Программу ведет Михаил Саленков. Принимает участие сотрудник правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов.
Михаил Саленков: В Ингушетии новое убийство. В Назрановском районе республики неизвестными застрелен сотрудник милиции. А информационное агентство «Интерфакс-Юг» сообщает со ссылкой на источники в правоохранительных органах, что в столице Ингушетии, Назрани, обстреляно здание кинотеатра. Жертв нет, так как в этот момент в здании не было ни сотрудников, ни посетителей. Дополнительные части внутренних войск направлены на блокирование административной границы республики – это связано с участившимися нападениями на мирных жителей и милиционеров. Принимаются специальные меры по розыску нападавших и организаторов этих нападений, среди которых, как сообщают спецслужбы, есть эмиссары «Аль-Каиды». Вот об этом перед выходом программы в эфир я побеседовал с сотрудником правозащитного центра «Мемориал», специалистом по данной теме Александром Черкасовым. По мнению Александра, сегодня в Ингушетии правоохранительные органы повторяют ошибки второй чеченской кампании.
Александр Черкасов: И «Магас», и «Гефир», как называют одного из руководителей, и другие позывные раньше назывались. Другое дело, что и в Чечне, и в Ингушетии, и в Дагестане нередко полевые командиры берут себе арабские псевдонимы, точно так же как многие революционеры брали себе псевдонимы в романтическое революционное время. Так что использование тем или иным персонажем арабского позывного вовсе не означает его принадлежность к арабам. Во-вторых, говорится об очень больших деньгах. Я усомнился бы в этих больших деньгах, прежде всего сославшись на материалы, которые были обнародованы Федеральной службой безопасности в прошлом году. Речь идет об архиве абу-Хафса, одного из арабов, которые действительно участвовали в подполье на Северном Кавказе. В его архиве учитывался, я напомню, приход и расход денег на северокавказское подполье. И, помнится, за 2006 год там было указано, что из-за рубежа поступили деньги в размере 300 с чем-то тысяч долларов. Если мы прикинем, сколько же у нас на Северном Кавказе боевиков и сколько приходится на каждого, то, наверное, даже на патроны не хватит. В тех же бумагах, обнародованных ФСБ, говорилось, что значительная сумма – несколько миллионов долларов – была получена за выкуп высокопоставленного заложника в Ингушетии. Из этих документов следовало, что значительная, если не большая часть денег поступает отнюдь не из-за рубежа, а из, скажем так, самофинансирования. В этом, наверное, ключ к проблеме. Даже если границы России окажутся на замке, при нынешних методах борьбы с террористическим подпольем это подполье только будет воспроизводиться.
Михаил Саленков: Уже есть сообщения о том, что в республике растет недовольство действиями федеральных военных.
Александр Черкасов: Потому что тот метод, который сейчас применяется в Ингушетии, как, впрочем, применялся и в первые годы войны в Чечне, он только порождает мобилизационную базу для организаторов подполья. Внесудебные казни, пытки, зачистки практически по чеченскому сценарию – они ведь в Чечне привели к тому, что несколько лет продолжалась масштабная партизанская война. И только когда наступил этап чеченизации конфликта, когда полномочия были переданы местным силовым структурам из этнических чеченцев, которые хотя и применяли насилие, да, отнюдь не всегда законно, но значительно более избирательно действовали, - удалось значительно снизить общий уровень насилия в Чеченской республике. А в Ингушетии сейчас, по сути дела, повторяется, мягко говоря, негативный опыт первых лет второй чеченской. Насилие несоразмерно, насилие не избирательно, а это только порождает сопротивление. И боюсь, что это куда более правдоподобное объяснение, нежели миллионы, вдруг поступившие из-за рубежа.
До сих пор никто никогда не говорил о том, что, якобы, у подполья появились такие деньги, хотя обострение обстановки там идет уже очень давно. Это центральные средства массовой информации об этом говорят только последние 1,5 месяца. Это обострение идет уже как минимум на протяжении последних полутора лет, и до сих пор никто о больших деньгах не говорил. Боюсь, что это простое объяснение, которое снимает ответственность с тех, кто должен задуматься над собственной тактикой в борьбе с реальной опасностью, с реальной угрозой, но чуть-чуть изменить методы. Вряд ли можно в течение многих лет тушить пожар бензином.
Михаил Саленков: Александр, вы, наверное, слышали, президент республики Мурат Зязиков принял решение запретить митинги и вообще все массовые акции, сославшись на печальный опыт Грозного. Можете напомнить, что это за опыт? И, главное, не ухудшит ли это решение ситуацию в самой Ингушетии?
Александр Черкасов: Мурат Магомедович Зязиков говорит о слишком давнем опыте. Он, видимо, имеет в виду массовые митинги 1991 года, приведшие к падению советской власти в Чечне и к установлению власти сепаратистов. Если же просто молчать о том, что происходит в Ингушетии, то, боюсь, как раз ситуация может приблизиться к взрыву, к тому, чего Мурат Магомедович боится.
Михаил Саленков: Кадыров заявил о том, что может навести порядок и в Ингушетии, знает, как это сделать, и даже предложил конкретные меры.
Александр Черкасов: В чем была эффективность действия Рамзана Кадырова и его силовых структур? В том, что вчерашние боевики, перейдя в его силовые структуры, направлялись затем для борьбы с подпольем в те места, где раньше жили и воевали. Боюсь, что никто сейчас не пойдет на то, чтобы каким-то образом подполье нынешнее, действующее в Ингушетии, перелить в новые силовые структуры. Так что методы, которые оказались эффективными в Чечне, я не говорю здесь об их законности и так далее, вряд ли окажутся применимы в Ингушетии.
Михаил Саленков: Говорят о том, что руководит этим подпольем Доку Умаров.
Александр Черкасов: Умаров – это сейчас лидер чеченского вооруженного сопротивления. То, что центр тяжести и боевые действия были переведены в Ингушетию из Чечни уже достаточно давно, это очевидно, и об этом свидетельствует даже то, что Шамиль Басаев погиб в Ингушетии, а не где-нибудь в Веденском районе. Это следствие разных процессов, но, в частности, и того, что в Ингушетии, не в последнюю очередь тактикой, избранной российскими силовыми структурами, была создана достаточная мобилизационная база для вооруженного подполья. Нечто подобное было и в Кабардино-Балкарии. Но если мы обратимся к опыту Европы, то и в Стране басков, и в Северной Ирландии жесткие действия полицейских и армейских структур лишь способствовали воспроизводству подполья. Везде так. Это наиболее естественные действия для силовых структур. Другое дело, какой акцент – недисциплинированные войска или, более того, силовые структуры, которые считают, что нарушение законов, кодексов, систематическое нарушение прав человека полезно для дела – вот это очень опасное заблуждение. Потому что, в конечном счете, для дела это вредно, это лишь умножает силы противника.
