Кремлевские задачи: как управлять историей. По следам наставлений в Ново-Огареве.
Ирина Лагунина: 21 июня в президентской резиденции в Ново-Огареве преподавателям истории и обществоведам России были даны новые установки, как управлять историей. И вот уже неделю историки обдумывают смысл этих руководящих указаний и новый разворот проблем российской науки о прошлом. Об этом – мой коллега Владимир Тольц.
Владимир Тольц: На самом деле на прошлой неделе в Москве случилось куда более важное для преподавания истории событие: всероссийская конференция "Актуальные вопросы преподавания новейшей истории и обществознания в общеобразовательных учреждениях", на которой 2 с половиной сотни учителей, методистов и чиновников от науки и образования собрались для знакомства с двумя новыми книгами по истории и обществоведению, а главное, чтобы получить урок истории от тех, кто взял на себя сейчас нелегкую функцию государственного руководства ее пониманием и преподаванием. (Были там и заместитель главы администрации президента Владислав Сурков, и министр образования Андрей Фурсенко, выступали перед собравшимися те, кто претендует на максимальное влияние собственных исторических воззрений на власть - члены Общественной палаты Российской Федерации Сергей Марков и Алексей Чадаев, президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский, главный редактор "Московских новостей" Виталий Третьяков.) Но, к сожалению, это важное для формирования мировоззрения россиян собрание особого внимания прессы и публики не привлекло.
В соответствии с российской традицией куда большее внимание СМИ привлекла к себе встреча двух с половиной десятков избранных делегатов этой конференции с «первым лицом». Российский президент преподнес им свой урок истории.
Надо сказать, с советских еще времен история – особая (и отнюдь не тайная) страсть «первых лиц» Кремля. (Цари и императоры тоже ее любили, имели в ней свои пристрастия, но всегда оставались учениками многомудрых историков.) А вот Сталин уже стал их учителем. Он не только пояснил им, как писать учебники, как понимать опричнину и историю партии, но и сам выправил «Краткий курс истории ВКП/б/». Ну а дальше покатилось… И продолжилось все уже в постсоветское время. В демократизированном уже обличье. Часто сохраняя при этом еще сталинской закваски антизападническую направленность
Вспоминает историк Сергей Иванов:
Сергей Иванов: Первый раунд борьбы вокруг учебников истории произошел еще в 97 году, так называемое было дело Кредера, когда в Госдуме подвергся атакам учебник, написанный при финансовой поддержке Фонда Сороса. И тогда было сказано, что недопустимо, чтобы на американские деньги писалась отечественная история. Тогда это было еще курьезно. Потом был второй раунд вокруг учебника Долуцкого, знаменитый скандал, когда с него сняли гриф «Рекомендовано Министерством образования». Это было в 2003 году. В 2004 году Путин сказал, что надо бы пересмотреть учебники истории. Тогда несколько важных заявлений сделал.
Владимир Тольц: Теперь – новый поворот истории. Встрече в Ново-Огарево предшествовало следующее:
Сергей Иванов: В Государственной думе члены комитета Госдумы по образованию и науке депутаты-единороссы Владимир Семаго и Маргарита Баржанова внесли поправку в законопроект об образовании, в котором предлагается унифицировать учебник, запретить пользоваться другими учебниками, кроме одного утвержденного. И если эта поправка будет принята, видимо, она будет обсуждаться где-нибудь в сентябре, но если она будет принята, это будет означать полное, окончательное возвращение ситуации к советским временам.
Владимир Тольц: Так считает историк Сергей Иванов. Не все коллеги разделяют его мнение. Хотя все знакомые мне российские историки усматривают и в существующих учебниках истории и в системе ее преподавания проблемы и недостатки. Вот, к примеру, мнение заместителя директора Института российской истории РАН профессора Владимира Лаврова:
Владимир Лавров: Самым принципиальным недостатком целого ряда современных учебников по истории России является то, что из них, как говорится, торчат коммунистические уши. Прежде всего прокоммунистические оценки событий 1917-18, 1991 и 1993 годов. Кроме того, есть учебники, в которых коммунистический взгляд на эти события дается как один из возможных. То есть под флагом демократии протаскивается идеология КПРФ. Есть учебники, авторы которых мировоззренчески и духовно-нравственно запутались, готовы писать взаимоисключающие вещи, лишь бы опубликовать учебники и подзаработать. И таких учебников немало и они продолжают выходить в демократической России 21 века. Довольно много издано учебников с большим количеством элементарных ошибок и неточностей. Делалось это в 90-е годы и даже сейчас делается в погоне за прибылью малоизвестными и вовсе неизвестными издательствами и авторами. Одновременно издан и ряд профессионально сделанных учебников и учебников для школ и вузов. Например, сейчас заканчивается подготовка, собственно, уже вышел пилотный тираж очень интересного учебника по истории религии для 10-11 классов школы. Думаю, в целом такая картина в целом естественна, иначе просто быть не могло.
При этом есть проблема преподавания. Точнее, здесь две проблемы. Первая заключается в том, что в советскую эпоху историю Отечества преподавали только на исторических факультетах, на других факультетах преподавали насквозь лживый предмет «История КПСС» и преподавали почти исключительно члены КПСС. И вот теперь они преподают историю России. Зачастую это люди, особенно 60-70-ти и даже 50-ти лет, люди прокоммунистически настроенные. Они и по объективному учебнику могут преподавать прокоммунистически. Другая проблема заключается в том, что на не исторических факультетах преподавание истории России на весь курс от древних славян до Путина отводится менее 20 занятий, то есть примерно по два занятия на целый век. Представьте, я даю целый век за две, максимум четыре лекции. По существу, это профанация исторического образования. Более того, по Болонской системе, на которую мы переходим, преподавание истории России перестанет быть обязательным предметом в вузах, а станет предметом по выбору. Официально говорится много правильного о патриотизме, а на деле вот такое преподавание отечественной истории.
Владимир Тольц: Таково мнение историка, профессора Владимира Лаврова. Претензии Владимира Путина несколько иные. Да и выражены несколько иначе:
Владимир Путин: Практически нет пособий, которые глубоко и объективно отражали бы события новейшей истории нашего Отечества. Учебники по истории и обществознанию подчас «останавливаются» на периоде 90-х годов прошлого века.
Нет общих стандартов – и подчас просто каша в голове: в обществе – каша, и в голове преподавателей – каша!
Конечно, в учебниках могут и должны излагаться разные точки зрения на проблемы общественного и государственного развития, но образовательные стандарты качества должны быть обеспечены. И в учебных пособиях, если уж излагаются какие-то позиции, какие-то подходы и какие-то оценки, должна быть представлена альтернативная точка зрения, а не навязываться только одно видение, скажем, на ход и на результаты Великой Отечественной войны, что абсолютно недопустимо, даже подчас бывает оскорбительно для нашего народа. А я видел такие сентенции в учебной литературе.
Владимир Тольц: Эти цитаты позаимствованы мной с официального сайта президента России. Но звукозапись наиболее интересных его замечаний там отсутствует. Поэтому воспроизведем их по другим публикациям, отметив при этом, что нет кое-чего и в них: на часть вопросов присутствовавших Владимир Владимирович Путин пообещал им ответить после того, «как пресса нас покинет».
…Многие учебники пишут люди, которые работают за иностранные гранты. Так они исполняют польку-бабочку, которую заказывают те, кто платит. Понимаете? И попадают, к сожалению, в школы, попадают и в вузы.
Владимир Тольц: Путин - конечно же, не историк. И с преподавателями, как он сам отметил, встречается не часто. Но кто и какую будет заказывать «польку-бабочку», если учебники будут писаться на российские государственные гранты, он, как политик, прекрасно понимает. А про иностранные гранты историк Владимир Лавров говорит мне следующее
Владимир Лавров: Главное даже не то, кто финансирует издание учебников, а кому финансируют, кто пишет учебники. Как профессионально сделанные, так и неудачные учебники есть и среди выпущенных на иностранные гранты и среди учебников, выпуск которых финансировался среди российских источников.
Владимир Тольц: Или вот еще (опять из Путина):
Давайте вспомним события, начиная с 1937 года, давайте не будем об этом забывать. Но и в других странах было не менее, пострашнее еще было. Во всяком случае, мы не применяли ядерного оружия в отношении гражданского населения. Мы не поливали химикатами тысячи километров и не сбрасывали на маленькую страну в семь раз больше бомб, чем за всю Великую Отечественную [войну], как это было во Вьетнаме, допустим. У нас не было других черных страниц, таких как нацизм, например.
Да мало ли чего было в истории каждого государства и каждого народа! И нельзя позволить, чтобы нам навязывали чувство вины, – о себе пускай подумают!
Владимир Тольц: Этот пассаж выступления Путина вызвал особый резонанс у историков. П редседатель правления Международного историко-просветительского общества "Мемориал" Арсений Рогинский говорит мне
Арсений Рогинский: Он упомянул о 37-м годе, как о страшной странице прошлого. И это хорошо, это важно. Впервые сказал это ныне действующий президент и странно было бы, если бы в 2007 году, в год 70-летия Большого террора он это не вспомнил бы. Но все, что дальше было сказано, вызывает у меня какие-то недоумения, вопросы, сомнения. Он как бы , направленные вовне. И сравнивает 37-й год с такими вещами как Хиросима, Вьетнам, преступления нацизма. И вот это как раз вызывает сомнения. Во-первых, с точки зрения логической 37 год – это масштабное и страшное преступление внутри Советского Союза. А то, с чем он сравнивает, это все вещи вовне, направленные вовне. И не только эта логическая неувязка, а сама мысль о том, что вот да, у нас было плохо, но они-то творили вещи еще похуже, сама эта мысль кажется мне бесконечно странной. Если дальше рассмотреть эту мысль, то он рассуждает о чувстве вины, которое нам навязывают. И вот это, по-моему, центральный сюжет. Не может строиться национальное самосознание на чувстве вины, оно может строиться на чувстве национальной гордости – вот, собственно, что нам говорят. Но мне кажется, что никто нам никакого чувства вины не навязывает, вины нет. А что должно быть на этом месте? Мне кажется, что этот термин абсолютно непродуман, не прочувствован и сознательно не употребляется в этом тексте, я имею в виду выступление президента. Должно быть чувство ответственности. Вот это соотношение двух вещей – вина и ответственность, оно ключевое и оно должно быть ключевое и для учебников. Не о вине речь идет, речь должна идти об ответственности.
Владимир Тольц: В общем российский президент, давая учителям свой очередной «урок истории»,
продемонстрировал не очень хорошее понимание прошлого и четкие представления, как эту историю надлежит политически использовать. На чем они основаны, и что нам всем – историкам, преподавателям, гражданам – с этим делать – особый разговор…
5 лет Международному уголовному суду в Гааге. Что нового он внес в международное гуманитарное право?
Ирина Лагунина: 1 июля исполняется пять лет Международному уголовному суду в Гааге. Устав Суда, принятый в 1998 году в Риме, вступил в силу в 2002 году. На сегодняшний день Устав подписали уже 104 государства (в этот список, впрочем, не входят ни Россия, ни Соединенные Штаты). Первый юбилей Международного суда – это повод отпраздновать первые достижения и обсудить проблемы. В четверг в Гааге, во Дворце Мира состоялось вручение высокой награды «Гаагская премия в области международного права» ( The Hague Prize for International Law ), ее удостоился ученый, стоявший у истоков формирования Международного суда профессор Шериф Бассиони ( Cherif Bassiouni ). Накануне церемонии своими мыслями о настоящем и будущем Международного суда в Гааге с иностранными журналистами поделилась ведущий публицист на тему международного права в Нидерландах ХайкелинВеррайн Стюарт. На встрече побывала наш корреспондент в Голландии Софья Корниенко.
Софья Корниенко : ХайкелинВеррайн Стюарт ( Heikelin Verrijn Stuart ), знаменитая журналистка, философ, много лет посвятившая глубокому изучению проблем международного права в Гааге. Обычно сдержанная в своих оценках в эфире крупных телекомпаний страны и на страницах газет, в канун пятилетия Международного уголовного суда в Гааге Веррайн Стюарт выступила перед иностранными журналистами с рядом неожиданно откровенных заявлений о текущем состоянии и будущем международного права в Гааге.
Хайкелин Веррайн Стюарт : Международный уголовный суд растет и развивается, но процесс этот чрезвычайно медленный. Разумеется, только с развитием этого института мы получили право критиковать его. Ведь как Международный трибунал по бывшей Югославии, так и Международный трибунал по Руанде с самого начала были окружены «стайками заботливых крестных» в лице НПО, которые над ними не дышали. К тому же мы, специалисты, очень гордились своим детищем – это была абсолютно новая область права, и квалифицированных юристов-международников можно было пересчитать на пальцах одной руки. Нам сложно было предположить, что пройдет всего несколько лет, и тысячи и тысячи студентов юридических факультетов ринутся изучать, как они выражаются, «что-нибудь международное» на отделениях международного уголовного и гуманитарного права.
Софья Корниенко : Когда начал свою работу Международный трибунал по бывшей Югославии, пресса, прежде всего, была озабочена его узкой специализацией. Тогда мы еще не знали, что Младич и Караджич и к 2007-му году все еще не предстанут перед трибуналом и задавались наивным с сегодняшней точки зрения вопросом: «Чем же будет занят Международный трибунал по Югославии через пару лет, когда уже разберется со всеми подозреваемыми?»
Хайкелин Веррайн Стюарт : Только сегодня мы можем заявить, наконец, что Международный трибунал по бывшей Югославии стал настоящим уголовным судом. В его работе до сих пор много недочетов, но это полноценный уголовный суд. Когда был основан Международный уголовный суд, все говорили, что это совершенно новый институт. Международные трибуналы по Югославии и Руанде были основаны решением Совета Безопасности ООН в соответствии с главой седьмой Устава ООН, с целью восстановления мира на территории соответствующих государств. Мы много говорили недобрых слов в адрес трибуналов, называя их создание политическим шагом, на который мировое сообщество пошло из трусости. Международный уголовный суд – это совсем другое дело, говорили мы. Он создан на основе договора, который каждая страна подписывала индивидуально. Ожидалось, что в процессе этого подписания страны распишутся и в своей лояльности Международному суду. Нам следовало бы предвидеть, что ни о какой лояльности нечего было и думать. Караджич и Младич все еще на свободе...
Софья Корниенко : Международный уголовный суд – это экспериментальная организация, говорит Веррайн Стюарт.
Хайкелин Веррайн Стюарт : Интересно, что на протяжении всего времени с момента начала работы Международного уголовного суда основной проблемой остается недостаток сотрудничества между странами-участниками. Об этой проблеме уже говорилось миллион раз, и нам пора бы уже понять, что Уголовный суд, работающий в чисто политическом контексте, всегда будет испытывать проблемы в области сотрудничества государств. Оглядываясь назад, также любопытно вспомнить, как США боялись потенциального влияния на них Уголовного суда, боялись, что Суд будет преследовать американских солдат, офицеров и гражданских лиц.
Софья Корниенко : В этом смысле ничего не изменилось. Но есть другая область, в которой перемена в работе Международного суда произошла.
Хайкелин Веррайн Стюарт : Комплементарность Международного суда, то есть его роль как дополнительного правового механизма. В принципе, Международный суд может приступить к работе только тогда, когда государство само не в состоянии или не желает преследовать своих подозреваемых. Так что всякий раз, когда мировое сообщество согласно, что по поводу определенной ситуации надо принимать меры, Прокурор Международного суда обязан приступить к расследованию, а затем судьи будут решать, насколько, согласно результатам этого расследования, государство само в состоянии подвергнуть подозреваемых непредвзятому, независимому суду. Я уверена, что когда мы вновь соберемся, чтобы обсудить перспективы работы Суда еще через десять лет, основные подвижки будут связаны именно с его комплементарностью. Именно она придаст Международному суду необходимый вес – причем не потому, что Суд будет оказывать давление на политику на местах.
Софья Корниенко : Однако Международный суд навсегда останется зависимым от местных организаций в любой стране, где он будет работать. Ведь подозреваемых будут арестовывать не в Гааге – возможно их придется содержать до суда на родине в течение долгого времени, и Международный суд всегда будет сталкиваться с проблемами беззакония во многих странах, где ему придется оперировать.
Хайкелин Веррайн Стюарт : Комплементарность Международного суда заставит местные структуры, как минимум, задуматься о возможности уголовного преследования своих военных преступников. Прекрасный пример – Северная Уганда. Изначально, Президент страны Йовери Мусевени обратился к Прокурору Международного суда Луису Морено-Окампо расследовать ситуацию в Северной Уганде и, в частности, деятельность «Армии сопротивления». Затем нам пришлось наблюдать унизительный спектакль, когда в одном лондонском отеле Президент Уганды и Прокурор Международного суда представили результаты своего расследования – политически абсолютно не корректные. Руководство Уганды думало, что Суд займется только «Армией сопротивления», но Суд расследовал действия всех сторон. Вот что интересно – люди из «Армии сопротивления» пошли на диалог с остальными сторонами, они начали нанимать адвокатов, которые в свою очередь убедили их, что местной амнистии теперь не достаточно. Даже если руководство страны по политическим причинам решит их амнистировать, всегда останется еще Прокурор в Гааге, который будет их преследовать. И вот теперь «Армия сопротивления» выступила с инициативой внести примирительные процедуры в законодательство Уганды, что, скорее всего, будет иметь положительный эффект для населения страны.
Софья Корниенко : Цели Международного уголовного суда, так как они обозначены в преамбуле римского Устава, – это обеспечение мира и безопасности. То есть тех же мира и безопасности, о которых говорится в главе седьмой Устава Совета Безопасности ООН. Тут же возникает вопрос – можно ли подобные цели привязывать к учреждению уголовного права?
Хайкелин Веррайн Стюарт : Я не думаю, что уголовное право эффективно как превентивный институт, и я не думаю, чтобы кто-то был в состоянии доказать обратное. И в особенности не в международном контексте. Я не думаю, что мир станет безопаснее от того, что в Гааге в тюрьме окажутся пять человек, и суд над ними растянется на долгие годы. Однако на сегодня существует тенденция говорить о конце эпохи безнаказанности, о том, что в борьбе за права человека пора применять зубы и когти. Разговор о правах человека всегда почему-то превращается в разговор о частях тела. Мне кажется, что нам следовало бы быть осторожнее, ведь права человека – это очень широкий спектр проблем, а уголовное право – это наоборот, очень ограниченный институт. Его никак нельзя назвать инструментом в достижении высоких идеалов. То же касается и гуманитарных миссий, вмешательств любого рода. Когтями многого не добьешься.
Софья Корниенко : Еще одна проблема – над Международным уголовным судом нет более высокой инстанции, куда можно было бы обратиться в случае несогласия с действиями Суда. Есть, конечно, Совет Безопасности ООН, но он, по мнению Веррайн Стюарт, умеет применять только политические решения. С одной стороны, для Международного уголовного суда изначально была достигнута договоренность об исключении смертной казни, при любых обстоятельствах – под этим подписался даже Иран еще в Риме пять лет назад. Но с другой стороны, нет четких правил по ограничению сроков содержания заключенного до суда, например. В Международном трибунале по бывшей Югославии один заключенный ждал суда в течение 9-ти лет! Очень долго ждал суда и единственный обвиняемый в Международном уголовном суде сегодня – Том Лубанга. То же касается и Чарльза Тейлора, хотя он и не имеет отношения к Международному уголовному суду. Все это - одна огромная проблема в международном праве, обращаться с которой фактически не к кому, утверждает Хайкелин Веррайн Стюарт.
Хайкелин Веррайн Стюарт : Через два года в Устав Международного уголовного суда можно будет внести изменения, и это очень хорошо. Уже столько накопилось вопросов, хотя первое дело суда даже еще не началось в полной мере. Многие пункты устава недостаточно конкретны или и вовсе бессодержательны. Луис Морено-Окампо говорил, например, о досадной невозможности уголовного преследования организаций, корпораций. Его комментарии на эту тему были осмеяны, но, на мой взгляд, если говорить о будущем Суда, это как раз один из ключевых вопросов. Сегодня такое количество гражданских организаций ведут военные действия, используют в своей деятельности оружие, применяют насилие. Например, сегодня в Ираке гражданские организации распространяют оружие и материалы для его изготовления. То же касается химического оружия. Нам нужна поправка, которая дала бы зеленый свет для уголовного преследования не только физических, но и юридических лиц. И еще один сопряженный с этой проблемой вопрос: ООН у нас как бы находится вне закона, ООН как организация не может быть подвергнута уголовному преследованию со стороны Международного уголовного суда. Но ведь Международный суд не подчиняется ООН. Посмотрите, что сегодня происходит в Сребренице. Многие жертвы подают иски в гражданский суд в Гааге на государство Нидерланды и ООН. Возможно, хорошо было бы дать им возможность действовать через уголовный суд. Разумеется, этого не произойдет, но мысли такие есть.
Софья Корниенко : Интересно, что только благодаря Суду, многие из нас впервые задумались о происходящем в Конго, сказала эксперт по международному праву в Гааге Хайкелин Веррайн Стюарт.
С 1-го июля любой житель Европы сможет выбирать поставщика газа и электроэнергии. Будут ли европейцы платить меньше?
Ирина Лагунина: С 1-го июля жители всех 27 стран Европейского союза получают право свободного выбора поставщика электроэнергии и газа для своих жилищ. К этому сроку, как было намечено еще несколько лет назад, страны ЕС обязаны не только принять изменения к национальным законодательствам в части энергетики, но и создать условия – технические и экономические – для становления конкурентного рынка электроэнергии и газа, на котором покупатель мог бы выбирать себе поставщика. Теперь – такое право предоставлено, но реально воспользоваться им могут в Европе лишь немногие. Подробнее об этом – в материале Сергея Сенинского...
Сергей Сенинский: ... Первые решения о либерализации рынков газа и электроэнергии были приняты в Европе в 1996 и 1998 годах. Их главная цель – постепенное изменение национальных законодательств европейских стран, которые обеспечили бы становление конкурентных рынков. Первый этап - с 1 июля 2004 года все промышленные потребители, то есть компании и предприятия, обретали право свободного выбора поставщика и газа, и электроэнергии. С 1 июля 2007 года такое же право должны получить и жители стран ЕС.
Из Эссена – руководитель отдела энергетики Рейнско-Вестфальского института мировой экономики Мануэль Фрондель:
Мануэль Фрондель: Либерализация рынков энергии в Европе началась еще в 1998-ом году. Но на практике, выбирать поставщика электроэнергии потребители, например, в Германии, получили возможность лишь два года назад. Наибольшую выгоду получили предприятия: многие из них смогли сократить свои расходы на 60-70%.
Среди частных клиентов новой возможностью воспользовались лишь немногие. Остальные либо не захотели разбираться в разнообразии тарифов, либо опасались каких-то сбоев в поставке энергии, поэтому и не решились заключить новые контракты. По нашим данным, до сих пор не более 5% всех частных потребителей в Германии воспользовались возможностью сменить поставщика электроэнергии.
Сергей Сенинский: Если в Германии возможности региональных властей влиять на формирование тарифов на газ и свет в своих регионах сократилось до минимума, то, например, в Испании они по-прежнему устанавливаются государством. Как и в России. Но при этом испанские компании – конкурируют. Профессор Мадридского университета Хуана Карлоса Хавьер Хуарес:
Хавьер Хаурес: Что изменилось? Потребитель получил возможность выбирать компанию-поставщика. Если раньше ту или иную территорию Испании обеспечивала какая-то одна компания, то теперь их несколько. Причем, если ранее каждая из этих компаний специализировалась либо только на электроэнергии, либо на газе, то теперь они занимаются и тем, и другим. Так возникла конкуренция.
При этом тарифы на электроэнергию и газ по-прежнему устанавливает государство. И компании, чтобы привлечь клиентов, предлагают им, к примеру, скидки на год или на два. Речь идет о снижении на 1-2% базового тарифа...
Сергей Сенинский: В некоторых странах возможностей для такой конкуренции по определению оказывается меньше. Особенно – на рынке газа, который, в отличие от электроэнергии, нельзя выработать на гидростанции или привозном сырье. Из столицы Финляндии – наш корреспондент Геннадий Муравин:
Геннадий Муравин: Весь природный газ, используемый в Финляндии, страна получает из России. Здесь им распоряжается контролируемый государством концерн Gasum , который является монопольным продавцом газа финским потребителям. И эта ситуация, судя по всему, не изменится и в 2007-ом году. Дело в том, что, когда рассматривалась европейская директива по газу, в отношении Финляндии было принято особое решение: она вступит здесь в силу лишь в том случае, если Финляндия будет присоединена к общеевропейской газопроводной сети, либо если Россия перестанет быть единственным поставщиком газа в Финляндию.
Сергей Сенинский: Но пока – не случилось ни первого, ни второго...
Наиболее либерализованными считаются в Европе рынки газа и электроэнергии лишь в нескольких странах – Великобритании и Швеции, а также Нидерландах и Ирландии. Но и там отдельные компании в большинстве случаев доминируют в соответствующих регионах. Примерно та же ситуация – в Германии.
Мануэль Фрондель: Несмотря на немалое количество - около тысячи – небольших компаний - поставщиков электроэнергии в Германии (как правило это муниципальные и региональные), энергетический рынок страны на 80% контролируют всего 4 крупнейших концерна: EON, RWE, Vattenfall-Europe и EnBW - преимущественно в Южной Германии.
Сергей Сенинский: Из Мадрида – Хавьер Хуарес:
Хавьер Хуарес: Подобный монополизм существовал в Испании до 2004-го года. Особенно – в электроэнергетике. Три крупнейших компании – Endesa, Iberdrola и Union Fenosa – фактически делили Испанию на зоны влияния. Теперь такое территориальное разделение ликвидировано - любая компания может работать, где угодно.
Сергей Сенинский: Но что тогда меняется на энергорынке страны с 1 июля этого года?
Хавьер Хуарес: Главное – повышаются тарифы, на 1,5-2%. Энергетические компании постоянно жалуются, что регулируемые государством цены на газ и электроэнергию в Испании ниже рыночных, то есть компании недополучают прибыль. А им предстоит в ближайшее время обновить инфраструктуру, которая в Испании явно устарела. Поэтому у нас летом и нередки отключения электроэнергии.
Отныне тарифы на электроэнергию и газ будут пересматриваться государством не раз в год, как раньше, а каждые три месяца. Таким образом, в целом за год повышение составит 5-6%...
Сергей Сенинский: Германия. Мануэль Фрондель, Рейнско-Вестфальский институт мировой экономики:
Мануэль Фрондель: В принципе в Германии мало что изменится, разве что региональные власти лишаются теперь какой-либо возможности влияния на формирование цен на газ и электричество. И неудивительно, что некоторые поставщики энергии объявили о повышении с 1 июля тарифов на электроэнергию – оно составит от 5% до 35%. И в данном случае в выигрыше останутся продавцы, а не потребители.
Сергей Сенинский: Частные потребители в соседней с Германией Польше не заметят перемен с 1 июля, но – по другим причинам. Из Варшавы – руководитель консалтинговой компании BelOil Валерий Круговой:
Валерий Круговой: В этом году ничего в этой ситуации не изменится. То есть право продавать частным клиентам пока в Польше никто не имеет, кроме государственных концернов. Польша, хотя обязалась внести изменения в соответствующее законодательство, еще таких изменений не внесено.
Сергей Сенинский: Выбирать себе поставщика электроэнергии и газа по-прежнему могут в Польше лишь предприятия...
Конкуренция на внутренних энергорынках стран ЕС – лишь часть программы их общей либерализации. Следующий этап - конкуренция с зарубежными компаниями. Руководитель департамента энергетики Европейской комиссии Андрис Пиебалгс:
Андрис Пиебалгс: Европейская Комиссия полна решимости принять все необходимые меры, гарантирующие становление в Европе по-настоящему конкурентного рынка электроэнергии и природного газа. Цель наших усилий – создать ситуацию, при которой конечный потребитель, скажем, в Португалии, мог бы свободно покупать электроэнергию в Финляндии. И это – достижимо!..
Сергей Сенинский: Достижимо – в том случае, если газ и электроэнергия смогут в соответствующих объемах пересекать границы стран. Эксперты называют именно трансграничные мощности самым слабым звеном таких сетей в Европе.
Мануэль Фрондель: Что касается электроэнергии, я не считаю, что в Европе уже существует конкурентный единый рынок. Он очень фрагментирован, точнее – много рынков. Одна из главных проблем их интеграции – нехватка передающих мощностей на границах между странами. Даже при желании, французская компания E lectricite de France , к примеру, просто не в состоянии конкурировать в Германии с немецкой EON.
Однако внутри отдельных стран - в частности, и в Германии, между отдельными регионами эта конкуренция уже весьма существенна. Подобная ситуация сложилась в Англии, Испании, Франции. Но, подчеркну, от единого конкурентного общеевропейского энергорынка мы еще далеки. В газовой отрасли Европы ситуация чуть лучше – просто газопроводы имеют большую пропускную способность.
Понадобятся огромные деньги, чтобы решить существующие проблемы, а сильной мотивации у потенциальных инвесторов пока тоже нет. Другими словами, прежде, чем европейский энергорынок будет полностью либерализован, необходимо создать соответствующую инфраструктуру...
Сергей Сенинский: Проблема не только в том, что самих сетевых мощностей не хватает, но и в структуре собственности на них. Европейская комиссия настаивает на том, чтобы сетевые подразделения – те же трубопроводы или линии электропередачи – были выделены из структуры европейских энергокомпаний, в основном – вертикально интегрированных, в отдельные. Руководитель антимонопольного ведомства Европейской комиссии Ниили Кроес считает, что только в этом случае будет обеспечен недискриминационный доступ к транспортным сетям всех компаний, работающих на европейских рынках газа и электроэнергии.
В одних случаях это было сделать несложно. Например, в Испании все магистральные линии электропередачи принадлежат одной государственной компании. А в Польше транспортную компанию выделили из структуры бывшей газовой монополии. Из Варшавы - Валерий Круговой:
Валерий Круговой: Что касается рынка газа, то государство выделило отдельную фирму, которой передали все трубопроводы. То есть на сегодня польский газовый концерн, который продает газ потребителям, уже не является собственником трубопроводов, собственником является государственная фирма.
Сергей Сенинский: Но как быть в тех случаях, когда газопроводы или ЛЭП принадлежат частным энергокомпаниям, которые их и создавали? Как, например, в Германии... Правительству потребуется сначала «выкупить» это подразделение – скажем, у крупнейшей в стране энергокомпании - EON , чтобы затем либо продать, либо сохранить за собой? Заведующий кафедрой экономики энергетики университета города Дуйсбург Кристоф Вебер:
Кристоф Вебер: На мой взгляд, э то - еще нерешенный и весьма спорный вопрос. Европейская комиссия просто не имеет права решать все за всех. Против такого подходы уже выступили не только Германия и Франция, но и другие страны. К тому же, по конституции ФРГ, никто не имеет права лишать кого-либо его собственности или побуждать уступить ее кому-либо другому.
Звучат, правда, предложения, чтобы акционеры, допустим, той EON , владели бы частью акций выделяемой сетевой компании. Но даже такой вариант, по-моему, является серьезным посягательством на собственность и права предприятия. Во всяком случае в Германии «выкупить» или еще как-то еще отделить сетевой бизнес от главного концерна в принципе трудно осуществимо. И, кстати, в последнее время появились сигналы, что Еврокомиссия, осознав сложность задачи, может и отказаться от этих планов.
Сергей Сенинский: Тем не менее, профильный комитет Европейского парламента в только что представленном очередном докладе поддержал планы антимонопольного ведомства Еврокомиссии...
А в самой Германии национальное антимонопольное ведомство – для усиления конкуренции на внутреннем рынке - намерено добиться от крупнейших энергокомпаний прекращения практики заключения долгосрочных договоров с поставщиками того же газа, например, на которых, по сути, построен весь европейский бизнес российского «Газпрома»...
Кристоф Вебер: Насколько я знаю, хотя юридически этот спор окончательно еще не завершен, компания EON уже пошла на уступки. Кстати, речь в этом деле шла о всех крупных поставщиках газа.
Антимонопольное ведомство Германии считает, что все долгосрочные договоры – на срок более 4-х лет – противозаконны, что срок этот не
должен превышать двух лет, да и то - при особых условиях.
В любом случае для немецких энергетических компаний, заключивших договоры с зарубежными поставщиками на 10 и более лет - будь то «Газпром» или компании в Норвегии - наступают трудные времена.
Сергей Сенинский: В нынешних условиях – если некая новая компания, помимо традиционного импортера, на рынке, например, Польши и захочет купить газ в России, чтобы затем продать его у себя в стране, она не сможет этого сделать, говорит Валерий Круговой:
Валерий Круговой: Такой ситуации нет и не будет. И не по вине польской стороны, исключительно по вине российской стороны. То есть технически любая фирма польская, имеющая концессию на работу на рынке газа, может обратиться в фирму, владеющую газопроводами, и получить разрешение на прокачку газа. Нет проблем никаких. В то же время прежде, чем получить разрешение на прокачку газа, польская фирма должна иметь подписанный контракт с поставщиком газа, экспортером. В данном случае это «Газпром». «Газпром» ни с кем таких контрактов не подписывал, не собирается и, наоборот, всячески от себя отключает любых новых покупателей. То есть реально на сегодня либерализация рынка внутри Польши по газу зависит от «Газпрома».
Сергей Сенинский: Год назад, представляя проект новой энергетической стратегии Европейского союза, председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу так формулировал её суть:
Жозе Мануэл Баррозу: Европа не может позволить себе иметь 25 разных стратегий в энергетике. И у нас есть все инструменты для выработки единой стратегии - законодательные, финансовые, регулятивные, научные, а также соглашения с другими странами. А если так, то единственное, что нам необходимо для реализации общей энергетической стратегии, это – политическая воля.
Сергей Сенинский: О политической воле вспоминают и в Москве, когда речь заходит о реформах в российской энергетике. Как и во многих странах Европы, сети здесь выделяются в отдельную компанию только в электроэнергетике. В газовой отрасли подобные планы так ими и остались.
Ирина Лагунина: Какие секторы энергорынка России в большей степени открываются, как и в Европе, для нормальной конкуренции? И как эта трансформация отразится на тарифах для населения? Об этом – в следующий раз...
«Статья 19» международная кампания за свободу слова и ситуация в России.
Ирина Лагунина: 20 лет назад в Лондоне была создана организация, которая была названа так, как звучит одна из статей Всеобщей декларации прав человека, принятой Организацией объединенных наций более 50 лет назад. Организация Статья 19 имеет в своем логотипе также строку «Всемирная кампания за свободу слова».
О том, насколько удается этой организации вести свою кампанию, в том числе, в России, рассказывают Федерика Прина и Лютгард Хаммерер. С ними беседует Олег Панфилов.
Олег Панфилов: Лютгард, вы приехали в Москву для того, чтобы разработать начало нового проекта. С чем связан этот проект?
Лютгард Хаммерер: Это проект о Северном Кавказе. Мы хотим узнать, какое количество и качество информации получает российское общество о событиях на Северном Кавказе. И в течение этого исследования мы проводим мониторинг СМИ и анализируем законодательство, которое регулирует деятельность СМИ.
Олег Панфилов: Мониторинг, который должен выявить, какую информацию получает население и о чем?
Лютгард Хаммерер: Да, и какое разнообразие существует информации в СМИ. Есть разные точки зрения. Есть информация обо всем, что происходит на Северном Кавказе. И мы надеемся, что нам поможет понимать лучше, как общественное мнение в России о событиях на Северном Кавказе развивается и как освещение событий влияет на общественное мнение.
Олег Панфилов: Предполагается, что на самом деле освещение событий на Северном Кавказе в российских средствах массовой информации очень одностороннее, то есть в основном пропаганда говорит о том, что выгодно власти. Каким образом вы собираетесь проверить, так это или нет?
Лютгард Хаммерер: Из-за этого мы проводим этот мониторинг. Мы будем смотреть, сколько источников журналисты используют для освещения, кто эти источники, есть разнообразие людей или нет или это всегда власти, которые могут выступить в СМИ. И так мы надеемся понимать больше и лучше, и показать, как, например, политика и законодательство, которое существует в России в области СМИ, как влияет на деятельность СМИ и в конце концов на право общества получить полную информацию о событиях.
Олег Панфилов: Но этот проект состоит не только из мониторинга. Что вы еще будете делать?
Лютгард Хаммерер: Мы будем анализировать законодательство и официальную политику, которая регулируют деятельность СМИ в этой сфере. И как результат наших исследований мы будем делать рекомендации для правительства, для политиков, как они могут улучшить регулирование СМИ. И будем предлагать, чтобы такие изменения приняли.
Олег Панфилов: Другая деятельность в рамках проекта – это проведение тренингов. Это будут тренингов для журналистов или для юристов или для разных специалистов?
Федерика Прина: У нас будет три тренинга. Мы только начали проект несколько месяцев назад. Сейчас мы планируем такие тренинги. Первый тренинг будет в сентябре в Махачкале, он будет для юристов, журналистов и для судей. Мы хотели бы, чтобы эти три группы могли обсуждать и лучше понимать друг друга. И потом у нас будет тренинг, мы планируем провести в декабре, для журналистов из разных республик Северного Кавказа. Это будет в Сочи. Это должно быть место, где можно собирать разных журналистов из разных мест на Северном Кавказе. И третий тренинг будет в следующем году, как второй тренинг, просто для других журналистов. Темы тренинга будут - международные стандарты по свободе выражения мнений. Потому что это наша специализация. Например, Европейская конвенция по правам человека и свободе слова и международный пакт по политическим и гражданским правам. И такие положения о свободе слова в этих международных механизмах. И потом будет тренинг по поводу российского законодательства. Потому что очень важно, чтобы журналисты знали свое законодательство. Сейчас они не всегда хорошо знают, они может быть не всегда внимательно читали законы. Это значит, что это востребовано и это очень важно, чтобы они получили эту информацию.
Олег Панфилов: Вопрос, который может задать любой российский чиновник: почему международная организация, которая находится в Лондоне, вдруг решила изучать проблемы с доступом к информации, проблемы, связанные со свободой слова на Северном Кавказе? Ваша организация делала много разных исследований по поводу того, как действует законодательство в России. Но почему именно Северный Кавказ? Это какая-то особая территория, особый регион?
Лютгард Хаммерер: Я думаю, что многим людям в Восточной Европе интересно, что происходит в России и как демократия развивается в России. Важно сказать, что у России есть международные обязанности, Россия подписала международные пакты, о которых Федерика уже говорила. И поэтому Россия должна следовать этим обязанностям. И мы думаем, что события на Северном Кавказе важны для России, для российского общества. И поэтому мы решили изучать ситуацию там.
Федерика Прина: Мы работаем в СНГ уже много лет. И мы думаем, что это очень важно работать в регионах, где нестабильность. Например, у нас проекты в Абхазии. Очень часто журналисты, которые там работают или юристы, они требуют информацию. Мало возможностей получить тренинг. И поэтому мы тоже будем там заниматься.
Олег Панфилов: Если говорить о работе вашей организации во всем мире, ведь Россия, Северный Кавказ, Абхазия и Кавказ в целом – это только часть вашей работы, где больше всего работает ваша организация и какие интересные исследования были в последние годы?
Федерика Прина: Сейчас работаем в Восточной Европе. У нас проект в России на Южном Кавказе, Украина, Белоруссия и так далее. Другие программы – программа Азии, программа Африки и программа Южной Америки. Я думаю, что европейская программа и африканская программа самые старые программы. У нас очень большой объем работы в этих континентах.
Олег Панфилов: Можно ли сказать, что в тех странах, где вы проводили исследования и писали доклады, в которых есть рекомендации к правительствам, властям этих стран, происходит какие-то изменения? То есть смогли ли вы повлиять на ситуацию со свободой слова в тех странах, где вы проводили исследования?
Лютгард Хаммерер: Я думаю, что да. Мы, например, очень много работали раньше на юго-востоке Европы, в Сербии, в Боснии, Албании, Хорватии. И сейчас у нас довольно хорошее законодательство о СМИ. И мы, и наши партнеры в этих странах, я думаю, было влияние на законодательство. И другая деятельность там была – тренинги для чиновников о доступе к информации, тренинги для судов, для журналистов. Я думаю, что ситуация в этом регионе более стабильна. Конечно, там есть проблемы, но свобода слова гарантирована там.
Олег Панфилов: Спасибо. Я думаю, что можно говорить о реакции на исследования вашей организации только тогда, когда власти заинтересованы в изменениях. Я очень надеюсь, что ваша деятельность, ваши исследования на Северном Кавказе помогут изменить отношение власти к работе журналистов и к тому, чтобы общество получало объективную и достоверную информацию о том, что происходит на Северном Кавказе.
