск насилия на севере Ливана прямо связан с попытками, как он выразился, «некоторых сил торпедировать усилия ООН по преданию международному суду подозреваемых в убийстве в 2005 году премьер-министра Ливана Рафика Харири». В смерти Харири мировое сообщество до сих пор обвиняет власти соседней Сирии и ряд просирийски настроенных ливанских генералов и чиновников. Дамаск все обвинения отрицает.
Ирина Лагунина: Рассказывал Александр Гостев. Я позвонила в Бейрут сотруднику британского центра Чэтем Хаус, ливанскому политологу Надиму Шехади. Какие-либо кардинальные перемены в обществе и в политической обстановке в Ливане за эти два дня произошли?
Надим Шехади: В чем совсем нет перемен, так это в том, что возникла тупиковая ситуация – в том смысле, что эта группа «Фатх аль-Ислам» по-прежнему существует, а ливанская армия продолжает держать лагерь в кольце и отвечает на выпады экстремистов. И выхода из этой ситуации нет, нет возможности прекратить столкновение, нет возможности одержать победу без огромных человеческих потерь среди мирного населения лагеря. Есть одно развитие здесь, в Бейруте. Мне только что сказали, что в городе начали распространять листовки. За последние дни мы пережили два теракта – один рядом с торговым центром, другой в районе, где много ресторанов. Оба взрывных устройства – небольшие и привели к ограниченному числу человеческих жертв. И людские потери незначительны не только из-за того, что бомбы небольшие, но и благодаря тому, как они были подложены. Но сигнал очевиден: мы можем это сделать, и в следующий раз мы заложим взрывное устройство помощнее. Так вот, в листовках – угроза: «Мы сожжем Бейрут, если армия не прекратит наступление». Так что Ливан пытаются превратить в Ирак. И параллели, действительно, бросаются в глаза. Не только из-за содержания этих листовок, но и из-за того, что 90 процентов террористов-смертников проникают в Ирак через Сирию, и эти люди здесь тоже пришли из Сирии.
Ирина Лагунина: Лидер группировки Шакир аль-Абсси действительно приехал в Ливан из Сирии, где отсидел три года в тюрьме по обвинению в терроризме. Ему 51 год, он начинал изучать медицину, но бросил учебу, чтобы стать личным пилотом Ясира Арафата. Позднее познакомился с иорданцем Абу Масабом аз-Заркауи. Приговорен заочно к смертной казни иорданским судом за убийство американского дипломата в Аммане в 2002 году. Ливанские власти обвинили его в подготовке теракта против ливанских христиан в феврале этого года. Но он заявил, что не проводил и не собирается проводить операции внутри Ливана. Надим Шехади, в некоторых сообщениях из Ливана я прочитала сегодня, что люди в целом вначале не поддерживали «Фатх аль-Ислам», но из-за действий ливанской армии поддержка начала расти.
Надим Шехади: Нет, у нас здесь складывается другая картина происходящего. Все палестинское политическое руководство в Ливане – «Фатх», Организация освобождения Палестины и даже ХАМАС – открестились от действий «Фатх аль-Ислам», осудили их и поддержали ливанское правительство. Тем не менее, когда начался обстрел лагеря – а у армии нет для этого ни разведданных, ни точного оружия и даже соответствующей подготовки к такого рода операциям – вот тогда палестинское общественное мнение, да и часть ливанского общественного мнения стала склоняться к тому, что эту битву военными методами не выиграешь.
Ирина Лагунина: Одна из самых мощных политических групп в Ливане – «Хезболлах». У организации есть история защиты палестинского населения в Ливане. Странно, но до сих пор лидеры этой организации не только не вмешались, но и даже не выразили четко своей позиции, своего отношения к происходящему.
Надим Шехади: «Хезболлах» - мощная сила в Ливане, но она также оппозиционная сила и просирийская. В последние два года, когда «Хезболлах» находится в оппозиции, она ни разу не применяла насилие внутри страны. И они публично поклялись не применять силу. Но перед «Хезболлах» сейчас тоже стоит дилемма. Их тоже обвиняют в том, что они причастны к происходящему. И они могут потерять популярность. Они связаны с Сирией, которую здесь обвиняют в том, что она спровоцировала этот конфликт.
Ирина Лагунина: Эксперты говорят также, что при том, что палестинцы составляют 10 процентов населения Ливана, в стране вновь может вспыхнуть гражданская война.
Надим Шехади: Абсолютно нет. В обществе нет такого напряжения. Наоборот, даже оппозиция сейчас разделяет озабоченность и общее беспокойство ситуацией. Нет признаков этнического напряжения. Происходящее объединило нацию.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с Надимом Шехади, экспертом британского исследовательского центра Чэтем Хаус. Шехади сейчас находится в Бейруте. Палестинский исследователь, автор книги об истории движения ХАМАС Аззам аль-Тамими также согласен с тем, что вряд ли нынешний кризис заставит палестинцев в Ливане с большим сочувствием относиться к идеологии такой организации как «Фатх аль-Ислам», объявляющей себя частью «Аль-Каиды».
Азаам аль-Тамими: По-моему, картина несколько искажена. Люди испытывают симпатию к обитателям лагеря, а не к «Фатх аль-Ислам», о которой практически ничего не известно. Я сам о ней узнал совсем недавно. Так что люди не могут разделять идеологию, о которой они ничего не знают. Зато они знают, через что сейчас проходят жители лагеря Нахр эль-Барид. Многие лагеря – и в Ливане, и в Иордании, и в Газе и на Западном берегу реки Иордан прошли через нечто подобное, когда их обстреливали, держали в окружении, когда у них не было электричества и воды, и когда к их обитателям больше не относились как к людям.
Ирина Лагунина: Палестинцы составляют 10 процентов населения Ливана. Какую роль они играют – в политике, в экономике страны?
Азаам аль-Тамими: Политически они не существуют. Их считают придатком человечества. Они заперты в перенаселенных лагерях. В Ливане к ним особенно плохое отношение. Им запрещен доступ к 70 профессиям, они не могут ввозить на территорию лагерей строительные материалы, чтобы улучшить жилье, они полностью полагаются на милость ливанской экономики, они не могут выехать за границу, потому что никто не даст им визу. Они взаперти. Решением этой проблемы была бы интеграция палестинцев в ливанское общество, как это сделали в Иордании. В Иордании все палестинцы получили гражданство. Так можно было сделать и в Ливане, и тогда палестинцы бы вносили свой вклад в экономику и развитие страны. А сейчас эти лагеря становятся прибежищем уголовных элементов, и никто не может это предотвратить.
Ирина Лагунина: Мы говорили с Надимом Шехади в Бейруте, который отметил, что ситуация зашла в тупик. Вы представляете себе сценарий выхода из этого тупика?
Азаам аль-Тамими: Конечно, другой сценарий возможен. Проблемы были и раньше, и даже хуже, чем сейчас. И их удавалось решать. Потому что обычно ливанские власти передавали дела на рассмотрение старейшин и лидеров политических фракций, которые представлены в лагерях. И вместо того, чтобы проводить рейды в квартирах тех, кого подозревают в ограблении банка, надо было с самого начала передать дело в палестинское сообщество. И сейчас надо отвести войска и сказать палестинским старейшинам: хорошо, решайте, что делать, это ваша ответственность. И уверяю вас, все решится.
Ирина Лагунина: Палестинский аналитик, автор книги об истории ХАМАС Аззам аль-Тамими.
Черногория: год независимости.
Ирина Лагунина: Черногория празднует первую годовщину восстановления своей независимости. 21 мая 2006 года в Черногории (которая была в составе союза с Сербией) состоялся референдум, на котором 55,5% граждан республики высказались за самостоятельность. Этот день провозглашён главным государственным праздником, который длится два дня. О первых итогах создания независимого государства рассказывает наш корреспондент в Белграде Айя Куге, которая недавно вернулась из Подгорицы.
Айя Куге: Если оценивать политические эффекты независимости Черногории, самая молодая страна в мире за год достигла многого. Она стала членом почти всех основных международных организаций - от ООН до Международного валютного фонда, от программы НАТО «Партнёрство во имя мира» до Совета Европы. Недавно Черногория подписала соглашение об ассоциированных отношениях с Евросоюзом. А это - шаг до получения статуса кандидата в члены ЕС.
Президент Черногории Филип Вуянович заявил по поводу Дня независимости, что стратегическая цель страны – членство в НАТО и в Европейском союзе. Вуянович сказал также, что особо важно сохранить хорошие отношения с соседями Черногории.
Филип Вуянович: Именно тогда, когда Черногория победила в борьбе за свои, международно-признанные государственные границы, у нее появились силы и право объединиться с остальным миром – преодолеть все границы, которые разделяют людей и народов. Мы, новое независимое государство, сразу сняли эти границы, и будем и впредь оставаться открытым государством. Прежде всего, по отношению к соседям, к братским южно-славянским народам, с которыми мы более 70 лет разделяли совместную жизнь. Особо важно - сохранить близкие отношения с историческим черногорским другом и партнёром – с республикой Сербией.
Айя Куге: Сейчас, по прошествии года после референдума о независимости, черногорские власти и оппозиция по-разному оценивают достижения страны. Руководство считает, что общество в Черногории стало политически стабильнее, хотя бы уже потому, что теперь занимается своими, а не чужими – сербскими - проблемами. Оппозиция утверждает, что в течение года укрепилось только «частное» государство, феодальный надел правящих политиков и их богачей.
Говорит один из оппозиционных лидеров Предраг Попович.
Предраг Попович: Те люди, у которых были огромные капиталы, теперь становятся хозяевами всего государственного богатства Черногории. Но люди, к сожалению, во время референдума не хотели этого понимать. Теперь те, кто проголосовал за независимость, считают именно эту независимость самой большой проблемой Черногории. У власти именно та партия, которая и вела кампанию за самостоятельное государство. А наш голос - голос вопиющего в пустыне, и ничего больше.
Айя Куге: В течение года настоящий бум пережил рынок недвижимости на Адриатическом побережье Черногории. Цены на дома и земельные участки возросли в два, а то и больше, раз. Спрос превышает предложение. Огромные участки и частной, и государственной земли, и даже пляжи, моментально, не спрашивая цену, скупают богатые россияне. Русский капитал по инвестициям на первом месте.
Весной администрация США обнародовала доклад, из которого следует, что Черногория вышла на первое место по отмыванию денег в Европе. Международные специалисты утверждают, что главными проблемами в Черногории являются коррупция, организованная преступность и неэффективная судебная система.
Средняя зарплата черногорцев – 320 евро. Всемирный банк предупреждает, что в стране углубляется пропасть между богатыми и бедными, происходит серьёзное расслоение. Не менее глубокое расслоение и между богатым приморским югом страны и бедным севером, который примыкает к Сербии, и выступал против независимости. Например, на двести тысяч общего населения северных районов приходится бюджет, который меньше бюджета одного главного города на взморье, Будвы, с населением в 17 тысяч человек.
Черногорский аналитик Раде Боёвич.
Раде Боёвич: Сегодня Черногория по многим своим характеристикам, конечно, не отличается от Черногории до референдума о независимости – её обременяют те же проблемы. У нас по-прежнему та же власть, и та же оппозиция. У нас те же экономические проблемы, как и раньше, но с одним существенным исключением: положительные эффекты черногорской независимости видны в макроэкономической политике, в иностранных инвестициях. Но рядом с этим, сегодняшнее черногорское общество – это общество выраженного социального неравенства. Поэтому я бы сказал, что ситуация в Черногории в целом - противоречивая.
Айя Куге: Лидер Черногории в течение многих лет Мило Джуканович (он был то президентом, то премьер-министром) после референдума выполнил своё обещание и покинул государственные посты – ушёл в бизнес. Однако черногорцы полагают, что он продолжает управлять из тени, контролируя и политику, и деловой мир страны. Недавно Джуканович вновь был избран председателем правящей Демократической партии социалистов. На съезде партии заявлялось, что социалисты доминируют в общественно-политической жизни Черногории.
Раде Боёвич отмечает, что серьёзные реформы невозможны до тех пор, пока на политической арене страны не произойдет изменение персонального состава.
Раде Боёвич: Теперь, когда Черногория стремится расширить евро-атлантическую интеграцию, когда мы должны провести реформы, установить систему правового государства, нам нужны новые политические лидеры, отражающие новые течения. Но, по-моему, для этого нужны реформы внутри политических партий, а я процесса реформ не вижу. Есть небольшие изменения руководящих кадров, но когда кто-нибудь из бывших лидеров уходит, он все равно остаётся вблизи нового лидера. Перемены поверхностны, и не создаётся возможность, чтобы в Черногории появился обновлённый политический класс, способный вывести страну на новый политический этап.
Айя Куге: Независимая Черногория установила близкие отношения с соседними государствами, особенно с Хорватией, которая становится главным её партнёром и союзником. Все основные государства мира открыли в Подгорице свои посольства, кроме Сербии. Сербия как будто игнорирует Черногорию.
Посол Черногории в Белграде Анка Войводич.
Анка Войводич: Нужно немного больше времени, чтобы новая реальность вступила в жизнь. Об отношениях Сербии и Черногории я могу говорить только как о дружеских отношениях, хороших в будущем и, безусловно, перспективных для обоих народов. Конечно, не всё шло с таким размахом, как мы ожидали, и не тем темпом, каким Черногория развивала двухсторонние отношения с другими государствами в регионе. Однако можно ожидать, что наши отношения с Сербией и дальше будут углубляться.
Айя Куге: Но отношения Сербии и Черногории, несмотря на общую историю, язык, традиции и вероисповедание, нельзя назвать хорошими. Они просто холодные. До сих пор Белград не подписал с Подгорицей практически ни одно межгосударственное соглашение. Белградский историк Чедомир Антич.
Чедомир Антич: К сожалению, наши отношения недостаточно хорошие, точнее, у нас все еще нет до конца определённых и выстроенных межгосударственных отношений. У Сербии всё ещё нет посла в Подгорице, а это очень плохо. С другой стороны, вопрос статуса сербского народа в Черногории не решен, и согласно проекту новой черногорской конституции, не будет решен долго. В Сербии же демократические власти после 2000 года проводили консервативную политику в отношении Черногории, пытались препятствовать или отложить получение независимости. Когда, в конце концов, Черногория стала независимой, следующий шаг у сербских властей не был продуман. В этом вакууме мы живем по сей день, с надеждой, что новое правительство в Белграде определит какую-то политику по отношению к Черногории.
Айя Куге: Другой сербский историк, Милан Протич, считает, что Сербия должна освободиться от иллюзий, пора понять, что Черногория идет своим путём.
Милан Протич: У нас все еще живы воспоминания о том, какая кампания велась у нас в Сербии: «невозможно отделить Черногорию от Сербии, это будет общей катастрофой». А потом мы дожили до того, что все официальные лица в Сербии полностью забыли, что Черногория вообще существует. Отношения между Сербией и Черногорией должны были быть сохранены, но на другой основе – как два независимых государства. Не надо забывать, что 30% населения Черногории считают себя сербами, от которых наша власть, так бившая себя в грудь и клявшаяся защитить, теперь полностью отказывается. Сейчас кажется, что Черногория как будто находится на другой стороне земного шара от Сербии, как будто она больше не существует, и Сербию не интересует, что там происходит. Это типично не только для нынешней власти, так было и при Милошевиче: когда теряется контроль над определённой территорией, вдруг пропадает любая заинтересованность, в том числе и в народе, который там проживает.
Айя Куге: У сербов, очевидно, всё ещё есть эмоциональные проблемы, связанные с отделением Черногории от их страны. Большинство сербов даже летний отдых не собираются проводить на Адриатическом берегу Черногории, как раньше. Аналитик области средств массовой информации из Белграда Велимир Чургуз.
Велимир Чургуз: Очевидно, что Черногория для сербов – нечто такое, что стерто с виду. Я думаю, что причины носят смешанный характер. С одной стороны – политические, у нас политика определяет всё, даже уровень заинтересованности в определённых регионах. Но в этом политическом есть и нечто глубоко психологическое, как будто некоторые сербы обиделись и решили полностью стереть Черногорию из памяти. Это инфантильное поведение, но оно, в конце концов, в будущем, всё- таки должно привести к нормальному сотрудничеству.
Айя Куге: С приобретением, точнее – с восстановлением - независимости, период национального романтизма в Черногории окончен, а Сербия пока не в состоянии взглянуть на эту новую реальность с прагматической точки зрения и начать играть роль не покинутой кормильцы, а доброго соседа и друга.
Центральная Азия: энергетика, газ и политика России.
Ирина Лагунина: В ходе недавней поездки в страны Центральной Азии, президент России Владимир Путин заключил соглашения с президентами центральноазиатских стран в области энергетического сотрудничества. В частности соглашения предполагают расширение Прикаспийского трубопровода для транспортировки в Россию туркменского газа. Отдельные договоры с Казахстаном и Узбекистаном предусматривают модернизацию региональной топливно-энергетической инфраструктуры. По мнению российских экспертов, эти договорённости позволят Москве сохранить за собой доминирующие позиции в экспорте энергоресурсов региона, а также воспрепятствовать их транспортировке в обход России, через страны Южного Кавказа. Рассказывает наш корреспондент Олег Кусов.
Олег Кусов: В ходе своего недавнего визита в страны Центральной Азии президент России Владимир Путин подписал соглашение с президентами Казахстана и Туркмении о расширении сотрудничества в энергетической сфере. Главы России, Казахстана и Туркмении договорились расширить Прикаспийский трубопровод, что позволит России значительно увеличить экспорт туркменского газа. Главным достижением трёхсторонних переговоров эксперты называют решение о строительстве прикаспийского газопровода, который предположительно пройдет вдоль побережья Каспия по территориям Туркмении, Казахстана и России. Как отмечают российские эксперты, достигнутые соглашения способны вернуть влияние Москвы в регионе и вытеснить из Астаны и Ашхабада представителей западных компаний. Эксперт по проблемам Кавказа и Центральной Азии Алексей Ващенко считает, транзит центральноазиатской нефти в Азербайджан официальной Москве не выгоден.
Алексей Ващенко: Эта проблема носит несколько факторов наиболее важных. Первый фактор заключается в том, что эти трубы, которые проложены, Баку-Джейхан, Баку-Супса, они экономически не совсем рентабельны. Рентабельными они могут стать только после того, как к ним будет подключена казахская нефть. На сегодняшний день эти трубопроводы пока себя не оправдали. Естественно, что Путин, который представляет интересы олигархов нефтегазовой сферы Российской Федерации, он пытается вмешаться и сделать так, чтобы интересы олигархов не пострадали. Я считаю, что именно с этим связан его визит в Центральную Азию. Здесь как раз борьба идет за эти трубопроводы. Если казахская нефть и центральноазиатский газ, из Туркмении в первую очередь, пойдут через Каспий и далее в Турцию или Западную Европу, то тогда, естественно, по России это будет очень сильный удар. И это будет еще один шаг к потере влияния на ситуацию в Закавказье. И также это будет большой удар по интересам наших сегодня нефтегазовых олигархов. Российская Федерация, естественно, этого не хотела бы допустить, поэтому рассматривается вопрос о реанимации трубопроводов и восстановления и строительства еще одного трубопровода.
Олег Кусов: По мнению Алексея Ващенко, Москва против поставок казахстанской и азербайджанской нефти на Украину.
Алексей Ващенко: Самое главное, что там вопрос идет не столько о Закавказье, сколько об Украине. Потому что если Украина начнет получать нефть и газ в обход России, то это позволяет со временем эти влияния пророссийские, которые особенно из восточной части Украины ориентированы на Россию, со временем сделать так, что Россия начнет терять свое влияние в восточных областях и в Крыму, что автоматически скажется и на Севастополе, и на базировании российских кораблей в Черноморском бассейне.
Олег Кусов: Энергетическая концепция стала весомой составляющей внешней политики российского государства, убеждён эксперт Центра по изучению постсоветского пространства Александр Караваев.
Александр Караваев: Когда мы говорим о выводе центральноазиатского газа на европейский рынок, рассуждаем с этой точки зрения, то действительно трубопровод прикаспийский, который планируется к постройке, начиная с 2008 года, и транскаспийский, который только в процессе предварительного обсуждения находится, они оба направлены на европейский рынок газа. И в этом смысле они не противоречит тому, где будут приобретать этот газ. То есть все направлено в одну сторону, они друг другу не противоречат. Но мы имеем дело с политической реальностью, в которой есть интересы крупных компаний, монополистов, интерес Газпрома, политический интерес России, которая хотела бы привязать этот регион сильнее к себе. И наконец, некоторая раздраженная реакция в целом на энергетическую политику России, которая имеется со стороны Евросоюза и Соединенных Штатов. Поэтому в комплексе мы, конечно, должны говорить о том, что некоторая геополитика трубопроводов, она, несомненно, существует.
Что это такое за политический объект – трубопроводная геополитика, действительно сказать уже сложнее. Потому что он состоит из многих независимых, либо отдельных проблем, которые друг на друга в значительной степени влияют, но могут быть решены, если бы мы очистили от политических интересов, они могли бы быть решены чисто экономическим способом. Как то, например, Россия могла бы принять участие в консорциуме строителей транскаспийского газопровода, тем самым извлекая оттуда прибыль и пойдя навстречу интересам диверсификации транспортных путей газовых в Европу. Это было бы положительным явлением в целом на постсоветском пространстве. Но мы понимаем, что такое в принципе из разряда, скажем, неосуществимых сценариев на данный момент, потому как реальность складывается иным образом. Газпрому выгодно все основные пути транспортировки своих ресурсов держать под собственным контролем. Ну а по сути, то, что выгодно Газпрому, то выгодно Кремлю в настоящей конфигурации политической.
Олег Кусов: Депутат Государственной думы России Сергей Глазьев не считает так называемую трубопроводную геополитику определяющим фактором в межгосударственных взаимоотношениях.
Сергей Глазьев: Я не сторонник политизации всех этих крупномасштабных инфраструктурных строек, хотя я знаю, что есть в особенности в Америке и в Англии такая популярная трубопроводная геополитическая концепция, где трубы становятся чуть ли не ведущим элементом геополитики. На самом деле трубы – это, конечно, важно, но делать из них козырный туз я бы не стал. Нужен газ, будут трубы, что бы ни говорили наши противники. Потребовалось Турции получить российский газ, бросили трубу через Черное море, с большим ущербом для России, с моей точки зрения, огромные льготы, через которые бюджет потерял колоссальные деньги, кто-то на этом нажился. Турецкое лобби ничуть не смутило никакие лондонские или вашингтонские или брюссельские козни. Российский газ везде нужен. Как бы ни артачилась Польша с Эстонией, будет и труба по Балтийскому морю, если Германия этого захочет. А Германия хочет, потому что газ ей нужен.
Так и здесь, если есть спрос и это взаимовыгодно, то труба обязательно будет. То, что удалось договориться сейчас нашим трем президентам по строительству трубы в российскую систему – это вполне разумное, рациональное, естественное решение. Но я не думаю, что это единственно возможное решение. Поэтому вопреки тем, кто говорит о каком-то конечном политическом решении, я бы сказал, что если газа в Туркмении хватит, то построят они и вторую трубу. Инвесторы найдутся, будут строить, им деваться некуда. Потому что если они хотят развиваться, им нужно иметь доходы. Туркменская экономика стала моносырьевой, монопродуктовой, ясно, что элита Туркмении не упустит шанса получить лишний десяток миллиардов газодолларов. Я думаю, что это решение вполне разумное, рациональное, но не надо ему придавать какое-то исключительно геополитическое значение. Я убежден, что если туркмены смогут, они примут и другое решение параллельно.
Олег Кусов: Говорил депутат Государственной думы России Сергей Глазьев.
Строительство транскаспийского трубопровода по дну моря, в Азербайджан и Грузию, принесёт не только прибыль этим странам, но и убытки России, убеждён эксперт по проблемам Южного Кавказа и Центральной Азии Алексей Ващенко.
Алексей Ващенко: Самое главное, что если эта труба будет реализована через Каспий в Грузию и дальше, то тогда Россия получит конкурента и очень серьезного конкурента в лице именно бывших советских республик. Этот конкурент может привести к тому, что начнет обваливать цены на мировом рынке. И вот этот поток нефтегазовых долларов, который обильно сыпется на Россию, он просто станет значительно меньше. В перспективе, естественно, Россия может понести очень большие убытки. Тем более, что сейчас срочно нужна модернизация нефтегазового комплекса и энергетического комплекса Российской Федерации, и на это нужны значительные средства и значительные суммы.
Олег Кусов: Визит Владимира Путина в страны Центральной Азии и подписанные соглашения в сфере энергетики преследовали больше пропагандистские цели, а не политико-экономические. Так считает президентФонда исследований государств каспийского региона Вафа Гулузаде.
Вафа Гулузаде: Те времена, когда президенты решаю судьбу энергоносителей единолично, они прошли. Казахская нефть не принадлежит Казахстану полностью сейчас, чтобы они могли решать ее судьбу. В Казахстане давно сидят американские нефтяные гиганты, поэтому они будут решать судьбу казахской нефти. Я думаю, что путинские поездки и в Казахстан, и в Туркмению больше носят характер пиара. Потому что Туркмения не заинтересована в транспортировке своих энергоносителей через Россию. Потому что Россия будет в ответ требовать выполнения политических условий. И как сейчас Россия будет продавать туркменский газ, она берет по самой дешевой цене, а будет продавать по самой дорогой. Туркмены не получат того, чего они хотят. Они будут стремиться поставлять этот газ через Азербайджан.
Казахстан и американские нефтяные компании уже давно работают над тем, как проложить нефтепровод Октау-Баку. Казахская нефть уже давно идет по Баку-Джейхан. Я не думаю, что Путин пошел, увидел, победил. Да, он побеседовал с Назарбаевым, да, он побеседовал с новым президентом Туркмении. Они ему могли что-то обещать, но на деле это все сделать будет не так просто.
Кроме того локомотивом всех проектов в мире является не Россия, Россия не сможет диктовать ни Европе, ни Соединенным Штатам Америки политику в области энергоносителей, она сама в фарватере этой политики. Двойные стандарты. Россия против того чтобы по дну Каспия проходил нефтепровод, а сама строит «Голубой поток» по дну Черного моря, хочет проводить провод энергоносителей через Балтийское море и так далее. У них нет тех рычагов, которые могли бы экономически заинтересовать новые независимые государства отказаться от сотрудничества с Соединенными Штатами Америки и пойти на сотрудничество с Россией. Россия сама является поставщиком западных технологий, без западных технологий Россия не сможет сама добывать нефть. Поэтому Россия вплотную работает вместе с самыми крупными американскими нефтяными компаниями, западными компаниями, начиная от Сахалина, Сибирь и так далее.
Олег Кусов: Россия по-прежнему не отказывается от намерения взять под свой контроль не только центральноазиатские, но и южнокавказские углеводородные ресурсы, продолжает Вафа Гулузаде.
Вафа Гулузаде: Характер империи таков, что империя – это больше идеалистическое образование, нежели материалистическое. Поэтому империя всегда будет мечтать. Вы же следите, наверное, за российской печатью, российским телевидением, сколько сторонников возрождения империи. Возьмите самого Путина: кто восстановил советский гимн, вся эта ностальгия по прошлому, по империи. Это чистый идеализм. У России на первом плане были всегда военные цели и в военных целях российская экономика была поставлена на службу военного комплекса. Поэтому другие части жизни в российской империи так и не развились, я имею в виду в Российской Федерации.
Олег Кусов: Так считает президентФонда исследований государств каспийского региона Вафа Гулузаде.
Детская онкология в России.
Ирина Лагунина: В области лечения детского рака Россия отстает от развитых стран, которые уже добились здесь больших успехов. Этой весной в Петербурге вышел первый номер журнала "Вместе", его выпускает региональная общественная организация "Дети и родители против рака". Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Региональная общественная организация "Дети и родители против рака" и была создана для людей, объединенных общей бедой - чтобы вместе им было легче бороться. "Вместе" называется и журнал, посвященный проблеме детского рака, он распространяется и в Белоруссии, и в Украине, и в других странах СНГ - бывших советских республиках. Поскольку это журнал - первый и пока единственный в России, создавая его, приходилось идти по стопам западных коллег, - говорит исполнительный директор организации "Дети и родители против рака" Катерина Киселева.
Катерина Киселева: Мы взяли за основу, называет «Контакт» журнал у англичан, и мы сделали очень похожим, потому что мы давали родителям, показывали, когда пытались найти формат нашего журнала, проводили анкетирование и показывали этот английский журнал родителям, говорили, насколько вам это интересно. И поняли, что это оптимальный на сегодняшний день вид нашего журнала, где много дано разной информации разных специалистов. И конечно, интересно, когда есть переводные статьи, потому что существует недоверие легкое – наверное, там, на Западе лучше. Мы даем ту информацию, которая соответствует информации, которую дают наши врачи, показать, что ничем не отличается. То, что во всем мире принято, используется и есть какие-то данные, наши врачи их используют и можно абсолютно им доверять, особенно нашим петербургским врачам, которые пользуются огромным авторитетом у западных коллег. Я сама была свидетелем, когда западные коллеги из ведущих клиник Европы и Америки с огромным уважением говорили о наших специалистах. Недавно я получила лично от ведущих специалистов по детской онкологии в Финляндии письма в адрес организации, где говорились слова благодарности за возможность учиться у наших детских онкологов.
Татьяна Вольтская: Почему же тогда - при наличии прекрасных врачей - в России спасают гораздо меньше детей, заболевших раком? В Соединенных Штатах Америки вылечивают 85% заболевших детей, в России - в Москве и Петербурге - около 70%, но есть регионы, где эта цифра - 50 и даже 30%. Где-нибудь в деревнях и захолустных райцентрах диагностика, мягко говоря, не на должном уровне, даже врачи иногда просто не могут предположить, что ребенок может заболеть раком, не говоря об обычных людях, среди которых до сих пор иногда бытует миф, что рак - это заразное заболевание.
Катерина Киселева: Это больше относится к старшему поколению, бабушки, дедушки, которые, к сожалению, действительно так думают. И к сожалению, это относится к людям из других регионов, у которых нет возможности получить ту информацию, которая есть у наших родителей. В крупных городах России эти представления существуют даже среди наших ровесников, потому что, к сожалению, информации просто нет.
Татьяна Вольтская: Врачи-онкологи говорят, что главные трудности начинаются не на стадии лечения - облучения, химиотерапии, а во время восстановительного периода, поскольку эти препараты действуют убийственно не только на раковые клетки, но и подрывают жизненно важные функции организма. Вот тут требуются и силы, и деньги.
Катерина Киселева: Деньги требуются всегда, потому что, к сожалению, на сегодняшний день государство не обращает внимания на проблемы наших детей, то должное внимание, которое уделяется на Западе. И если полностью обеспечивается химеотерапия и лекарства, которые убивают все, в том числе и раковые клетки, то все остальное, к сожалению, государством не предусматривается. На сегодняшний день есть действительно хорошие качественные лекарства, которые способны ребенка вернуть, потому что иммунитета никакого и организм цепляет все болячки, то, что можно схватить из жизни. Как раз на лечение неприятностей нужны дорогостоящие лекарства, которые действительно эффективны, но которые государство не предоставляет. И как раз для этого нужны большие средства. К сожалению, очень маленький процент семей может себе позволить и то это, как правило, ограниченный период времени, когда лечение длится не один год. Семья понимает, даже те, кто могут себе позволить лечение короткое время, потом они понимают, что, к сожалению, силы на исходе. И даже если родственники помогают, хорошие друзья, тем не менее, этих средств не всегда хватает. Я уже не говорю о том, что большинство семей не имеют такой возможности. Поэтому всегда мы ищем помощь среди спонсоров, среди благотворителей. Интернет – это одна из основных, к счастью, те, кто имеет возможность помочь, они пользуются интернетом и помогают.
Татьяна Вольтская: Родители, чей ребенок заболел, прежде всего не должны отчаиваться, должны верить, что он будет жить. Лучше всего убеждает вид совершенно здоровых подростков и молодых людей, которые преодолели болезнь и теперь живут полноценной жизнь. Аня - студентка Петербургского педагогического университета имени Герцена - перенесла лейкоз, в возрасте 12 лет.
Аня: У меня случилась простуда обычная, обратились в поликлинику, лечились, никакого улучшения. Потом уже стало настолько нехорошо, что было все равно. Месяц ходила в поликлинику, не могли диагностировать ничего. Отправили в больницу, там спустя десять дней мне поставили диагноз. И в тот момент, когда меня привезли туда, где я проходила дальнейший курс лечения, увидев над дверью отделения надпись «химеотерапия», у меня был просто шок. Меня везли на коляске по коридору, я увидела ребенка и сначала даже не поняла, то ли это девочка, то ли мальчик, ребенок полностью лысый и в юбочке. У меня были длинные волосы, коса. Был какой-то шок. Не могла совсем представить, что же это будет. Но как-то потом, я когда стала чувствовать лучше, мне стало все равно, это не было для меня какой-то сложностью. Было сложно смотреть на своих родителей, когда они переживают, когда они плачут в тайне от меня. Я старалась как могла как-то поддержать, как-то ободрить. Я сама понимала, что я буду бороться, потому что я хочу жить, потому что я хочу сделать для родителей прежде всего.
Татьяна Вольтская: А они говорили с вами о вашей болезни?
Аня: Мы об этом не говорили, мы просто были вместе, было чувство плеча. Вот это да, мне очень сильно помогало. Но таких разговоров о болезни у нас не было. У нас были разговоры с врачом, было все понятно. Во многом помогла организация, потому что какие-то моменты спорные, какие-то вопросы, все, что возникало, могу обратиться. И когда ты знаешь, с чем тебе предстоит столкнуться, гораздо легче.
Татьяна Вольтская: Возвращаясь к журналу "Вместе" - я тут вижу две заметки явно для малышей - про "Радио-Робби и его борьбу со злыми раковыми клетками" и Химо-Каспера - и нарисованы эти лекарства-герои, такие маленькие, кепочках, веселые. Катерина, значит, вы считаете, что нужно все объяснить даже маленьким больным?
Катерина Киселева: Придумано это не нами, опять же нашими западными коллегами, немцы придумали Химо-Каспера и голландцы придумали Радио-Робби. Это изображения на лекарствах. Книжки пользуются большим успехом среди родителей. На таком уровне проще воспринимать. Потому что, я знаю, что родители, с которыми мы общались, говорят, что в первую очередь сами читали. И врачи рассказывали, что сначала родители читали эти книжки, а потом уже давали детям. То есть, наверное, через такие книжки детские родителям проще говорить с детьми, то есть они принимают эту борьбу в такой форме и уже тогда им проще с детьми.
Татьяна Вольтская: Аня, в детстве в больнице была такая книжка?
Аня: У нас она была в единственном экземпляре, затертая до дыр совершенно. Она лежала в холле. Это было буквально настольное пособие каждой семьи, которая туда поступала новичков. Это в первую очередь врачи объясняли детскими примерами, плюс к этому была книга, которую все родители читали, потом читали дети.
Татьяна Вольтская: Катерина, кроме лечения и восстановления есть еще проблема адаптации ребенка в детском саду, в школе - после больницы.
Катерина Киселева: Это в зависимости, в каком возрасте ребенок заболевает. Разумеется, если ребенок в маленьком возрасте, он в принципе не всегда знает, чем он болел, это не так заметно проходит для него. Но, конечно, если это школа, то это уже проблема. Чем дети старше становятся, тем они больше понимают в этой жизни. Как правило, наши дети - это первые год-два домашнее обучение. Они начинают потихонечку общаться с одноклассниками. Конечно, тут очень важно, чтобы школа, учителя правильно сами понимали эту ситуацию и смогли правильно объяснить ее детям, одноклассникам, потому что это, к сожалению, проблема. Несколько лет назад мы проводили акцию в школах, передавали информацию об этом заболевании учителям. И насколько успешно мы это сделали, к сожалению, сложно судить, но Комитет по образованию нас подержал в этой акции.
Татьяна Вольтская: На Западе есть такие организации, как ваша, они сталкиваются с этой проблемой?
Катерина Киселева: Разумеется, это характерно, дети есть дети. Им проще сейчас, потому что они через это прошли и сейчас есть механизмы, они наладили работу со школой, они уделяли этому очень большое внимание. Они проводили тренинги для учителей, семинары. То есть это специальная была целенаправленная работа в школах. Например, опыт наших финских коллег, что мне очень близко, потому что многие годы мы с ними очень тесно сотрудничаем, провели не один проект, и мы видели, как они доносили информацию о раке и как они работали именно с учителями у себя Финляндии. То есть они издавали специальные книги для одноклассников, для учителей, для окружения. У них ведется работа с соседями. У них ведется работа не просто с семьей, мама, папа, а работа с бабушкой, дедушкой, тетей, дядей, с тем близким окружением, которое в эту ситуацию посвящено. Они получали гранты от министерства образования на издание специальной литературы. То есть это огромная работа, мы ее только начинаем.
Татьяна Вольтская: Аня, а вам трудно было возвращаться в школу после выздоровления?
Аня: Сложности были огромные. В первую очередь непонимание, вплоть до того, что спрашивали – ты заразная? В школе дети 12-летние, такие же сверстники. Меня не было с 7 по 9 класс, то есть два года домашнее обучение. И потом, когда я вернулась, было сложно, потому что у всех прошло два года развития, у меня эти года просто выпали из моего детства. И как-то меня не приняли сверстники в тот момент. Я немножко адоптировалась, нашла с кем общаться. И потом в дальнейшем я быстро проскочила это время, и стало мне скучно. К 11 классу мне уже совершенно не хотелось со сверстниками общаться.
Татьяна Вольтская: Наверное, вас отдалял от них тот опыт, который у вас был, а у них не было?
Аня: Нет, я могла с ними общаться, у меня были и среди сверстников друзья. Просто я понимала, что мне нужны люди, у которых есть ценности. А по большей части сверстники тогда были ориентированы на банальные вещи, мне было с ними просто неинтересно.
Татьяна Вольтская: Одна из статей журнала "Вместе" посвящена второй международной встрече подростков, перенесших рак. Аня, ведь вы тоже ездили на такую встречу?
Аня: Да, у меня было такое. Это было в международном лагере в Ирландии. Было интересно увидеть, как другие дети, перенесшие что-то подобное, дальше с этим живут. И в связи с этим как раз закрытость, она закончилась, когда побывала я там. Потому что там об этом говорилось с детьми из Европы на территории Европы, поэтому совершенно не было такого отношения, как в России. И это помогло преодолеть барьер. Дети жизнерадостные, они добрые, они действительно радуются жизни, которая у них началась буквально второй раз. Когда осознанно ты понимаешь ценность всего, что ты имеешь, что светит солнце, что ты можешь ходить, что ты можешь улыбаться, можешь видеть своих родных и дарить им радость и так же получать радость от них – это очень многого стоит.
Татьяна Вольтская: Говорила Аня, в возрасте 12 лет болевшая лейкозом.
