Программу ведет Виктор Нехезин. Принимает участие адвокат Каринна Москаленко.
Виктор Нехезин: Европейский суд по правам человека в Страсбурге огласил свое решение по делам трех чеченских женщин против России. Суд усмотрел нарушения двух статей Европейской Конвенции по правам человека, отклонил жалобы на нарушения двух других статей и обязал Россию выплатить Елене Гончарюк, Хейди Махаури и Патимат Гойговой компенсацию в размере почти 170 тысяч евро - российские СМИ называют эту компенсацию рекордом однодневной работы Европейского суда. По свидетельству потерпевших, во время так называемой "зачистки" в Старопромысловском районе Грозного в январе 2000 года солдаты расстреливали мирных жителей. Елена Гончарюк и Хейди Махаури сами получили тяжелейшие огнестрельные ранения, у Патимат Гойговой погибли мать и брат. Представители России заявляли, что нет никаких доказательств того, что преступления были совершены российскими военнослужащими, и что расследование военной прокуратуры не подтверждает заявления чеченок. Однако женщинам удалось доказать, что к моменту зачисток Старопромысловский район Грозного был полностью под контролем федеральных сил, и никто другой этих преступлений совершить не мог. Дела "Гончарюк против России" и "Махаури против России" были представлены в суде юристами Правозащитного центра "Мемориал" и Европейского Центра защиты прав человека. Дело "Гойгова против России" представляли юристы проекта "Правовая инициатива" по России.
Я попросил прокомментировать решение Страсбургского суда по правам человека известного адвоката, главу Центра содействия международной защите Каринну Москаленко.
Каринна Москаленко: Суд признал нарушение статьи 2-й - это право на жизнь, и статьи 13-й - это право на то, чтобы иметь возможности эффективно защищаться в своей стране. Вот эти два права суд счел нарушенными в отношении трех заявителей. Это дело было соединено, кстати, оно было подано в разное время в 2000 и в 2001 году. Относительно событий 2000 года в Старопромысловском районе возникла необходимость соединить эти дела, потому что они были сходны по своим типологическим, характерным чертам. А надо вам сказать, что у нашего центра, Центра содействия международной защите, тоже достаточно большое количество подобных дел. У нас еще нет принятых решений, но некоторые из них - уже закончены коммуникации или коммуницируются сейчас. И большинству из них, надо отметить, Европейский суд дал приоритетное рассмотрение.
В этих делах есть очень важные для всех так называемых чеченских дел характерные особенности. Почему я говорю "так называемых", потому что, конечно, это дела российские прежде всего. Во всех этих случаях имело место то, что мы называем безнаказанностью. Потому что если бы государство на своем уровне, на уровне своей юрисдикции правильно расследовало бы дело, наказало бы виновных, выявило бы этих виновных, не было бы вот этой ситуации безнаказанности, - может быть, эти дела никогда не попали в Европейский суд. Ведь Европейский суд - это такая дополнительная мера защиты, это не основное средство защиты. Основные средства защиты все расположены у нас, в нашей стране или в любой другой стране - члене Совета Европы. Но когда государство манкирует своими обязанностями, когда оно не придает значения такого рода страшным делам, потому что речь идет о жизни человека, то и получается, что люди вынуждены искать защиту в Страсбурге. Надо сказать, что двое заявителей проживают сейчас не в России - Норвегия, Бельгия, и только один заявитель проживает в Ингушетии. И никто - в Грозном. Потому что вернуться после таких событий туда просто невозможно.
Виктор Нехезин: Ведь речь идет о, я так понимаю, военной операции, так называемой зачистке, проводившейся в Грозном.
Каринна Москаленко: Да, это так называемые зачистки. И Европейский суд понимает, что в ходе каких-то операция военных, действительно, кто-то может погибнуть. Но исходя из конкретных обстоятельств дела, исходя из, как суд пишет, примененной силы, характера примененной силы, он все-таки делает вывод, что право на жизнь нарушалось. Это не случайная смерть, это не смерти, которые произошли из-за неосторожности или каких-то неумышленных действий, а вот исходя из конкретных обстоятельств дела суд делает вывод: нет, это прямое нарушение права на жизнь.
Надо сказать, что статья 2-я не очень проста для понимания. Видимо, в какой-то степени и наши власти недооценивают значение этой статьи. Статья 2-я говорит не только о негативных обязательствах по праву на жизнь, не только о том, что государство не может, не должно, не имеет права само лишать жизни кого-то. Тут, в этом деле задействованы еще и понятия позитивного аспекта права на жизнь, то есть когда все-таки убийство произошло, не смерть, а именно убийство - так характеризует эту ситуацию Европейский суд, у государства все еще есть возможность не довести дело до Европейского суда. Расследовать эффективно и всесторонне, полно, объективно это убийство, найти виновных, установить их, признать их виновными, наказать, выплатить жертвам компенсацию - и вот тогда жертвы не имеют права на обращение в Европейский суд. Но, к сожалению, мы видим просто во всех подробностях, в перипетиях, как люди десятки раз обращаются в прокуратуру, потом обжалуют действия прокуратуры в суд, потом пытаются восстановить каким бы то ни было образом справедливость в своей стране, и только не достигнув этого, они обращаются в Европейский суд. И вот здесь я склонна видеть двойное нарушение. И Европейский суд неслучайно признает нарушение статьи 2-й применительно к убийствам, как он их расценивает, а также нарушения статьи 2-й применительно к тому, что государство не выявило виновных, не наказало их, и таким образом как бы приняло на себя эту ответственность, эту вину за случившееся. Вот это очень важное такое прецедентное значение имеет это дело.
Несколько наших родственных организаций, которые занимаются этими делами, конечно, "Мемориал", который уже получил несколько решений, конечно, чеченская "Правовая инициатива", которая тоже представляет в большом количестве дела по этой категории жертв, и у нашего центра таких дел сейчас накопилось уже много. И это может просто вылиться в большое количество решений. Здесь дело даже не в деньгах, хотя в этот раз можно сказать, что все-таки жертвы должны быть удовлетворены, там был взыскан и материальный ущерб по статье 41-й Конвенции, и был взыскан еще и моральный ущерб, и он был значительный. Хотя, конечно, никакие суммы не могут вернуть им утраченного благополучия, жизни их близких, но все-таки для России эти суммы становятся все более и более чувствительными. Самым чувствительным может оказаться то, что если таких дел будет больше и больше, и Россия будет не признавать этих нарушений, Европейский суд может дойти до той точки, когда количество перерастет в качество, и будет просто признана неправильная административная практика. А если признается неправильная административная практика, то для государства это чревато довольно серьезными последствиями, хотя бы выражающимися в том, что каждый следующий обращающийся в Европейский суд уже может не просто ссылаться на предыдущее дело как на прецедент, а говорить, что это общая такая не нормальная, но обычная практика. Это для государства очень чувствительно, такое бывает очень редко.
Виктор Нехезин: Вы говорите о том, что этих дел много. А сколько их? Это десятки...
Каринна Москаленко: Я вам скажу. Рассмотренных - десятки, получается. Там есть просто объединенные дела. Вот у нас и у наших коллег это все-таки десятки дел. Некоторые же обращаются и сами, поэтому здесь уследить за количеством реально невозможно. По моим данным, это все-таки десятки и десятки дел. Эти решения должны быть вынесены вскоре.
