Программу ведет Алексей Кузнецов. Принимает участие корреспондент Радио Свобода в Москве Лиля Пальвелева.
Алексей Кузнецов: На проходящей в Москве Международной ярмарке интеллектуальной литературы "Нон-фикшн" известный лингвист Максим Кронгауз (кстати, эксперт Радио Свобода) представил свою новую книгу "Русский язык на грани нервного срыва". Книга адресована самым широким читательским кругам. Это была не простая презентация, а целый круглый стол, на котором специалисты рассуждали о том, как следует относиться к новым явлениям в языке.
Лиля Пальвелева: Если побродить по ярмарке, на стендах встретишь немало книг по русскому языку, в основном это словари, учебники и сугубо научные издания. Однако есть и новинки, которые с увлечением прочтет любой носитель языка. К примеру, вышедшую в группе издательств "Знак; Языки славянских культур" книгу "Речь москвичей" Китайгородской и Розановой. В этом же издательстве в кратчайшие сроки, чтобы поспеть к "Нон-фикшн", подготовили сборник "Русский язык на грани нервного срыва" директора Института лингвистики РГГУ Максима Кронгауза. И вот неожиданное в устах ученого признание...
Максим Кронгауз: Одним из источников вдохновения для меня было раздражение, раздражение двумя позициями, которые я слышал в течение последних 10-15 лет постоянно. Одно мнение, скорее, является плачем по русскому языку - немедленно надо спасать, защищать, штрафовать, казнить и так далее. Вторая точка зрения состояла в том, что, наоборот, все замечательно, русский язык со всем справится и все будет хорошо. С моей точки зрения, одна из этих позиций - это такая наглая ложь, а другая - неправда. Я сам время от времени менял позиции, но потом понял, что лучше встать посередине.
Лиля Пальвелева: Расширившееся употребление матерной брани, поток заимствований, изменение речевого поведения и многое другое - вот аспекты, которые рассматривает Максим Кронгауз. Их он называет болевыми точками. А поэт Лев Рубинштейн добавляет: такие перемены неспроста вызывают жаркие споры.
Лев Рубинштейн: Чем в стране становится ирреальнее и абсурднее общественная жизнь, тем в большей степени мы окунаемся в эту стихию, которая называется "язык". Потому что язык - это одновременно и зона порабощения, и зона освобождения. И я как раз всегда склонен очень оптимистически относиться к языку, потому что он мне иногда мистически представляется чуть ли не живым, достаточно сильным и достаточно увертливым, лукавым существом, которое не даст и не дает себя оседлать. Власть действительно неоднократно пыталась подмять под себя вот эту силу. Как власть владеет языком, мы хорошо знаем, но она все время им хочет овладеть. А язык иногда очень злобно мстит за себя. Вспомним хотя бы два эпизода из нашей новейшей истории. Что случилось с товарищем Сталиным после того, как он опубликовал свою бессмертную работу "Марксизм и вопросы языкознания"? Он умер. А когда Хрущев в последний год своего правления затеял реформу правописания, он умереть не умер, но его поперли очень жестоко.
Лиля Пальвелева: И это сделал язык, я уверен, - говорит Лев Рубинштейн.
