Ссылки для упрощенного доступа

Ричард Перл: мы ничего не делаем для изменения ситуации в Иране


Бывший член команды Буша полагает, что администрации США следовало бы активнее работать с теми иранцами, кого не устраивает нынешнее положение дел в своей стране
Бывший член команды Буша полагает, что администрации США следовало бы активнее работать с теми иранцами, кого не устраивает нынешнее положение дел в своей стране

В недавнем прошлом Ричард Перл служил в органах исполнительной власти США и оказывал заметное влияние на формирование американской внешней политики. В частности, он активно отстаивал применение силы в отношении Саддама Хусейна. В интервью РС г-н Перл высказывается в пользу политического решения иранской ядерной проблемы. При этом он полагает, что нынешняя администрация недостаточно использует имеющиеся в ее распоряжении ресурсы для поощрения большей открытости иранского общества.


- Как следует Западу действовать в отношении Ирана?


- У нас отсутствует стратегия в отношении Ирана, и не могу сказать, что это меня радует. Это репрессивный режим, который не пользуется поддержкой народа. Большинство иранцев предпочли бы, чтобы ими управляли по-другому. И что же? Насколько мне известно, мы практически ничего не делаем, чтобы помочь этим иранцам. Нужно уделить гораздо больше времени налаживанию связей с иранцами, и поощрении диалога между самими иранцами. Вот вы занимаетесь радиопрограммами. Значит, мы должны транслировать в Иран гораздо больше своих программ. Нам следует работать с иранцами, которые хотят изменить положение дел в своей стране, самыми разнообразными методами. Мы делали так в годы «холодной войны» с польской «Солидарностью». Таким же образом мы работали в Испании и Португалии, когда в этих странах властвовали диктаторы. У нас была стратегия, как ускорить развитие там институтов свободного общества. Сейчас мы должны так же работать и с Ираном.


- Что же это получается. Для США Иран сейчас является, можно сказать, главным противником на международной арене. А вы утверждаете, что у Вашингтона нет никакой стратегии, как вести себя с Ираном? Откуда вся эта сослагательность?


- Боюсь, что это так и есть. У нас нет и намека на политическую стратегию. А в результате приходится полагаться только на военные пути выхода из кризиса – в отсутствие политического плана.


- То есть вы считаете, что разумным вариантом сейчас является только военное решение – ведь обогащение урана уже достигло критической стадии, и они могут получить в свои руки ядерное оружие?


- Важно пояснить, что является военным вариантом в иранском контексте. Это не вторжение. Это ничем не будет напоминать то, что произошло в Ираке. Но нельзя исключит вероятность того, что в качестве последнего средства будут использованы точечные удары с воздуха по ключевым объектам ядерной военной программы. Полагаю, что такие удары (если дело дойдет до них) значительно уменьшат возможности Ирана в этой области. Поймите, я не поддерживаю такого решения. Насколько я знаю, никто его не поддерживает. Но представьте себе: если вы президент Соединенных Штатов, и вас информируют, что настал последний момент, когда еще можно предотвратить создание Ираном ядерного оружия. Но это можно сделать лишь серией ударов с воздуха. Стали бы вы тогда исключать такую возможность?


- В таком случае, когда может наступить такой момент? Как далеко находятся иранцы от завершения разработки ядерного оружия?


- Не знаю. И полагаю, этого не знает сейчас никто, включая самих иранцев. Они демонстрируют прогресс, они находятся на пути к этому. Они вкладывают в это деньги. И в конечном итоге они пересекут эту красную черту. И это случится вовсе не в том день, когда в их руках окажется бомба. Это может случиться гораздо раньше. Когда в 1981 году израильтяне разрушили [иракский] ядерный реактор в Осираке, то они пошли на этот шаг не потому, что Багдад вот-вот мог заполучить ядерное оружие. До этого момента могло пройти еще несколько лет. Но Израиль поступил так потому, что если бы он подождал еще, французы бы загрузили в реактор ядерное топливо, и тогда удар по реактору привел бы к тому, что радиоактивные вещества были рассеяны по густонаселенному району. Так что это был последний момент для того, чтобы уничтожить этот объект и свести к минимуму побочный ущерб. И они сделали это очень аккуратно. Таким образом, эту пограничную черту определить сложно. Надеюсь, что кто-то, кто знает об Иране больше, чем я, сейчас пытается определить этот момент.


- Сожалеете ли вы о том, что так активно поддерживали вторжение в Ирак – после всего, что потом там случилось?


- Я испытываю глубокое сожаление относительно некоторых вещей, которое произошли. Но я не думаю, что их нельзя было избежать. Свержение режима Саддама Хусейна было правильным решением. Но лучше бы мы тогда немедленно передали управление страной в руки самих иракцев. Они могут построить свою страну, а мы нет. Мы можем устранить какое-то препятствие на этом пути, но не сдать им страну под ключ. К моему сожалению, мы не сделали этого. Но если вы вспомните ситуацию того времени – что мы знали о ней, и не все наши оценки оказались верными – то согласитесь, что решение, как действовать в отношении Саддама с учетом того, какой огромный ущерб он нам причинить, оказалась верным.


- Мы пошли в Ирак, ибо верили, что Саддам представлял угрозу для США. Мы шли не для того, чтобы принести иракцам демократию. Конечно, когда вторжение произошло, а Саддама не стало, на нас легла ответственность за то, чтобы оставить иракцам надежду на лучшее будущее, чтобы поощрить развитие там демократических институтов. Но главным мотивом вторжения, конечно, было не установление демократии как таковой.


- В таком случае следует ли признать неудавшимся и план демократизации Ближнего Востока?


- Все-таки целью вторжения была не демократизация. Полагаю, что если в Ираке демократия укоренится, то это не останется незамеченным его соседями, и они попытаются перенять иракский опыт. Но ближайшая задача формулируется гораздо уже. Она состоит в том, чтобы установить в Багдаде и некоторых других местах уровень безопасности, приемлемый для функционирования иракского правительства. Демократии мгновенного употребления не бывает. И, конечно, к ней трудно продвигаться, когда встречаешься с таким ожесточенным сопротивлением на каждом шагу.


- Последний вопрос. Вы вспомнили польскую «Солидарность». Сейчас часто сравнивают процессы демократизации Восточной Европы и Ближнего Востока. Есть ли пределы этой аналогии?


- Ну разумеется. Я привел ее только затем, чтобы напомнить, что перемены могут достигаться политическими способами. Каждый случай уникален. Слава Богу, Польша не Саудовская Аравия. Стратегия должны выстраиваться под конкретную ситуацию. Но в принципе добиться политической трансформации без применения силы вполне возможно.


Ричард Перл является сотрудником вашингтонского исследовательского центра American Enterprise Institute. При президенте Рональде Рейгане он служил заместителем министра обороны. В 2001-03 годах занимал пост председателя группы советников шефа Пентагона и активно поддерживал вторжение в Ирак. Причиной отставки назывались сообщения американских СМИ о неподобающих связях Перла с саудовскими бизнесменами.


XS
SM
MD
LG