Марина Тимашева: 28 февраля в Петербурге, в театре "Балтийский Дом" театральное товарищество "Комик-Трест" представляет премьеру: "Подземные путешествия Нильса Клима". Это спектакль по сатирической пьесе классика датской литературы Людвига Хольберга. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Режиссер спектакля Вадим Фиссон определил жанр своего творения как «драмадурь». Наверное, поэтому на встрече в «Балтийском Доме» некоторые актеры «Комик-Треста» были одеты санитарами и пытались оказать первую помощь тем, кто хотел понять, что же ожидает зрителя на премьере. Говорит художественный руководитель театрального товарищества «Комик-Трест» Вадим Фиссон.
Вадим Фиссон: Сделано это по произведению датского классика Людвига Хольберга. У нас в России он не очень популярен, последний перевод романа «Путешествие Нильса Клима вглубь земли» был сделан, по-моему, в тысяча восемьсот мохнатом году. Мы специально пригласили группу профессиональных танцоров для того, чтобы сделать не мюзикл, а это люди, которые танцуют contemporary dance.
Татьяна Вольтская: Двум присутствующим в зале не понравилось выражение contemporary dance - мол, это все уже вчерашний день. Кончилось тем, что молодые люди стали показывать, на что они способны, а присутствующие музыканты подыграли им на барабанах. Выглядело это действительно очень красиво. Тела вдруг меняют свою природу. После этого я попросила Вадима Фиссона вернуться в вербальное пространство и прояснить, о чем же его будущий спектакль.
Вадим Фиссон: Роман был написан в 18-м веке и очень похож на «Путешествия Гулливера». Только здесь студент Нильс Клим проваливается вглубь земли и попадает в разные страны. Это на самом деле политическая сатира. Искать актуальность в 18-м веке довольно-таки сложно. Естественно, мы переиначили все, что там было, что-то придумали за Хольберга, что-то убрали, и получился такой спектакль, в котором приняли участие Кирилл Миллер, как художник спектакля, и Михаил Огородов, как композитор. И тот, и другой присутствуют на сцене. Миша играет life music, а Кирилл - такая птица, которая переносит Нильса Клима из одной страны в другую.
Татьяна Вольтская: В каких странах оказывается Нильс?
Вадим Фиссон: Первая - Страна деревьев со своими сложившимися традициями, со своей культурой. Они передвигаются исключительно в кадках, и не важно, что так неудобно, главное, что в этом есть своя традиция. Вторая страна - Страна обезьян. Самое главное оружие - хвосты. Этими хвостами они несут свою демократию и свою свободу всему остальному миру. А третья страна - Страна безголовых, инфантильных существ, которым Нильс дает головы, привязывает шарики, надутые гелием. И они говорят ему: «Нильс, ты дал нам головы, покажи нам путь, что нам делать, мы не знаем». Он говорит: «Ну как же, это понятно. У вас такая гармония, вы богоизбранный народ, но ведь в каждый момент на вас могут напасть. Поэтому, чтобы на вас не напали, нужно напасть самим». В итоге, завязывается война со зрителем, зрителя дубасят, наступает эра стабильности и покоя, и они решают сделать Климу подарок - подарить такую же большую, белую, красивую голову взамен того огрызка, который торчит у него на плечах.
Татьяна Вольтская: Смех – профессия?
Вадим Фиссон: Мы веселимся, смеемся, а зритель после многих наших спектаклей выходит и плачет. Почему смех, почему мы выбрали этот путь и лозунг нашего коллектива - «Лучше смеяться над нами, чем плакать над собой»? Нам кажется, что в наше циничное время очень сложно вызвать доверие у зрителей. И когда ты со зрителем начинаешь вместе смеяться, наступает доверие. Здесь ты можешь говорить о каких-то больных вещах.
Татьяна Вольтская: Вадим Фиссон - человек обаятельный и искушенный - меня почти убаюкал. Почти. Если бы не упомянутый ранее художник Кирилл Миллер, раздавший всем свои календарики - крошки-альбомчики с крошечными картинками. На одной - некое чучело в клоунских доспехах, утыканных стрелами, привязано к кресту. Видимо, пародия сразу и на Христа, и на Святого Себастьяна, чтобы не париться дважды. На другой - опять же крест, в середине значок смертельно опасного напряжения - череп с костями и молния. На третьей - стол с двумя свечами на фоне Царских врат, они же тюремные ворота в колючей проволоке. И я прямо спросила Кирилла Миллера, зачем он оскорбил мои чувства не только верующего человека, но человека европейской, а, значит, христианской культуры?
Кирилл Миллер: Когда мы Христа распинаем - это распятие. Все, что складывается в крестик, если мы будем возмущаться, это немножко другое.
Татьяна Вольтская: Не лукавьте. Человек на кресте это всегда распятие, так же как свастика это всегда свастика.
Кирилл Миллер: Если я себя привяжу на крест, это мы будем воспринимать как распятие? Или я не имею право это сделать? Христос это Христос, а вид Христа это вид Христа. У нас в жизни очень много подмены понятий происходит.
Татьяна Вольтская: Вы читали эти слова, что «должно соблазну прийти в мир, но горе тому, который его принесет»?
Кирилл Миллер: Не помню. Дело в том, что я сейчас работаю с теми правилами игры, с которыми мы существуем в КОНТЕКСТЕ.
Татьяна Вольтская: Осмеивать все?
Кирилл Миллер: Пересмотреть многие вещи.
Татьяна Вольтская: А как вы считаете, есть какие-то зоны, которые все-таки не подлежат вот этому звуку «ха-ха»?
Кирилл Миллер: Это очень неоднозначная история.
Татьяна Вольтская: Вы свою маму любите?
Кирилл Миллер: Маму - да.
Татьяна Вольтская: Вы свою маму в голом, непотребном виде по сцене прогнали бы, если бы вам это нужно было бы для искусства?
Кирилл Миллер: Раньше, может быть, да, а сейчас - нет, потому что я точно должен знать, что есть тот зритель, который в состоянии это правильно воспринять. Тот зритель, который сейчас, я думаю, что он вообще недостоин никаких художественных жертв. Хотя, могу себе представить, что перед идеальным зрителем, действительно ищущим и действительно желающим понять что-то, может быть, я и пошел бы на более жесткие явления.
Татьяна Вольтская: То есть идеальный зритель это абсолютно беспринципный человек, у которого ничего святого нет?
Кирилл Миллер: Идеальный зритель это тот, который хочет понять.
Татьяна Вольтская: Понять можно разными путями. Можно - оскорбляя чьи-то чувства, а можно - нет. Мои чувства оскорбляет ваш календарик. Вы считаете это нормальным?
Кирилл Миллер: Я считаю это нормальным. Я вижу другую часть людей, которые не то что не возмущаются, а просто радуются этому.
Татьяна Вольтская: А есть люди, которые поднимают руку в фашистском приветствии и говорят: «А мы просто руку подняли».
Кирилл Миллер: Смотря, какая задача. Сейчас очень опасный и ответственный момент происходит в сознании. Палец можно неправильно показать, и пойдет такая реакция. И, может быть, об этом сейчас тоже стоит говорить. Я поэтому думаю, что я этим и выражаю время, потому что полная сумятица, полный сумбур в мозгах, полная помойка. Я, как личность, конечно, с этим категорически не согласен.
Татьяна Вольтская: Но вы в эту помойку…
Кирилл Миллер: Я не могу от этого уйти, есть генеральная задача. Я - художник своего времени. У нас нет ни одного художника…. (слышен грохот).
Татьяна Вольтская: При этих словах художника Миллера, прошу внимания – обрушились небеса. Прежде, чем усесться на скамейку с художником Миллером, с намерением припереть его к стенке, я, честное слово, не подпиливала гигантскую люстру, висевшую в фойе «Балтийского Дома». Правда, она с самого начала была приспущена, а тут вдруг обрушилась. Мне кажется, что я, всегда считавшая, что сознание определяет бытие, знаю, почему. Когда пыль улеглась, я спросила: как же Кирилл Миллер оформил спектакль?
Кирилл Миллер: В этом спектакле задача была сделать его зрелищным и уйти от того минимализма, который в современном театре очень распространен. Ставятся два стула, а остальное все артисты сыграют. Главная идея: действие во всех мирах происходит на центральной площади. На всех центральных площадях, исторически, есть некое лобное место. Оно же место праздников, и оно же место казней. В основу взят такой дощатый подиум, который и место праздников, и место казней, и это стало основным образом этой декорации.
Татьяна Вольтская: Честно говоря, мне кажется не слишком новой модель мира, данного нам в ощущениях, как эшафот. Особенно, памятуя грохот упавшей люстры.
Марина Тимашева: Получив материал Тани Вольтской, я вспомнила историю 20 летней давности. Тогда в самиздатовском журнале «Урлайт» была напечатана подборка карикатур – не Миллера, другого художника, но в одной из них тоже юмористически обыгрывалась тема распятия. Юрий Шевчук тогда хотел набить лицо художнику. А многие общие знакомые, воспитанные в духе рок-н-ролльной свободы, успокаивали: ну, нельзя так реагировать! это же творческое самовыражение, плюрализм! Сегодня бывший редактор журнала «Урлайт» говорит, что ему за публикацию этого самовыражения стыдно, как мало за что в жизни, а Шевчук тогда был стопроцентно прав. Мне тоже кажется, что плюрализм здесь ни при чем. Можно придерживаться каких угодно верований и взглядов, спорить и критиковать, но нельзя самоутверждаться, публично оскорбляя и унижая других людей, не сделавших тебе ничего дурного. Это культурная норма. Она одинаково действует на выставке, на театральной сцене и, например, в вагоне метро. И размежевание происходит не между верующими – неверующими или левыми – правыми, а просто между нормальными людьми и такими, которые… как бы это помягче выразиться? Не совсем произошли.
