«В решающие мгновения вся Россия мобилизуется вокруг лидера». Автора фразы, прозвучавшей по российскому телевидению, не указываю, потому что фраза типичная, этим и интересна. Поиск в интернете находит эти слова и в речи премьер-министра, и в речи налогового инспектора, и даже картинки на тему «Россия мобилизуется».
Между тем, именно слово «мобилизация» на редкость неуместно там, где речь идёт о прекращении всякой активности и движения. Ведь корень слова означает «движение» («мобильный телефон» – всего лишь телефон, который двигается, а не привязан проводом к розетке). Мобилизация как военное слово – а в России оно используется именно как штабной термин – означает движение людей от родных квартир к военкоматам и далее. Мобилизация – это перемещение миллионов людей.
Сравнение выборов с мобилизацией уместно, если выборы это выборы. Не демонстрация доверия власти, не попытка определить, какое зло является наименьшим и какой номенклатурный деятель наименее опасен для здоровья. Выборы – это когда люди разделяются между собой. Первоначально это особенно было ясно, когда голосующие не писали, а расходились: одни направо, другие налево.
Тонкость в том, что Россия после 1917 года – страна перепутанных вывесок или, говоря высокопарно, страна победившего новояза. Новояз не есть просто язык, в котором слова поменены местами, «чёрное» означает «белое» и наоборот. Новояз вообще не есть язык. Новояз есть разрушенная реальность плюс язык, этим и страшен.
До революции властям случалось и лгать, и клеветать, и блудословить, и ханжить. Однако армия была армией, мобилизация была мобилизацией, а выборы были выборами. Выборы могли отменить или ограничить, но фальсификацией и, тем более, имитацией выборов монархия не занималась. Брезговала. За это, видимо, монархию и уничтожили: чтобы тех же щей, да пожиже, побезнравственней. Воцарилась армия, которая не умеет и не хочет воевать, бюрократы, которые не умеют и не хотят даже подходить к бюро, тайная политическая полиция, которая ни тайн хранить не умеет, ни политикой заниматься не хочет.
С тех пор и доныне «мобилизуемся» означает «всем стоять и бояться». Если «все силы мобилизованы», значит, прекращается та слабая жизнедеятельность, которая составляет «народное хозяйство» и сводится к элементарному армейскому сачкованию (в царской-то армии про «сачков» не слыхивали).
Вот почему нет ничего более ошибочного, чем утверждение Черчилля, что Россия есть тайна, завёрнутая в загадку и упакованная в мистерию. Россия – во всяком случае, во времена Черчилля и даже до сего дня – есть самообман, завёрнутый в ложь и упакованный в обман. Когда в 1990-е годы начинали имитировать выборы, это ведь делали под какими лозунгами? «Коней на переправе не меняют». «Нельзя перепрыгнуть пропасть в два приема». А никакой переправы не было, пропасти не было, да и коней-то не было. Лебедь – был, да и то всего один. А так всё были раки – пятились назад, а вовсе не преодолевали переправу и не перепрыгивали пропасти. Допятились до стенки. Дальше некуда. Теперь раки «мобилизуются» – то есть, сами стоят и другим указывают: к стенке, к стенке мобилизовывайтесь…
Что делать? А не мобилизовываться… Тихо, спокойно, мирно подумать, выбрать направление – направление выбрать, а не тупик. Можно ходить на выборы, можно не ходить, главное – делать выбор не как военный выбирает, с кем «в разведку», а как штатский выбирает – с кем за один столик в кафе присесть… Чтобы выбраться из перевернувшегося мира, надо перевернуть его ещё один раз. «Как потопаешь, так и полопаешь».
