Сергей Сенинский: ... 18 октября была организована очередная, уже шестая «прямая линия» общения президента России с согражданами. Как и раньше, его ответы станут предметом анализа политологов и журналистов. Накануне прямого эфира мой коллега Владимир Тольц беседовал с некоторыми из них, чтобы выяснить, в чем они видят смысл этого, возможно, последнего для второго президентского срока Владимира Путина теледиалога с гражданами и чего от него ожидают:
Владимир Тольц: За сутки до прямой линии с президентом России Владимиром Путиным я, решив опросить политологов и «путиноведов» об их ожиданиях того, что завтра услышат, оказался в положении некогда шутливо описанном самим Путиным: «После смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем». Только не надо сразу про явную манию величия! У меня и в мыслях не было сравнивать себя ни с Ганди, ни – Боже упаси! – с Путиным. Просто многие из тех, кого я просил высказаться либо куда-то уезжали, либо предлагали обсудить все ПОСЛЕ того, как Путин выступит. (Интерпретировать и растолковывать сказанное куда проще, чем говорить о том, что еще не произнесено. Кому – даже политологам – хочется лишний раз попадать пальцем в небо?).
Тем не менее ? авторитетные и храбрые знатоки все же нашлись. А их рассуждения с тем, что сказал Путин, можете сравнить сами. Итак, вот ответы, полученные мной за день до прямой линии с Путиным, который, несмотря на кончину Ганди, не решился отступить от традиции ежегодного телеразговора с заранее подготовленным к этому народом. Что хочет Путин от этого разговора? (Этот вопрос я должен бы, конечно, задать самому Путину, да боюсь, не дозвониться …)
Первой отвечает журналист Наталия Геворкян – одна из авторов книги « От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным»
Наталия Геворкян: Володя, можно я начну с того, что народ отдельно, а Ганди отдельно всегда? С народом можно поговорить всегда, как известно, он всегда есть. С Ганди, наверное, сложнее, действительно. Я думаю, никаких сверхзадач таких он перед собой не ставит. Их никогда не бывает на таких эфирах массовых с людьми. Потому что, мне кажется, основной задачей было и всегда остается показать компетентность – это, как правило, людей успокаивает. Мне кажется, что самое главное, чтобы люди были спокойны, чтобы они понимали, что отец родной с ними, что вот был и остается с ними, что он все знает, он отслеживает ситуацию, сыпет цифрами. Он обязательно скажет наверняка, что справится с ростом цен и даст какое-то объяснение этому. В общем, мне кажется, что обычный посыл этих пресс-конференций – они такие умиротворяющие. То есть люди должны после этого успокоиться и сказать, что у нас есть человек, он на своем посту, он бдит, а мы живем спокойно. Во всяком случае, такое ощущение оставалось от всех предыдущих конференций, пресс-конференций телевизионных. Потому что ничего обычно нового не говорилось, никаких сенсаций не могу вспомнить ни одной. Думаю, что не будет и в этот раз. А общее ощущение у людей, которые смотрят, у народа, как принято говорить, должно быть, чтобы не было войны, чтобы было спокойно, чтобы все было в порядке и под контролем. Если они считают, что это так, то я считаю, что цель пресс-конференции президента достигнута.
Владимир Тольц: Соавтор Наталии Геворкян по книге « От первого лица », давно уже наблюдающий Путина вблизи журналист «кремлевского пула» Андрей Колесников (он, помимо прочего автор дилогии "Я Путина видел!" и "Меня Путин видел!", а также ее продолжения «Увидеть Путина и умереть»), Колесников рассуждает о том, зачем Путин нынешний прямой телеэфир так:
Андрей Колесников: Я думаю, что его вряд ли интересует по большому счету мнение его народа о нем самом. Он представляет себе это мнение. Народ к нему, мягко говоря, благосклонен. Вряд ли народ может ему рассказать что-то новое про него или про себя. Это, я думаю, что президент думает, что все неплохо знает. Но такая прямая линия ему, конечно, нужна, никаких сомнений в этом нет. Второго декабря выборы и, конечно, надо донести какие-то идеи до избирателей. В этом есть некоторая проблема, она связана с избирательным законодательством, она связана с тем, что президент является первым и единственным номером в избирательном списке «Единой России». И законодательство запрещает агитацию, а избежать агитации очень тяжело в такой ситуации, когда ты являешься первым номером списка. И ему из этой юридической коллизии как-то надо выйти. Мне кажется, это самая главная интрига и, пожалуй, единственная интрига этой прямой линии.
Владимир Тольц: А что, по-твоему, хочет услышать от Путина народ?
Андрей Колесников: Народ от прямой линии хочет услышать, во-первых, его мнение по поводу вчерашней великой победы россиян над англичанами. И есть у меня ощущение, что он услышит. И конечно, народу надо знать, что хуже ему не будет – народу. И в этом президент тоже заверит свой народ. Я думаю, что какие-то яркие события в жизни народа и Владимира Путина, они о них друг другу напомнят в ходе этой прямой линии. Я имею в виду победу в Сочи, например и так далее.
Владимир Тольц: Вопрос политологу Марии Липман - главному редактору журнала «Pro et Contra», члену научного совета "Гражданское общество" Московского центра Карнеги: так в чем же генеральный смысл такого отрежиссированного формата телеобщения президента с тщательно отобранными представителями населения страны?
Мария Липман: Тут можно говорить, я думаю, прежде всего о символической роли этого действа, которое является, на мой взгляд, выражением патерналистского характера российской власти. У нас институтов в существенном смысле нет, а есть у нас властитель, чьи полномочия и влияния даже превосходят его конституционные полномочия, и он являет собой такое воплощение российской государственности, он над всем, над другими политиками, над правительством, над даже фасадными институтами. И в этих условиях общение с правителем напрямую и есть единственный способ взаимодействия граждан с государством и единственный способ их гражданского участия в жизни страны.
Владимир Тольц: Журналист Сергей Доренко, автор сочинения «2008», похоже склонен разделять такую интерпретацию он-лайнового явления президента народу, обогащая ее образами религиозно-культовыми:
Сергей Доренко: Само действо – это чудо, это нечто вроде явления Когана на золотых цепях своему народу. Вы знаете, что Коган никогда не касался земли. Во всяком случае, этого никто не видел. Он должен был висеть между небом и землей. Тогда не было просто телевизора, а жалко, они бы иначе придумали телевидение. И он должен явиться своему народу, как бы показать родство и единение самого верха и самого низа, чтобы мы понимали здесь внизу, что там вверху есть наш парень. Наш парень не человек, он бог, конечно, но он за нас там заступится, там – в иных сферах, там, где злые нехорошие бояре, там, где злые нехорошие коррупционеры. Там есть один человек, который за нас – это Владимир Владимирович. И это все действо, вся эта сакральная процедура общения, она, безусловно, это подтверждает и утверждает в наших сердцах и умах.
Владимир Тольц: В канун последнего телевыступления российского президента я поинтересовался у некоторых из тех, кто ни при какой погоде не станет звонить Путину в эфир, о чем бы они хотели его спросить, если такая возможность предоставилась. Один из ответов был: надо было бы спросить, что с ним самим будет? Услышав об этом, Мария Липман замечает:
Мария Липман: Это, конечно, вопрос конкретный. И я не думаю, что мы узнаем, заведомо мы не узнаем больше того, что Путин захочет нам сказать, потому что такова политика Путина и она в высшей степени эффективна. Он никогда не говорит больше того, что он сам сказать хочет, говорит ровно тогда, когда сам считает это нужным. И ровно столько ясности в своих ответах нам предлагает, сколько сам сочтет нужным. Какие-то ответы бывают ясные, а какие-то мутные. Например, это касается его намерения стать премьер-министром. Что значит: «я не исключаю для себя»? Станет или не станет. Станет, значит мы сочтем, что он нас предупредил, не станет, значит у нас будет возможность сказать, что он и не собирался, сказал, что не исключает. Может ли президент выбрать сегодняшний формат для того, чтобы что-нибудь немножко нам прояснить? Теоретически может. Мне кажется, что настоящие решения он должен будет принимать после все-таки самих выборов, когда точно будет известно, сколько именно голосов получила «Единая Россия», как он хочет использовать значительное очень большинство партии в парламенте для того, чтобы менять, как он сам говорил, новую политическую конфигурацию создавать. И от этого, я думаю, будет зависеть, какое место для себя уготовил в российской политике. Спросить-то хочется. Я думаю, даже будут спрашивать. Путин, вообще говоря, не боится трудных вопросов, а трудные, наверное, надо считать такие, на которые он не хочет давать честного ответа. Он отлично справляется с таким форматом не только с людьми, но и с журналистами и даже с иностранными журналистами, которые задают вопросы порезче и поострее, чем отечественные. Так что вопросы хорошие, но от того, что вопрос задан, наши надежды получить ответ не увеличиваются.
Владимир Тольц: Теперь вы сами можете сопоставить это рассуждение политолога Марии Липман с тем, что вам довелось увидеть и услышать. Ну и ждать следующих телеявлений «первого лица», разумеется…
