Ирина Лагунина: Стихия театра - одна из самых древних, а значит, могучих стихий, которые формируют сознание человека, сознание ребенка. В достаточной ли степени театр присутствует в жизни современных детей? По детским представлениям в петербургских театрах прошла Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Когда Шекспир произносил свое знаменитое изречение, что жизнь есть театр, вряд ли он подозревал, что это справедливо даже для самого крошечного зрителя. Мне кажется, что стихия театра - одна из основных, из тех, на которых зиждется фундамент нашей психики. Особенно это заметно в детстве: это нам, взрослым надо специально идти в театр, воздвигать сцену, а потом, само собой, рушить четвертую стену, чтобы участвовать в процессе. Ребенок, в общем, с рождения в театре: мы показываем малышу "козу" из пальцев, "коза" бодается, он смеется - и это уже театр. А чуть подрастет - мама завесит пару стульев платком, возьмет игрушки, которые есть в каждом доме, - мишек, зайчиков, собачку, петушка и разыграет первые сказки - "Заячью избушку", "Колобка", "Волка и семерых козлят". Во всем этом уже есть элементы домашнего театра, столь популярного когда-то и в городе, и в деревне. О том, какую важную роль он играл, говорит старший научный сотрудник петербургского Института истории искусств Анна Некрылова.
Анна Некрылова: По идее надо было собрать замечательные страницы из Гете «Детские годы Вильгельма Мейстера», как там делался театр и как все принимали участие детишки этой семьи. Что за этим стояло и как этот домашний театр помогал потом человеку стать и членом своего общества, и проигрывать себя, и рукоделием заниматься, потому что это тоже очень важно. Держать этих маленьких кукол. Мы знаем, что тактильность – вещь великая и поэтому маленьким детям нужны маленькие вещи, а не большие. Это замечательные страницы из Томаса Манна, когда ребенку тоже подарили театр. Ведь такая деталь, что в этом кукольном домашнем театре была провернута дырочка в занавесе, потому что в большом театре оттуда смотрят. И ребенок, его отношение к деталям, ведь он эту дырочку не пропустил, она должна была быть. То, что герой больше другого или не так одет – бог с ним, но дырочка. Потому что это и есть театр. Вот такого рода вещей очень много.
Татьяна Вольтская: Среди этих многих вещей - волшебная коробка вертепного театра, интерес к которому резко возрастает в последние годы. Уже несколько лет, например, в петербургском Государственном этнографическом музее проходят фестивали вертепных театров, дети с восторгом смотрят на волхвов, младенца Христа, Ирода, на все рождественское действо, удовольствие, правда, немного портится тем, что ящик с куклами довольно маленький, а детей слишком много.
Анна Некрылова: Он рассчитан на то, чтобы дети сидели на маленьких скамеечках при свечах. А у нас сегодня огромная аудитория, маленькие куколки где-то там шевелятся. И когда все плохо проговаривают текст, что чрезвычайно сегодня показательно, то уходит не просто обаяние, уходит то, ради чего это делается. Хотя этот театр наиболее детский, если хотите, по всем параметрам. И самое сильное впечатление от вертепа, когда это дома, когда это сделано своими руками. Пусть маленькие коробочки, откуда угодно, из-под обуви она, но ты это делаешь, ты это ощущаешь.
Татьяна Вольтская: Конечно, приходит момент, и ребенок попадает в профессиональный театр. В Петербурге очень любят детский музыкальный театр "Зазеркалье", которому недавно исполнилось 20 лет. Среди множества спектаклей - "Люди и разбойники из Кардамона" по пьесе Турбьорна Эгнера - ленивые и грязные разбойники Капер, Еспер и Юнатан собираются грабить мясную лавку.
(Сцена из спектакля)
Татьяна Вольтская: Это был хороший спектакль, крепкий, не халтурный, и дети были явно довольны, выходя из зала. Но у меня перед глазами - вот уж точно, лучшее - враг, - все время стояла другая сцена, где актеры не просто добросовестно работали, точно зная, как это делается, а жили, нащупывая способы жизни тут же, на глазах. Это была сцена учебного театра петербургской Театральной академии, сценическая читка детской пьесы, написанной студенткой. Девочка Злата и Бабайка ищут пропавшую Бабайкину песенку, встречают Белых Лошадок.
(Сцена из спектакля)
Татьяна Вольтская: Конечно, это надо видеть - жесты, мимику, блестящие глаза: все впервые, все важно, все весело - весело по-настоящему, без театральной пыли и заученных приемов, от которых несет нафталином. Заменить нафталин жизнью - в этом и есть задача петербургской Лаборатории театра кукол, - говорит Галина Клих, представляющая петербургское отделение Союза театральных деятелей.
Галина Клих: Несколько лет назад мы обратили внимание на то, что у нас большая проблема с драматургией для детского театра для детей. Из года в год идут спектакли по старым пьесам, когда ритмы жизни изменились, ребенок изменился. Но это никак не находит в театре отражения. Те же самые сказки переписываются, просто режиссерами, даже не драматургами. Мы решили попытаться вместе с институтом на актерских и режиссерских курсах кукольного факультета такую лабораторию организовать. Кафедра кукол откликнулась очень живо, тем более, что том метод, который у нас в свое время в мастерской был выработан, очень развивает импровизационные возможности артистов.
Татьяна Вольтская: Кроме сценических читок, идет и обсуждение самых острых проблем детского театра - например, разрыв между традиционной театральной культурой и современным детским театром.
Галина Клих: Театры плохо знают и не учитывают ни драматургии, ни режиссуры, не знают этого толком. Только психология ребенка, которой мало кто занимается в творческих вузах
Татьяна Вольтская: Вытряхнуть из детского театра нафталинный дух - эту задачу ставит себе и фестиваль детских театров "Арлекин", который скоро пройдет в театре "Зазеркалье". Говорит заместитель директора "Зазеркалья" Марина Корнакова.
Марина Корнакова: Для нашего фестиваля «Арлекин» самое важное поймать студенческие силы и направить на детский театр. Петербургская школа кукольников по всей России известна и лучшие театры России взошли как раз на нашей питерской почве. Вообще студенты все, что делают – это абсолютно здорово, потому что они не успели погрязнуть в косной материи детского театра, которая заранее все понятно, как для них надо делать. Вот тут надо так-то поржать, тут надо так-то упасть, чтобы тебе дали под попу и зал обязательно засмеется, здесь нужно пару тумаков и тоже будет весело. Студенты, слава богу, избавлены от штампованного сознания и в рамках каждого фестиваля «Арлекин» мы проводим актерскую и режиссерскую лабораторию «От 5 до 9 – возраст для игр». И каждый год мы даем им задание, как мне кажется, достаточно неординарное, например, представить для детей любой из абстракций. То, что на словах ребенок не поймет, а через образный и театральный язык ребенок самого младшего возраста усвоит и душой может быть поймет. То есть театрализовать какие-то абстракции как любовь, смерть, зависть, война, стыд, которые ребенку не объяснишь. И студенты замечательным образом это делают. В этом году мы будем снова этим заниматься и мы учреждаем даже такой денежный приз курсу-победителю.
Татьяна Вольтская: "Зазеркалье" ловит свежий ветер не только в студенческой среде, но и в сотрудничестве с театрами из других стран. Скоро здесь премьера "Настоящей оперы для маленьких детей "Ну и ну!", совместный проект с Институтом Финляндии, о котором говорит заведующая литературной частью театра Татьяна Чернова.
Татьяна Чернова: Они предложили нам сочинение современно финского композитора. То есть вы понимаете, какие сложности: настоящая опера – раз, современная опера – два. Ужас! История, кстати, на первый взгляд очень простая, дальше там есть очень глубокий смысл. Звери, естественно, боятся охотника, охотник выполняет свои функции, они друг друга не понимают, у них абсолютно разные языки. Когда он что-то говорит, они просто слышат бу-бу-бу и больше ничего. И так же воспринимает охотник зверей. И тут появляется змея. Какой у нее язык? Он раздвоенный. И эти два языка становятся символом того, чтобы понять друг друга. Мудрая змея играет очень важную роль во взаимопонимании и в нахождении общего языка между людьми и животными, на самом деле между всеми. Это момент, который дети сразу не поймут, но может быть у них что-то отложится, может быть родители на это обратят внимание, что смотри, оказывается, можно понять, что говорит охотник. И наконец охотник слышит, что говорят звери и понимает, что больше не может идти охотиться в лес, а он должен принести всякие сладости. Современная музыка, которая там прозвучит, скорее будет сложна родителям. Это финский композитор. У взрослых накапливается слуховой опыт, который начинает на них давить и им понять что-то современное, новое значительно сложнее, чем детям. Это сочинение проверено в Финляндии, оно идет с успехом для самых маленьких. Но наши эксперименты с современной музыкой всегда говорят о том, что дети этому открыты.
Татьяна Вольтская: А вот у взрослых русских и финнов при совместной работе сложности были.
Татьяна Чернова: Они просто другие, и они по-другому относятся к тому, что происходит. Например, они приходят к нам на елку для маленьких детей и говорят: зачем девочка была плохая, а стала хорошая? Должен быть праздник, не надо нравоучений, не надо морали. Вы не можете без этого, что была жадная, была невоспитанная и за 45 минут она стала повоспитаннее, подобрее.
Татьяна Вольтская: Может быть они правы? Праздник без злых, без добрых, он сам по себе делает лучше людей.
Татьяна Чернова: У нас совершенно другой менталитет. И люди, которые сотрудничают с нами, они говорят: в России по-другому не может быть, в России обязательно какая-то героиня должна пройти какой-то путь. Даже на елке это не может быть просто праздник, что-то должно с ней произойти.
Татьяна Вольтская: Страдание должно очистить – это въелось в печенки.
Татьяна Чернова: У нас есть момент такой, что мы во все должны привнести смысл. Просто так повеселить можно, наверное, в другом месте, пойти на дискотеку, на бал и там ничего вам назидать никто не будет.
Татьяна Вольтская: Но главное - как раз не знать, волноваться и думать, к этому призывает студентов и Анна Некрылова.
Анна Некрылова: Читать надо, смотреть нужно внимательно и действительно тогда любая бутылка может стать персонажем, что уже и было. Тогда мы заметим то, на что ребенок реагирует, как он на это реагирует. И нужно ли ему, скажем, задавать со сцены какие-то вопросы и на них не реагировать? Ведь самое страшное, что получается у нас: детки, куда пошла лиса? Дети начинают играть, они показывают в одну сторону, в другую и все хором орут. Ну и что, что они заорали, что она пошла не туда, актер все равно по пьесе пойдет туда, куда надо. И зачем тогда это? То есть мы начинаем псевдоигру устраивать. Это отвлекает от театра и делает упор не на то. Это перестает быть школой, культурой, чем-то необходимым, что заполняет очень важную часть моей жизни, а становится развлекаловкой. То тебе ученые собачки, там тебе Буратино попрыгал. И мы воспитываем того самого зрителя, который и требует этих самых сериалов, вот этой бездушной и некультурной драматургии, если можно так назвать, и прочие вещи.
