Александр Генис: Решение о вручении Нобелевской премии мира Элу Гору было прямым вмешательством Нобелевского комитета во внутриполитические дела Америки. И этому не могут нарадоваться бесчисленные поклонники Гора, которые мечтают, чтобы их кумир вступил в предвыборную борьбу, победил в ней и, наконец, занял тот пост, который, как они считают, у вице-президента отнял Верховный суд на выборах 2000-го года.
Буквально за день до объявления о Нобелевской премии, в «Нью-Йорк Таймс» появилась полосная реклама, направленная одному человеку – Гору. В ней его уговаривали, нет – умоляли, выдвинуть свою кандидатуру. Выбрав столь дорогостоящий способ переписки с Гором, его политические сторонники надеются, что убедят его вернуться в политику. Теперь, в ореоле Нобелевского лауреата, он мог бы это сделать с особым эффектом.
Проблема в том, что Эл Гор не хочет президентской власти – похоже, что искренне не хочет. В политике он уже был, и она его разочаровала. Об этом он написал в своей последней книге, жалуясь на дефицит внимания избирателей, не способных выслушать важную и хорошо аргументированную правду. В первую очередь ту, которую Гор изложил в своей знаменитой книге «Неудобная правда». Именно она – эта самая «правда» - и принесла ему венец наград, включая теперь и Нобелевскую премию.
Противники Гора, а их у него тоже немало, считают его одержимым мономаном, который всегда и всюду говорит об одном и неприятном. Первое - верно, второе - нет. Гор все-таки, скорее, врач, чем могильщик: вместо некролога нашей планете, он выписывает ей рецепт. Суть его визионерского послания миру глубоко оптимистична, ибо всякий кризис чреват великими возможностями. Борясь за будущее, верит Гор, Америка может и должна возглавить мировое экологическое движение, найти источник чистой энергии, избавившись от унизительной и безнадежной нефтяной зависимости. Для этого нужны не только технические решения (они есть и будут), но, главное, - политическая воля. Нужен лидер, способный убедить страну и мир в том, что наша главная проблема – жилищная, ибо кроме Земли, людям жить негде. Другими словами, Америке 21-го века нужен президент от экологии. Но как раз от этой роли Эл Гор и отказывается, предпочитая быть экологическим апостолом. Его можно понять: в определенном смысле святым быть проще, чем президентом.
Нобелевская премия Гору взволновала всех политических стратегов. Дело в том, что, даже не участвуя в предвыборной борьбе, Эл Гор способен повлиять на ее исход. Его поддержка может быть решающей. Но Гор до сих пор не объявил, кого он считает лучшим кандидатом. По слухам, Хиллари Клинтон на эту роль лучше не рассчитывать. В любом случае, фактор Гора, утяжеленный «нобелевкой», добавил пыла и без того ожесточенной кампании. Следя за ней, наш вашингтонский корреспондент Владимир Абаринов предлагает слушателям «Американского часа» очередной эпизод своего предвыборного серила: «Президентские дети».
Владимир Абаринов: К детям первых лиц отношение особое – публика вольно или невольно переносит на них свое отношение к самим этим лицам. А ведь они не выбирали эту судьбу. На самом деле, дети президентов – самые обыкновенные дети. Иные из них блистают талантами и успехами, другие ровно ничем не примечательны. Но и тем и другим сложно выйти из тени родителя – преимущества положения сопровождаются и многими ограничениями. Среди американских президентов были бездетные – например, родных детей не было у Джорджа Вашингтона. Были и многодетные: 10-й президент США Джон Тайлер был отцом 15 детей – этот рекорд не побит по сей день. Правда, такое обильное потомство подарила ему не одна, а две жены. Самая младшая дочь Тайлера, Перл, родилась, когда ее отцу было 70 лет, дожила до 87 лет и умерла в 1947 году при президенте Гарри Трумане.
Среди президентских детей были и отъявленные негодяи, и самоубийцы, и люди, которые, повзрослев, пошли наперекор родителям и стали политическими оппонентами своих отцов. Но чаще они все же использовали их политический капитал. Самую блестящую политическую карьеру сделали, конечно, Джон Квинси Адамс и Джордж Буш-младший – оба сами стали президентами.
На другом поприще снискал известность сын Рональда Рейгана Рон Рейган-младший. Он был балетным танцовщиком, солистом всемирно известной нью-йоркской труппы Joffrey Ballet . А впоследствии стал отличным тележурналистом. В отличие от отца, Рон Рейган – либерал и, по его собственным словам, атеист. Он резко и даже агрессивно критикует администрацию Буша и Республиканскую партию. В июле 2004 года, меньше чем через два месяца после кончины отца, Рейган-младший произвел сенсацию, появившись в качестве оратора на национальном предвыборном съезде Демократической партии. Он выступил в защиту исследований стволовых клеток, благодаря которым ученые способны найти средство лечения многих неизлечимых сегодня болезней, в том числе болезни Альцгеймера, которой страдал Рейган-старший. Как известно, президент Буш ввел жесткие ограничения на такие исследования по религиозным соображениям.
А вот другой, занятный пример. На том же съезде демократов выступила младшая дочь сенатора Джона Керри Александра. Она рассказала о том, как ее отец героически спас хомяка.
Александра Керри: Мы стояли на причале и ждали лодку, чтобы покататься летним днем. Ванесса, естествоиспытатель, взяла с собой всю свою живность, включая любимого хомяка. Наш преданный золотой ретривер запутался в своем поводке и столкнул клетку с хомяком в воду. Мы увидели, как Лакрица – так звали нашего хомяка – пошел ко дну и уже пускал пузыри, покорившись року. На этом и кончилась бы вся история, если бы не мой отец. Он бросился вперед, схватил весло, вытащил клетку из воды, вынул из нее насквозь мокрого хомяка и стал делать ему искусственное дыхание.
Владимир Абаринов: Эта история, которую растиражировала американская пресса, наверняка прибавила очков Джону Керри, хотя очков этих и не хватило для избрания.
Дочь Билла и Хиллари Клинтонов Челси всегда старалась держаться в тени. До избрания ее отца президентом многие американцы вообще не знали, что у Клинтонов есть дочь. Но и впоследствии о ней было мало что известно. Газеты публиковали ее фотографии, сделанные во время протокольных мероприятий, но публика никогда не слышала ее голоса. Этот обет молчания Челси нарушила в 2004 году – она выступила на митинге в поддержку кандидатов Демократической партии.
Челси Клинтон: Когда мне предложили принять участие в сегодняшнем предвыборном мероприятии, я немного волновалась. Я не привыкла говорить на публике, и это - моя первая политическая речь. Но я знала, что должна быть сегодня здесь, потому что ставки слишком высоки, а разница между кандидатами слишком очевидна. Я верю в Джона Керри и Джона Эдвардса, я верю в их видение будущего Америки, я знаю – они победят и продолжат дело тех восьми лет, когда президентом был мой отец.
Владимир Абаринов: До недавних пор почти не появлялись на публике двойняшки Барбара и Дженна Буш. Они - двухяйцевые близнецы, поэтому совершенно не похожи друг на друга. Барбара, говорят, более спокойная, дисциплинированная и строгая, а у Дженны так и мелькает плутовство в глазах. Но оказалось, что и Дженна – человек серьезный. По окончании университета она поступила учителем в обычную вашингтонскую начальную школу и полтора года учила третьеклассников английскому и испанскому. По отзывам учеников, учителем она оказалась замечательным. А потом по линии Детского фонда ООН Дженна уехала учить детей в Латинскую Америку. Обо всем, что она там узнала и сделала, Дженна написала книгу под названием «История Анны». Недавно Дженна впервые дала большое телевизионное интервью обозревателю NBC Энн Карри.
Энн Карри: Мы сейчас делаете нечто прямо противоположное тому, что делали раньше. Вы вели очень частный образ жизни. А теперь, из-за того, что вы решили сделать что-то хорошее, вы, наконец, открылись миру. Вашего отца это беспокоило. Он считал, что, возможно, вам стоит подождать и не подставлять себя под критику, которой подвергается он, как президент.
Дженна Буш: Да, он беспокоился, что эта критика рикошетом достанет и меня. Он хотел, чтобы меня оценили по моим собственным заслугам.
Энн Карри: И почему вы его не послушались?
Дженна Буш: Потому что мне не терпелось, и я думала, что если я буду ждать, пока он перестанет быть президентом, я перестану чувствовать так остро то, что я чувствую сейчас, начну забывать что-то про этих детей, хотя их самих я никогда не забуду. Я должна была сделать это именно теперь.
Владимир Абаринов: Острых политических тем избежать не удалось. Энн Карри спросила, говорит ли Дженна с отцом о войне в Ираке.
Дженна Буш: Знаете, да, говорим. Конечно, мы говорим об этом. Думаю, об этом говорит каждая семья в Америке. Но эти разговоры – наша частная жизнь. Я надеюсь, что Америка позволит сохранить мне некоторые вещи втайне. Вот эти наши беседы, я хотела бы, чтобы они остались нашим частным делом.
Энн Карри: Но вас задевает критика.
Дженна Буш: Конечно. Потому что я знаю его с другой стороны. Для меня он не президент Соединенных Штатов. Он для меня отец. Поэтому я не люблю смотреть телевизор. Я знаю его, как человека.
Энн Карри: Что Америка должна знать о нем? Что вы хотите, чтобы американцы знали о вашем отце – такое, чего они не знают?
Дженна Буш: Что он человек широких взглядов, невероятно открытый. Что он умный, очень умный.
Энн Карри: Вы считаете, люди к нему несправедливы, когда критикуют его именно за то, что он не особенно умен?
Дженна Буш: Я думаю, эта критика отчасти вызвана его неумением гладко говорить. Но он действительно очень умный. И очень потешный. Он потрясающий отец.
Владимир Абаринов: Недавно было объявлено о помолвке Дженны – ее женихом стал бывший сотрудник Белого Дома Генри Хейгер.
Энн Карри: Во-первых, как вам удалось встречаться и даже довести дело до помолвки под пристальным, насколько я могу себе представить, наблюдением агентов Секретной службы?
Дженна Буш: Они прекрасно работают, но позволяют мне ходить на свидания.
Энн Карри: Вы не должны спрашивать у них разрешения. Вы убегаете от них иногда?
Дженна Буш: Нет, конечно, нет. Просто они дают мне возможность жить частной жизнью. Думаю, тут есть некоторое превратное представление о Секретной службе – что они присутствуют всегда и всюду. Они охраняют меня всеми возможными методами, но в то же время оставляют мне некоторое пространство.
Энн Карри: То есть вы до некоторой степени живете обычной жизнью?
Дженна Буш: Именно.
Энн Карри: Можете взять и пойти по магазинам?
Дженна Буш: Да, вполне. До сих пор меня не очень-то узнавали в лицо на улице, и это здорово.
Владимир Абаринов: И, наконец, вопрос о детях кандидатов в президенты.
Энн Карри: Знаете, я смотрю на кандидатов – и демократов, и республиканцев. У них у всех есть дети, у некоторых – маленькие дети. И очень немногие люди могут дать им совет, как растить детей в этой атмосфере постоянного публичного внимания. Что бы вы посоветовали кандидатом на этот счет?
Дженна Буш: Надо же, у меня просят совета. Ушам своим не верю.
Энн Карри: Ну, потому что – кто же еще?
Дженна Буш: Я сказала бы: просто позвольте вашим детям быть самими собой, не давите на них, не заставляйте их быть такими, какими их хотят вдеть другие, пусть они растут, учатся, развлекаются так, как они хотят – наши родители позволяли нам все это.
Владимир Абаринов: Дети нынешних кандидатов пока ничем не проявили себя. За единственным исключением: Кэролайн Хановер, дочь фаворита республиканцев Руди Джулиани от предыдущего брака, зарегистрировалась на одном из форумов интернета в качестве сторонника Барака Обамы – кандидата демократов. Руди Джулиани прокомментировал эти сообщения в свойственной ему манере.
Руди Джулиани: Я очень люблю свою дочь, очень уважаю ее, горжусь ее успехами и не комментирую поступки своих детей, потому что хочу обеспечить максимально возможную защиту их частной жизни.
Александр Генис: Японское Общество Нью-Йорка отмечает свое столетие. Столь солидный возраст не должен никого удивлять, если учесть, что самый старый из десяти нью-йоркский городов-побратимов – Токио. Не случайно подаренные токийцами вишни, цветущие весной в бруклинском ботаническом саду, намного старше знаменитых вишневых парков Вашингтона. Интерес, точнее любовь к Японии, отразилась на всем складе жизни нашего города, о чем, среди прочего, говорят чуть ли не лучшие во всем мире японские рестораны.
Центром всего японского в Нью-Йорке служит расположенный возле штаб-квартиры ООН Японский центр. В этом изящно спроектированном и великолепно оборудованном здании происходят самые интересные японские выставки и спектакли. Здесь мне удалось посмотреть представление театра «Но», который и в самой Японии сегодня немалая редкость.
Японское общество возглавляет Ричард Вуд. Философ по образованию, он начал знакомство с Японией в 1968 году, интенсивно обучаясь японскому языку и философии в университете Васеда. Позднее Вуд был президентом двух американских колледжей, возглавлял Американо-Японского фонда. В юбилейные для Японского общества дни с его президентом беседует корреспондент «Американского часа» Ирина Савинова.
Ирина Савинова: Начнем с начала. Обществу 100 лет. Расскажите вкратце его историю.
Дик Вуд: Началось все в 1907 году с официального визита японской делегации. Во главе стоял видный генерал, это была военная делегация. Но генерал был очень дружелюбно настроен. Лидеры американского бизнеса, участвовавшие во встрече, во главе с Линдоном Расселом, почувствовали, что установление дружеских отношений может сыграть важную роль и решили учредить общество, которое должно было бы улучшить взаимопонимание между Америкой и Японией. В то время в Америке рос интерес к Азии, к Японии и Китаю, в частности. Отношения начали приобретать какую-то форму уже на первом совместном обеде. Он состоялся 19-го мая 1907 года, в отеле «Астория», теперь это «Уолдорф-Астория». На первых порах деятельность Общества была исключительно ознакомительная. Было организовано первое турне по Японии. В рекламном буклете говорилось, что можно совершить либо 60-дневную, либо 90-дневную поездку по Японии. Но добираться до Архипелага и обратно нужно было еще 30 дней.
Во время Второй мировой войны Общество, конечно, не функционировало, но после заключения мирного договора оно было воскрешено в 1952 году. В основном, стараниями Джона Рокфеллера-третьего. И в последующие 16 лет Рокфеллер был президентом Общества. В этот период цель Общества продолжала быть только образовательной: поддержка преподавателей, организация путешествий и тому подобное.
Ирина Савинова: Ну а чем занимается Японское Общество сегодня?
Дик Вуд: Общество пропагандировало японское искусство с самого начала, но не так, как сегодня. В последние 30-35 лет исполнительские и изобразительные виды искусства Японии заняли главное место в наших программах.
Все мероприятия можно разделить на семь направлений: язык - мы учим японскому; программы для корпораций с упором на экономических отношениях; у нас есть программа для интересующихся политикой; для любителей кино; у нас есть галерея для выставок работ художников; театр; и, конечно, мы продолжаем образовательные программы.
Ирина Савинова: В брошюре со списком осенних мероприятий значится лозунг "Становясь японцами". Это - официальный лозунг Общества или он был придуман специально для юбилея? Как мы его, собственно, должны понимать?
Дик Вуд: Он был придуман специально для программы осенних мероприятий. И означает он, что нас интересует воздействие японского искусства на американское. Но и обратный процесс тоже представляет интерес.
Многие театральные постановки будут исполнять японские актеры. Но во многих представлениях участвуют или не-японцы или японцы, прошедшие западную школу мастерства. Так осенняя выставка пройдет под лозунгом "Обживаясь в Америке". Будут представлены работы 33-х современных японских художников, живущих в Нью-Йорке.
Программу кукольных спектаклей "Догугаеши", которую мы покажем в сентябре, поставил режиссер Бэзил Твист, не-японец. Некоторые из исполнителей традиционно японских танцев "буто" тоже не-японцы. Наш главный режиссер решил поставить в центре внимания творческий обмен культур. Поэтому он и предложил такой лозунг - "Становясь японцами".
Ирина Савинова: Чем особенным угощает зрителей Японское Общество в юбилейный год?
Дик Вуд: Одно специальное мероприятие, имевшее огромный успех, мы же провели. Это был фестиваль средневекового театра "Но" и "Кьёген". Мы устроили его в парке ООН, прямо напротив нашего здания. По традиции такие представления должны проводиться на открытом воздухе и при свете факелов. Мы решили обойтись электрическим светом, но зато пригласили ведущих японских актеров – это дорогое удовольствие, и в обычный, не юбилейный, год такого мы себе позволить не можем.
Нельзя назвать необычной выставку буддистского искусства 11-16 веков в нашей галерее, но в связи с юбилеем экспозиция была особенно тщательно подготовлена, и каталог вышел увесистым.
Да и в целом мы проводим в этом году больше выставок, спектаклей, семинаров, чем в обычно. Скажем, среди прочих у нас с лекцией выступит президент "Тойоты" мистер Чо.
Ирина Савинова: Ваше Общество ставит себе задачу познакомить как можно больше американцев с японской культурой, не так ли?
Дик Вуд: Да, с целью улучшить взаимопонимание. Это означает, что в основном мы работаем с американцами, улучшая их понимание Японии, но не только. Мы работаем и с живущими здесь японцами, помогая им понять Америку.
Ирина Савинова: Как мы можем судить о популярности Японского Общества в Нью-Йорке?
Дик Вуд: Мы постоянно стараемся расширить свою аудиторию. В этом месяце, например, мы запустили новый, образовательный и интерактивный, вебсайт, называется он "О Японии". Что касается цифр, то вот они. В Обществе около трех тысяч членов, почти половина из которых – корпорации. Типичная выставка в нашей галерее привлекает 9-10 тысяч посетителей.
Ирина Савинова: Поговорим о планах на будущее.
Дик Вуд: Есть две области, которые мы в особенности хотим развить.
Первая – это расширение присутствия в интернете: весь наш сайт будет интерактивным. Наше общество – главный поставщик для англо-говорящей аудитории высококачественной информации о Японии. И мы хотим, чтобы она была доступна, где угодно. Так что мы вкладываем много средств в расширение этого сетевого средства массовой информации.
Второй проект – расширение группы американских и японских бизнесменов, поддерживающих наши начинания в социальной сфере. Среди них есть как коммерческие, так и некоммерческие структуры. Радует, что эта группа растет довольно быстро.
Ирина Савинова: Вы сами знаете японский язык?
Дик Вуд: Да. Я не особенно бегло говорю, но на практическом уровне мне знаний хватает. Я могу произнести речь, участвовать в длинной беседе. Более того, я настаиваю на том, чтобы президент Японского Общества и ключевые фигуры говорили не только по-английски, но и на японском.
Александр Генис: В минувшее воскресенье завершился 45-й Нью-йоркский кинофестиваль, который возглавляет его давний директор Ричард Пенья. Наряду с главой Музея Метрополитен и дирижером филармонического оркестра он входит в триумвират цезарей нью-йоркской культуры. Быть «начальником кино» в городе заядлых кинофилов очень непростая задача, но Пенья с ней справляется превосходно. Хотя бы потому, что никто лучше его не знает кино и его историю. Я потому говорю с такой определенностью, что сам слышал, с каким знанием дела, с какими деталями и с какой страстью Ричард Пенья говорит, в частности, о российских фильмах. К тому же, он просто дружит с их авторами.
Во многом, усилиями этого блестящего организатора Нью-йоркский фестиваль завоевал огромный престиж. От всех других больших фестивалей его отличает отсутствие соревновательного начала. Тут нет премий, ибо считается, что сам отбор в фестивальную программу – уже высокая награда.
Как всегда, самые значительные – или оригинальные – фильмы Фестиваль показал на открытии и закрытии. В этом году последним шел горячо встреченный критиками французский мультфильм «Пересполь», поставленный по графическому роману о жизни в современном Иране. А открывал фестиваль только что вышедший и в широкий прокат фильм Веса Андерсона «Дарджилинг». О новой картине известного экспериментатора нам расскажет ведущий «Кинообозрения» «Американского часа» Андрей Загданский.
Андрей Загданский: По-английски фильм называется « The Darjeeling Limited », и переводить на русский язык название этого фильма мне кажется совершенно бессмысленным. Он должен остаться так, как он есть. И еще один момент, почему название не нужно переводить на русский язык. Потому что это не добавит ни вашему, ни моему пониманию фильма абсолютно ничего. Этот фильм не надо понимать вообще, а нужно догадываться, чувствовать, смеяться, смотреть с удовольствием, восхищаться красотой Индии, ценить изобретательность режиссера, причудливость персонажей, эпизодов, но не надо ничего понимать. Это яркий, абсолютно убедительный случай «торжества формы над содержанием», – как говорили в свое время в Советском Союзе, когда боролись с формализмом. Что происходит в фильме, или, вернее, что обозначено в фильме, потому что это почти не происходит? Три брата встречаются в Индии (они американцы) для того, чтобы отправиться в некоторое путешествие на поезде, который так и называется - « The Darjeeling Limited ». Конечная точка этого путешествия никому не известна, кроме старшего брата. Он, собственно говоря, инициирует эту поездку после того, как он пережил аварию на мотоцикле. Он вылетел с мотоцикла, разбил лицо, он весь перевязан. В этом состоянии три брата, три замечательных актера, отправляются в эту поездку. Этот поезд должен стать не просто путешествием в пространстве, но и путешествием к новому для каждого из братьев. Что из этого получается или, точнее, что из этого не получается, и должно было быть содержанием фильма. Но это не становится содержанием фильма. Фильм Андерсона, для меня - блестящее упражнение в абсурде. Это не фильм, это коллаж.
Александр Генис: Это уже не первый раз, когда этот режиссер задает загадки и критикам, и зрителям. Все его фильмы, в сущности, лишены внятного сюжета, нормальной наррации, он все время пытается раскачать наше ожидание и уничтожить кинематографический реализм за счет визуального абсурда.
Андрей Загданский: Вы знаете, Саша, этот фильм заставляет меня думать, как все фильмы Андерсона. Дело в том, что когда я смотрю его картины, я понимаю, что автор замечательно знает законы построения, знает законы нарративного жанра в кино. Он рвет с привычным повествованием, потому что он прекрасно чувствует, что каждая отработанная дорога, дорога уже пройденная – неинтересная, банальная. У Андерсона персонажи остаются, непрерывная история трех братьев есть. Но история не имеет точного завершения ни в одном звене. И нужно наслаждаться, если вы можете, если вас устраивает такой тип наррации, каждым эпизодом в отдельности. При этом самое интересное и трудное для восприятия - то, что жанрово они не стыкуются. Остается ощущение, что Андерсон стремится создать именно такой разножанровый, ироничный, коллажный материал. В картине есть визуально совершенно захватывающий эпизод, когда мать этих трех героев говорит: «Давайте просто подумаем и помолчим». И в этой тишине вдруг начинается движение этого поезда. Конечно, это метафизический поезд, это не просто поезд. Вес Андерсон очень любит такие длинные панорамирующие движения камеры. В его предыдущем фильме «Морская жизнь» был разрез корабля, здесь он путешествует через разрез поезда. И в этом поезде каждое купе - отдельный, замкнутый мир, сюрреалистический мир, где живут свои собственные персонажи, окруженные совершенно отдельным, собственным интерьером. Абсолютно потрясающий визуальный кусок, захватывающий в красоте изобретательности и фантазии.
Александр Генис: Андрей, этот фильм открывает кинофестиваль. Вы ведь хорошо знаете директора фестиваля Ричарда Пенью. Скажите, что это говорит о фестивале и что это говорит о кино? Ведь это знаменательно, что именно этот фильм выбран для открытия фестиваля?
Андрей Загданский: О, да. Всегда первая картина - решающий выбор директора фестиваля. Я думаю, что Ричард говорит, что на сегодняшний день, так, как он знает и понимает картины Веса Андерсона и те эксперименты, которые он делает в своем фильме, они представляют что-то новое и, может быть, самое интересное сегодня в современном кино.
Александр Генис: Называя 21-е столетие «веком генетики» мы не только отдаем дань банальности, но и подчеркиваем, что генетика, как раньше биология или физика, стала универсальным инструментом для разгадки всех тайн будущего, настоящего и прошлого. Об этом я попросил рассказать Владимира Гандельсмана, который собрал для слушателей «Американского часа» материал об интригующем открытии «гена богатых».
Владимир Гандельсман: Я думаю, что тема сегодняшней беседы близка сердцу многих россиян. Тема экономики, тема богатства, тема, которую можно определить словами Пушкина: «…как государство богатеет, и чем живет…». У пушкинского героя Евгения Онегина были четкие представления на этот счет, он знал относительно государства, «почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет…».
Александр Генис: Да, но ведь «отец понять его не мог…».
Владимир Гандельсман: Вот в том-то и дело, что представления меняются, и сегодняшний день - не исключение.
Сегодняшняя теория богатства берет свое начало в пыльных архивах Англии. Именно из них ее извлек ученый экономист Грегори Кларк.
Владимир Гандельсман: Что же содержалось в этих архивах и какова новая теория…
Александр Генис: Володя, я предлагаю не раскрывать карты сразу, давайте придадим беседе детективную окраску, так интереснее, а пока поговорим об истории вопроса.
Владимир Гандельсман: Хорошо, но тогда нам не обойтись без Мальтуса.
Диктор: Томас Роберт Мальтус (1766—1834) — английский священник и учёный, демограф и экономист, автор пессимистической теории, согласно которой неконтролируемый рост народонаселения должен привести к голоду на Земле.
Владимир Гандельсман: Есть такое понятие: «Мальтузианская ловушка». Это формальное следствие из теории Мальтуса, согласно которой рост населения обгоняет рост производства. Отсюда следует, что человечество находится в ловушке, обречено на безработицу, голод, обнищание, если не сможет наладить регулирование рождаемости. В 1798 году он опубликовал свою книгу Essay on the Principle of Population («Опыт о законе народонаселения»). Три основных тезиса «Опыта» таковы:
Диктор:
1. Из-за биологической способности человека к продолжению рода его физические способности используются для увеличения своих продовольственных ресурсов.
2. Народонаселение строго ограничено средствами существования.
3. Рост народонаселения может быть остановлен лишь встречными причинами, которые сводятся к нравственному воздержанию, или несчастьями (войны, эпидемии, голод).
Владимир Гандельсман: И, главное: Мальтус приходит к выводу, что народонаселение растет в геометрической прогрессии, а средства существования — в арифметической.
Александр Генис: Но сегодня на Земле – шесть миллиардов людей. И подавляющая часть населения НЕ умирает с голоду. К счастью, в реальности все случилось не так, как обещал Мальтус.
Владимир Гандельсман: Не так. Сравнительно медленно, но выросла производительность труда, и еда перестала быть главной проблемой. Почему это случилось - до сих пор загадка. Для ранних экономистов это было самой интересной проблемой, на которой они строили свои теории.
Отец троих детей, Мальтус считал, что люди становятся богаче, только когда рост населения ограничивается — через уменьшение рождаемости, благодаря войнам или эпидемиям. По иронии судьбы Мальтус вывел свой закон ровно тогда, когда наметилось его систематическое нарушение. Население Англии росло, но доход на душу населения рос еще быстрее. За все время своего существования люди впервые выбрались из мальтузианской ловушки.
Александр Генис: Давайте напомним, что это было в эпоху индустриальной революции.
Владимир Гандельсман: Вот именно. И тут пора переходить к сути дела. Почему одни государства начинают стремительно богатеть, а другим это не дается? Что за качественный скачок произошел в Англии, в Нидерландах и некоторых других богатых странах? Вот американский биолог-эволюционист Джаред Даймонд развил теорию регресса аграрных стран. При развитом сельском хозяйстве и высокой плотности населения, доказывает он, естественный отбор поддерживал размножение не самых умных, а самых устойчивых к инфекциям. Для поддержания жизни хватало более примитивных навыков, чем те, что нужны были охотникам и собирателям. А умники просто рыли могилу своим потомкам: перебирались в города, где из-за скученности чаще болели и раньше умирали, оставляя меньше наследников, чем крестьяне.
Александр Генис: Даймонд, опять напомню, - в Америке сейчас звезда первой величины, автор бестселлера, который объяснил, почему европейцы завоевали индейцев, а не наоборот. Но об этом мы уже рассказывали – ищите в архиве. А сейчас вернемся к Грегори Кларку, который оспаривает точку зрения своего прославленного коллеги.
Владимир Гандельсман: Абсолютно. И мы с вами подходим к разрешению нашего детективного сюжета. Кларк решил проверить теорию Даймонда и стал искать доказательства того, что в Средние века умники выбраковывались естественным отбором. Косвенные улики имелись: для успешной охоты нужны столь сложные навыки и умения, что охотники современных индейских племен в Парагвае достигают вершин мастерства только к сорока годам. Средневековому крестьянину же нужна была, в основном, физическая сила: английский землепашец XV веке, как работник, больше всего ценился в возрасте 20-30 лет. В поисках прямых доказательств, которые помогли бы уточнить картину, Кларк набрел на завещания англичан конца XVI — начала XVII века. Из этих пыльных архивов он и извлек свою теорию!
Александр Генис: Весьма остроумная идея: исследовать завещания, чтобы связать имущественный статус семьи с ее составом!
Владимир Гандельсман: Да, счастливая идея, простая и плодотворная! И вот что пишет Кларк: «К своему удивлению, я обнаружил твердую закономерность: чем богаче был человек, тем больше у него было детей. Образованные и состоятельные люди, даже если они жили в городах, оставляли больше потомков, чем беднота, у которой детей не хватало даже для простого воспроизводства».
Александр Генис: Почему же тогда этого не произошло в других странах?
Владимир Гандельсман: Где-то произошло, а где-то нет. Для сравнения: рождаемость среди самых богатых англичан была в 1,7 раза выше средней. Тут сказывались специфические условия развития страны, ее культура, множество факторов, которые трудно рационально анализировать.
Крайне важно, поясняет Кларк, что средневековая Англия была очень стабильным обществом. Гражданские беспорядки и насильственная смерть в мирное время там были исключительными явлениями. Тут самое время вспомнить про мальтузианское равновесие: средний доход вплоть до 1800 года оставался постоянным. Потомки богатых людей вынуждены были спускаться по социальной лестнице вниз, специализируясь в профессиях, которые раньше были прерогативой бедняков. Из детей землевладельца только один мог унаследовать участок целиком. Остальные вынуждены были идти в плотники или пахари. Правда, Кларк признает, что отбор генов в буквальном смысле — пока чисто умозрительное построение, это лишь догадка о том, что такие изменения возможны. Культурный же отбор, по Кларку, определенно был: в английском обществе шла мощная селекция таких качеств, как трудолюбие, стремление к образованию, умение сдерживать агрессивность и воздержание от пьянства. А главное – умение отсрочить потребление рад накопления. Именно поэтому Англия в конце XVIII века оказалась подготовлена к промышленной революции лучше, чем другие страны.
Александр Генис: Я думаю, каждый, кто нас слушает, сейчас невольно задается вопросом: «А как же Россия? Что с ней происходило, происходит и произойдет? Как быть с этим самым «геном богатых»? Есть ли он?»
Владимир Гандельсман: Не берусь сказать, что будет, но при советской власти процветал «ген бедных», сжечь усадьбу – святое дело, уничтожить всех зажиточных крестьян, не говоря о помещиках, - святое дело. Да и сейчас, по-моему, не намного лучше. Этим летом мне рассказывал человек, успешный бизнесмен, о том, что у него есть своя земля в Новгородской области, там живет его мать. Но он живет в Питере, а построить хороший дом на своей земле не может, говорит: либо я должен там постоянно жить, либо в мое отсутствие его в лучшем случае ограбят, в худшем – сожгут. Вспоминается тот самый анекдот про, кстати сказать, английскийгазон, который надо поливать ежедневно в течение 100 лет. Всего-навсего.
Александр Генис: Нью-Йорк – город неожиданностей. Особенно, когда по нему гуляет с магнитофоном наш корреспондент Рая Вайль. На этот раз она принесла в студию репортаж о фестивале, который устраивают на одном из нью-йоркских перекрестков.
Рая Вайль: Сквер Верди, расположенный на пересечении Бродвея и Амстердам Авеню, на 72-й улице, один из самых старых нью-йоркских парков. Собственно, это - всего лишь маленький зеленый оазис в центре Манхэттена. Старинная станция метро, цветочные клумбы, мраморные бордюры и сиденья. А в тени густых деревьев - памятник великому композитору, установленный здесь более ста лет назад, благодаря усилиям итальянских эмигрантов, любителей оперы. Скульптурная композиция из каррарского мрамора изображает Верди в окружении его главных оперных героев: Фальстафа, Леоноры из «Силы судьбы», Аиды и Отелло. А недавно здесь стали проводить осенние музыкальные фестивали. Нынешний концерт – это песни из мюзикла Ирвинга Берлина “ Call Me Madam ”. О том, как это все началось, рассказывает один из организаторов фестиваля Джон Литтон.
Джон Литтон: У меня есть подруга, очаровательная женщина, живет здесь, напротив. Два года назад она открыла свое окно, и какая-то чудесная музыка шла отсюда. Она спустилась, посмотрела, что такое. Здесь была церемония открытия новой станции метро, был певец из Метрополитен-Опера. И ей пришла идея - как замечательно, это идеальное место, чтобы петь, чтобы иметь музыку. И она связалась с друзьями, включая меня, и мы решили попытаться устроить фестиваль.
И вот мы здесь. Это второй год, второй концерт, и мы будем теперь каждый год, три-четыре концерта. У нас чудесный меценат, это Гершвин, знаменитая семья Гершвин. Один мой близкий друг из школы - племянник Айры Гершвина. Он услышал об этой идее, и сразу дал нам финансы, чтобы мы смогли устроить этот фестиваль. Мы очень довольны, и публике очень нравится, и для молодых артистов это великолепная возможность петь, выступать перед публикой.
Рая Вайль: Надо сказать, что все почетные гости, присутствовавшие на концерте, и, вообще, все, с кем мне удалось побеседовать в этот вечер, говорили о заслугах Джорджа, о том, что он - душа музыкальных фестивалей в Сквере Верди. А сам он предпочитает оставаться в тени. Забавно, что когда я похвалила его русский, он рассмеялся и сказал, что ничего особенно в этом нет.
О себе он рассказывать не любит, о нем говорят другие.
Джордж Литтон, действительно, проделал колоссальную работу, но на каждом этапе ему помогали его друзья, его колоссальные связи. Эдриан Бенепи, директор всех парков, пляжей и общественных бассейнов Нью-Йорк, тоже его ближайший друг, да к тому же еще меломан.
Эдриан Бенепи: Джордж обратился ко мне в прошлом году, сказал, что хочет восстановить артистическую традицию в Сквере Верди. Ведь когда-то здесь бывали Энрико Карузо, Артуро Тосканини, Шаляпин, Стравинский, братья Гершвины и многие другие музыкальные и литературные знаменитости. Конечно, если бы три года назад мы с вами стояли на этом же месте, нас просто переехали бы автомобили, потому что здесь была проезжая часть. Потом сквер увеличили, памятник Верди реставрировали, построили новую станцию метро рядом со старой. Теперь у нас - как в Европе. А сейчас еще и музыкальные фестивали. Причем, городу это ничего не стоило, все сделано на частные пожертвования. Мы только помогали. Да и как не помочь, я сам большой любитель музыки, вырос в Манхэттене, а Сквер Верди ведь находится в самом центре, рядом Линкольн-Центр, Метрополитен-Опера.
Рая Вайль: Пора, наверно, сказать несколько слов о шоу, продюсером которого, был генеральный консул великого герцогства Люксембург в Нью-Йорке Джордж Фабер. Тоже, кстати, приятель Джорджа Литтона, и тоже, как и он, большой любитель музыки.
Джордж Фабер: У меня давно была идея устроить концерт в честь Ирвинга Берлина. И мюзикл “ Call Me Madam ” («Назовите меня Мадам) я выбрал не случайно. Он дебютировал на Бродвее, в Имперском театре, в 1950 году, и выдержал около 650 представлений. В 1953 году по нему был поставлен одноименный фильм, музыкальная комедия, получившая «Оскара». Не буду пересказывать содержание. Скажу только, что в центре повествования молодая вдова по имени Салли Адамс, и ее приключения в качестве посла Соединенных Штатов в маленьком европейском государстве «Лихтенбург». Ирвинг Берлин написал и поставил мюзикл, основываясь на реальных событиях. Прототипом главной героини является дама из высшего света по имени Перл Места, в 1949 году назначенная президентом Трумэном первым в истории американским послом в Люксембурге. Но самое интересное, что у Ирвинга Берлина есть и другая связь с Люксембургом. Дело в том, что наше консульство в Нью-Йорке и Миссия при ООН находятся в восточной части Манхэттена, на Бикмен-Плейс, в том самом доме, где Ирвинг Берлин прожил 43 года. Так что первое шоу мы провели в здании консульства, а потом Джордж Литтон, присутствовавший на этом представлении, решил, что оно подходит и для его фестиваля. И вот мы уже слушаем песни из мюзикла “ Call Me Madam ” в Сквере Верди.
Рая Вайль: Это поет Вира Сливотски, исполняющая роль Салли Адамс. Как потом выяснилось, сама она родилась и выросла в Массачусетсе, а вот предки ее, дедушка с бабушкой – из Украины. А еще в шоу участвовали баритон Рикардо Ривера, тенор Эндрю Осарчук, тоже, кстати, с российскими корнями, и сопрано Хайди Соусер в роли принцессы Марии. Все они студенты престижной нью-йоркской консерватории, Mannes College of Music , и уже не первый раз выступают на публике. Но в таких условиях, когда внизу шумят поезда сабвея, а наверху безостановочно несутся автомобили, им пришлось петь впервые.
Не мешало это вам? – спросила я после шоу Виру Сливотски.
Вира Сливотски: Нет, это - шум города, это нормально, и это - уникальный опыт, которого ни в одном театре не получишь. Там зрители сидят на местах, и никто не уйдет до конца спектакля. А здесь постоянное движение, люди входят и выходят из метро, я вижу на их лицах удивление, многие не знают, как реагировать, некоторые с детьми, другие говорят по мобильному телефону, и закрывают одно ухо, чтобы музыка не мешала разговору, это забавно. Некоторые останавливаются на пять минут, другие остаются до конца концерта, забыв о том, что только что куда-то торопились, бежали. Ньюйоркцы ведь всегда заняты, всегда куда-то спешат, а тут такая остановка, песни из такого классического мюзикла. Конечно, он несколько старомоден, даже наивен, но музыка замечательная, она стоит того, чтобы ее услышали. И где? В самом центре Манхэттена. Приятный вечер в старинном парке с музыкой из “ Call Me Madam ”.
