Ирина Лагунина: Одним из основных аргументов за сохранение преемственности действующего политического руководства страны в ходе предвыборной борьбы в России стало утверждение, что нынешняя российская власть одержала победу в борьбе с терроризмом. Но насколько верен тезис о том, что в ходе контртеррористической операции удалось добиться решающего перелома? Об этом Андрей Бабицкий говорил с экспертами.
Андрей Бабицкий: Именно нынешний год, считают многие эксперты, показал, что используемые властью силовые средства подавления вооруженного подполья становятся все менее действенными. Фактически в Ингушетии вооруженные группы перешли в наступление прошедшим летом, значительно активизировались формирования и в других республиках Северного Кавказа. Политолог Заинди Чолтаев считает, что за восемь с половиной лет подполье сумело освоить новые механизмы и формы сопротивления.
Заинди Чолтаев: За прошедшие годы явно то, что полностью подавить не удалось подполье. Не разрушены его схемы управления, порядок формирования, совершенно не знаем, каким образом идет подготовка новых участников или это стихийный процесс, или существует отработанная система взаимодействия с населением. Ясно одно, что подполье изменяется, приобретает новые формы борьбы. Вызывает разные размышления то, что значительная часть подполья перешла под знамена российские или структур, подконтрольных Рамзану Кадырову. Понятно, что в этой массе вполне могли остаться люди, близкие лесу, имеющие устойчивые связи, то есть там тоже много вопросов.
Андрей Бабицкий: Генезис чеченского сопротивления складывался первоначально таким образом, что лидеры подполья апеллировали к Западу и надеялись на его поддержку. Владимир Путин, сведя до минимума влияние Запада на ход борьбы на Кавказе, фактически лишил сопротивление политической стратегии. Так считает главный редактор интернет-агентства Couscous Time Ислам Текушев.
Ислам Текушев: На девятом году войны чеченское подполье, которое сегодня кажется вполне корректным называть подпольем северокавказским, демонстрирует не просто удивительную устойчивость, но и фактическую неуязвимость. Аслан Масхадов строил свою военно-политическую стратегию в расчете на Запад. Он был абсолютно уверен в том, рано или поздно российское руководство под давлением извне вынуждено будет пойти на заключение мирного договора с Чечней. Похожие взгляды были и у Басаева, считавшего, что ему удастся при помощи террора поставит Владимира Путина в безвыходное положение. Действительно Борис Ельцин не мог в силу тех обязательств, которые он имел перед Западом, уничтожить во время теракта в Буденновске часть заложников ради того, чтобы расправиться с террористами. Владимир Путин и в «Норд-Осте», и в Беслане продемонстрировал, что он намерен действовать автономно и принимать решения самостоятельно.
Андрей Бабицкий: Российские военные политики слишком полагались на традиционные количественные параметры, будучи уверенными в том, что стоит ликвидировать некоторое критическое количество мятежников, и сила сопротивления сойдет на нет. Однако по ходу боевых действий руководство подполья продолжало поиск новых форм вооруженной борьбы.
Заинди Чолтаев: Количество тех, кто оказывает сопротивление, совершенно неясно. Мы имели информацию от руководителя контртеррористической операции еще в начале боевых действий о том, что все через полгода заканчиваем. В позапрошлом году была цифра, что осталось всего 150 активных бойцов. Затем были сведения, что их 500-600. То есть нет ясной картины скорее всего даже в российских военных ведомствах. И численность вряд ли важна, численность бойцов, явных участников различных военных формирований. Ирландская республиканская армия насчитывала около двухсот человек, но тем не менее, оказывала очень серьезное влияние на обстановку в Северной Ирландии. Я думаю, что жесткая бескомпромиссная ситуация, которую предложило российское руководство, то есть никаких переговоров с бандитами, никаких переговоров с террористами, вынуждает сейчас их искать новые формы сопротивления. Они уже понимают, что никоим образом нельзя ставить условия путем захвата заложников и так далее, потому что это не приводит ни к какому явному результату.
Андрей Бабицкий: Новые цели сопротивления были сформулированы, говорит Ислам Текушев, уже за пределами сепаратистской чеченской терминологии, войну объявили религиозной.
Ислам Текушев: После смерти Масхадова объявили, что расчет на скорое окончание войны и решающую роль Запада оказался неверным. Это хорошо понял преемник Масхадова Абдул-Хаким Сайдуллаев. Сайдуллаев разработал принципиально новую стратегию, заявив, что Запад вообще исключается как фактор из военно-политических планов сопротивления. В основу стратегии лег тезис о том, что целью вооруженной борьбы является не мир, а сама борьба, которая может продолжаться сколь угодно долго. Моджахеду в системе новых ценностей предписывалась вести джихад, борьбу за веру, которая в соответствии с радикальной исламской доктриной может быть закончена только после окончательного торжества ислама.
Андрей Бабицкий: Война продолжает расползаться по Северному Кавказу и причиной этому, как слабость федеральной политики, так и тяжелейшие социальные условия, утверждает политолог Заинди Чолтаев.
Заинди Чолтаев: На сегодняшний день понятно, что сопротивление расширилось географически, то есть оно уже охватывает территорию не только Чеченской республики, но и в Дагестане и в Ингушетии ситуация очень сложная и в других республиках Северного Кавказа. Все это свидетельствует о том, что произошла интернационализация конфликта. И до сих пор решение не то, что не найдено, у меня такое впечатление, что его нет, идет борьба по конкретным фактам, когда происходят какие-то взрывы, то активизируется деятельность федеральных структур, никакой серьезной профилактической работы не проводится. Потому что в основе всего, мне кажется, что происходит на Северном Кавказе, коррупция местных органов власти, отсутствие социальной справедливости для большинства населения, социальная некая даже сегрегация, когда люди у власти и клиентела, которая находится рядом с властью, они имеют другие возможности для жизни, другие стандарты, а большинство населения или прозябает в нищете или вынуждено заниматься отхожим промыслом. Самое страшное, что нет уверенности в завтрашнем дне.
Андрей Бабицкий: Диверсионная операция, говорит Ислам Текушев, готовится по рецептам классической партизанской войны.
Ислам Текушев: Объявив целью войны саму войну, преемник Сайдуллаева Доку Умаров отказался от всяких масштабных и затратных военных операций. В войне, которая может растянуться на десятилетия, главное сохранить людей и боеспособность подполья. Именно поэтому диверсионная деятельность за последние два года изменила свой характер. Атаки разного рода, обстрелы, подрывы производятся таким образом, чтобы потери среди нападающих были минимальны. Минувшее лето в Ингушетии продемонстрировало, насколько успешной может быть такая тактика. Моджахедам после завершения боевой операции в большинстве случаев удавалось уходить безнаказанными.
Андрей Бабицкий: Заинди Чолтаев также подчеркивает, что государство, концентрируя в своих руках все больше власти, ослабляет внутреннюю структуру кавказского общества, которая становится все более открыта различным враждебным в сложившейся системе вещей влияниям.
Заинди Чолтаев: Вертикаль власти усилена, власть усилила саму себя, но это идет за счет снижения роли общественных институтов, гражданских институтов, которых практически нет и вряд ли такая ситуация может считаться достаточно устойчивой. Вся она на штыках.
Андрей Бабицкий: Кавказ в полном соответствии с тезисом об одержанной над террором победе занимает все меньше места в информационном пространстве России. Однако ситуация в регионе заметно ухудшается, считают эксперты.
