Президент Буш об Ираке: сначала – безопасность, политическое развитие последует.
Ирина Лагунина: В четверг Белый дом представил предварительный доклад о положении дел в Ираке. Полный и окончательный последует осенью. А нынешнее 25-страничное исследование анализирует прогресс или регресс в 18 областях существования страны. Если суммировать, то прогресс найден по 8 пунктам, и в основном они касаются военных операций. А по 10 пунктам положение выглядит не очень привлекательно, и большей частью плохие новости приносит само иракское правительство, его неспособность контролировать и вести за собой страну. Доклад представил общественности президент США Джордж Буш. Вот общие выводы устами американского президента:
Джордж Буш: По 18 направлениям, которые попросил нас оценить Конгресс, мы можем сообщить, что удовлетворительный прогресс был достигнут в восьми областях. Например, иракцы, как и обещали, предоставили три бригады для проведения операций внутри и вокруг Багдада, а иракское правительство тратит почти 7 миллиардов 300 миллионов из собственных средств в этом году, чтобы обучить, обмундировать и модернизировать свои вооруженные силы.
Ирина Лагунина: По словам Джорджа Буша, в некоторых областях надо сделать еще очень многое.
Джордж Буш: В восьми остальных областях иракцам предстоит еще большая работа. Например, они мало сделали пока для подготовки местных выборов или для принятия закона о доходах от нефти. А состояние еще в двух областях носит смешанный характер, его трудно описать негативно или позитивно.
Ирина Лагунина: Президент также подчеркнул, что приветствует дискуссию относительно войны в Ираке. Но заметил, что дискуссия в Вашингтоне иногда представляется как борьба между теми, кто хочет присутствия войск США в Ираке, и теми, что требует их немедленного вывода. Президент же предлагает представлять дискуссию следующим образов: с одной стороны, те, кто считает, что война потеряна, а с другой – те, кто полагает, что ее можно и нужно выиграть любой ценой.
Джордж Буш: Те, кто полагает, что война в Ираке потеряна, укажут на неудовлетворительные тенденции по некоторым политическим моментам. Те же из нас, кто считает, что битва за Ирак может быть и должна быть выиграна, обращают внимание на удовлетворительное развитие в области безопасности, которое внушает оптимизм. Наша стратегия основана на том, что прогресс в области безопасности проложит путь политическому прогрессу, так что нет ничего удивительного в том, что политический прогресс сейчас отстает до прогресса в области безопасности, что мы наблюдаем.
Ирина Лагунина: Но что думают сами иракцы по поводу того, прогресс или регресс происходит в их стране в последний год или даже в последние полгода. Газета «Уол стрит джорнэл» публикует в пятницу комментарий багдадского блогера Омара Фадхила. Он пишет, что за три с половиной года два самых злейших врага миссии Соединенных Штатов в Ираке, как и всех тех иракцев, которые хотят построить процветающую демократическую страну, только укрепились в своих позициях и в своей способности наносить удары. Это шиитский лидер Муктада ас-Садр, который превратился из небольшой занозы и предводителя криминальной группировки в ан-Наджафе в фигуру общенационального значения со своей собственной вооруженной армией. И «Аль-Каида», которая выросла из нескольких десятков засланных наемников в силу, планирующую установить исламское правление если не во всем Ираке, то, по крайней мере, в двух провинциях рядом с Багдадом. Блогер, тем не менее, считает, что совместное американо-иракское военное наступление, которое началось в этом году, способно исправить ситуацию, и не надо останавливать военных. Вообще иракская блогосфера – явление довольно разветвленное и многообразное. Молодежь, вынужденная сидеть по домам из-за того, что передвигаться по улицам слишком опасно, нашла себе нишу общения в Интернете. Блог под названием «Багдадская девочка» - полон фотографий котят и выдержан в розовых тонах. Рагде Заид всего 16, она родилась в Багдаде.
«Привет, дорогие друзья. Я долго ничего не писала, извините, но последние месяцы были очень тяжелыми. Умер мой дед (да будет его душа в мире), школа, выпускные экзамены. Я много раз хотела сказать «прощайте» и закрыть блог, но не смогла. Я люблю и этот блог, и вас. Кстати, я хорошо сдала экзамены – 98,3 процента. Это было сложно при нынешних обстоятельствах, но, Слава Богу, я смогла это сделать. Что еще я могу сказать… Хм… Ирак. Его больше нет, он ушел, как ушла моя прошлая жизнь. Но кто знает, может, он еще когда-нибудь вернется. Я буду этого ждать. Но я устала от огорчений. Давайте на этом остановимся».
Ирина Лагунина: Из багдадских блогов можно узнать практически о каждой операции, которую проводят американские и иракские военные. А самое главное, о том, как воспринимают их люди. Блог Набиля:
«Прошло три дня с нападения на американский патруль, в результате чего были убиты 9 американских солдат, а все население Адамии вынуждено было голодать. А произошло вот что:
Первый день:
Четверг, 10 утра. Американский танк подрывается на мине, и 9 солдат убиты. Затем начинается бой между американскими солдатами и кем-то (я бы даже сказал – никем). Заканчивается он тем, что уничтожены проложенный под землей основной водопровод, снабжавший водой всю улицу, и высоковольтная линия. Провода валялись в луже на земле. После того, как американцы какое-то время постреляли, пока их танк все еще горел, к ним присоединилась иракская национальная гвардия, чтобы прикрыть американский конвой, опять-таки – от «никого». Они продолжили стрельбу и разрушили несколько близлежащих домов.
Второй день:
Я проснулся от звуков американских солдат и «хаммеров», рычащих за окном. Все улицы были перекрыты, магазины не работали. Ребенок потерял ногу, потому что на него наехал американский танк. Его подобрали местные жители через 2 часа. Он был ранен, ногу нашли в двух метрах от него. Его перенесли в какой-то дом рядом. А ногу положили в холодильник. Я не знаю, жив ли он или уже умер.
Третий день:
Район все еще в блокаде. Никому не разрешается ни въезжать, ни выезжать. Но выходить пешком можно. Мои друзья уезжали в Сирию. Им пришлось нести на себе вещи до площади Антар, а там они уже смогли взять такси. Мужчину, везшего повозку овощей, на той же площади остановили иракские гвардейцы и не пустили в наш район. Гвардеец сказал ему» «У меня приказ никого и ничто, к черту, не пускать в Адамию. /…/ Мне жаль девятерых американских солдат, но мне еще больше жаль ни в чем не повинных жителей нашего района, которые могут погибнуть в этой осаде. Как бы то ни было: где в этой все ситуации иракское правительство? А? Или Адамия - не часть Багдада. Разве не говорил аль-Малики, что осад не будет, разве не приказал прекратить эту практику? Так вот, господин премьер-министр Зеленой зоны, утритесь, похоже, никто не следует вашим приказам, вы – просто марионетка, ниточки которой дергают американцы, аль-Хаким, аль-Систани и Муктада ас-Садр».
Ирина Лагунина: Четвертый день для Набиля закончился так:
«Вчера я приехал в Иорданию. /…/ Дорога к багдадскому аэропорту неприятная – слишком много блокпостов, пока доедешь. И слишком много проверок багажа – три или четыре раза просвечивают, потом просматривают, открывают каждый чемодан и перебирают вручную. Мне пришлось выехать из дома в 6:30 утра. Но улицу перекрывать американский патруль, и я подумал: ну вот, в аэропорт я опоздаю. Но моя мама подошла к американцам и убедила их пропустить нас, потому что мы опаздываем на самолет. После того, как мы вылетели из Ирака, мне было ужасно страшно, что нас не пустят в Иорданию. Но, слава Богу, все прошло гладко. Меня пустили, но дали визу только на три дня. Люди здесь говорят, что визу вряд ли продлят, но посмотрим, может, что удастся».
Ирина Лагунина: Молодежь много думает о том, что будет, если удастся выехать из страны. Да и стоит ли уезжать. Блог «Багдад в огне»:
«Я постоянно слышу из зарубежных столиц иракскую толпу, выступающую за войну (они могут появляться на экранах телевизоров только их зарубежных столиц, потому что я не верю, чтобы кто-то мог выступать за войну, находясь в Ираке). Они отказываются признавать, что их религиозные, сектантские политические партии разжигают этот суннитско-шиитский конфликт. Они отказываются признавать, что нынешняя ситуация – прямое следствие войны и оккупации. Они постоянно твердят об иракской истории, о том, что сунниты и шииты всегда жили в ссоре. Я ненавижу это. /…/ Я помню Багдад до войны. Каждый мог жить в нем, где хотел. Мы не знали, какую религию исповедовали наши соседи, да нас это и не волновало. Никто не спрашивал о религиозной принадлежности. Никто не задавал вопрос, который теперь кажется тривиальным: ты суннит или шиит? /…/ А теперь все наши жизни вращаются вокруг этого. Само наше существование зависит от того, сможешь ли скрыть или наоборот выпятить факт своей религиозной принадлежности – в зависимости от того, к кому принадлежит группа людей в масках, которые останавливают тебя на улице или приходят к тебе в дом посреди ночи.
Говоря о себе. Мы, в конце концов, решили уехать. Думаю, мы уже какое-то время назад все знали, что уедем. Мы много раз обсуждали это в семье. Мы решали, что из нашей жизни оставить здесь, а какая память для нас неразлучна. Мы, как и многие иракцы, - не классические беженцы, у которых только одежда на себе и никакого выбора. Мы выбираем сами для себя, что хотим уехать, потому что в противном случае мы можем только продолжать и дальше тянуть этот кошмар – остаться, ждать и пытаться выжить».
Ирина Лагунина: Еще огромное количество публикаций о том, как люди разочарованы не только оккупацией, но и иракским правительством. И даже если, как заметил президент Буш, военные будут успешны в расчистке иракской территории от «Аль-Киады», отрядов ас-Садра, криминальных вооруженных групп, то ведь кто-то на этом чистом месте должен будет начать строить государство. Поверят ли иракцы, что нынешнее правительство на это способно?
Почему Европа вновь задумывается об атомной энергетике?
Ирина Лагунина: Атомная энергетика получает второе дыхание. В поисках энергетической безопасности, перед лицом возможного шантажа со стороны поставщиков нефти и газа, многие государства все чаще обращают взоры к испытанным технологиям производства электроэнергии в атомных электростанциях. Это относится отнюдь не только к Ирану. Почти одновременно о своем намерении начать строительство новых АЭС объявили Литва (в сотрудничестве с Польшей и другими странами Балтии) и Финляндия. Почему возникла эта тенденция? Я передаю микрофон Ефиму Фиштейну:
Ефим Фиштейн: В настоящее время 16 процентов всей энергии, потребляемой Финляндией, производится в атомных электростанциях. Такова же доля «атома» в общемировом потреблении электроэнергии. Но в Европейском Союзе эта доля значительно выше и составляет 34 процента. Финляндия совершенно справедливо считает, что есть все основания для развития отечественной ядерной энергетики, чтобы сократить свое отставание от среднеевропейского уровня. Надо сказать, что при всех интеграционных и унификационных процессах положение дел в этой области в Европе далеко от единообразия. Атомные электростанции имеются в 15 из 27 государств Союза. Если во Франции на них вырабатывается 78 процентов потребляемой энергии, то в Нидерландах всего 3 с половиной. Франция, имеющая 58 реакторов, вообще не имеет себе равных на континенте. Зато Италия в 1986 году, после Чернобыльской катастрофы, все свои АЭС закрыла, о чем сегодня немало сожалеет. Германия и Швеция вроде бы имели планы по выходу из ядерной энергетики в отдаленном будущем, но сроки выхода все время отодвигаются. Новички ЕС, вроде Болгарии, Румынии и Словакии, наоборот, активно помышляют о строительстве новых АЭС. Но вернемся к Финляндии. Из Хельсинки сообщает Любовь Мейнерт:
Любовь Мейнерт: Попытки расширить ядерную энергетику в Финляндии предпринимались достаточно давно – еще с середины 80-х. Но каждый раз они наталкивались на активное сопротивление общественного мнения. Вдохновленные «зелеными» граждане Финляндии категорически говорили «нет» любым предложениям о строительстве нового атомного реактора.
Однако в финском парламенте этот вопрос неоднократно ставился на обсуждение. В основном, по инициативе представляющей интересы крупного и среднего капитала Коалиционной консервативной партии, так называемой «Кокомус». Но кроме нее никто другой не рисковал так откровенно поддерживать подобную идею, опасаясь потерять голоса многочисленных избирателей.
Так продолжалось до 2002 года, когда правительство, возглавляемое социал-демократом Пааво Липпоненом, добилось утверждения в парламенте плана строительства очередной, пятой финской АЭС.
Против строительства новой атомной электростанции тогда высказалось 64% населения.
Для сравнения: сейчас, в 2007 году, идею строительства новой 6-ой АЭС поддерживают, согласно аналогичным опросам, …. тоже 64%. Ровно столько, сколько пять лет назад были против.
Что же произошло в финском обществе, и куда же делись столь важные для прошлого десятилетия заботы о чистоте окружающей среды и безупречной экологии?
Финнов явно напугали энергетическая обстановка в Европе, туманные перспективы отказавшейся от атомной энергетики соседней Швеции и явное давление России, которая упорно настаивала на прокладке российско-финского электрического кабеля, способного изменить всю структуру энергоснабжения в Финляндии.
В глазах многих атомная энергетика стала гарантом электрической независимости, даже если от этого немного и пострадает безупречная финская природа.
Харизматичный представитель консерваторов Саули Нинисто - один из основных претендентов на пост президента в ходе последних президентских выборов - с откровенной гордостью говорил о том, насколько правильными и своевременными оказались действия правительства 2002 года, в котором, кстати, сам он занимал пост министра финансов.
Саули Нинисто: Я могу, к примеру, сослаться на финское решение о строительстве атомного реактора в 2002 году. Это было совсем непопулярное решение. Но сегодня – уже сегодня – мы видим положительные последствия проявления храбрости при принятии политических решений.
Любовь Мейнерт: В пылу прошлогодней президентской гонки Нинисто провозгласил новую задачу в области энергетики страны – 6-ой атомный реактор!
Тот самый, идею строительства которого ныне поддерживает более половины жителей Финляндии.
Кроме того, германский энергетический гигант «Е.ОН» заявил
о намерении построить на гостеприимной финской земле еще один, уже 7-ой по счету, атомный реактор,
Целый ряд финских регионов: Кеми, Симо, Кемиярви, Торнио – в Лапландии, Ловииса – в южной Финляндии, и Химанка – в центральной части Суоми - выстроились в очереди, предлагая свои территории если уж не для самой АЭС, то хотя бы для захоронения атомных отходов, усматривая в этом некие заманчивые экономические перспективы для будущего процветания.
В свете последних событий в экономической жизни Европы финны с радостью ринулись в объятия атомной энергетики.
Что же остается делать ее непоколебимым противникам? Например, зеленым?
Ныне они оказались в той же ситуации, что и пропагандисты атомной энергетики в 90-х. Иными словами, им приходится идти против большинства. Изменить партийную позицию они, естественно, не могут, иначе полностью утратят поддержку своих последовательных приверженцев.
В настоящее время их политическую платформу можно назвать компромиссной.
Зеленые входят в правительственную коалицию, которая обсуждает возможности более широкого использования атомной энергетики. Но при этом уверяют, что выйдут из нее, как только будет принято какое-либо решение в поддержку АЭС. Именно так они уже поступили в 2002 году. Во всяком случае, на такую возможность намекнула лидер Партии Зеленых Тарья Кронберг в период недавних парламентских выборов.
Тарья Кронберг: Мы покинули правительство, когда было принято решение построить пятый атомный реактор. Ошибкой было бы считать, что именно нынешний кабинет министров должен в обязательном порядке разобраться со следующей АЭС... Наша задача как раз и заключается в том, чтобы убедить правительство в отсутствии необходимости в ней в Финляндии.
Любовь Мейнерт: Кстати, в парламент она не прошла, хотя набрала достаточно большое количество голосов. Правда, причина ее проигрыша не столько в непопулярности «зеленых идей», сколько в своеобразной регионально-представительской выборной парламентской системе Финляндии. Но факт сам по себе все-таки показательный.
Сторонники новых АЭС в Финляндии сейчас сильнее, чем их противники. Суровые климатические условия и особенности промышленного производства страны требуют большого количества электроэнергии.
Ефим Фиштейн: Чтобы понять, почему меняется отношение европейцев к «мирному атому» я позвонил в Стокгольм и связался с профессором Франтишеком Яноухом. Чех по происхождению, давний житель Швеции, профессор Яноух учился ядерной физике в Советском Союзе и был сотрудником академика Андрея Дмитриевича Сахарова. В качестве представителя МААЭ он следил за выводом из эксплуатации трех блоков Чернобыльской АЭС. Франтишек Яноух так объясняет нынешнее возрождение ядерной энергетики:
Франтишек Яноух: Я должен сказать, что это совершенно естественный процесс. Потому что каждому нормальному здравомыслящему человеку ясно, что без ядерной энергии невозможно решить те проблемы, которые перед человечеством стоят, то есть обеспечение энергией и сохранение окружающей среды, то есть уменьшение выбросов окиси углерода в атмосферу.
Ефим Фиштейн: А как же быть с возражениями защитников окружающей среды и их политических представителей из Зеленых партий? Все они выступают против использования «мирного атома», в пользу так называемых возобновляемых источников энергии. Ответ Франтишека Яноуха:
Франтишек Яноух: Во-первых, разумные, я бы сказал, честные эневероменталисты уже начинают пересматривать свою точку зрения. Я совсем недавно писал предисловие к книге Бруно Комби, называется «Эневероменталисты за ядерную энергию», где есть статьи основателей Гринписа, известных классиков этого движения, и они пересмотрели свои точки зрения. Я бы сказал, более примитивные и малообразованные эневероменталисты продолжают выступать против ядерной энергии. А более образованные, более разумные за ядерную энергию.
Ефим Фиштейн: Некоторые европейские страны, отнюдь не второго разряда, вынашивали планы по выходу из атомной энергетики. Что же теперь будет с этими планами?
Франтишек Яноух: Одна из больших стран или две страны, которые не занимаются ядерной энергетикой – это Германия и Италия из больших европейских стран и Швеция из малых. Там эти решения, которые были сделаны 10-20 лет назад, сейчас пересматриваются.
Ефим Фиштейн: Одно из сильнейших возражений противников «ядра» сводится к проблеме захоронения или складирования отходов ядерного производства. Период полураспада сгоревшего топлива таков, что решать эту проблему, вероятно, придется нашим потомкам. Ваше мнение, профессор Франтишек Яноух:
Франтишек Яноух: Во-первых, я должен возразить. Вопрос захоронения ядерных отбросов решен, мы знаем, как с ним поступать. Но вопрос в том, разумно ли это. Потому что когда мы получаем энергию из урана, то мы используем примерно 3-4%, может быть до 5% той энергии, которая там содержится, а значит 95% энергии остается там. Реакторы нового поколения смогут значительно ситуацию улучшить, то есть они смогут получать может быть 90% или 80% энергии, которая содержится в уране. Во-вторых, существуют технологии, которые называются трансмутациями, которые смогут переработать вот эти отходы, уменьшить количество долгоживущих компонент и сильно радиоактивных в них и получить примерно то же самое количество энергии, которое было получено, то есть удвоить эффективность получения.
Ефим Фиштейн: Так считает ядерный физик профессор Франтишек Яноух из Стокгольма. Остается добавить, что в настоящее время в мире действует 437 ядерных реакторов, еще 30 строятся и будут вскоре сданы в эксплуатацию, 74 находятся в стадии инженерно-конструкторской разработки и 182 реактора ждут утверждения правительствами своих стран.
Почвы под охраной закона. Московская дума о природной среде столицы.
Ирина Лагунина: Депутаты Московской городской думы собираются принять закон «О городских почвах». Впервые почвы будут рассматриваться не как земельные территории, а как часть природной среды российской столицы. Как отмечают авторы закона, огромная часть московских почв нуждается в реабилитации: их загрязняют промышленные предприятия, отходы активно ведущегося строительства , автомобили, химические реагенты, которыми зимой посыпают дороги. Проблема загрязнения почв актуальна для всей России, особенно для ее промышленных регионов. Специалисты давно заметили связь между выбросами вредных отходов и болезнями, которые переносят люди, живущие вблизи предприятий. Однако пока закон «О почвах» готовы принять лишь в Москве. Рассказывает Любовь Чижова.
Любовь Чижова: Специалисты называют почвы одним из важнейших компонентов биосферы Земли. Они буквально впитывают в себя энергию планеты, которая с годами становится все негативнее. Этому способствуют ядовитые промышленные отходы, автомобильные газы, пестициды и многое другое. О том, почему московские власти решили принять закон «О городских почвах», мне рассказала депутат Мосгордумы, глава комиссии по экологии Вера Степаненко.
Вера Степаненко: Закон о городских почвах впервые принят в Российской Федерации. Вообще всегда во всех законах Российской Федерации речь шла о земле, как о предмете купли-продажи, как о части имущественного комплекса. Почва как часть природной среды нигде не фигурирует. Для нас, для горожан, это существенно. Потому что многие фактические данные показывают, что состояние почвы загрязненной влияет на здоровье человека пагубным образом и есть множество примеров. Поэтому когда специалисты связали некие заболеваемости с состоянием почвы, мы пришли к выводу, что нам необходим определенный закон, который определит, что почва - это среда, которая должна иметь некие положительные качественные характеристики. Особенно это в городе заметно сейчас, когда ведутся большие программы по озеленению, по цветочному оформлению. В городе большой процент почв, как мы говорим, запечатан, то есть одет в асфальт и бетон. Это тоже нарушает состояние всего почвопокрова города и приводит к многим авариям коммуникации и так далее. Потому что почва – это живая среда, где живут свои микроорганизмы и живут по своим законам.
Любовь Чижова: Вера Станиславовна, а химическому загрязнению почв в этом законе уделяется какое-то место?
Вера Степаненко: У нас большой процент почв химически загрязнен, поскольку свалки и загрязнение отходами происходило в месте нахождения объекта. Если был какой-то химический завод, то отходы производства закапывали прямо непосредственно. И к сожалению, таких данных и карт загрязнения не так уж много. Есть в некоторых районах, но не во всех. Поэтому есть такое понятие деградация почвы – это значит почва загрязнена, и реабилитация. Будет составлен каталог, реестр загрязнения почв по всему городу. И там, где это возможно, понятно, что дома не будем сносить, бетон не будем снимать, но там, где есть свалка, будет производиться работа, обязательно будет обследование почвы на химическое и радиационное состояние. И там, где необходимо, почва реабилитироваться, такое понятие есть, то есть улучшаться ее качественные характеристики. А способов много, вплоть до того, что изымается грунт определенного слоя и вообще вывозится из города на полигоны.
Любовь Чижова: Специалисты говорят, что эта самая реабилитация почв или очищение - довольно дорогостоящее мероприятие.
Вера Степаненко: Это действительно так, потому что иногда необходимо не только реабилитировать, а вплоть до того, что изъять какой-то большой слой грунта. Представьте, метр вывезти с большой площади и завезти новый. Но мы заложили эти нормы в законе и город готов идти на это. Это значит, что достаточно серьезное внимание уделяем и состоянию природной среды почвы.
Любовь Чижова: Говорила депутат Мосгордумы Вера Степаненко. Руководитель Союза за химическую безопасность Лев Федоров рекомендует московским властям уделить больше внимания химическому загрязнению столичных почв – по его мнению, эта проблема, несмотря на то, что количество промышленных предприятий в Москве постепенно уменьшается, все равно остается актуальной для российской столицы. Как, впрочем, и для большинства крупных российских городов…
Лев Федоров: Дело в том, что мы ведь не знаем реальных последствий того, как наш военно-промышленный комплекс управлялся с нашими почвами. Если начинать с Москвы, то три четверти промышленности Москвы - это были закрытые предприятия, «ящики», заводы закрытые. Что они делали с почвами, которые находятся на их землях, мы не знаем. Очень многие предприятия закапывали свои отходы прямо на своей территории. И ничего этого никто не знает, ни главный начальник экологический города Москвы, ни те, кто в Московской городской думе готовит этот закон. Так что он более чем актуален.
Любовь Чижова: А кто сегодня в Москве загрязняет почвы?
Лев Федоров: Количество предприятий сокращается, в Москве более 80 промышленных зон, через несколько лет их станет около сорока. Так то в принципе процесс идет в другую сторону, то есть часть предприятий перестала работать на войну, часть предприятий выводится из города или переносится. Но без знания прошлого этот закон не заработает.
Любовь Чижова: Чем в основном загрязняли почвы?
Лев Федоров: Давайте так: вот у нас в районе зоопарка было предприятие закрытое, оно и сейчас там есть, которое выбрасывало часть своих выбросов не почву закапывало, а в воздух выбрасывало. Чтобы никто не видел из американских любопытных спутников, у них труба была невысокая, она высовывалась с первого этажа чуть-чуть. И любопытствующие жители обнаружили, что напротив в доме люди стали от рака умирать на третьем, четвертом, пятом этажах. Кончилось тем, что они заслали человека в районную думу, то есть избрали человека, тот пришел на завод, навел там порядок. Короче говоря, это предприятие даже собрались из Москвы вывести, было такое решение. Вывести не вывели. Это я к тому, что там наличествовали соли тяжелых металлов весьма ядовитых. Они часть закапывали, а часть выбрасывали в воздух.
Любовь Чижова: А если все закапывать - это так же опасно?
Лев Федоров: Да, конечно. Я вам приведу пример: почвы - это не 50 сантиметров и не один метр – это несколько метров. Потому что как только строителям дается задание, вы же понимаете, что они роют не на 50 сантиметров, стало быть они копают на всю катушку. А куда они потом этот грунт девают? Не на соседнюю детскую площадку?
Любовь Чижова: Если говорить о ситуации в России, вы можете назвать какие-то наиболее проблемные регионы, где загрязнены почвы больше всего?
Лев Федоров: Любое промышленное предприятие, оно или выбрасывает газы или выбрасывает тяжелые металлы. Если оно выбрасывает газы, то мы с вами начнем говорить о глобальном потеплении, защите озонового слоя, а все остальное ложится на почву. Очень известный город Карабаш есть – это юг Челябинской области. Там еще царь-батюшка построил завод для выработки меди. Он работает до сих пор, до сих пор труба и до сих пор выплавляет медь, но кроме меди в медной руде содержится мышьяк в большом количестве, еще и свинец в очень большом количестве. И это выбрасывается на улицу. Стало быть, все соседние дачные кооперативы покрыты слоем мышьяка, и люди об этом не знают.
Любовь Чижова: Это было мнение руководителя Союза за химическую безопасность Льва Федорова. Все российские проблемы, связанные с загрязнением окружающей среды, существуют и в современной Латвии – тут их называют наследием советского прошлого, а решать пытаются уже по-европейски. О современной экологической политике Латвии рассказывает мой коллега Михаил Бомбин.
Михаил Бомбин: По данным государственной службы охраны среды, семь гектаров леса погибло в результате утечки ядовитых веществ из могильника химотходов, построенного здесь еще в 70 годы. По факту возбуждено дело и идет следствие. На вопрос, кто виноват и почему это произошло, отвечает директор общественной организации «Зеленый крест» Артур Плотниекс.
Артур Плотниекс: Мне кажется, что в настоящий момент масса могильников, которые следует рассматривать как наследие Советского Союза или наследие вредных производств или военных отходов. Мне кажется, нет как таковой системы, отсутствует системный подход для того, чтобы все имеющиеся на территории Латвии могильники подобного рода были обозначены, был проведен какой-то комплекс работ по охране постоянной и разработка планов по утилизации этих могильников и консервации на более длительный срок, когда, скажем, появятся технологии, которые позволят быстро, безопасно и относительно недорого утилизировать эти загрязняющие вещества.
Михаил Бомбин: Еще такой вопрос: после вступления Латвии в ЕС утилизация отходов, в том числе и вредных для здоровья и экологии отходов, стало дорогим удовольствием. В итоге мусор сбрасывают в окрестные леса и водоемы. Кто в ответе за происходящее?
Артур Плотниекс: Наверное, на этот вопрос однозначного ответа дать нельзя. Есть несколько составляющих компонентов. Начнем с самого простого – это введение в школах и высших учебных заведениях такого предмета как «Экология». То есть воспитание сознания у людей, грамотного сознания, как нужно относиться к окружающей среде, как нужно относиться к среде, в которой человек обитает. Далее, что можно по этому вопросу сказать: дело в том, что утилизация мусора - это на сегодняшний день такой же коммерческий проект, как и остальные. И существуют различные опыты многих стран. Позитивные стороны, наверное, стоило бы перенять и Латвии. Потому что комплексной переработки бытовых отходов у нас, к сожалению, нет. Дело в том, что у нас, наверное, неправильный подход со стороны государства. На мой взгляд, утилизацией упаковки, что занимает порядка 60% отходов, если не больше, должны заботиться производители этой упаковки и создать условия и возможности для потребителей эту упаковку сдавать. На сегодняшний день пивной завод призывает сдавать пивные бутылки, я думаю, что точно так же нужно подходить ко всем остальным продуктам. Потому что, получается, потребитель изначально платит за продукт и за упаковку в том числе, а потом он должен платить за ее утилизацию. Будем говорить так, это не совсем справедливо.
Михаил Бомбин: Артур, что, на ваш взгляд, представляет сегодня наибольшую угрозу латвийским почвам и экологии вообще?
Артур Плотниекс: Какой бы отрасли мы ни коснулись, за исключением, скажем так, гуманитарных направлений любое производство так или иначе связано с появлением каких-то отходов, каких-то вредных отходов и выбрать наиболее опасную я не берусь. Хотя в принципе, поскольку наша организация занимается в большей степени изучением проблем Балтийского моря и в узком профиле возможности широкого заражения боевыми отравляющими веществами, захороненными на дне Балтийского моря. Мне кажется, это проблема, которую в первую очередь нужно решать, потому что ее последствия могут быть необратимы. Если загрязнения обнаруживаются на почвах, то это в какой-то степени можно решить или локализовать. В море на сегодняшний день сделать пока сложно, но если произойдет выброс или широкая утечка, то сделать будет невозможно ничего абсолютно. Проблема может стать проблемой планетарного масштаба.
Любовь Чижова: Это был репортаж моего латвийского коллеги Михаила Бомбина. Специалисты подсчитали, что за последние сто лет на земную поверхность в результате жизнедеятельности человека осело свыше 20 миллиардов тонн шлаков, 3 миллиарда тонн золы, по 600 тысяч тонн цинка и сурьмы, полторы тонны мышьяка. С одной стороны, все это – плоды того самого технического прогресса, достижениями которого с удовольствием пользуются люди. С другой – эти же самые люди страдают от огромного количества заболеваний, связанных с вредными выбросами. Возможно ли соблюсти баланс – на этот вопрос предстоит искать ответ в самое ближайшее время.
Наука: новые способы определить – так все-таки, есть ли жизнь на Марсе.
Ирина Лагунина: Так все-таки: есть ли жизнь на Марсе? Чтобы ответить на этот вопрос, современные ученые используют новый блок информации – микроструктуру марсианских метеоритов. В этих метеоритах под электронным микроскопом обнаруживаются тельца, удивительно схожие по форме с ископаемыми земными бактериями. О том, что это за образования и как их можно интерпретировать, рассказывает ведущий научный сотрудник геологического института РАН Владимир Сергеев. С ним беседуют Александр Костинский и Александр Марков.
Александр Костинский: Владимир Николаевич, скажите, пожалуйста, вы верите, что в метеоритах могут быть бактерии?
Владимир Сергеев: Я считаю, что в науке вопроса веры нет, верить можно в Бога - это недоказуемо. В науке должны быть факты.
Александр Костинский: Есть?
Владимир Сергеев: Вы знаете, есть, конечно, какие-то определенные находки в структурах метеоритов, которые в зависимости от настроений исследователей пытаются выдать за биогены или за биогенные структуры. Здесь есть всегда оптимисты, есть пессимисты. Изучается это достаточно давно. В 60-70 годы один из известных исследований докембрия Бартоломей Унаги изучал специально метеориты, собранные по программе НАСА, его исследования тогда дали отрицательный результат, он ничего живого не нашел.
Александр Марков: То есть как ничего живого? Есть же там структуры, которые внешне похожи на бактерии.
Владимир Сергеев: Внешне похожи, но внешне похожи могут быть остатки бактерии сферической или линейчатой формы – это одна и распространенных вообще форм в природе, в том числе для неорганических образований. Последний такой метеоритный бум был связан с находками в Антарктиде в свое время метеорита, прилетевшего с Марса. Дело в том, что если в Луну или Марс ударяет какой-то метеорит, то при отсутствии на планете Марс воздушной оболочки при достижении осколком второй космической скоростью, он выходит из притяжения планеты и начинает блуждать по Солнечной системе. И в конечном итоге он может попасть в орбиту притяжения Земли и упасть на Землю. Лунных метеоритов таких находится достаточно много. Но есть метеориты, которые считаются марсианскими. Метеорология - область достаточно развитая и здесь спорить не буду. Один из таких метеоритов был найден в 84 году в Антарктиде и в породах, которые оцениваются возрастом четыре с половиной миллиарда лет назад, в трещине были найдены какие-то фрагменты какого-то карбонатного вещества, где были найдены какие-то мельчайшие остатки, которые интерпретировались как бактерии. Как раз обнаружены были в 96 году профессором на геологическом конгрессе в Пекине, как раз по радио передавали сообщение. Это вызвало целый бум, в том числе, могут ли быть микроорганизмы такой малой размерности, было ли это на Марсе или было уже на Земле.
Александр Марков: А они маленькие, меньше, чем земные бактерии?
Владимир Сергеев: То, что было найдено в антарктическом метеорите, они как раз имеют аномально маленькие размеры, порядка первых нанаметров. Была дискуссия, которая до сих пор не разрешена, могут ли вообще быть живые организмы такой мелкой размерности.
Александр Марков: Самая маленькая из земных бактерий, какой размер имеет примерно?
Владимир Сергеев: Побольше, в пределах базирования мельчайшего существования белковых клеток и прочих остатков. Субмикронный размер, который значительно меньше цианобактерий.
Александр Костинский: И что получилось? В этом метеорите они нашли вот эти очень мелкие образования, которые можно интерпретировать, как ископаемые бактерии.
Владимир Сергеев: Как они интерпретировали: в НАСА есть достаточно мощный центр по изучению возможных астробиологических остатков. Профессор из Калифорнийского университета как раз рассказывал, что когда оценивалось, все сотрудники НАСА сказали, что это органика, а он гордо сказал, что это не органика. Дело все в том, что если действительно мы выходим на самый древний уровень, если действительно цианобактерии идут вниз, то встает вопрос, не могли ли они попасть с другой планеты. Есть принципиально такое противоречие, что они не могли долететь, потому что сейчас хорошо показано, что при вхождении ледяного метеорита в атмосферу Земли за счет испарения и при пониженном давлении вода начинает кипеть не при ста, а при 60 градусах. То есть принципиально поверхности Земли такие ледяные метеориты могли достигнуть с остатками жизни. Это тоже хорошо было показано сотрудниками института микробиологии Орлеанским и его коллегами. То есть теоретического барьера для возможности попадания жизни на Землю нет.
Александр Костинский: Да, это серьезное утверждение, потому что вот этот спор, когда возникают такие экстраполяции - три миллиарда, четыре миллиарда. Сама эта клетка, она очень сложная. А вдруг ее занесло? Вдруг она не пятьсот миллионов лет развивается, а пять миллиардов, но на другой планете.
Владимир Сергеев: Для человека, который занимается палеонтологией докембрия, древнейшими микроорганизмами, безумно интересно посмотреть, что же может быть в метеоритах или в ближайших планетах Солнечной системы, в том числе на Марсе. Пока принципиального прорыва, я считаю, что нет. Учтите все данные, которые идут астробиологические, если что-то серьезное найдут, я не уверен, что сразу будет опубликовано. Любая находка жизни за пределами Земли еще может дать большой скачок для новых развитий, новых технологий и для военных областей.
Александр Марков: Особенно если что-то живое.
Владимир Сергеев: Например, уверен, что если бы удалось создать искусственную жизнь, то никто бы об этом говорить не стал. Потому что это дает стране или ученым, которые это создали, огромные преимущества в получении нового биологического оружия или каких-то новых технологий.
Александр Костинский: То есть вы думаете, что если будет найдена новая страна, их количество очень невелико, которые могут долететь до дальних планет, поиски жизни в нашей Солнечной системе, в отличие от поисков жизни на далеких звездах, вообще-то не лишены смысла. И есть ли жизнь на Марсе – вопрос комичный, в советских фильмах такой смешной лектор, это вообще вопрос очень серьезный, который может дать ответы о происхождении жизни и во всяком случае о том, как она появилась на Земле. А что вы можете сказать, вы – скептик, вы уже предупредили, по вашему скептическому взгляду, что мы видим в метеоритах?
Владимир Сергеев: В метеоритах мы видим или суборганические структуры или минеральные образования, которые являлись очень похоже. Те люди, которые занимаются, я считаю, что они должны этим заниматься, поскольку если не искать, то ничего не найдешь. А если ищешь, то неизбежны ошибки. Естественно, человек хочется найденное выдать за действительное - это вполне естественное человеческое желание.
Александр Костинский: То есть те исследования, которые ведутся - это не псевдонаука, это наука, и результаты могут быть крайне серьезными. Вопрос в том, что тяжело, когда у вас нет образцов. Что может быть та жизнь, если мы допустим, что жизнь была принесена на Землю, то это могли быть не цианобактерии, а какие-то еще более ранние формы.
Владимир Сергеев: Причем сейчас интересно получается с тем же Марсом, что 4-4,5 миллиарда лет назад Марс очень напомнил Землю. Это была планета с плотной атмосферой, где активно работали вулканы, текли реки по поверхности, а потом планета умерла, ушла атмосфера, высохли потоки. И то, что мы видим сейчас на Марсе - это примерно получилось три с половиной миллиарда лет назад. Как раз этим увлечен профессор Гарвардского университета Нулан, когда последний раз приезжал к нам в 2005 году, он очень подробно рассказывал, именно связанное с марсианской программой. И показывал то, что изучалось марсоходами и что получили. Строго говоря, пока ничего. Он нашел древнейшую осадочную последовательность за пределами Земли, нанесенную ветром три с половиной миллиарда лет назад. В конце своего доклада он показал наполовину наполненный стакан и сказал: в зависимости от подхода оптимисты говорят, что он наполовину полный, а пессимисты, что наполовину пустой.
Александр Костинский: А есть надежда, что есть структуры, где еще сохранились какие-то формы жизни на Марсе? То, что вы говорите о цианобактериях, которые настолько приспосабливаются, что могут пережить все, что угодно. Не исключено, что под какими-то поверхностными слоями Марса могут быть.
Владимир Сергеев: Вполне могут быть. Мы сейчас знаем, что организмы могут жить, им совершенно необязательно такие условия прекрасные, как на Земле. Они могут быть жить в очень жестких условиях при элементарном наличии воды. Они могут прекрасно жить и под поверхностью Марса и даже в современных условиях. Не только на Марсе и на спутниках Юпитера могут в определенных условиях существовать. Именно зарождение жизни могло быть не в планетах земного типа, а в обломках каких-то типа, скажем, спутника Юпитера Европа, где есть вулканы, есть вода, может быть именно перспективно для поисков современной жизни, а может быть ископаемой, если допустить, что в древние времена солнце светило посильнее.
Александр Марков: А атмосфера там есть?
Владимир Сергеев: И атмосфера есть. Не совсем нужно, чтобы атмосфера была вокруг планеты. Венера маловероятно, поскольку при такой температуре вряд ли там может быть жизнь. А спутники Юпитера и Марса – это конечно.
Александр Костинский: То есть планеты-гиганты вряд ли из-за атмосферы.
Владимир Сергеев: То, что это может быть примитивные бактерии, тоже исключить нельзя.
Александр Костинский: Тем более, что много не надо, если долетит несколько бактерий, если учесть, что у тех же цианобактерий нет оплодотворения, они просто делятся при увеличении размера. Если десяток бактерий долетело, и они начали делиться.
Владимир Сергеев: Главное, чтобы что-то попало, но именно примитивные формы жизни на уровне микроорганизмов.
Александр Костинский: Вы считаете, что поиски, которые ведутся, вообще оптимально построены стратегии?
Владимир Сергеев: Вот здесь я ничего не могу сказать. Их, конечно, надо проводить, потому что если не искать, ничего не найдешь. Оптимально было бы, если бы на Марс полетел космический корабль с людьми, посмотрел бы, собрал образцы, привез - вот это было бы оптимально.
Александр Костинский: Если была бы буревая машина.
Владимир Сергеев: Взяли бы керн и образцы породы с поверхности Марса – вот это было бы оптимально.
Александр Костинский: Марсианские исследования вам кажутся важными.
Владимир Сергеев: Для меня как докембрийского палеонтолога, работающего в значительной степени с цианобактериями, вообще безумно интересно получить что-то такое с Марсом, даже отрицательный ответ. Даже если ничего нет, значит нам не надо больше заморачиваться с космосом и полностью модели развивать для Земли.
Александр Костинский: Получается, что модели космические - не модели фантазеров – это модели реальные, их надо учитывать.
Владимир Сергеев: Теория очень древняя о том, что жизнь распространялась через Вселенную, а не зародилась на Земле. По некоторым оценкам жизнь появилась на Земле где-то четыре с половиной миллиарда лет назад. Древнейшие отложения на поверхности Земли 3,8 миллиарда лет назад происходят из Гренландии. Одно время там описывали остатки микроорганизмов, в том числе достаточно высокоорганизованных. Потом оказалось, что они настолько сильно метаморфизованы, что там ничего не может остаться. То есть, к сожалению, проблема происхождения жизни на земле палеонтологическими методами не решается.
Александр Костинский: И попытка выйти в космос – это может быть попытка решить эту задачу.
Владимир Сергеев: Совершенно верно, изучение того же Марса может принести нам те недостающие этапы, которые на земле просто не сохранились.
Александр Костинский: В действительности космические исследования могут пролить свет, даже отрицательные космические исследования.
Владимир Сергеев: Даже отрицательный результат, если стопроцентно установим, что мы не имеем ничего за пределами Земли - это будет иметь огромное значение.
