Ссылки для упрощенного доступа

Сюжеты

Соло на пентиуме


Вероника Боде, поэт, журналист. Закончила романо-германское отделение МГУ. Издавала газеты «Гуманитарный фонд» и «Новая литературная газета». Автор поэтических сборников «Для света и снега» и «Музыка и бумага». Ведущая воскресного цикла «Свободный день» на Радио Свобода.

Соло на пентиуме


В редакции популярной телепрограммы висит объявление: «Всем корреспондентам строжайше запрещается: задавать глумливые вопросы радостным голосом, если снимается трагическая история!!! Кроме того, запрещается издеваться над всеми убитыми, застреленными, сгоревшими, утонувшими, разбившимися, задохнувшимися!!!»


Шеф-редактора телепрограммы «Сегоднячко» звали Вероника Люксембург. Звонит в редакцию телезритель.
- Будьте любезны Розу Люксембург!
- Она умерла, - невозмутимо отвечает редактор.
Телезритель очень удивлен:
- Да? А когда?
- Лет сто назад, - еще более невозмутимо отвечает редактор.
- А кто же у вас тогда шеф-редактор?
- Вероника Люксембург.


Работая редактором в программе «Сегоднячко», я целыми днями просматривала сводки информационных агентств. Иной раз попадались удивительные «перлы». Например, однажды мне встретилась заметка, в которой рассказывалось о том, как материальная помощь в виде копченых кур, оказанная каким-то бизнесменом, так и не дошла до адресатов – детдомовских детей, вместо этого кур по ошибке отправили в ближайшую воинскую часть. Заглавие заметки звучало так: «Солдаты вместо детей съели копченых кур».


На телевидении есть такое правило: если в закадровом тексте говорится о каком-то предмете или человеке, желательно, чтобы все это было показано в кадре. В гостях у телепрограммы специалист по автомобильному делу. Двое ведущих, стоя рядом в кадре, с умным видом задают ему вопросы. На один из вопросов гость отвечает:
- Ну, вы же знаете: говорят, что в России – три главных беды. Первая – это плохие дороги. Вторая – это дураки. И третья – это дураки на дорогах.
На слове «дураки» камера крупным планом берет обоих ведущих.


Один начальник творческого коллектива долго и со вкусом ругал своих подчиненных за то, что они необразованные, тупые, инертные. Вот то ли дело – в других местах! В сердцах он произнес такую фразу: «Ведь бывает же, б.ядь, творческое горение, на х.й!»


Одна моя знакомая эмигрантка работала парикмахером в небольшом нью-йоркском салоне. В России она получила два высших образования, занимала престижные должности, а тут – стрижка да покраска, двое детей, муж сидит на шее, да еще свекровь из Москвы выписал. Тем не менее, она всегда с глубоким убеждением говорила: «И все-таки тамошняя жизнь по сравнению со здешней -– просто мышиная возня, и больше ничего!»


У моей русской подруги, живущей в Нью-Джерси, за пятнадцать лет жизни вне родины появился сильный американский акцент. Муж у нее был кубинец, дети – билингвы, говорящие по-испански и по-английски. В общем, по-русски ей разговаривать было не с кем. Однажды я ее спросила:
- Слушай, а на каком языке ты думаешь?
Подруга надолго задумалась, потом сказала:
- О делах и о работе я думаю по-английски. О своей семье я думаю по-испански. А о своих родственниках, оставшихся в России, я думаю по-русски.


У моего русского знакомого в Нью-Йорке были специальные «вэлферные штаны». Вэлфер - это государственное пособие для малоимущих, которое, в числе прочих, дают и еврейским беженцам из России. Однако платить за это приходится по полной программе: каждый месяц вэлферная комиссия присылает опекаемым страшные послания, в коих требует отчитаться о своем материальном и семейном положении, состоянии здоровья и доходах. Приходится идти и доказывать, что ты не верблюд, а точнее, что ты именно верблюд и есть, да еще какой. Кроме того, это мизерное пособие приходится отрабатывать на работах типа уборочных, и освобождают от этого только людей со слабым здоровьем. Так вот, этот самый мой знакомый изо всех сил притворялся больным и убогим, чтобы не отрабатывать подачки. Каждый раз, отправляясь в пресловутую комиссию, он надевал эти самые «вэлферные штаны»: потертые джинсы безобразной формы. Жена ему говорила: «Выкинь ты их, видеть тебя в них не могу! Давай я тебе на толкучке за доллар куплю другие, пусть старые и рваные, но хоть нормальной формы!» «Нет, - отвечал супруг, осматривая себя в зеркале придирчивым взглядом, - не надо, - а то слишком уж я хорошо сложен, в других штанах это будет заметно!»


Моя знакомая совершенно случайно переспала с мужем своей подруги, а та впоследствии об этом узнала, но не обиделась. Как-то я спросила, обсуждали ли они когда-нибудь это событие.
– Нет, – ответила моя знакомая, - мы такие разговоры считаем дурным тоном.


Нищенка в метро: «Люди добрые! Вы простите, что к вам обращаюсь, такая молодая!»


На улицах с некоторых пор расставили таблички с надписью: «Московские тепловые сети. При парении звонить по телефону» и дальше указан номер.


У нас в доме, возле мусоропровода, висит объявление: «Граждане жильцы! Подметайте за собой мусор! Уборщица вам не лакей!»


Вывеска в подмосковном городе Климовске: «МАГАЗИН "МАРИЯ" МЯСО».


Подруга рассказывала, что в Париже видела контору ритуальных услуг с многообещающим названием «Будущее».


На Ленинградском проспекте, возле метро «Сокол» есть продуктовый магазинчик. Фирма, которая его держит, называется «ОАО ЛЕНВОР».


Вывеска в провинциальном городе: «ГАЛЕРЕЯ САНТЕХНИКИ».


В редакции литературного журнала – день выдачи гонораров.
- Вы кто? – спрашивает бухгалтер очередного посетителя.
- Я – Богоявленский.
- А это фамилия или псевдоним?
- Псевдоним.
- А фамилия ваша как?
- Фунтиков.
- А вы кто?
- Я – Рабинович.
- А это фамилия или псевдоним?
- Псевдоним.
Бухгалтер поднимает на посетителя удивленные глаза:
- Господи, да если у вас такой псевдоним, то какая же должна быть фамилия?!!


Художник Митя Канторов как-то задумал устроить у себя в мастерской большой весенний бал. Долго мы с ним перезванивались, составляли программу, приглашали разных людей. Накануне бала звонит мне Канторов:
- Слушай, ты знаешь, оказывается у меня в мастерской так грязно! Ты не могла бы приехать завтра пораньше – полы помыть?
Я так и онемела.
- Нет, - говорю, обретя дар речи. – Не могла бы. Найди ты какую-нибудь тетю Машу, заплати ей десятку – она тебе не только полы, но и потолки помоет.
- А ты почему не можешь?
- Да как тебе сказать… Времени нет. Сил. Здоровья. А главное, желания. Зато есть у меня для тебя хорошая новость. Я пригласила на бал свою подругу - известного психоаналитика Каринэ Гюльазизову. Она очень занятой человек, но идея бала ей так понравилась, что он обещала прийти.
- Вот здорово! – обрадовался Канторов. – Так может, она и полы помоет?


История, рассказанная моей мамой об академике В.В.Виноградове, с которым она работала на филфаке МГУ. Во время Великой отечественной войны академика сослали в места от Москвы весьма отдаленные. В ссылку разрешили взять жену и тещу. Добирались своим ходом по железной дороге. Поезд еле-еле тащился, больше стоял, чем ехал, и, наконец, совсем застрял на каком-то полустанке. Виктор Владимирович, обеспокоенный возможным опозданием в ссылку к сроку, дает на место назначения телеграмму следующего содержания: «Задерживаюсь транспортом. Академик Виноградов».


Бабушкин брат дядя Петя, впоследствии погибший во время войны, был тощий-претощий, и при том великий юморист. Вот в один из предвоенных годов собрались все родственники – дело было перед первым мая – и обсуждают, идти или не идти на первомайскую демонстрацию.
- Вы как хотите, а лично я иду! - говорит дядя Петя.
- И что же ты там, Петя, делать будешь? - иронически спрашивает бабушка.
- Как, что? - смеется дядя Петя, выставляя иссохший бицепс. - Мощи свои демонстрировать!


Моему сыну было пять лет. Мы с ним идем по зимней улице. На небе видны одновременно солнце и бледная тоненькая луна. И говорит мой ребенок, воспитанный в диссидентской семье, с горькой усмешкой: «Хм… В ЭТОЙ СТРАНЕ даже луну днем можно видеть!»


Сидим компанией в гостях у прозаика Саши Плоткина. Он рассказывает такую историю, попавшую в его новый роман:
- Еду в электричке и слышу, как два мужичка беседуют. Один говорит: «Вон какие дачи-то роскошные! Это что же за место? Наверное, евреи тут живут?» «Нет, - говорит второй мужичок, - евреи тут не живут. Еврей – он сосну любит!»
Все присутствующие начинают помирать со смеху. (А выпито к тому моменту было уже изрядно.) И вдруг выступает родственник Плоткина, сидящий тут же:
- Чушь собачья!
- Что – чушь?
- Что еврей сосну любит!
Тут все принимаются смеяться еще сильней
- Ну, конечно, - говорит Плоткин. – Тут смешно-то не это, а то, что русские мужички так думают.
- Все равно чушь! – не унимается родственник. – Вот у меня, например, дача в Абрамцево – и никаких сосен там нет!


Поэт Лена Фанайлова когда-то проходила институтскую практику в глухой повинции в качестве врача-терапевта. На вопрос: «Как вы себя чувствуете?» некоторые больные там отвечали: «В одной поре, доктор: то хобот ломит, то в кострец стреляет!» Под хоботом почему-то имелся в виду шейный отдел позвоночника, а под кострецом, как можно догадаться, крестец.


Лена Эрнандес, обрусевшая испанка, учившая меня когда-то танцевать фламенко, очень любила умных мужчин. Она часто повторяла фразу, которую и я впоследствии ввела в повседневный обиход:
- Интеллект у меня – эрогенная зона.


Жил (да, наверное, и живет) в Москве загадочный человек по кличке Командор – в середине 1980-х меня знакомые водили к нему в гости. Он для собственного удовольствия выпускал огромные цветные стенгазеты разной тематики. Была, в частности, кулинарная газета. Там фигурировали следующие блюда: «похороны по-плотски» (они же – «похороны по-скотски»), «тревожная масса». Запеканка существовала в двух ипостасях: «запиханка» и «задыханка». Еще были разные сорта мяса: «синина», «барабанина» и «гноядина». А еще – конфеты «Радий», «Цезий» и «Раковая шейка», период полураспада – прямо на прилавке. Из медицинской газеты я запомнила «дерьмометр» и «кресло-кончалку».


Моя подруга когда-то училась в медицинском институте. И был у нее там преподаватель, врач-хирург, большой энтузиаст своего дела. Выходя вместе с красивой длинноногой девушкой после занятий и направляясь к метро, он спрашивал ее, потирая руки: «Ну, что, в "Медкнигу"?» Она встретила бывшего преподавателя через много лет. Он отнюдь не процветал – зарплата маленькая, в стране развал… Заговорили о том, что надо бы отсюда уезжать. «Да я в конце восьмидесятых уж совсем, было, собрался уезжать, – говорит педагог, – но тут начались новые времена. И Вы знаете, появились такие интересные ножевые ранения, что даже и уезжать жалко…»


Рассказывают, что в 60-е годы случилась такая история. Молодой врач-педиатр попал по распределению на Чукотку и там скоропостижно женился на красавице-чукчанке. Врача часто усылали в командировки - на оленях, на вертолетах - помогать больным детям, супруга оставалась одна. Возвращаясь, муж частенько находил записку: «ушла пить чай на такое-то стойбище». Он - на собаках, на оленях - несся очертя голову на это самое стойбище, а там, в свою очередь, находил другую записку: «ушла на другое стойбище» - а это километров за 50, снова мчался туда - и находил там жену с чужим мужиком. Плакал, рыдал, упрекал, но жена плакала в ответ и не понимала, чем он, собственно, так недоволен. «Ведь при тебе я же этого не делаю, - говорила она. - А тебя так долго не было, я и пошла в гости».
На все упреки типа «Ты меня не любишь!» она отвечала: «Нет, я тебя люблю, ты хороший, ты толстый, ты добрый...» И когда муж бывал дома, она, в самом деле, себе ничего подобного не позволяла.
«А если ребенок родится - вопрошал муж. - Как я узнаю, от кого он!» «Как от кого? - удивлялась жена. - От тебя! Ведь ты же - мой муж!»
Так они и жили. И когда муж, промучившись года два, подал на развод, красавица-чукчанка очень плакала и никак не могла взять в толк, почему он с ней разводится. «Я хорошая жена, - говорила она в суде. - Я ему готовлю, стираю, все делаю... Почему же он не хочет со мной жить?»


В Крыму в девяностые годы развелось множество ресторанчиков, козыряющих друг перед другом разнообразием блюд, напитков и названий. Вот некоторые из них, которые я видела собственными глазами в меню в Коктебеле и Феодосии. Алкогольные коктейли «Опухоль мозга» и «"Потоки грязи» (к сожалению, не помню, из чего они состояли). И еще - отбивная «Десять негритят» (с черносливом).


В городе Курске, где наш поезд стоял по дороге в Феодосию, я совершенно неожиданно была обласкана местными жительницами. Дело было так: я бродила по перрону и спрашивала у бабулек, торговавших всякой снедью, нет ли у них вареной картошки (пять минут назад моя спутница купила замечательную молодую картошечку). Первая бабуля ответила: «Нет, котенок!» Я умилилась формулировке и пошла дальше. Вторая тетенька сказала: «Нет, лапочка!», а третья: «Нет, моя золотая, была, да кончилась!» Уж не знаю, в самом ли деле курянки такие душевные и ласковые или мне просто повезло...


Короткая зарисовка, сделанная Робертом Авадяевым. По улице, не торопясь, вразвалочку трусит здоровенный ротвейлер. За ним на некотором растоянии бежит хозяин, негромко, но очень злобно шипя: «Сальери, сволочь, стой!»


У спортсменов бывают прекрасные говорящие фамилии. Прыгун в воду Олег Доброскок. Один из лучших саблистов, чемпион мира и олимпийский чемпион по фехтованию по имени Виктор Кровопусков. Была еще английская пловчиха по фамилии Bottom, что в переводе на русский означает «дно» - все равно как если бы у русского пловца была фамилия «Топоров».


Хохмы, подаренные Ильей Точкиным. Надпись в зоомагазине: "Попугаи-неразлучники. 1 штука - 120 рублей". Абортарий "Мадонна". Точкин же рассказывал, что в советские времена, когда народ на еврейские праздники собирался возле синагоги – кто пляшет, кто на скрипочке пиликает, - милиция все это дело терпела-терпела, но ближе к вечеру начинала разъезжать мимо по улице в своих «канареечках» (желто-синих автомобилях), на всю округу объявляя в громкоговоритель: «Товарищи евреи, ваш праздник окончен!»


Возле нашей дачи есть заправочная станция под названием «Прометей».


Приехали мы на жутко помпезный международный конгресс на остров Родос, отправились по старому городу пешком в местный замок на прием. Идет по узким улочкам старого города толпа человек в триста, все в вечерних туалетах, в толпе мелькают чалмы имамов и рясы священников. И вот к одному такому батюшке-миссионеру, службу несущему в жаркой мусульманской стране, пристал бродячий пес: бежит за ним и брешет. А батюшка, старенький, седенький, чисто Божий одуванчик, обернется к псу, погрозит ему пальчиком: вот, мол, ты какой проказник, ужо тебе! - пес уши прижмет, шуганется в сторону, но стоит батюшке отвернуться - снова с лаем за ним бежит и только что за рясу не хватает. Причем батюшек в толпе сколько угодно - выбирай любого, так нет, ему именно этого подавай!
Народ со смеху умирает: вот, мол, он – «Диалог цивилизаций»! (именно так назывался форум), а пес, знай себе, брешет на весь старый город. Так, под брех и смех, дотащились мы до самого замка, а там уж пса охрана отогнала.
Разгадка сей загадочной истории пришла ко мне, когда я попыталась у того батюшки взять интервью на тему «как наладить диалог цивилизаций».
«Очень просто, - ответил Божий одуванчик. - Надо сделать всех мусульман христианами. А если они не захотят, уничтожить». (Говорят, собаки очень чутко реагируют на внутреннюю агрессию в человеке.)


В кулуарах того же форума можно было видеть дивные сценки: например, русского патриота Михаила Назарова и раввина Зиновия Когана, мирно беседующих в холле отеля (видимо, о судьбах России...)


Надпись на мусоровозе «ООО Престиж»


Из историй, рассказанных Егором Яковлевым. В разгар перестройки к нему пришел брать интервью японский журналист. В числе прочего спросил, в чем разница между тоталитарным и не тоталитарным государством. И, как ни объяснял ему Яковлев, тот никак в толк не возьмет, все переспрашивает. А у Егора Владимировича над столом висел большой портрет его любимой собаки, австралийской овчарки. И вот, наконец, отчаявшись объяснить японцу что-либо про тоталитарное государство в обычных терминах, Яковлев сказал: «Ну, вот, смотрите: десять лет назад у меня на этом месте висел портрет Брежнева. А теперь тут что висит? Портрет моего кобеля!»


Яковлев рассказывает. Умер какой-то очередной советский вождь. И вот к Яковлеву в кабинет приходит завхоз, чтобы снять портрет. Ставит стул на начальственный стол, лезет на все эти городушки. Яковлев ему: «Вы смотрите, осторожней, не упадите!» А тот в ответ: «Да что вы, Егор Владимирович, не беспокойтесь, я уж за тридцать лет их столько снимал!»


Яковлев отдыхал в подмосковном доме отдыха. Приехал к нему приятель. Бутылку привез, выпили, за другой пошли. Идут обратно и по очереди отхлебывают из горла по маленькому глоточку водки. На мостике через речку встречают местного мужичка. Тот поглядел на них и говорит: «Да что ж вы ее так мучаете-то! Допили бы быстренько, да и все!». «Только в России возможно такое трепетное отношение к бутылке», – комментировал Егор Владимирович.


Отец журналистки Виты Балон, физик-теоретик, когда-то возглавлял лабораторию в одном из одесских институтов. Потом уехал в Израиль. Постепенно перетащил туда всех сотрудников своей лаборатории. Занимался примерно теми же исследованиями, что и раньше. И вот, на вопрос Виты, где все-таки ему больше нравится жить и работать, он ответил так: «Да, в принципе, разницы особой нет, вот только раньше из окна своей лаборатории я видел сосны, а теперь - апельсиновую рощу».


Та же Вита рассказывает какому-то россиянину о своей немецкой знакомой, университетской профессорше. А тот спрашивает: «Ну, хорошо, она профессор университета, а работает-то она кем – свободный художник, что ли?» И долго Вита, которая давненько уехала из России, не могла ничего понять, пока ей не объяснили, какие здесь зарплаты у профессоров.


Саша Костинский, ведущий на Радио Свобода программы, посвященные образованию, как-то в разговоре с религиозным обозревателем Яковом Кротовым обронил, что в Библии ему далеко не все близко, но особенно ему нравятся «Похождения апостолов». Кротов обещал опубликовать это высказывание на своем сайте, заметив, что жанр указан верно – авантюрный.


Журналист Карэн Агамиров рассказывал про свою тетушку из Баку. Звали ее Маргрета, была она ростом с сидячую собаку, огненно-рыжая. Много добра у нее было: что от мужа осталось, что от отца. Квартира большая, ковры роскошные, золото, антиквариат. Но тетя Маргрета ничем этим не пользовалась. Ей было жалко. Она не продавала дорогих украшений и не тратила денег на жизнь. Завтракала она у подруги, обедала у племянницы, ужинала еще у кого-то. А спала в ванной, чтобы не пачкать постельное белье. И не топтать зря ковры в комнатах. Там – в ванной – она и умерла как-то ночью. И никому свое богатство не завещала. Пришли бакинские менты и все растащили. А квартира отошла государству.


Однажды утром в московскую квартиру, где жил Карэн с родителями, позвонили. На пороге стоял человек с чемоданом. Он немедленно бросился обнимать маму Карена: «Ай, Нина-джан, здравствуй, дорогая! А где же Володя-джан? Ай, дорогие, как я рад вас видеть!!!» Родители отвечали, что тоже рады, обнимались и целовались с гостем, устроили его со всеми удобствами, а вечером потихоньку спросили у Карэна, не знает ли он, кто это такой. Карэн не знал. Так и прожил гость неделю неопознанным. И только после его отъезда случайно выяснилось, что это бывший муж троюродной сестры кого-то из маминых подруг.


История, рассказанная Сашей Костинским. В питерскую школу для умственно-отсталых детей приходит комиссия. В зале висят портреты Путина и Матвиенко. Учительница, желая показать, на что способны дети, спрашивает самого «продвинутого»: «Ванечка, кто это?» Ванечка молчит. «Неужели не помнишь?» Ванечка мучается, но вспомнить не может. «Ну, вспомни, Ванечка, ну, мы же с тобой учили!» Ванечка, радостно: «Эти дядя и тетя учились в нашей школе!»


XS
SM
MD
LG