Ирина Лагунина: Тегеран особо не радует глаз. Иранская столица славится тем, что в ней около тысячи мечетей, самая красивая из которых построена в начале 19 века, и дворец Голестан, «Сад роз» - резиденция иранских шахов с замечательной коллекцией произведений искусства и драгоценностей. Там же выставлен алмаз «Океан света», чье название говорит само за себя. Но до посещения сокровищниц могли дойти руки разве что у Леонида Брежнева во время его визита в Тегеран в 1975 году. А в целом это довольно однообразный город, украшенный портретами лидера Исламской революции Хомейни и нынешнего духовного лидера страны Хаменеи. Правда, сердце русского путешественника порадует памятник Грибоедову на территории российского посольства.
Но под иными небесами
Он и погиб, и погребен;
А я - в темнице! Из-за стен
Напрасно рвуся я мечтами…
Написал Александр Одоевский в элегии на смерть великого русского писателя. Царь Николай 1, отчасти своей политикой спровоцировавший разгневанную толпу персов накинуться на российского посланника в Тегеране и убить его, принял потом извинения иранского шаха – извинения в виде алмаза – и даже отсрочил на пять лет выплату Ираном контрибуции, чего пытался добиться от него, но не смог российский посланник в Иране. Это было в 1829 году.
Страна изменилась в 80-м – на смену коррумпированному шаху пришел режим радикальных исламских революционеров. Жизнь легче не стала. Женская половина страны оделась в черные хеджабы. Клерикалы запретили контрацептивы, и население стало резко расти – настолько резко, что с этим ростом пришла абсолютная нищета. А затем последовала другая коррупция – коррупция иранских «силовиков» - правительственной Революционной гвардии. О том, как подобное могло произойти, м ы беседуем с одним из основателей этой тайной структуры в Иране Мохсеном Сазегарой.
Мохсен Сазегара: Во время революции, когда мы с аятоллой Хомейни находились еще иммиграции в Париже, мы на самом деле думали, что свергнуть шаха будет непросто и на это уйдет немало времени. Мы представляли себе модели Алжира, Кубы или Вьетнама. Именно поэтому мы решили, что нам нужна какого-то рода народная армия. И мы начали готовить эту армию – в основном из студентов, которые приезжали из Ирана и США или жили в Европе. Мы рассчитывали, что мы потом забросим их в Иран, и они будут бороться в качестве народного ополчения. Но революция увенчалась успехом очень быстро. Никто даже представить себе не мог, что в течение трех месяцев удастся свергнуть режим шаха. Так что мы пришли к власти очень быстро. И уже на следующий день после свершения революции возникли неотложные проблемы. Первая из них – обеспечить безопасность страны. У народа на руках было много оружия – в последние дни революции люди нападали на военные базы и разбирали все, что там было. Во-вторых, мы боялись нового военного переворота. Такое уже было в 1953 году, когда был свергнут националистический премьер-министр Ирана. И в-третьих, мы боялись внешнего нападения на Иран, причем не только со стороны соседей, но и со стороны Соединенных Штатов, в первую очередь. Так что надо было мобилизовать народ. Все эти факторы привели к тому, что мы решили создать народную армию по примеру Национальной гвардии США, или швейцарской армии, или израильской.
Ирина Лагунина: В истории образования Революционной гвардии Ирана, которую написал Мохсен Сазегара, говорится, что гвардейцам и временному командованию все же удалось – хоть в то время и не было компьютерной сети – зарегистрировать все оружие, так что военного переворота уже можно было не опасаться.
Мохсен Сазегара: Помню, что 4 апреля 1979 года мы, временное командование Революционной гвардии, встречались с аятоллой Хомейни в Риме. Он сказал тогда нам: прекрасная идея, полностью поддерживаю. Потом, когда мы написали окончательный устав гвардии, я понял, что мне это все глубоко не интересно. Я не люблю военные действия и подобного рода организации.
Ирина Лагунина: Мохсен Сазегава возглавил после ухода из Революционной гвардии иранское радио. Вновь обращусь к его публикации. Кстати, она называется так: «То, что раньше было Революционной гвардией, сейчас превратилось в мафию». Приведу отрывок:
В течение трех десятилетий после революции переворота так и не произошло. А народная армия, тем не менее, выросла в многоголового монстра. Сегодня Корпус стражей Исламской революции – это организация мафиозного типа, оказывающая коррумпирующее влияние на иранскую армию, полицию, прессу, промышленность, юстицию и правительство. Крайне важно сейчас ограничить власть Революционной гвардии, потому что ее политический и экономический авантюризм в конечном счете приведет к серьезному кризису, и не только в Иране, но и на всем Ближнем Востоке.
Ирина Лагунина: И прежде, чем пытаться справиться с этим явлением, надо понять, как получилось, что изначальные цели этой организации были забыты. Первая фаза, по мнению Мохсена Сазегары, состояла в том, что небольшой отдел аналитики и планирования превратился в самостоятельную спецслужбу. Вторая – в тот момент, когда президент Акбар Хашеми Рафсанджани в 1989 решил ввести новые экономические отношения в стране.
Мохсен Сазегара: Да, президент Рафсанджани сделал большую ошибку. Он разрешил правительственным организациям зарабатывать деньги, получать доходы. И многие государственные организации начали продавать свои услуги народу. Но когда в экономику входит силовая структура, это сродни катастрофе, потому что они начинают решать вопросы силой оружия. Такими структурами в Иране были разведка и революционная гвардия. И экономические отношения превратились в мафиозные. Позднее, при президенте Хатами его министр безопасности и разведки пытался вывести свое министерство из экономической деятельности, но я не знаю, насколько ему это удалось. Революционная гвардия же не только не предприняла такой попытки, но наоборот, еще более разрослась. Сейчас она владеет значительной частью экономики – у нее есть большие компании в строительстве, в финансах, в добыче природных ископаемых. И поскольку они действуют силой оружия, они привнесли свои правила – им легко устранить конкурента, войти в нелегальный бизнес – наркотики, сексуальное рабство, торговлю людьми. И на самом деле сейчас Революционная гвардия со своими предприятиями действует как очень большой траст, картель.
Ирина Лагунина: Обращусь еще раз к публикации Мохсена Сазегары.
В Советском Союзе похожее положение занимал КГБ, и в результате постсоветское общество разъедено российской мафией, одной из самых кровавых в мире криминальных организаций. И по сей день они держат под своим контролем некоторые ключевые российские предприятия, что позволяет им влиять на общую политику страны. … Революционная гвардия Ирана сегодня владеет сотней компаний, от импорта предметов обихода – в то время, когда коммерческим предприятиям этот импорт запрещался – до производственных предприятий и сборочных заводов. Революционная гвардия также – крупнейший подрядчик в прокладке газо- и нефтепроводов, как и импорта казахской нефти в Иран. А когда Ирак был под международными санкциями ООН, Революционная гвардия стояла за попытками Ирана помочь Саддаму Хусейну и его семье нелегально вывозить нефть из Ирака. Об этом рассказали мне люди, лично принимавшие участие в этих операциях. Даже некоторые командиры Революционной гвардии напрямую участвуют в коммерческой деятельности с целью самообогащения. Пример – Садех Махсули. Президент Ахмадинеджад назначил этого бывшего командующего Революционной гвардией в провинции Азербайджан на севере Ирана на всесильный пост министра нефтяной отрасли. И он бы и по сей день сидел на этом месте, если бы его кандидатуру не отверг парламент. И после того, как Ахмадинеджад занял пост президента, по сообщениям, он предоставил связанным с Революционной гвардией предприятиям - без всяких тендеров и конкуренции - контракты на прокладку нефтепроводов на общую сумму в 7 миллионов долларов, в то время как другие фирмы, с большим опытом и более высокой квалификацией в этой области, испытывают серьезные финансовые проблемы.
Ирина Лагунина: Кстати, сам президент Ахмадинеджад вступил в Революционную гвардию в 1984 году, но высоких постов никогда не занимал. Мы беседовали с одним из основателей иранской Революционной гвардии Мохсеном Сазегарой. В первых числах октября на Западе страны в городе Шуш прошли массовые протесты рабочих. Рабочие сахарного завода выступили против того, что им уже два месяца не выплачивается зарплата.
Мы голодаем, скандировали рабочие перед видеокамерами. Съемку демонстрации делали силы безопасности. Достойная жизнь – это наше безусловное право, записали на пленку лозунги рабочих сотрудники спецслужб. Выступления начались после того, как летом этого года правительство ввело нормирование дешевого бензина. Дело в том, что бензин в Иране долгое время был дешевле минеральной воды. Однако в стране, богатой не только нефтью и газом, но и целым набором дорого сырья, нет нефтеперерабатывающих мощностей. 40 процентов потребляемого бензина импортируется. Правительство, пришедшее к власти на волне популизма, не решилось повышать цены на энергоносители. В результате в бюджете образовалась огромная дыра. Было принято решение ограничить субсидированную квоту на бензин на водителя - в месяц до 100 литров. В ходе бензиновых протестов полиция арестовала 80 человек. Режим утверждает, что безработица в стране составляет 11 процентов. Эксперты говорят о том, что она в два раза больше, как и инфляция. Организация экономического сотрудничества и развития недавно повысила оценку риска, что Иран когда-нибудь выплатит свой внешний долг. Страна сейчас на одном месте с Габоном и Свазилендом.
Но в Иране, в отличие от многих соседей этой страны по Ближнему Востоку, все-таки проводятся выборы. Очередное волеизъявление должно состояться в начале будущего года – иранцы будут избирать парламент. Нынешний предвыборный этап развития страны, как водится во всех подобных режимах, отмечен наступлением на гражданские и политические права общества. Были арестованы 30 активисток женского движения. Под угрозой существование 8 тысяч неправительственных организаций. За весну полиция нравов задержала 150 тысяч человек за одежду, оскорбляющую исламские чувства. Весной всегда больше арестов за одежду – это такое время года, когда люди пытаются сбросить с себя зимние оковы. Но в этом году арестов было несравненно больше. Что произошло? Почему режим перешел к репрессиям? Что не сработало в пропагандистской машине? Мы беседуем с профессором университета штата калифорния в Нортридже Найере Тохиди и профессором социологии Университета Лос-Анджелеса Каземом Аламдари.
Казем Аламдари: По-моему, все это было весьма предсказуемо. Когда он пришел к власти, он предложил план, который просто невозможно претворить в жизнь. Он раздавал обещания, но они ничем не были подкреплены. И многие аналитики уже в 2005 году предсказывали, что через год-два он перейдет к репрессиям вместо того, чтобы выполнять обещания. Он уже не может ничем другим ответить на оппозиционные голоса. Так что одна из причин, по которой режим проводит репрессии против такого широкого круга социальных групп, - это его неспособность выполнить экономические обещания. А одним из главных обещаний в ходе предвыборной кампании было обещание принести нефтяные деньги на обеденный стол каждой иранской семьи. Этого не произошло. Наоборот, уровень инфляции за последний год подпрыгнул на 18 процентов. И бедные слои, и даже низ среднего класса, особенно государственные служащие, уже просто не могут содержать свои семьи – инфляция за два года составила 30 процентов. Вот в этом и состоит экономическая причина его наступления на оппозицию.
Ирина Лагунина: А политические причины есть?
Казем Аламдари: Приближаются парламентские выборы. Так что еще одна причина, по которой он начал бороться с гражданским обществом и оппозиционными политическими партиями, - он не хочет, чтобы они прошли в парламент. Режим пытается создать ситуацию, при которой партии и политики, выступающие за реформы, не смогут принимать участи в предвыборной кампании и не смогут пройти в большинстве в законодательный орган или даже сохранить в нем свои предыдущие позиции.
Ирина Лагунина: Спасибо, Казем Аламдари. Найере Тохиди, какое отношение к политике имеют 30 арестованных активисток женского движения?
Найере Тохиди: Обычно, как показывает 28-летняя история существования исламского режима, в моменты политического или экономического кризиса, в моменты, когда режим попадает под международное давление или начинает терять популярность и поддержку в обществе, женщины становятся первой жертвой репрессий и нападений. И не только активистки женского движения попали под давление за последние несколько месяцев, но и студентки, работающие женщины, учителя. Учителям вообще в последние несколько месяцев не платили зарплату. И как уже отметил Казем Аламдари, экономические провалы правительства Ахмадинеджада, правительства, которое пришло под лозунгом правительства сострадания, которое обещало заботиться и думать о народе, привели к тому, что Ахмадинеджад потерял не только поддержку в целом в обществе, но и многих своих собственных сторонников. Но дело не только в экономических проблемах. Немалую роль играет и дипломатический кризис вокруг ядерной программы. Они создали ситуацию, в которой над страной висит угроза нападения с Запада, а это породило паранойю в мышлении и подходах правительства. Ахмадинеджад боится всего и всех, кто может поставить под сомнения его действия. Правительство не уверено в себе, он сам потерял свою былую популярность, даже те, кто за него голосовал, сейчас подумают дважды. Так что сейчас играют все эти факторы вместе.
Ирина Лагунина: Прерву и поясню, что в отличие от президента Путина, президент Ахмадинеджад еще не избирался на второй срок и вполне может выставлять свою кандидатуру на выборах в 2009 году. Создание образа врага – замечательная вещь для режима. В России кого уже только не создавали врагом за последнее время – и Грузию, и Польшу, и Эстонию, и НАТО, и США. Но иранское общество намного более открытое, чем российское, и, на мой взгляд, манипулировать российской публикой намного легче, чем иранской. Насколько удалось режиму Ахмадинеджада создать этот образ врага в лице США и Запада, чтобы «сплотить нацию» в интересах правящей верхушки. Казем Аламдари:
Казем Аламдари: Исламская республика Иран функционирует только в кризисе. Это для них – единственный способ выжить. И поэтому они искусственно создают кризисы. А для того, чтобы породить кризис, надо создать внешнего врага и мобилизовать людей против внешней угрозы. Это также хороший способ обвинять в измене тех, кто критикует правительство: Как можно выступать против своей страны в момент, когда на нас нападает враг! Тот же вопрос о создании ядерной программы. Они представляют его как вопрос национальных интересов, национальной гордости. Они внушили, что люди должны поддерживать эту программу, потому что она принесет экономическое развитие, она позволит исламскому правительству выполнить свои обещания, данные народу. А якобы без нее они пока были не в состоянии исполнить свои обещания. Все сконцентрировано вокруг атомной энергии. А ведь именно ядерная программа и породила кризис с Западом, особенно с Соединенными Штатами. Но в то же время нынешнее правительство, в отличие от предыдущего, которое верило в реформы, просто подавляет народ. Мы уже говорили о том, что в последнее время наступление ведется на женские организации, на студентов, на учителей. Могу добавить еще одну деталь: недавно они распорядились снять с домов спутниковые антенны, чтобы отрезать людей от внешнего мира, от внешней информации. Так что контроль становится почти тотальным, такого раньше никогда не было. Но и кризис власти сейчас намного глубже.
Ирина Лагунина: 8 октября десятки студентов собрались в кампусе Тегеранского университета во время выступления президента Ахмадинеджада. Студенты выкрикивали: «Смерть диктатору».
Студенты написали список из 20 вопросов президенту. В основном они касались прав человека, в частности, отчисления из вузов за политические взгляды, а также внешней политики, заявлений, подвергающих сомнению Холокост. Протест был вызван тем, что Махмуд Ахмадинеджад отказался отвечать на вопросы и произнес речь только для избранного круга профессуры и студентов. Иран – очень молодая страна. 70 процентов населения – в возрасте до 30 лет. А молодежь, особенно студенческая, - это та группа, которой сложнее всего манипулировать. Как президент Ахмадинеджад справляется с этой проблемой?
Казем Аламдари: Он не смог привлечь на свою сторону молодежь. Но у него есть стратегия. Он знает, что его поддерживает 15 процентов населения. И стратегия такова: у нас есть 15 процентов фанатичных последователей, и если мы сможем нейтрализовать еще 20 процентов населения, то очень хорошо. Против остальных можно применить репрессии. И пока эта стратегия работала очень неплохо. Когда надо, фанатиков можно вывести на улицы, можно организовать демонстрации, а остальным проводить демонстрации не позволяется. А когда люди постоянно видят по телевизору 100-200 тысяч сторонников режима, которые выступают с очередной демонстрацией, они думают, что все поддерживают нынешнее правительство. А в университетах у них есть собственные студенты. Около 30 процентов учащихся поступили в высшие учебные заведения по правительственным квотам. Они сделали специальные квоты для студентов, так или иначе связанных с правительством.
Ирина Лагунина: Не поясняйте, эта система нашим слушателям знакома. Комиссарам российского молодежного движения «Наши» тоже гарантированы места в вузах.
Казем Аламдари: А недавно правительство провело кампанию репрессий против студентов, которые не поддерживают режим. Но надо принимать во внимание и тот факт, что молодежь более прагматична. Они исходят из своих интересов, а не из идеологических или политических соображений. Раньше они участвовали в политике, а теперь нет – им надоело, что университеты политизированы, что их используют разные группы. Они хотят найти работу, создать семью. Так что есть много факторов, которые способствуют тому, что молодежь не выступает активно против системы.
Ирина Лагунина: В июле в Иране была возобновлена практика смертной казни через забрасывание камнями. Джафар Киани был казнен таким образом за измену жене. До этого он провел в тюрьме 11 лет за это преступление. Это одна из самых мучительных смертей – человека наполовину зарывают в землю, и толпа кидает в него маленькие камушки. Это продолжается часами. Такая форма смертного приговора была встречена волной протестов всех международных гуманитарных организаций. Режим ведет наступление по всем направлениям, в том числе и в области религии. Беспрецедентное решение тегеранской полиции было принято в сентябре – создать тюрьму для домашних собак. Иранские власти полагают, что владельцы собак поддались западному влиянию, потому что в Исламе собаки считаются грязными животными. Некоторые консервативные клерикалы даже выступили с предложением сажать в тюрьму собак вместе с владельцами, но до этого дело не дошло. Зато запрещено было гулять с собаками на публике. В прошлые годы владельцы собак просто получали иногда штрафы. И тем не менее, за последние годы количество домашних собак значительно возросло. Молодежь обращает мало внимания на запреты. Мне всегда казалось, что шиитскую религию в пропагандистских целях или в целях сплочения нации использовать очень сложно. Шиизм позволяет различные толкования Корана, допускает множественность лидеров и идей. Я понимаю, что в Иране есть опальные аятоллы, один из них, выступавший за отделение религии от государства, находится в тюрьме вот уже девять месяцев. Но все-таки религию в Иране сложно использовать для объединения нации. Особенно учитывая опыт людей после исламской революции. Какими другими механизмами пользуется Ахмадинеджад? Найере Тохиди:
Найере Тохиди: Думаю, вы правильно заметили – религию сложно использовать в Иране в качестве политического орудия. Она больше не работает так, как работала во времена Хомейни. Людям надоела политизация религии, ее использование и извращение для политических манипуляций и целей. И именно поэтому Ахмадинеджад использует символы Израиля и ядерной программы. Это помогает ему подогревать национализм в собственной стране и подталкивать арабские страны, по крайней мере, людей на арабской улице, против Израиля. Для него то, что происходит в Ираке, в Палестине, в Ливане, - это возможность использовать гнев и разочарование арабов тем, насколько несправедливо к ним относятся в мире. Но он не отказался окончательно от использования религии. Он возродил в обществе фанатичное отношение к сокрытому имаму, к двенадцатому имаму. Он то и дело включает эту тему в свои выступления.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с профессором университета штата калифорния в Нортридже Найере Тохиди и профессором социологии Университета Лос-Анджелеса Каземом Аламдари. И все-таки несмотря на все эти запреты и попытки взнуздать инакомыслие или просто мысль, иранское общество удивительно открытое. Опросы показывают, что абсолютное большинство населения настроено прозападно. Люди хотели бы разделять западные ценности и вести западный стиль жизни. Причем понятие Запад включает в себя и Америку тоже. И на частные вечеринки мужчины приходят в галстуках, запрещенных духовенством, а женщины – в мини-юбках. Галстуки на черном рынке стоят солидные деньги.
