Владимир Тольц: В России - как и в других странах – любят отмечать годовщины победных военных акций, реальных и мнимых (будь то битва на Чудском озере, на Куликовом поле или Курская). Но есть и исключения. Одно из них – начавшаяся 17 сентября 1939 года операция РККА, в советской историографии получившая название «освободительного похода Красной Армии». На Западе он именуется «советским вторжением в Польшу») или «Четвертым разделом Польши» (Впрочем, последний термин используется теперь и некоторыми российскими историками.)
Причин у этого «исключения», думаю, несколько. Это и то, что через полтора года партнер СССР по разделу Польши – нацистская Германия, оказался ее военным врагом. И то, что почти 22 тысячи поляков, захваченных в плен в результате этой операции Красной Армии, были по решению советского руководства тайно расстреляны, а вина за это массовое убийство возлагалась долгие годы на гитлеровцев. О том, чем является для поляков сегодня память об «освободительном походе Красной Армии» моему варшавскому коллеге Алексею Дзиковицкому рассказывает польский историк профессор Юзеф Шанявский:
Юзеф Шанявский: 17 сентября 1939 года – это очень важная дата в истории Польши. В этот день главный союзник Адольфа Гитлера Иосиф Сталин как разбойник напал на нашу страну. Это удар ножом в спину. Даже Гитлер искал повод, чтобы напасть на Польшу - Гданьск, экстерриториальный коридор через польскую территорию и так далее. Здесь и этого не было, просто-напросто два человека, Сталин и Гитлер, совершили четвертый раздел Польши, причем это была только часть плана разделения Европы на сферы влияния в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа. Нападая на Польшу, Москва говорила об освобождении западной Белоруссии, западной Украины. Однако даже те белорусы и украинцы, которым не нравилась польская власть, потом горько пожалели о том, что пришла власть советская. Сотни тысяч украинцев, белорусов, поляков оказались в лагерях на Сахалине и в Магадане. То, что случилось тогда, до сих пор не получается исправить.
Владимир Тольц: В этом году некруглую годовщину начала недолгой советско-польской войны 1939 года тоже обошли бы молчанием, если б не крупнейшее культурное событие, запланированное как раз на 17 сентября – на 68-ю годовщину начала акции. Я имею в виду премьеру фильма известного польского режиссера Анджея Вайды «Post mortem. Катынь». Отец чтимого ныне в России Вайды – один из пленников Катыни, тайно убитых НКВД в 1940 году. Уже хотя бы поэтому понятно то беспокойство, которое заранее возникло в осведомленных кругах российского политического руководства. (Тем более, что в фильме Вайды участвуют и известные российские актеры). Руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой, к примеру, высказал эти опасения в такой осторожной форме: «Я уверен в том, что у Вайды огромный эстетический такт, и он не решится на какие-то жуткие сцены с политическим подтекстом».
По этому поводу главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" Федор Лукьянов говорит мне:
Федор Лукьянов: Во-первых, конечно, имя Вайды может, я надеюсь, немножко смягчить политизацию этого фильма. Потому что Вайду, как ни относись к Польше, к Катыни, российско-польским отношениям и так далее, к Вайде в России по-прежнему относится хорошая большая часть российского культурного сообщества. И он совсем недавно ставил спектакль здесь, его знают, помнят и уважают. К тому же я действительно в данном случае согласен с Швыдким, что Вайда большой художник, а художественное осмысление и пропагандистское – это все-таки разные вещи и всегда художественное, с ним гораздо сложнее что-то делать негативное. Но в целом, наверное, это станет фоном или составной частью общей ситуации, которая крайне неприятная.
Владимир Тольц: Если коротко, то «общая ситуация», о которой говорит Федор Лукьянов, сводится к тому, что на современном «историческом фронте» давно, еще с советских времен, ведется некая русско-польская война, важнейшей составляющей которой, помимо прочего, является тот самый «политический подтекст», о котором упомянул Михаил Швыдкой. Поляки находят в современной российской жизни прежде всего продолжение исторических изломов советского прошлого. Юзеф Шанявский говорит:
Юзеф Шанявский: Если президент России – это человек НКВД Владимир Путин, то как же может быть иначе? Я специально сказал НКВД, а не КГБ, поскольку это в принципе то же самое – преступная организация. По-моему, Владимир Путин и теперь не отрекся от Сталина. И это несмотря на то, что в Советском Союзе были уничтожены десятки миллионов собственных граждан. Как же это иначе назвать, как не преступлениями геноцида? Кроме того, до сих пор останки Сталина лежат в Кремлевской стене. И это для теперешних властей России нормально. Говорят, что президент Белоруссии Лукашенко – это диктатор, но по сравнению со своим российским коллегой он просто ребенок. Настоящий диктатор, который управляет Россией, через Лукашенко так же Белоруссией – это Путин.
Владимир Тольц: На этом фоне двусмысленное отношение российской историографии к осеннему польскому походу Красной Армии в 1939 году, к массовому катынскому убийству, которое вопреки польским требованиям российские власти отказываются признать геноцидом, усугубляюще влияют не польские представления о том, что современная российская политика по отношению к Польше - прямое продолжение советской…
Юзеф Шанявский: Конечно, влияет. Для поляков это фундаментальный вопрос. Поляков погибло значительно больше, чем в Катыни. Если катынское преступление не считать геноцидом, то что вообще такое геноцид? Хотя если в Кремле правит советский офицер КГБ, именно советский, то что же здесь можно ожидать?
Владимир Тольц: Российский политолог Федор Лукьянов усматривает источник русско-польских столкновений на «историческом фронте» в близости российского и польского подходов к прошлому:
Федор Лукьянов: Россия и Польша отличаются от остальной Западной Европы тем, как они видят историю. Западная Европа, объединившаяся в европейское сообщество полвека с лишним назад, безусловно, свою историю не забыла и от нее не отказалось, и ее по-прежнему изучает, уважает и все прочее. То, от чего отказались западные европейцы – это от использования истории в качестве политического оружия сегодня. Потому что если бы те страны, которые стояли у истоков европейского сообщества, начали выяснять, кто кому сколько должен и на чьей стороне историческая правда, то тогда, конечно, никакого ни европейского сообщества, ни Европейского союза, ни единой валюты, ни всех прочих замечательных вещей просто не было бы. Потому что это спор, который никогда и нигде не ведет к консенсусу, а ведет только к разногласию. Вот этим Западная Европа кардинально отличается от Европы Восточной, которая включает в себя как новых членов европейского союза, так и страны, остающиеся в ней – Россия, Украина и прочие. Здесь абсолютно другое понимание того, что такое история и как она может и должна служить политике. Поскольку все эти страны в той или иной степени заняты строительством либо новой идентичности, либо компенсацией, психологической компенсацией того, что было в прошлом. Для современной России, которая не очень понимает куда она двигается и чего она хочет, исторические корни становятся заменой видения будущего. Но корни, естественно, не во всем их разнообразии, а избранные, те, которые с точки зрения современных идеологов лучше подходят для строительства какого-то нового идеологического каркаса. И получается, что этот каркас состоит даже не из истории, а некоторых мифов, когда выгодные вещи усиливаются и гиперболизируются, а невыгодные либо замалчиваются, либо переворачиваются и превращаются в нечто другое.
Владимир Тольц: Допуская возможность разнообразия в толкованиях того или иного эпизода прошлого, Федор Лукьянов считает при этом, что Катынское злодеяние должно быть однозначно осуждено и не может являться предметом дальнейших политических спекуляций.
Федор Лукьянов: Катынь – это вещь, которую оспаривать бессмысленно со стороны России. Тем более, что это было признано официально при Горбачеве, затем при Ельцине. И пытаться сдать назад, что осторожно, подспудно пытается делать современная российская власть – это абсурдно и это, конечно, чудовищно. Но именно поэтому, понимая эту абсурдность, я думаю, что реакция России на этот фильм и вообще спекуляции на поднятие этой темы будет тем более резко и негативно. Юпитер сердится, потому что он неправ.
Владимир Тольц: Мрачноватое предсказание! Тем временем в России готовят «киноответ» полякам - к новому ноябрьскому празднику планируют выпуск фильма о польских интервентах начала 17 века. А в Польше с нетерпением ждут премьеры нового фильма Вайды, о которой мы расскажем вам на следующей неделе.
