Программу ведет Алексей Кузнецов. Принимает участие обозреватель Радио Свобода Кирилл Кобрин.
Алексей Кузнецов: Сегодня мы открываем серию интервью, посвященных итогам 2007 года в разных сферах - от политики до культуры. Речь даже пойдет даже не столько о, собственно, «итогах», сколько о так называемых «основных сюжетах 2007 года». Первая беседа из этой серии - моего коллеги Кирилла Кобрина с известным писателем и журналистом, главным редактором портала "Полит.Ру" Андреем Левкиным. Речь пойдет о «сюжетах российской власти».
Кирилл Кобрин: Андрей, у меня к вам вопрос не как к редактору сайта "Полит.Ру", не как к журналисту, а, в общем, мне кажется, как к представителю главной вашей специальности - к писателю. Писатели, прозаики имеют дело с сюжетом. Как бы вы выделили главный сюжет 2007-го и, видимо, начала 2008 года, потому что, скорее всего, 2007 год закончится где-то в марте 2008-го, политически.
Андрей Левкин: Тут уже надо уточнять, для кого, для какой прослойки, что имеется в виду, поскольку, видимо, можно даже так сказать, несколько лирически, что политологи и прочие обслуживающие господа, они слишком переигрались в термины. Вот как они ввели где-нибудь 7-8 лет назад термин "повестка", они живут в понятиях повестки. Повестка предполагает...
Кирилл Кобрин: Заседание, прежде всего.
Андрей Левкин: Однородность происходящего. То есть, вот эта самая однородность должна быть до самых до окраин, от Москвы, по всем слоям населения, и внутри этой повестки все как-то происходит. Причем, ее главенство не оспаривается. И вот сейчас уже просто понятно, что повестку можно сочинять хоть каждую неделю, а вот какая-то общая субъектность того, что происходит внутри страны, она нечеткая, она не очень понятная, она у всех разная.
Кирилл Кобрин: Тогда возникает вопрос, кто сочиняет повестку. И, видимо, те, которые придумали несколько лет назад понятие повестки, думали, что именно они будут ее задавать.
Андрей Левкин: Это очень просто. Потому что, ну, как, работали люди, которые создавали повестку. Они опираются на что? Они опираются на календарь. У них год расписан по календарю. Это событие, естественно, государственного характера: то-то, то-то, тут у нас выборы, тут у нас выборы туда, там надо сделать то-то, когда-то был, допустим, срок погашения какого-нибудь долга перед МВФ, вокруг этих штук. Может быть, объективно, может быть, для удобства. Все какими-то синусоидами расчеркивается: подъем, спад, чего-то еще. Но искусственное событие, в сущности. В сущности, все эти два срока, они были производством этого самого искусственного события, искусственных каких-то историй.
Кирилл Кобрин: А почему они выпали из сюжета? Потому что все-таки, будут же выборы, значит, на выборах будут какие-то люди. Почему это вдруг перестало быть интересным?
Андрей Левкин: Потому что, что такое выборы? Выборов не было? Я не хочу говорить на тему фальсификаций, чего-то еще, но когда уже к вечеру понедельника, который следовал за воскресеньем, днем выборов, фактически никаких рассуждений на эту тему не происходит, это значит, что события не было. Это никакое не домысливание, ни я, ни тот же сайт, мы не являемся какими-то критиками режима, государства, мы его рассматриваем просто как погоду, относительно которой надо... Но погода такая, что полное затишье и ничего, в общем, не было на самом-то деле.
Кирилл Кобрин: Вы знаете, это вообще литературный прием и его использовал еще Пруст в своей эпопеи "В поисках утерянного времени", когда он долго описывает, как главный герой, например, хотел попасть в аристократическое семейство германтов, об этом много десятков, если не сотен, страниц написано, само это событие просто пропускается потом. Или он хотел обладать девушкой Альбертиной долго, он описывает, как это все происходило перед этим, потом сам по себе факт не происходит. Так, может быть, ожидание, нагнетание и является событием, является сюжетом?
Андрей Левкин: Но тогда бы все эти пацаны уже в Голливуде давно работали бы.
Кирилл Кобрин: Пруст не работал в Голливуде.
Андрей Левкин: Кремлевские бы давно уже там работали и делали бы страшной силы триллеры, боевики и что угодно. Динамики как раз не видно, потому что любое начинание, оно как-то очень быстро стушевывается. Явно без специальных усилий к тому, чтобы обеспечить факт свершившегося заранее переживания.
Кирилл Кобрин: Хорошо, давайте отойдем от политологов и... скажем, мы их условно называем политологами, потому что они не занимаются второй частью названия этой профессии - лобби, изучением. Есть, конечно, люди, которые в соответствующих институциях изучают политики, политэу, как угодно назовите. Мы говорим в основном о пропагандистах и политтехнологах. Давайте отставим их в сторону и поговорим о других возможных сюжетах для страны. О чем? Для кого?
Андрей Левкин: В том и вопрос, о чем, для кого. Я бы не сказал, что это ощущение кризиса, это ощущение некоторого недоумения. Потому что социологии нет, каких-то отстраненных представлений довольно мало. Совершенно непонятно, что за слои в действительности есть в государстве, какие у них интересы. Допустим, институт общественного проектирования мучительно занимается поисками среднего класса. По последним данным данной организации, к среднему классу относятся те, кто в курсе технического прогресса. У них есть Интернет, они знают, как управлять гаджетами, они все в этой тематике.
Кирилл Кобрин: То есть, все бедные студенты - это средний класс.
Андрей Левкин: Да. Это не самое худшее определение в принципе, потому что предполагает наличие образования, которое позволяет разобраться в гаджете, возможность его купить, заинтересованность в этом. Понятно, что это не средний класс, конечно, но это какая-то еще одна страта, которую называют так. Может быть, он вообще не нужен. Что такое средний класс для России, непонятно. Другие господа собираются устранить интеллигенцию, потому что она мешает госстроительству. Что такое интеллигенция и что такое госстроительство - тоже непонятно.
Кирилл Кобрин: Я вас перебью. В данном случае, мне кажется, то высказывание, которое мы оба имеем в виду, интеллигенцию надо устранить, чтобы счастье было, мне кажется, а не чтобы госстроительство, с точки зрения этих людей.
Андрей Левкин: В том-то дело, это любопытно, как не связывать госстроительство и счастье. Другая тематика: власть уходит от государства. То есть, какая-то жуткая, непонятная дилемма о том, что как-то без государства вообще никак, есть какая-то власть. То есть, возвращаясь, это все та же история повестки, которая является некоторое такой гомункулусной штукой, которая пытается положить сверх того, что происходит, но не натягивается.
