Алексей Кузнецов: В этом году исполняется 110 лет со дня рождения одного из самых ярких французских писателей и ученых Жоржа Батая. В издательстве «Ладомир» вышел второй том его собрания сочинений – он называется «Проклятая часть». Между прочим, первый том, включающий литературные произведения Батая, вышел еще в прошлом веке – в 1999 году. За это время некоторые произведения успели выйти в других изданиях и других переводах. Тем не менее, сведенные в один том сочинения Батая – событие в литературном мире.
Сегодня у нас в гостях Елена Гальцова, доцент РГГУ, переводчик и автор комментариев к книге «Проклятая часть».
Елена Дмитриевна, Жорж Батай не настолько широк известен российской читающей публике.
Елена Гальцова: Во-первых, я хотела бы не согласиться с тем, что Батай у нас совершенно не известен. Разумеется, широкой публике неизвестен, но широкой публике неизвестны очень многие имена французских философов. Что касается российских гуманитарных кругов, то Жорж Батай, в общем-то, известен. Более того, это фигура довольно модная в российских интеллектуальных кругах. Батай принадлежит, собственно, к тому же самому поколению, что и французские сюрреалисты. Он родился в конце XIX века, и его творчество приходится на, условно говоря, конец 20-х годов, вплоть до начала 60-х. Философия Жоржа Батая – это философия, которую условно можно охарактеризовать как философию авангардистского толка, то есть она связана определенным образом с политикой, с левыми, даже левацкими политическими течениями Франции. И, с другой стороны, это философия достаточно сложной природы, потому что по сути своей Батай – это автор, которого невозможно причислить ни к какой из гуманитарных дисциплин.
Батай начал как писатель. Издательство «Ладомир» выпустило книгу, которая называется «Ненависть к поэзии, и в этой книге собраны литературные произведения Батая. Данная книга Батая «Проклятая часть» - это второй том собрания сочинений Батая, и здесь как раз представлены, так сказать, научные его произведения.
Алексей Кузнецов: Подзаголовок этого тома «Проклятая часть» - «Сакральная социология». Не могли бы вы подробнее объяснить, как переводчик, как знаток этой темы, как понимать вот такое словосочетание?
Елена Гальцова: Этим выражением как раз мы попытались сформулировать вот это вот внедисциплинарное мышление Батая. Дело в том, что в этой книге объединяются его экономические произведения, философские произведения и, условно говоря, социологические. Но ни к одной из этих дисциплин эти произведения не относятся. Поэтому была найдена формулировка, которая стремится скорее избежать точного определения, нежели дать какое-то определение.
Алексей Кузнецов: Вы сказали, что творчество Батая имеет определенные связи с левацкими взглядами. Батай умер в 1962 году. Можно ли усмотреть в его произведениях и в этих связях с левацкой идеологией предтечу событий в Париже 1968 года? Я не думаю, что были прямые связи. Или были?
Елена Гальцова: Батай принадлежит к тому поколению, для которого слово «революция» имело какое-то особое позитивное значение. Вместе с тем, Батай значительно радикальнее французских коммунистов или тех же сюрреалистов, троцкистов и так далее. Надо сказать, что при жизни политические взгляды Батая, в общем-то, были не очень хорошо поняты. Во Франции открытие творчества Батая происходит после его смерти и после 1968 года. И группа французских структуралистов под эгидой Филиппа Салерса как раз воспринимала Батая после 1968 года как такую фигуру, которая не просто воплощала собой предчувствие всяческих катаклизмов и революций, но и фигуру, которая каким-то образом оказалась более радикальной, чем все эти революции. После 1968 года, когда во Франции, собственно, начинает проявляться очень большой интерес к творчеству Батая, главной идеей как раз было то, что структурализм потерпел крах. И в творчестве Батая, так же как и в творчестве Энтени Арто, видели преодоление позитивистского взгляд на вещи. В этом смысле Батай как бы не только предшественник революции 1968 года, но в какой-то степени фигура, продемонстрировавшая уже и некие философские последствия революции 1968 года.
Алексей Кузнецов: Говоря с некоторыми сотрудниками издательства «Ладомир», я уловил в их отношении к книге «Проклятая часть» совершенно отчетливое стремление ее осовременить, не просто в мировом смысле, но и чисто в российском, с точки зрения современной, сегодняшней России. Вы переводили эту книгу. У вас не возникало таких ощущения?
Елена Гальцова: Вообще-то, честно говоря, нет. Это собрание сочинений, которое издает издательство «Ладомир» является скорее не политическим предприятием, а скорее научным. И мы пытались максимально разъяснить какие-то вещи, которые российскому читателю будут непонятны. Я не считаю, что это осовременивание. Это, скорее, просто научное комментирование.
Алексей Кузнецов: В этом году исполняется 110 лет со дня рождения Жоржа Батая и одновременно 45 лет со дня его смерти. В России издание этой книги можно соотнести с этими юбилеями?
Елена Гальцова: Понимаете, издание книги – это сложный процесс. В общем, так совпало, что эта книга вышла к юбилею Батая. Дело в том, что у нас судьба творчества Жоржа Батая складывается довольно непросто. С одной стороны, имя Батая стала довольно широко известно в интеллектуальных кругах России после перестройки, когда издатели, филологи, философы стали ликвидировать так называемые белые пятна в истории. И в этот момент накапливается огромное количество разной информации о Батае, переводится часть художественных произведений, философских, но в целом как бы информация о Батае значительно превышает количество каких-то позитивных знаний об этом авторе. И у меня такое впечатление, что в России сложился уже некий стереотип Батая-мистика, Батая-порнографа, что-то в таком духе. И мне кажется, что выход книги «Проклятая часть», в которой собраны, собственно, научные произведения Батая, послужит такой демистификации этого образа, таинственного образа такого писателя, которого никто не может понять, но о котором складывается огромное количество разных, совершенно безумных легенд. В этом смысле, может быть, очень хорошо, что это выходит в некий юбилей Батая, потому что удастся, может быть, как-то вернуть Батая в научный контекст.
В предисловии Сергей Николаевич Зенкин как раз обращает внимание на то, что Батай создает некую науку, что это общая наука, для которой характерен целостный подход. И, разумеется, эта наука оказывается как бы на грани с не наукой. Вот этот вот целостный подход – это выражение таких энциклопедических что ли тенденций, которые были очень характерны для его творчества. Он суммирует разные знания, относящиеся к экономике, к физике, к истории, к эстетике и так далее и выстраивает совершенно удивительный текст, обладающий очень сильной внутренней логикой. Но при этом в процессе этого суммирования вмешивается другая сила. Опять-таки тенденция очень характерная для Батая. Дело в том, что в центре философии Батая стоит представление о трате, которое он заимствует у Герберта Моса, о трате, об уничтожении и так далее. И вот эта вот сумма, это энциклопедия, которую, по сути дела, создает Батай в своих научных произведениях, она одновременно им же и уничтожается. И в этом смысле, в общем-то, все произведения, которые мы собрали в этом томе, они совершенно парадоксальны, потому что, с одной стороны, они действительно являют собой некую попытку такого серьезного научного дискурса, и вместе с тем этот дискурс как бы не приводит к какому-то блистательному выводу. И многие произведения Батая из этого тома заканчиваются совершенно не научным способом: или же стихотворением, в прозе, или же признанием того, что вот вся эта наука на самом деле была вовсе не наукой или мистикой.
Алексей Кузнецов: Так считает Елена Гальцова, доцент РГГУ, переводчик и автор комментариев к книге Жоржа Батая «Проклятая часть». Нам же остается согласиться и с ней, и с самим Батаем – чаще всего самые перспективные научные открытия возникают «на грани», на стыке разных наук. Ну, а то, что читать Батая нелегко, право же, не проблема – есть в литературе тексты и посложнее. Причем в литературе не научной, а самой что ни на есть художественной…
