Марина Тимашева: Книга петербургской писательницы Натальи Сорбатской "Литературная рабыня. Будни и праздники" вышла в московском издательстве "Анаграмма". С автором книги беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Все знают о существовании литературных рабов. Раньше у нас их называли «литературными неграми». Все знают, но мало кто представляет себе механизм, как это бывает на самом деле. Именно об этом и пишет Наталья Сорбатская и, что самое ценное, не только об этом. Нет, роман нельзя называть портретом питерской литературной среды последних десятилетий, но некоторые ее черты явно угадываются. Чего стоит, например, реальная история таинственного исчезновения бюста Салтыкова-Щедрина, чьим именем несколько лет назад перестала называться Публичная библиотека, ставшая Российской национальной? Стоял у входа бюст человека, написавшего бессмертный портрет российских властей и, вдруг, тихо ушел, даже не попрощавшись. Или другая история, уже из пограничного литературному, издательского быта, когда глава одного из известных издательств, проходя по коридору, самодовольно бросает фразу насчет того, что он, мол, «книгу любого автора запакует в розовую обложку и продаст». Несмотря на тонкое знание автором своего предмета, Наталья Сорбатская - имя новое, как, впрочем, и издательство. Не так ли, Наталья?
Наталья Сорбатская: Это новое издательство, московская «Анаграмма». У них начала выходить серия «Роман без вранья», где вышло пока только две книги - моя и книга Александра Михайлова «Папенькин сынок. Интимные хроники». То, что касается Саши Михайлова, это буквально дневник человека, который сидит у смертного одра своего отца, известного литературного функционера Александра Михайлова. Что касается «Литературной рабыни», то ситуация несколько иная. Это абсолютный «роман без вранья» в смысле деталей и реалий. За каждое отвечаю – это было. Другое дело, что сюжетно я позволяла себе некоторые фантазии, ужимки и прыжки, хотя это, в общем, художественная правда тоже абсолютная. Эту книгу можно считать, в какой-то степени, поколенческой. Это история трех женщин. Одна из них – героиня, которая работает в издательстве и хорошо знает издательскую индустрию, тот процесс, который сейчас подменил собой собственно литературный процесс во многом. Еще один персонаж - женщина из горного азербайджанского селения с уникальной судьбой. И еще один персонаж - наша соотечественница, которая вышла замуж в Испании. Искореженные они на самом деле, всем организмом попали в этот геополитический разлом конца 80-х - начала 90-х. Каждая из них по какой-то причине приобщается к литературному труду.
Татьяна Вольтская: Неужели все три стали литературными рабынями?
Наталья Сорбатская: Если иметь в виду, что книжка с таким названием - открываешь, а там какие-то откровения из жизни звезд, политических деятелей, которым некогда писать книжки и они нанимают литературных рабов… На самом деле, это настолько уже разжевано, что писать об этом в сто первый раз исключительно не интересно. История - о другом. Начинается все с того, что женщина средних лет чувствует недомогание и идет к врачу. Женщину засовывают вот в эту замкнутую трубу, в томограф, и пока она там лежит ей не остается ровным счетом ничего, как думать о прожитом жизненном пути. Все действие книги, грубо говоря, проходит в трубе этой. И тут воспоминания о том, как человек учился там, сям, в Литературном институте, как он потом оказался в родной стране, как она потом возвращается в Санкт-Петербург, как она пытается встроиться в эту совершено изменившуюся реальность, теряет прежних друзей, находит новых, как она вписывается в эту издательскую работу, как она потом ей становится невыносима. То есть она литературная рабыня не только потому, что она за кого-то пишет тексты. Она к этому приходит, потому что надо зарабатывать на жизнь. Работа в издательстве, кроме самих издателей, никогда еще никого не делала не только состоятельным, а мало-мальски обеспеченным человеком. Поэтому о куске хлеба приходится думать постоянно. Фактически я подсказываю механизм, как это можно делать – писать за кого-то. С чем я могу сравнить издательский процесс? Когда мы покупаем колбасу, мы стараемся не думать о том, и не верить тем страшным рассказам, которые мы знаем, что когда включают эту мясорубку в цехах, оттуда раздается дикий крысиный визг. Мы стараемся не думать об этом. Вот так же мы не думаем о том, как делаются книги. Может быть, лучше этого не знать. Меньше знаешь - крепче спишь. Но вот здесь попытка показать читателю и рассказать: вот, ребята, вы покупаете книгу, вы понимайте, что вы берете. Во-первых, не верь глазам своим, не верь аннотации никогда, это совпадает в одном случае из ста.
Татьяна Вольтская: Это, в общем, часть ценника?
Наталья Сорбатская: Да, часть ценника.
Татьяна Вольтская: Правильно, что не пишут правду или нет? Потому что у меня создается впечатление, что очень часто издатель, который думает, что он умнее всех, он имеет в голове некий миф о том, что же нужно читателю, что будет покупаться. Он говорит, что вот не будет покупаться всякая высокоумная литература, вообще мало-мальски приличная литература. Хотя опыт говорит, что она вся расхватывается, и что ее на полках нет.
Наталья Сорбатская: Спрос таков, что никакой издатель никогда этот спрос не удовлетворит. А он должен его удовлетворять, это его профессия, он должен зарабатывать на этом, должен соответствовать рынку, иначе он вылетит оттуда. Так вот люди просто не пишут столько хороших книг. Этого физически в природе не случается. Значит, приходится эти лакуны чем-то заполнять.
Татьяна Вольтская: Почему так происходит? Еще пару десятков лет назад, когда мы все читали одно и то же и предавали друг другу «Роман-газету», «Новый мир», этого как-то хватало. Книга перестала быть книгой, она стала чем-то другим?
Наталья Сорбатская: Она стала больше товаром, книга стала составляющей частью этого общества потребления. Конечно, ротация происходит быстрее, конечно, эти книги отсортировываются, не запоминаются, они как бы уходят. Надо опять срочно чем-то занимать место ушедшего автора. Он как бы пришел на рынок, на нем заработали какие-то деньги, он дальше не продается, и он уходит. Есть авторы, которые не уходят с рынка: Достоевский, Булгаков, Толстой, Фолкнер, Маркес…
Татьяна Вольтская: Наверняка вы ловите себя часто на том, сколько не прочитано хороших книг, и, в то же время, нам не хватает чтения?
Наталья Сорбатская: Со мной произошла такая история, которая произошла со многими людьми - люди практически перестали читать беллетристику. Я даже заставить себя не могу.
Татьяна Вольтская: Это касается даже классики?
Наталья Сорбатская: Нет, Пушкина я могу перечитывать, что и делаю каждые год-полтора, и всегда страдаю от того, что он так мало прозы написал.
Татьяна Вольтская: Дальше можно было бы погадать с Натальей Сорбатской о том, как обошлись бы с Пушкиным сегодняшние издатели. Но это разговор уже из другой области.
