Ирина Лагунина: Мы уже сообщали в информационных программах, насколько жестоко милиция и ОМОН разогнали в субботу митинг оппозиции в ингушской Назрани. Десятки людей были задержаны, многие избиты. Милиция задержала нескольких журналистов, наблюдавших за событиями, в том числе и нашего корреспондента.
Вообще в последние месяцы почти ежедневно поступают сообщения о том, что нестабильность в этой республике нарастает. Не только проводятся так называемые «зачистки», известные по действиям федеральных сил в Чечне, но участились и нападения на мирных жителей.
Мой коллега Владимир Ведрашко связался с председателем Совета правозащитного общества «Мемориал» Олегом Орловым и попросил его проанализировать обстановку в Ингушетии, а также дать прогноз её возможного развития.
Владимир Ведрашко: В минувшую субботу в Ингушетии в результате разгона митинга в Назрани были задержаны сотрудники регионального центра «Мемориала» Екатерина Сокирианская и Тамерлан Акиев. Их долгое время без ясно сформулированных оснований продержали в управлении внутренних дел, допрашивая, снимая показания. К вечеру в субботу оба «мемориальца» были отпущены. За инцидентом внимательно следил председатель совета правозащитного центра «Мемориал» в Москве Олег Орлов. Я попросил его прокомментировать произошедшее.
Олег Орлов: Катя Сокирианская и Тамерлан Акиев, проведя около 10 часов в ГУВД города Назрань, теперь дома. Только на седьмой час после их задержания к ним допустили адвоката. Причем, как допустили. Вначале адвокат приехал туда, буквально меньше часа прошло задержания, его просто не пускали, с ним никто не говорил. Потом стали ссылаться, что есть распоряжение сверху не пускать никого, в том числе адвокатов, ссылки на закон никак не действовали. Потом мы дозванивались до прокурора города Назрани. Примерно прошло с момента задержания, когда мы говорили с прокурором, часа четыре. И прокурор сказал: конечно, безусловно, я сейчас все проверю, добьюсь исполнения закона. Действительно, он сам лично поехал в ГУВД выяснять, что там происходит. Он сам потом отзвонил моей коллеге Светлане Ганнушкиной и сказал, что наши сотрудники не задержаны, у них нет официального статуса задержанных, а их сейчас опрашивает ФСБ. Собственно говоря, все, что с ними происходит, фактически, как мы поняли, за это отвечало ФСБ, а ФСБ брало с них показания в качестве свидетелей. Свидетелей в рамках возбужденного уголовного дела по массовым беспорядкам, потом их допрашивали сотрудники МВД в рамках административного дела о нарушениях правил проведения массовых мероприятий и так далее. Но как так, если они не задержанные, а свидетели, на каком основании их насильно удерживают, им не позволяют выйти, не допускают адвоката – это все нарушения. После этого адвоката пустили, но пустили только в здание ГУВД. Опять же к нашей Кате Сокирианской и Тамерлану Акиеву непосредственно в те помещения, где они находились, адвоката не допускали. Мы снова позвонили в прокуратуру, сказали: как же так, что происходит? Тогда один из сотрудников прокуратуры снова туда поехал, лично сопровождая адвоката, добился того, чтобы адвоката пропустили в помещение, где находились фактически де-факто, конечно, задержанные наши сотрудники. Вот представьте себе: только лично представитель прокуратуры, максимально приложив усилия, может добиться, чтобы сотрудники ФСБ начали выполнять закон и допустили бы к людям, которых они фактически насильно удерживают в здании ГУВД, допустили адвоката. Дальше там находился адвокат, продолжались опросы, допросы, снятие показаний. Все это какой-то бред, что происходит в Ингушетии - это не имеет никакого отношения к процессуальным нормам, это не имеет отношения к здравому смыслу.
Владимир Ведрашко: В чем же видит Олег Орлов причины такого беззакония?
Олег Орлов: Понимаете, это обычный вопрос: кому выгодна эта дестабилизация, зачем это кто-то делает. Такое ощущение действительно складывается, что кто-то сидит умный за ширмой и дергает за ниточки, для чего-то специально осуществляет дестабилизацию. На самом деле, на мой взгляд, все значительно проще и страшнее. С одной стороны, почему это происходит. Потому что произошла, как мы знаем, с начала лета в Ингушетии страшная дестабилизация обстановки. Являлось ли это неожиданностью? Вот для многих да. Мы знаем, что многие корреспонденты говорят: как же так, вот неожиданно что-то произошло, кто-то специально дестабилизировал. Но для нас это не неожиданно, для нас это была ожидаемая вещь. На протяжении долгого времени мы говорили, что так как ведется контртеррористическая операция в Ингушетии - это неизбежно, такой образ поведения силовиков в Ингушетии приведет к дестабилизации обстановки. Потому что все, что они делают - это прежде всего в результате приводит к потере доверия населения к власти, к ненависти населения к силовикам, скажем, к расколу общества в Ингушетии. Неизбежно к этому приведет. Конечно, расширяется база поддержки боевиков, боевики переносят свои операции в значительной мере на территорию Ингушетии, они действительно хотят дестабилизировать обстановку. Зачем же власть им подыгрывает? А почему она им подыгрывает? Потому что силовики иначе не умеют работать, к сожалению. Не потому, что кто-то такой сидит за ширмой то ли в Москве, то ли в каком-то министерстве или чего-то, хочет это сделать, да нет, просто они иначе работать не умеют.
Владимир Ведрашко: И все-таки остается вопрос: почему понадобилось проведение в Ингушетии контртеррористической операции?
Олег Орлов: Им действительно есть поле деятельности, у них действительно есть работа. Действительно есть террористическое подполье в Ингушетии, кто ж с этим спорит. Ведь действительно убивают русскоязычное население, действительно нападают на милиционеров, действительно взрывают фугасы. Там есть поле деятельности. Надо работать по уму, надо работать, представляя последствия своих действий, надо понимать, к чему каждый твой шаг приведет. А можно не думать об этом, а можно так, как ты привык работать в начале 2000 годов в Чечне, воспроизводить здесь зачистку, например, как в селе Али-Юрт была осуществлена летом. Когда просто проводят зачистку, избивают массу население, считая тем самым ты добьешься чего-то, запугав часть населения. Вот ты считаешь, что ты можешь проводить карательные акции, запугивая население, и это приведет к положительным результатам. Видимо, там есть такое представление у части силовиков. Можно террором отвечать за террор, мы затерроризируем население, уменьшим тем самым базу поддержки боевиков. Получается ровно наоборот.
Владимир Ведрашко: Олег Орлов упомянул Чечню. Аналогии напрашиваются сами собой. Возникает и вопрос: а где сейчас хуже - в Чечне или Ингушетии?
Олег Орлов: Понимаете, вопрос хуже - сложно на него ответить. В Чечне чем-то хуже, чем в Ингушетии, в Ингушетии чем-то хуже, чем в Чечне. Опаснее, если говорить, опаснее, мне представляется, что в Ингушетии сейчас опаснее становится просто находиться, жить, действительно может быть сейчас опаснее, чем в Чечне. А к чему это может привести в долгосрочном периоде? Я думаю так: вряд ли в Ингушетии может произойти буквально то, что происходило в Чечне. Ингушетия маленькая, небольшая республика и горная часть совсем не такая большая, как в Чечне, поэтому вряд ли там может начаться широкомасштабная партизанская борьба. Там может укореняться, усиливаться, развиваться именно подпольная борьба, не столкновения партизанских отрядов с представителями силовых ведомств федеральных, а взрывы, нападения, убийства, то, что сейчас происходит, и дальнейшая дестабилизация, потеря всякого контроля над республикой со стороны республиканской власти и полное нежелание считаться с республиканской властью в результате этого федеральных силовых ведомств. Понимаете, здесь получается какой-то, что называется, развивается процесс по автокатализу, как из химии если взять пример. Цепная такая реакция: каждое действие силовиков уменьшает контроль республиканских органов власти над своей республикой. Уменьшение контроля республиканских органов власти над республикой ведет опять к усилению бесконтрольности силовиков. А все это вместе ведет к потере доверия населения к любой власти, и боевикам это только и надо. А боевикам в этих условиях вольготно работать. В результате дальше как будут развиваться события: из Ингушетии эта дестабилизация может начать распространяться на другие северокавказские республики. Понятно, что последствия будут в целом для России печальные. При том всем, что я говорю, из этого абсолютно не следует, что население, по крайней мере, большинство населения поддерживает боевиков. И даже те, кто выходил на митинг или морально поддерживал митингующих, - это совсем не означает, что эти люди поддерживают боевиков. Это значит одно, что эти люди против власти, что власть, к сожалению, как республиканская, так и федеральная не обладает среди массы населения Ингушетии никаким авторитетом. А абсолютное большинство населения Ингушетии при том, что они так отрицательно относятся к власти, они, конечно, очень жестко осуждают боевиков, которые нападают на мирное население, которые убивают не вайнахское, русское население Ингушетии. Это повсеместное очень резкое осуждение. Поэтому ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между боевиками, подпольем и той протестной массой, которая накопилась в Ингушетии - это совсем разные страты людей. Но в общем власть должна быть очень озабочена увеличением протестного потенциала в Ингушетии.
