Марина Тимашева: Вот очередная новинка военной истории: Михаил Кром, «Стародубская война 1534- 1537», издательский дом «Рубежи ХХ1», 2008 год. Честно признаюсь, что про такую войну даже не слышала. И надеюсь, наш книжный рецензент Илья Смирнов поможет ликвидировать пробел в моём историческом образовании.
Илья Смирнов: Не только в Вашем образовании пробел. Небольшая, всего 140 страниц, работа Михаила Марковича Крома опубликована под рубрикой «Забытые войны России». Стародубская война, действительно, как-то затерялась в бесконечной череде вооруженных конфликтов на границе Польско-литовского государства и Московской Руси.
На западе Европы так же растянулось на века выяснение отношений между Англией и Францией, точнее будет сказать – между английскими и французскими королями, потому что первые считали себя законными правителями значительной части или даже всей той территории, которую мы сейчас называем Францией http://www.svobodanews.ru/Transcript/2008/02/21/20080221163007147.html . Похожая ситуация сложилась с Х1У века на востоке Европы, где «Русь разделилась на Литву и Москву» - напомню уважаемым радиослушателям, что Литовское государство официально именовалось «великое княжество литовское и русское», а после унии Литвы с Польшей титул правителя звучал так: «король польский и великий князь литовский, русский…» (16) и прочее. Это не протокольная формальность, а отражение совершенно реальных претензий на наследие Киевской Руси. Оно ведь оказалось исторически поделено между московскими Рюриковичами и польско-литовскими Ягеллонами. Причём между державами их не существовало какого-то чёткого географического или этнического рубежа, зыбкая граница проходила через конгломерат мелких феодальных владений, где говорили на том же русском языке, а местные знатные семьи склонялись, по обстановке, то на одну, то на другую сторону.
Никакого прочного мира на такой границе быть не могло.
Очередное обострение обстановки последовало за внезапной кончиной Василия Третьего, из Москвы стали поступать сообщения, что «братья покойного хотят лишить власти его малолетнего сына (будущего Ивана Грозного)… Эти известия пробудили в Литве надежду на возвращение утраченных при Василии 111 земель… «Крепости и владения, им захваченные, с Божьей ласки, могут быть возвращены, к чему сейчас самое подходящее время» (25). В первую очередь речь шла о Смоленске.
Из такой «попытки реванша» ничего не вышло, и формально военные действия закончились в 1537 году вничью, стороны обменялись небольшими территориальными приобретениями по принципу «который что взял, тот то и держи» (94). Кстати, пользуюсь случаем поблагодарить издательство за хорошие карты. При этом русские войска, имея численное превосходство (ср.: 52 – 67), потерпели целый ряд чувствительных поражений. Видимо, самодержавный способ правления не способствовал тому, чтобы воеводы в отсутствии государя проявляли инициативу и полководческий талант. А по другую сторону фронта уже начали проявляться недостатки тамошней системы, когда шляхта сама решала, выполнять ей сегодня королевский приказ или заняться чем поинтереснее (57). Автор справедливо отмечает, что свои успехи польско-литовские военачальники «не сумели закрепить; не удержали бы и Гомеля (это главное их тогдашнее приобретение), если бы местные бояре не перешли на сторону короля» (95).
Заметьте: в Стародубской войне еще не заметно религиозного ожесточения, характерного для ХУ11 века, аристократии враждующих держав между собою в родстве, и там, и тут воюют как Рюриковичи, так и Гедеминовичи, да ведь и сам Иван Четвертый по матери потомок литовского княжеского рода Глинских.
Отдельная глава исследования посвящена пленным. Как знатный человек мог проживать в плену на правах скорее гостя, и за какие провинности его могли этого статуса лишить и заковать буквально в «тяжёлые цепи» (103), как проходил обмен – замечательный пример рыночных отношений: «ныне у нашего господаря государя вашего великие воеводы и люди добрые, а у вас господаря нашего люди худые», «молодые». Контраргумент: «что пленных не оступитись, а своих не взяти: ведь человецы, и коли человеци, и они смертны – быв, да не будут: и в том что прибыток?» (97).То есть: все люди смертные, и если пленные помрут, вы на этом ничего не выиграете. «Экономикс», том третий, дополнительный. Ещё забавно, как против всех феодальных правил, дворянина могли объявить поповичем, лишь бы облегчить обмен (107).
На этом патриархальном фоне особенно мрачное впечатление производит резня, учинённая польским гетманом Яном Тарновским после взятия Стародуба. «Один из польских сановников писал в декабре 1535 года советнику императора Шепперу, что перед шатром Тарновского было казнено 1400 «бояр» (80). Имеются в виду, естественно, не бояре в московском понимании, в Литве это звание сильно «девальвировалось» и применялось к любым служилым людям. Много лет спустя повзрослевший Иван Четвёртый, уже Грозный будет напоминать западным соседям, как «в наши не в свершенные лета отец государя вашего Жигимонт король прислал своих людей с бесермены к нашей вотчине к Стародубу, и город взяли, и воевод наших, и детей боярских с жёнами и с детьми многих поимали и порезали, как овец» (81). Интересно, что гетман, учинивший такое бессмысленное зверство, почитался за интеллектуала и мецената. Впрочем, блестяще образован был и сам Иван Грозный, который, отложив книги, с удовольствием проливал кровь как иностранцев, так и собственных подданных.
Представляю себе, как стародубский сюжет – прямо с гравюрами, воспроизведенными в книге Крома из краковского издания 1597 года, «казнь пленных «москалей» - как его могли бы подать в какой-нибудь современной политической перебранке.
Между тем, научные факты - конкретные. А политический напёрсточник – он что делает? распространяет вину конкретного гетмана, Сталина, Берии (или, например, Пилсудского) на целые страны и народы, которые можно объявить «жестокими», «подлыми», «варварскими» и т.д.
Если люди поддаются на эту провокацию, получается, что история и впрямь ничему не учит.
В противовес сошлюсь на последнее интервью своего учителя Владимира Борисовича Кобрина: «Я не понимаю, как целый народ может быть виноват или не виноват перед другим народом… Человек может отвечать только за то, что он делал или не делал лично…», а не «его дед до его рождения» (Этика истории. Солидарность, 1993, № 15).
Наука история как раз и даёт понимание таких простых, но почему-то не очевидных истин. Если, конечно, изучать её именно как науку, по серьезной литературе, примером которой как раз и является небольшая, но весьма полезная книжка про «забытую войну» ХУ1 века.
