Зарубежные доклады о состоянии прав человека в России неизменно вызывают раздражение российских властей, настаивающих на особой форме демократического развития страны. В последние годы Кремль создал целую систему общественных организаций с целью развития институтов гражданского общества. В правозащитном сообществе к Общественной палате, деятельности государственного представителя по правам человека - неоднозначное отношение.
Об актуальных задачах правозащитного движения в России РС рассказал директор московского Института прав человека Валентин Гефтер:
- Всегда не бесполезно услышать не только мнение властей и мнение отечественных общественных организаций, но и выслушать взгляд со стороны. Вся проблема не в том, как реагировать на чужеземные замечания или критику в целом, а как взаимодействовать по их исправлению уже с теми, кто работает внутри страны. Вот это у нас получается в очень слабой степени, несмотря на наличие большого количества и Общественной палаты, и разного рода общественных советов при ведомствах. Это у нас носит больше такой декларативно представительский характер - вся эта деятельность при власти.
- Как вы оцениваете сейчас самую актуальную задачу правозащитного движения? В последние годы Кремль выстроил фактически свою систему того, что они называют правозащитными организациями или организациями гражданского общества. Но, тем не менее, задача развития политических свобод демократии в России не решается. Что делать?
- Здесь много разных направлений работы. Конечно, есть направления те, что связаны с политикой не в смысле борьбы за власть, а в смысле с общим состоянием дел в государстве, по вопросам которого имеют мнение не только властные структуры, но и общественные. Я согласен, самые разные - могут быть и те, кому что-то нравится. Самое главное, их выслушивать, и каким-то образом исправлять ситуацию, если она признается всеми в чем-то достаточно хорошей. Есть много людей, которые и одновременно пытаются работать с органами власти, и одновременно критиковать их за все, что происходит. Органы власти как обычно не любят одновременно выслушивать такую общую критику и в то же время решать конкретные вопросы. Поэтому, я думаю, что перед правозащитным движением стоят обычные задачи - одни могут заниматься какими-то базовыми вещами и справедливо и довольно последовательно критиковать за то, что там происходит, а другие могут решать какие-то конкретные задачи, помогая отдельным гражданам и группам граждан не попадать в еще худшую ситуацию, чем есть. Тут просто разделение функций и умений.
- Если я скажу, что российское правозащитное движение находится в кризисе, вы согласитесь со мной или нет?
- Нет, не соглашусь. Потому что, что значит кризис? Страна тоже ведь все время находится в кризисе, мы говорим. Кризис - это же болезнь, а не на краю гибели и смерти. Да, в этом смысле, конечно, состояние дел в стране очень далеко от благополучного. В этом смысле, мы, которые отвечаем, как граждане, за это и одновременно пытаемся что-то исправить, находимся в кризисе. Ну и что? Все равно решаются какие-то конкретные задачи. Давайте возьмем какой-нибудь конкретный пример. «Мемориал» и другие в Чечне, которая далеко не идеальная с точки зрения правозащитной ситуации точка в России. Но это не мешает одновременно все-таки встретиться с руководством Чечни, обсудить самые болезненные точки. Если это можно сделать даже в Чечне, то почему это нельзя делать в других точках? Можно. Только для этого нужно не занимать только крайние позиции - или кое-что лизать, или все отвергать, ничего не пытаясь поменять в текущем моменте.
- Есть позиция Сергея Ковалева, одного из самых уважаемых российских правозащитников, который недавно написал письмо президенту Путину. Он заявил, что глубокого его не уважает. Определил список претензий, с которым многие участники демократического движения согласятся. С другой стороны, есть позиция Владимира Лукина, омбудсмена Российской Федерации, который округло очень обходит эти темы нарушения. Какую позицию правильно занимать, на ваш взгляд?
- Здесь есть выбор: или - или. Тут есть выбор: и - и. Должна быть особенно у такого морального авторитета, который не занимается в данный момент по возрасту и по состоянию текущими делами как Ковалев, должно быть и право и возможность его услышать, но это не значит, что не должны работать конкретные институты. Пусть это государственная правозащита, как уполномоченный по правам человека и в регионах, и в Федерации, где решаются конкретные вещи. В частности, многие правозащитные организации работают и подталкивают Лукина, чтобы решались конкретные проблемы. Он почти во всех общественно значимых случаях (будь это Алексанян, Резник или любой другой, даже вовсе в острой политической сфере) он принимает какое-то деятельное участие. Другое дело, что иногда это бывает не публично. Иногда легче добиться результата, взаимодействуя аккуратно, грубо говоря, по телефону, вместо того, чтобы просто встать в позицию обличителя. В каждой функции есть свои пределы. Нужно добиваться наибольшей эффективности в ней, не изменяя, конечно, принципам.
- Власть и гражданское общество в России ищут какие-то пути соприкосновения?
- Поле практическое, конечно, в общем, сужается по разным причинам - и по причине того, что, может быть, меньше народ нуждается в непосредственной помощи гражданских организаций в некоторых сферах. Есть искусственное сужение сверху за счет новых положений законодательства, ограничений, связанных с регистрациями, проверками. Это все есть. Но, я думаю, что еще происходят и другие процессы. Это, правда, кризис в каком-то смысле и правозащитной части. Это вопрос перехода на, я бы сказал, такое все-таки само- или национального обеспечения нашей деятельности. Все-таки период, когда зарубежные фонды частные, государственные помогали нам встать на ноги, найти свое место и обрести какие-то умения, он все-таки заканчивается. Это не может быть бесконечно. Это даже не связано с политическим режимом, который царит в стране. Надо научиться самим и добывать деньги, и побуждать интерес у разных слоев населения (и богатого, и не очень) к нашей деятельности.
