Ирина Лагунина: Я очень хорошо помню это утро 19 августа. Звонок родителей «Вставай, в стране военный переворот». Включила телевизор, там ничего не сообщали. Включила «Эхо Москвы», послушала Виктора Цоя. Решила, что надо быстро вымыть голову. С мыслью, что «Бог его знает, что там будет дальше. Может, нас всех сразу и приберут». Зашел сосед, тоже журналист. С удивлением посмотрел на меня. Я ответила, что перевороты надо встречать с чистой головой. По дороге на работу выяснилось, что Москва спокойна и почти пустынна. Машин было мало, а бронетехники и вовсе не было. Но сомнений в том, что произошло, не возникало. Опять будет введена цензура. Исчезнет эта только появившаяся вольность, что можно не быть членом никакой партии и никто тебя за это не осудит. Исчезнет творчество… Да многое, что исчезнет.
Помню, как в типографии была арестована дискета журнала «Новое время», в котором я тогда работала. Как расклеивали журнал по московским подземным переходам, как привозили ксерокопию к Белому Дому. Помню и Бориса Ельцина, сказавшего, что по Кутузовскому идут танки, и чтобы мы шли в свои редакции и донесли до людей весть о том, что в Москве есть сопротивление путчистам. Помню и знаменитую пресс-конференцию ГКЧП. Это сейчас на сайте «Правители России и Советского Союза» написано, что Геннадий Янаев был три дня – с 19 по 21 августа исполняющим обязанности президента СССР «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР на основании статьи 127(7) Конституции СССР». А тогда, на пресс-конференции, Янаев выглядел очень жалко. Журнал на следующий день вышел с заголовком: «Они захватили власть, но у них дрожат руки». Руки у Геннадия Ивановича просто ходуном ходили. Почему сейчас годовщина этого события прошла почти незамеченной, почему о нем не знает новое поколение? Мнение политиков и общества исследовала Ольга Вахоничева.
Ольга Вахоничева : Участник обороны Белого дома, в 1991 году государственный секретарь при президенте России, член Совета Федерации от Нижегородской области Геннадий Бурбулис сожалеет, что с каждым годом о путче в России вспоминают все реже.
Геннадий Бурбулис: С одной стороны, я радуюсь тому, что ничего подобного уже 16 лет с нами не происходит. С другой стороны, я постоянно убеждаюсь, что уроки 1991 года и оценка путча, она не получает той человеческой и исторической адекватности, той правды жизненной, если угодно, научной истины, которой бы хотелось. Обращаю внимание на ежегодные опросы социологического нашего сообщества центра Юрия Левады, я вижу, какова тенденция. Люди все больше и больше как бы рассматривают те события с позиции такого жизненного нейтралитета и все меньше и меньше осознают, что в августе 1991 года путчисты в нашей общей, коллективной беде, они сделали необратимым распад нашей родины, Советского Союза. Они практически подвели черту под очень трудными и сложными попытками обновить союз через новый союзный договор. Путч в августе - это "политический Чернобыль" советской милитаризованной, административной системы.
Ольга Вахоничева : 21 августа 1991 года вице-президент России Александр Руцкой вылетел в Крым, чтобы освободить и доставить в Москву президента СССР Михаила Горбачева, находившегося под арестом в президентской резиденции в Форосе. Этот перелет запомнился Руцкому больше всего.
Александр Руцкой : Это забыть невозможно, потому что сложно было и заполучить самолет, полететь туда, в Форос. Вы знаете о тех событиях, которые происходили в Форосе, какие команды давались для того, чтобы не принимать этот самолет. Поэтому, вернув президента Советского Союза, мы избежали серьезного кровопролития. Потому что непонятно, чем бы могло все это закончиться, когда в Москву введена была боевая техника, войска. Поэтому ситуация была очень драматичной. В памяти такие сюжеты сгладиться не могут.
Ольга Вахоничева : Хотя в августе 1991 года Руцкой был одним из самых активных участников обороны Белого дома и разгона путчистов, сейчас он отмечает, что люди, организовавшие ГКЧП руководствовались, по его мнению, не собственными интересами, а интересами государства, так как они их понимали.
Александр Руцкой : Те, кого называют тогда и сегодня ГКЧП, люди стремились защитить не собственные интересы, а сохранить страну. Вопрос - как это они делали, что от этого получилось? - это тема другого разговора. Поэтому к тем людям, которых сегодня называют гкчпистами, некоторых чуть ли не считают врагами народа. Это неправильно. Почему? Потому что люди пытались сохранить Советский Союз, имеют определенные заслуги, участники Великой Отечественной войны, люди, прошедшие, скажем, суровую школу жизни. Поэтому они старались сохранить любым путем Советский Союз.
Спустя 16 лет, мы можем себе задать вопрос. После развала Советского Союза, кто стал жить лучше? Да, практически никто не стал лучше жить. Как готовился новый союзный договор под руководством Михаила Сергеевича Горбачева, это тоже мы все знаем. Если бы была принята правильная форма союзного договора, то есть республикам были представлены политические и экономические свободы, мы бы получили дополнительные места в ООН. И я вам скажу, не перешло бы это все в такую тяжелую для страны драму. Мы взяли собственный дом, который был создан исторически, взяли и развалили вместо того, чтобы уточнить союзный договор и произвести его подписание.
Ольга Вахоничева : После подавления путча члены ГКЧП были посажены в тюрьму по обвинению в измене Родине, но вскоре амнистированы. До сих пор некоторые участники ГКЧП ведут активную деловую и общественную жизнь.
Три дня путча кардинально изменили экономическое устройство и политический строй России, уверен президент фонда социальных и интеллектуальных программ Сергей Филатов.
Сергей Филатов: Я недоумеваю над теми людьми, которые говорят о том, что провалились реформы, провалилось либеральное движение. На самом деле люди должны понять, что мы сегодня живем в другой стране только благодаря тому, что это произошло в 90-е годы. К сожалению, не всегда по нашей инициативе, это в том числе и по ошибкам, которые сделало чиновничество Советского Союза, когда ввело танки в Москву, это ускорило события, сделало их на самом деле трагическими. Если бы это не произошло, ГКЧП, то, может быть, мы бы развивались труднее, в большей, так сказать, внутренней борьбе, но я думаю, что движение было бы, конечно, в эту же сторону.
Ольга Вахоничева: Как вы считаете, были ли у гэкачепистов хоть какие-то малейшие шансы на победу тогда, в 1991?
Сергей Филатов: Думаю, что были. Если бы, скажем, внутри у них не произошло раскола, особенно среди военных, если бы военные сами не жаждали перемен в стране, то, думаю, могло бы получиться, потому что они все были очень связаны дисциплиной и корпоративной связью.
Ольга Вахоничева: Горячее стремление отстоять демократию обернулось жертвами. Как вы считаете, не сворачивает ли сегодня Россия с демократического пути?
Сергей Филатов: Я думаю, не сворачивает, просто наша власть приспосабливается к новым условиям для того, чтобы, с одной стороны, более жестко проводить реформы, с другой стороны, постараться максимально не упустить того, что уже было достигнуто.
Ольга Вахоничева : Это было мнение президента фонда социальных и интеллектуальных программ Сергея Филатова.
Ну а нынешняя молодежь, судя по данным социологов, знает о путче 1991 года в основном по документальной хронике, которую, кстати, телеканалы демонстрируют все реже и реже. Согласно результатам опросов, 48 процентов россиян считают августовские события «всего лишь эпизодом борьбы за власть в высшем руководстве страны». Говорит социолог Левада центра Олег Савельев.
Олег Савельев: 24 процента россиян считает, что это трагические события, имевшие гибельные последствия для страны и народа. 10 процентов называют эти события победой демократической революции, покончившей с властью КПСС. 18 процентов не имеют определенного мнения по отношению к этим событиям. В этом году сообщило 8 процентов россиян, что их симпатии были тогда на стороне ГКЧП, на стороне Ельцина и демократов был 21 процент. Не успели разобраться в ситуации треть россиян и в то время были еще ребенком около 20 процентов россиян.
Ольга Вахоничева : Это был социолог Левада-центра Олег Савельев.
Ирина Лагунина: Об общественном мнении в России по поводу путча 1991 года рассказывала Ольга Вахоничева. Как американские эксперты оценивают попытку августовского переворота 16 лет спустя? Я передаю микрофон в Нью-Йорк Яну Рунову.
Ян Рунов: Свою оценку событиям тех лет дает один из ведущих американских специалистов по России, профессор Уеллеслей-колледжа, содиректор Центра российских и евразийских исследований при Гарвардском университете Маршалл Голдман.
Маршалл Голдман: Это было историческое событие, непохожее на обычные государственные перевороты и заговоры, которых много по всему миру. Развязка оказалась лучшим, что произошло в стране за многие десятилетия. Я оказался в Москве на следующий день после начала путча. Я следил за развитием событий, видел Ельцина на танке, видел возвращение Горбачева в Москву после домашнего ареста. Отлично помню, что когда путчисты сдались, население страны испытывало невероятную гордость за себя и свое государство. Люди верили, что наконец-то сделали правильный выбор.
Ян Рунов: Сейчас кое-кто сомневается в правильности выбора, поскольку это стало началом развала Советского Союза.
Маршалл Голдман: О да, отчасти попытка переворота была вызвана именно тем, что Горбачев намеревался предоставить независимость одним республикам и большую автономию другим. И когда Ельцин получил контроль над страной, стало очевидно, что СССР заканчивает свое существование как союзное государство.
Ян Рунов: К чему мир пришел в результате этого?
Маршалл Голдман: Закончилась «холодная война». Но сегодня, к сожалению, мы видим возрождение напряженности в американо-российских отношениях. Не исключено, что через какое-то время при определенных обстоятельствах мы и воскликнем: лучше бы все было по-старому. Но 16 лет назад мир был полон оптимизма, Горбачев производил на Запад положительное впечатление. До того ядерные ракеты Америки и Советского Союза были нацелены друг на друга, ситуация часто была устрашающей. С другой стороны, можно сказать, что именно поэтому существовал баланс сил и никто не хотел начать первым, потому что никто бы не стал победителем. Сегодня, хотя риторика с обеих сторон часто бывает воинственной, в Москве и в Вашингтоне нет тех опасений, что одна сторона может начать ядерную атаку против другой. Хотя у Соединенных Штатов и у России есть ядерное оружие, но хочется верить, что мы не вернемся к прежнему конфронтационному состоянию. Некоторые историки сравнивают сегодняшнюю Россию с Германией в период после поражения в Первой Мировой войне. Здесь есть разница. Униженная Германия, испытывавшая экономическую депрессию, мечтала о сильной власти, о восстановлении своей роли в мире. Россия шла в том же направлении. В 90 годах экономика страны была в плохом состоянии, национальная гордость россиян была ущемлена, однако благодаря высоким ценам на нефть Россия вернула себе статус не военной, но экономической сверхдержавы, и это спасло ее от возможного повторения германского пути. Конечно, в стране есть националисты, требующие восстановления империи в советских границах, но страна развивается в ином направлении, чем Германия, благодаря неожиданной для России экономической удаче.
