Ссылки для упрощенного доступа

Почему отменили спектакль "В твоих руках". Специальная рубрика Людмилы Алексеевой


Марьяна Торочешникова: Пожалуй, впервые поводом для главной темы передачи «Человек имеет право» послужила отмена спектакля. Его премьера на русском языке состоялась в Махачкале 4 апреля. Авторство сценария к спектаклю «В твоих руках» принадлежит британскому драматургу российского происхождения Наталье Пелевайн. Прежде чем приехать в Россию, эта пьеса была поставлена в Лондоне, на сцене театра «Нью Энд» в 2006 году. Действие разворачивается в захваченном террористами зале на Дубровке. Главные героини – две женщины: русская журналистка Наташа и чеченская шахидка Седа. Интрига в том, что Седа узнает в заложнице Наташе юношескую любовь своего брата, погибшего во время боевых действий в Чечне. Зрители в Махачкале смогли увидеть этот спектакль лишь единожды.


После премьерного показа, на который пришли президент Дагестана Муху Алиев, спикер республиканского парламента Магомед Сулейманов, члены правительства республики и представители силовых министерств, спектакль отменили. Позже появились сообщения, согласно которым спектакль запрещен распоряжением президента Дагестана. По окончании спектакля Муху Алиев заявил, что постановка ему не понравилась.



Муху Алиев: На мой взгляд, идет поэтизация, героизация террористов. Они выглядят уж очень одухотворенными людьми, которые ради своей идеи готов идти на все, и идут. А остальные люди, которые попали в этот зал и как бы стали их заложниками, ну, каждый, как может, иной раз и потерей своего лица, своего достоинства готов выкарабкаться оттуда, если это получится у него. Идея этой англичанки, русской англичанки, идея такая: мы все виноваты в том, что происходит. В общем, такое чувство общей вины. Вы скажите мне, в чем мы виноваты?



Марьяна Торочешникова: Впрочем, здесь же, в заявлении, не однократно повторяется, что запрет спектакля – чья-то провокация либо головотяпство министра культуры республики.



Муху Алиев: У меня вообще никакой мысли не было о том, что кому-то может прийти такая глупость в голову, что отменить. Тем более билеты проданы, отменить спектакль – для чего? Каких-либо указаний о том, что надо отменять спектакль, я не давал.


Но считаю, что не совсем правильно, что в таком ключе в Дагестане поставили этот спектакль. У меня еще больше этих, можно сказать, подозрений в связи с тем, что автор – англичанка российская – поставила, оказывается, в 2006 году в Англии этот спектакль. Ну, и искали в России, где это лучше сделать, где это лучше поставить. После Чечни сейчас самое главное место, которое нужно дестабилизировать на территории Российской Федерации и англичанам, и всяким другим недругам Российской Федерации, - это Дагестан. Где прячется Березовский? Ведь Березовский виноват в том, что эти бандиты напали в 1999 году на Дагестан, он провоцировал их. Вы же читали и знаете это. Там ждет, и до сих пор не выдают этого артиста чеченского – министра культуры Ахмеда Закаева. Не выдают ведь они его. Почему не выдают, если они, так сказать, озабочены и чувствуют, что все ответственны?


Поэтому там настоящие двойные игры. Даже в спецслужбах этой страны работают представители этих формирований всяких, экстремистских, которые на каких-то этапах в каких-то государствах свои цели пытаются реализовывать.



Марьяна Торочешникова: Фрагмент заявления президента Республики Дагестан Муху Алиева.


Корреспондент Радио Свобода в Махачкале Магомед Мусаев по моей просьбе поинтересовался впечатлениями о спектакле и о последующих событиях у коллег-журналистов, которым удалось побывать на премьерном показе пьесы «В твоих руках».


Говорит корреспондент еженедельника «Новое дело» Светлана Анохина.



Светлана Анохина: Как присутствующая на спектакле я могу сказать, что в некоторые моменты у меня было действительно подлинное ощущение нахождения в зале, захваченном террористами. Если это была цель режиссера, в некоторые моменты он ее вполне добился. В этом же спектакле Муху Алиев усмотрел призыв к ощущению всеобщей вины. Он воспринял это так: мы, дагестанцы, в чем виноваты, что захватили «Норд-Ост»? Да мы все виноваты. Когда началась чеченская кампания первая, виноваты как и те, кто брал оружие и шел туда воевать, виноваты и те, кто просто сидел перед телевизором и лопал попкорн, зная, что там происходит. И те люди, которые пошли на «Норд-Ост», они тоже заложники общей нашей вины, потому что там шла война. Я могу понять логику чеченцев: там шла война, а здесь люди нарядные пришли в театр развлекаться. И взаимное ожесточение, и нахождение в двух разных мирах, которые сосуществуют на территории одной вроде бы страны – России. И спектакль об этом, о том, что все – жертвы и все виноваты. И давайте не будем забывать, что большая часть погибших погибли не в результате расстрела их шахидами, а в результате того, что власти пустили газ и не сообщили, что это за газ, не был введен антидот.



Марьяна Торочешникова: А вот мнение журналиста газеты «Свободная республика» Сайдат Магомедовой.



Сайдат Магомедова: Ну, реакция была самая разнообразная. Насколько я знаю, большая часть зрителей, на самом деле, была в восторге. Отдельные журналисты назвали спектакль «индийским кино», потому что там очень много, как они выразились, «розовых соплей». Единственное, что огорчило зрителей, пришедших 5 и 6 апреля, уже после премьеры, это то, что им не дали возможность просто увидеть спектакль и сделать уже какие-то свои собственные выводы. То есть слишком малое количество людей увидели спектакль.



Марьяна Торочешникова: Редактор отдела культуры газеты «Новое дело» Гуризат Акамалова находит свои ответы на вопрос о том, почему вдруг спектакль отменили.



Гуризат Акамалова: Я думаю, что Муху Гимбатович на сегодняшний день это олицетворение, отголосок тоталитарного режима времен коммунизма в современном демократическом обществе. И понятно, что его методы работы чем-то согласованы с тем его идеалом политической власти, который сложился у него еще в советские годы. То есть босс сказал – исполнитель сделал. То же самое, он сказал Зумруд Запировне: «Мне спектакль не понравился» - и Зумруд Запировна как человек, тоже выросший из коммунистической среды, бывший комсомольский работник, естественно, это поняла, как должен это понять любой коммунист: босс сказал – надо сделать. То есть она побежала к Скандербеку Тулпарову, который тоже вырос в том же коммунистическом режиме, и сказала: «Ты знаешь, Муху спектакль не понравился». Скандербек Тулпаров, главный режиссер спектакля и постановщик, естественно, сказал: «Конечно, Зумруд Запировна, я не буду тебя подводить», а то вдруг Зумруд Запировна в следующий раз не даст денег. То есть это все произошло, в принципе, на уровне таких вот местных разборок.


Но при этом ни тот, ни другой, ни третий не учли, что у нас есть еще и пресса, есть еще зритель, который уже вырос и сформировался несколько в иной среде, где авторитаризм в той форме, который привычен им, нами уже не воспринимается. Нам непонятно, как это один человек, не мотивируя, может запретить что-либо другим людям. И поэтому это вызвало такой широкий резонанс.



Марьяна Торочешникова: Теперь слово – редактору отдела культуры газеты «Черновик» Юлии Головешкиной.



Юлия Головешкина: Не думаю, что пьеса или ее постановка на дагестанской сцене были какими-то чересчур острыми. В пьесе много стереотипного и шаблонного, она не произвела того впечатления, на которое была рассчитана изначально. В общем, если бы не вся эта шумиха, то большинство республиканских СМИ писало бы сейчас совсем другие статьи.



Марьяна Торочешникова: Отмена или, как говорят теперь наблюдатели, запрет спектакля стал новым поводом для того, чтобы поднять проблему свободы совести и свободы слова в России, для того чтобы вспомнить о невинных жертвах и о том, как российские власти защищают своих граждан от террористов. Так что же это за спектакль и что в нем могло так не понравиться дагестанским чиновникам? И почему отмена театральной постановки породила столько разговоров?


Ответы на эти вопросы я надеюсь найти вместе с гостями в студии Радио Свобода. Это драматург и автор сценария спектакля «В твоих руках» Наталья Пелевайн, член Общественной организации содействия защите пострадавших от террористических актов «Норд-Ост» Дмитрий Миловидов и общественный деятель из Северной Осетии Виссарион Асеев.


И первый вопрос, Наталья, конечно, к вам. Расскажите, что это за спектакль, о чем он вообще? Почему вдруг столько разговоров о его отмене?




Наталья Пелевайн

Наталья Пелевайн : Спектакль основан на событиях в «Норд-Осте». При этом надо сказать, что это не фактическое, абсолютно 100-процентное воспроизведение событий. Безусловно, я основывалась на большом количестве фактов, когда писала эту вещь. Мы вывели это на уровень некой такой притчи о том, что вообще с нами происходит и почему, почему терроризм так серьезно и надолго, похоже, вошел в нашу жизнь, где его корни.


Через срез одной из главных героинь - чеченской девушки, чеченской шахидки, - мы говорим о том, что вообще происходило в Чечне все эти последние 15 лет, начиная с первой военной кампании. Мы явно совершенно показываем, что она была нормальным человеком с нормальными человеческими желаниями, амбициями. Она хотела учиться в Москве, она была из хорошей прозападной семьи, где не было никаких исламских экстремистских настроений. Не на этом она росла. И вот то, что происходило в Чечне, ее превратило в этого, да, монстра, который пришел и взял в заложники вот этих вот людей в этом театре.


И мы это обсуждаем. И еще что я могу, как автор, сделать – это предложить некие философские высказывания на тему того, что с нами вообще происходит как с людьми и что нам, может быть, стоит попытаться делать дальше.



Марьяна Торочешникова: Наталья, а почему Махачкала? Почему не Санкт-Петербург, не Москва, не Екатеринбург, какой-то крупный из российских театров в крупном российском городе? Почему Кавказ?



Наталья Пелевайн : Я думала о том, чтобы поставить спектакль в Москве, я говорила с рядом театральных деятелей здесь, в столице. Всем была очень интересна эта тема, между тем, каждый находил причину, почему этого делать не стоит.



Марьяна Торочешникова: Московские режиссеры вы имеете в виду?



Наталья Пелевайн : Да. Кто-то считал, что слишком болезненная тема для властей, поэтому «нас всех пересажают». А кто помоложе, просто не видел в этом коммерческой выгоды, потому что считал, что москвичи на такого рода спектакль не пойдут, им это неинтересно, им интереснее мюзиклы, какие-то легкие антрепризы и так далее. Дальше я решила не биться до победного конца, поставили эту вещь в Лондоне.


Потом этот спектакль оказался в руках художественного руководителя и главного режиссера Русского театра в Махачкале, и он, прочитав эту вещь, связался со мной и предложил сотрудничать. У нас были определенные такие мысли, что, в общем-то, может быть, в процессе кто-то придет и скажет, что не надо этого делать, ну, не надо. Когда мы поняли, что вот уже давно идут репетиции, он уже дает интервью в местной прессе о том, что он собирается вот это ставить, то есть он это ставит, собирается выпустить тогда-то, и когда даже после этого никто вроде бы не появился, мы посчитали, что как здорово. И очень мы были довольны, и вплоть до того, что были у нас разговоры о том, что давай вообще из этого какую-то такую антитеррористическую акцию сделаем, такая же возможность. Какие-то мысли были, потом и денег не хватило, и много чего другого не хватило, поэтому как таковую антитеррористическую акцию мы решили пока не делать, но вот спектакль должен был быть выпущен, и был выпущен, 4-го числа состоялась премьера с присутствием президента Дагестана Алиева. А дальше случилось то, что случилось.



Марьяна Торочешникова: Теперь спектакль не идет, и официальная причина, которая называется, я так понимаю, это болезнь актрисы, которая играет одну из главных ролей.



Наталья Пелевайн: Ну, это просто фарс. Мне было крайне неприятно и оскорбительно, потому что считают меня такой дурочкой, что я поверю в их официальную версию, что заболела артистка. И это притом, что 20 минут спустя эта артистка сидела со мной рядом, и мы с ней что-то перекусывали и как-то, в общем, общались.



Марьяна Торочешникова: Дмитрий, я знаю, что вы были одним из немногих, если не единственным москвичом на премьере спектакля в Махачкале. Скажите, пожалуйста, какое впечатление он на вас произвел? Действительно ли там какие-то творятся жуткие ужасы, что этого нельзя показывать публике?




Дмитрий Миловидов

Дмитрий Миловидов : Мы видели слезы на глазах министра культуры. Мы слышали, как сзади перешептывались генералы-силовики, которых президент привел вместе с собой. «Да, это правда, - говорили они, - да, так было». Мы все это слышали. Никаких там особых ужасов, естественно, нет. Обстановка зала тяжелая. Естественно, перед спектаклем предупреждали всех, что это будет, что возможны спецэффекты, которые подействуют на слабую психику.



Марьяна Торочешникова: Отчасти была интерактивная постановка, насколько я понимаю. Потому что, судя по отзывам, по залу ходили люди-актеры, играющие боевиков, с автоматами, раздавались выстрелы.



Наталья Пелевайн: Верно.



Дмитрий Миловидов : Здесь не было того, что удалось сделать в Лондоне - перенести действие в зал, потому что здесь огромный зал на 800 мест. Здесь использовались другие методы работы труппы. Но все удалось! Зал рукоплескал. Отзывы средств массовой информации после спектакля - абсолютный успех и полный аншлаг. И тем более нелепа такая реакция властей. А что мы видим на протяжении следующих дней? Происходит какая-то эскалация агрессии. Когда президент увидел реакцию местной общественности, что ей нельзя диктовать, что ей смотреть, а что нет, он пошел на попятную. И надо отдать ему опять долг уважение: признать свои ошибки – это дорогого стоит.



Марьяна Торочешникова: Да, он заявил, что никаких указаний о запрете спектакля не давал. Вместе с тем, отметил, что не согласен с позицией авторов сценария, героизирующих образ террористов и принижающих достоинства зрителей.



Дмитрий Миловидов : Этого нет, естественно. Этого в спектакле не было, но это какое-то его видение, что-то ему, как зрителю, возможно, не понравилось. Но если в воскресенье он высказал свое мнение как зрителя, то уже в понедельник на официальном сайте правительства Дагестана появилась другая трактовка его слов. Это уже другой текст, названы враги, зачем все это сделано и так далее.



Марьяна Торочешникова: Я так понимаю, что вообще основное возмущение касалось того, что, во-первых, почему такой спектакль ставит Наталья Пелевайн, которая имеет гражданство Великобритании. Здесь сразу же заговорили о возможности финансирования этого спектакля, о том, что опять это организовал, как обычно в таких случаях происходит, Березовский. Кроме всего прочего, я так понимаю, что крайне недовольны были чиновники тем, что вообще спектакль поставили в Дагестане. И почему в Дагестане? Даже звучали слова (здесь я хочу Виссариона попросить прокомментировать эти высказывания) о том, что «мы бы посмотрели, как на это отреагировали бы в Беслане, попробовали бы вы там поставить такой спектакль».




Виссарион Асеев

Виссарион Асеев : После того, как я прочитал заявление президента Алиева, я обязательно посмотрю этот спектакль.



Марьяна Торочешникова: Интересно как только (смеются).



Дмитрий Миловидов: Камерный показ.



Виссарион Асеев: Ну, как-нибудь. Я надеюсь, будут еще постановки. Этот спектакль должен пройти по всей России, не только в Дагестане, на Кавказе, в Москве.


И возвращаясь к тексту официального заявления президента, хочу объяснить, почему это, исходя из текста господина Алиева. Он заявляет: «Как я понял, идея автора сценарии, британки русского происхождения, заключается в том, что создать у всех чувство общей вины за произошедшее. В чем мы виноваты – я, вы?» Прочитав такой комментарий от господина президента, я рад, что власти начали благодаря этому спектаклю сознавать, и это их, на самом деле, больше всего коробит, что мы вместе за все отвечаем, за все, что происходит у нас в стране, в наших республиках. И именно то, что у власти просыпается чувство вины за то, что молодые 15-летние ребята вместо того, чтобы учиться или трудиться где-то, берут автоматы, - вот за это чувство вины они мстят Наталье, на самом деле, и запрещают эти спектакли. Именно потому что это чувство вины у власти просыпается. Я считаю, необходимо поставить эти спектакли везде по России, от Кремля и кончая последней администрацией, городской или сельской, чтобы каждый чиновник понимал, чтобы вот это чувство ответственности, сопричастности ко всему происходящему в стране, у них это просыпалось.



Марьяна Торочешникова: А если вернуться к высказываниям, касающимся Беслана?



Виссарион Асеев: Что касается Беслана, дословно я процитирую: «Попробовали бы этот спектакль показать в Беслане. Хотелось бы посмотреть, как они потом смогли вернуться оттуда». Уверен, что это высказывание президента Дагестана Муху Алиева направлено в адрес главы нашей республики Таймураза Мамсурова. И связано это с неадекватной жестокостью, грубостью и хамством, которые проявляют близкие к главе нашей республики полукриминальные структуры во время посещения нашей республики известными людьми, имеющими свое мнение, отличное от официального. Уверен, что президент Дагестана не собирался оскорблять ни народ республики Осетии, ни жителей Беслана, ставя под сомнение их традиционную толерантность, сочувственность и уважительное отношение к гостям. В противном случае я, как осетин, как житель Беслана, требую у него сатисфакции.



Марьяна Торочешникова: Вы вообще считаете, нужно показывать такие спектакли? Зачем бередить-то вообще? Все прошло, случилась трагедия, все поговорили какое-то время, в новостях об этом сообщали – и все, забыли, и дальше живем. Меньше знаешь – крепче спишь.



Виссарион Асеев : Такие спектакли помогают вырабатывать моральные ценности в обществе. Нации на этом и формируются, когда есть общее сопереживание по какой-то одной или другой позиции. Когда этого нет – нет ни нации, ни народа. А что может быть более ценного, чем человеческая жизнь? Если у людей возникает ощущение ценности человеческой жизни на таких спектаклях, они обязательно нужны.



Марьяна Торочешникова: Наталья, теперь признайтесь, сколько вам заплатил Борис Березовский за то, чтобы вы поставили такой спектакль в России, да и не то что бы просто в России, а, вообще-то, в Махачкале? И не писал ли он сам части какие-то, отдельные главы этого сценария?



Виссарион Асеев: Мы вот, когда шли сюда, в студию, обсуждали это дело и очень много смеялись по поводу оплаты Березовским. И мы пришли к выводу, что, наверное, Борис Абрамович заплатил президенту Дагестана за такую рекламу.



Наталья Пелевайн: Пиар – это же самое дорогое сейчас, что у нас есть (смеется).



Виссарион Асеев: Конечно, успех уже обеспечен, безусловно.



Марьяна Торочешникова: А если кроме шуток, то как вам такая реакция?



Наталья Пелевайн: Если кроме шуток, для меня это, действительно, абсолютно нешуточная ситуация. Человек меня обвинил, потому что я – лицо этого спектакля. Господин Тулпаров Скандербек, режиссер, естественно здесь не подразумевался, потому что он в Англии даже никогда не был. Я живу в Англии, действительно, с 12 лет. Никакого отношения ни к Борису Абрамовичу, ни к его окружению я не имею. Спектакль, который шел…



Марьяна Торочешникова: Может быть, к Закаеву?



Наталья Пелевайн: К Закаеву тоже я никого отношения не имею. Спектакль, который шел в Лондоне, финансировал частично мною, частично британским каунсолом по искусству. Вот, в общем-то, вся правда. Но тот факт, что человек меня обвиняет в дестабилизации региона и в причастности к действиям недругов (я цитирую самого господина Алиева) России, я думаю, что, наверное, мне придется подавать на него в суд за это. Потому что просто так это свести на нет я не могу, это слишком серьезно.



Марьяна Торочешникова: Это вы будете требовать компенсации морального вреда?



Наталья Пелевайн: Я думаю, что да, мне придется. Потому что иначе…



Дмитрий Миловидов: Опровержение.



Наталья Пелевайн: Да, хотя бы. Если не будет опровержения, это очень серьезные заявки. Такие заявки просто так делать нельзя, это очень серьезно. Я уверена, что есть статья, под которую все это дело можно подвести, я имею в виду его обвинения в мою сторону. Если он так искренне считает, я должна быть под арестом сейчас. Если я приехала с миссией какой-то полусекретной дестабилизировать регион – это криминальная деятельность, на самом деле.



Марьяна Торочешникова: Вы сейчас просто рискуете нарваться на еще большие неприятности, сродни тем, которые испытывает журналистка Наталья Морарь, которая тоже довыступалась и теперь просто не может въехать на территорию России. Хотя до этого никаких проблем не имела, а теперь ее тоже обвиняют в угрозе безопасности и дестабилизации в России. А все из-за статьи.



Наталья Пелевайн: Вполне возможно, что действительно.



Дмитрий Миловидов : Президент должен был сказать это Наташе в глаза. Мы стояли на ступеньках театра. После премьеры планировалась встреча с министром культуры, но они прошествовали мимо нас. Это можно было сказать. Мы делаем вывод: все эти глупости – это не изобретение президента Муху Алиева, это подсказка из Москвы. Других выводов мы сделать не можем. Я приехал в Махачкалу на день раньше, и у меня была возможность посмотреть местные новости, пообщаться с людьми, узнать о республике, о президенте, о власти. И по выпускам новостей, и по разговорам с людьми я узнал, что Муху Алиев очень уважаемый в республике человек, проводит огромную работу. Это очень образованный человек, светский, вызывает уважение интеллигенции. С ним связаны надежды людей.



Марьяна Торочешникова: И тем более удивительно, что такой человек вдруг так реагирует на театральную постановку.



Дмитрий Миловидов: Такой образованный человек так отреагировал. Это подсказка из Москвы. Президент понял, что он попал в переплет, не запретив своевременно такой спектакль.



Марьяна Торочешникова: Наталья, может, дело не в чиновниках, может быть, это вы неправильно выбрали тему?



Наталья Пелевайн: Прятаться за «Танцами на льду», «Танцами со звездами», «Цирком со звездами» и так далее, все каналы это показывают, - мозги же начинают просто плавиться, плавиться потихонечку.



Марьяна Торочешникова: Зато все хорошо.



Наталья Пелевайн: Вот! Не затрагиваются никакие серьезные темы. «Матери Беслана» по-прежнему страдают от страшного горя и семьи «норд-остовцев», и это не изменится никогда уже, не поменяется. Но главное, что завтра-послезавтра к их рядам скорбны будут причислены еще люди.



Марьяна Торочешникова: Не дай бог!



Дмитрий Миловидов: Не дай бог!



Наталья Пелевайн: Дело в том, что если не говорить на эти темы, если от них прятаться, тогда у нас шанса что-то решить нет вообще никакого, его просто нет. Вы со мной можете быть не согласны, давайте, я открыта для диалога, естественно. Если вам не нравится моя какая-то интерпретация, давайте об этом поговорим, давайте это обсудим. Самое главное, чтобы был диалог.



Марьяна Торочешникова: Но вот так запрещать…



Наталья Пелевайн: Это безумие! Это безумие по двум причинам. Абсолютное неуважение к своему народу, дагестанцам, за которых президент решил, что он может диктовать им, что им смотреть, что им не смотреть, как им думать, как им не думать. И то, как это было сделано, это говорит о том, что он, наверное, и не ожидает от них какой-либо ответной реакции.



Марьяна Торочешникова: Я попросила Алексея Симонова, руководителя Фонда защиты гласности, прокомментировать вот эта ситуацию. Давайте послушаем коротенькое интервью, которое я с ним записала.



Алексей Симонов: Мне глубоко чужда сама идея, что можно запретить спектакль. Но, с другой стороны, не видев этот спектакль, я тоже не могу сказать однозначно, как бы я в этой ситуации себя повел. Все, что по этому поводу говорится, это все разговоры около, потому что, не посмотрев, разговаривать об этом нельзя. А посмотреть тоже, оказывается, теперь нельзя, потому что он запрещен. Это в любом случае беда – то, что они приняли такое решение. На мой взгляд, это серьезная ошибка при всех прочих могущих быть обстоятельствах. Я понимаю, что сегодня проблема терроризма, проблема личной жизни и общественных ужасов, которая становится центральной для Дагестана, в условиях, когда председатель Гостелерадио Дагестана месяц тому назад убит, я понимаю, что все так обострено, что представить себе, что это можно, нельзя. А с другой стороны, нельзя представить себе, что этого нельзя.



Марьяна Торочешникова: Это было мнение руководителя Фонда защиты гласности Алексея Симонова, которое было как раз созвучно тому, о чем говорил Виссарион Асеев здесь, в студии, что «я не видел спектакля, и я могу делать какие-то выводы только согласно тому, что об этом говорилось, как на это реагируют, тем не менее, я хочу посмотреть этот спектакль, а теперь получается, что меня лишили возможности это сделать». Скажите, пожалуйста, вы считаете, что можно каким-то образом добиться показов этого спектакля не в Махачкале, но может быть, в каком-то другом регионе?



Виссарион Асеев: Мы можем впасть в грех, когда будем выдавать желаемое за действительное. К сожалению, мы должны признать, что в сегодняшней ситуации в Российской Федерации оснований для таких иллюзий очень мало. Да, мне бы хотелось, чтобы этот спектакль увидели во Владикавказе, безусловно. Да, мне бы хотелось, чтобы спектакль в Назрани посмотрели, я повторюсь, в каждом уголке. Но это будет зависеть от гражданского мужества в каждом конкретном уголке нашей страны большой. Где появится еще один такой мужественный режиссер, там, возможно, этот спектакль и увидят. Это гарантия того, что в этом регионе есть нормальные люди, которые делают такие вещи, значит, там не все плохо.



Марьяна Торочешникова: То есть спектакль может стать такой лакмусовой бумажкой, да?



Виссарион Асеев: Да, лакмусовой бумажкой на Гражданство с большой буквы.



Марьяна Торочешникова: На гражданскую позицию.



Виссарион Асеев: Да. В Дагестане, несмотря на всю сложнейшую обстановку в этой республике, такие люди есть. Значит, есть уверенность, что они пройдут эти тяжелые испытания – и там что-то будет хорошее.



Марьяна Торочешникова: Дмитрий, ваше мнение по поводу возможности возобновления показа спектакля? И, кстати, может ли это как-то повлиять на ход расследования по уголовному делу в «Норд-Осте», которое уже тянется невероятно сколько времени, и совершенно непонятно, когда же, наконец, материалы будут переданы в суд? И Европейский суд по правам человека уже, похоже, рассмотрит это быстрее, чем российские судебные органы.



Дмитрий Миловидов: Это может повлиять. А может не повлиять. Потому что дело «Норд-Оста» имеет большое политическое значение и огромное общественное значение. Дело «Норд-Оста» приостановлено. Когда господин Чайка в прошлом году, в августе месяце, рассказывал о том, что убийцы Анны Политковской будут сейчас схвачены, он сказал, что и дело «Норд-Оста» идет полным ходом. Оказывается, он не врал. Дело, приостановленное 19 мая прошлого года, действительно на 1 месяц было возобновлено, я так понимаю, только ради того, чтобы господин Чайка мог сообщить всему миру, что у нас все в порядке, все расследуется. Это было сделано в ответ на меморандум Европейского суда по правам человека, который потребовал от России объяснений по делу «Норд-Оста». Они были предоставлены. Кто следит за темой, видел наши ответы. Уже получен второй меморандум российского правительства по второй заявке, которую проводила адвокат Каринна Москаленко. Этот меморандум короче, лаконичнее, из него уже убраны те надуманные доводы, которые мы в первом ответе разбили в пух и прах. Мы теперь ждем решения Европейского суда, рассмотрения обеих заявок по делу «Норд-Оста».


Будет или нет поставлен этот спектакль в России, зависит о того, найдутся ли такие люди с таким гражданским мужеством, которое нашлось в Дагестане у министра культуры и режиссера Русского драматического театра Скандербека Тулпарова.



Марьяна Торочешникова: Наталья, а что вы вообще стали писать про «Норд-Ост»? Если вам так хотелось писать о террористах, ну, написали бы о чем-нибудь, что происходит, например, в Израиле, или о том, что происходит в Ирландии, в Испании. И вот так вот намеками, полунамеками и привели бы российских зрителей к тем идеям, тем мыслям, которые вы пытались развить в этом спектакле, о том, что люди меняются, что все должны объединяться против терроризма. Зачем же было нарываться?



Наталья Пелевайн: Нет, ну, хотелось все-таки писать именно о «Норд-Осте», хотелось именно взять за основу это событие. По разным причинам. Во-первых, все-таки я москвичка, я родилась в Москве, и это элемент, можно, наверное, понять на человеческом уровне, играет роль. Во-вторых, тот факт, что среди террористов было столько женщин, вот это мне было очень интересно. Почему и одна из главных героинь – это чеченка, вот эта чеченская девушка. Плюс все-таки я русский человек, я родилась в России. Я давно живу в Англии, но, между тем, это факта того, что я россиянка (я, кстати говоря, россиянка и по паспорту тоже), не меняет. Поэтому мне это все равно ближе. Зачем мне было себя перебарывать, если мне хотелось писать именно об этом. Я об этом и писала, соответственно. И считала, что имею на это право.


Что будет дальше со спектаклем, на мой взгляд, удачным, честно говоря, спектаклем, я не знаю. Я очень переживаю за режиссера сейчас. Там ложь вообще на лжи сейчас, в Дагестане, в связи со всей этой сложившейся ситуацией. Потому что в понедельник было сказано, что спектакли играться будут, но было также подмечено, что «несколько спектаклей сыграете – и все». Просто чтобы, типа, их выгородить как бы. С чего они решили, что мы все будем кооперироваться с ними и пытаться их вытащить из этой ситуации, совершенно непонятная логика. Мне просто дико это все.



Марьяна Торочешникова: Наталья, а к вам не приходили люди, какие-нибудь доброжелатели, которые как-то пытались вас убедить в том, что не надо тут выступать, возмущаться, ставить какие-то спектакли такие странные, в странных местах, со странными главными героями?




Марьяна Торочешникова, Наталья Пелевайн, Дмитрий Миловидов и Виссарион Асеев

Наталья Пелевайн: Ко мне не приходили. Мне люди, которые действительно хорошо ко мне относятся, все время меня предупреждают, что, в общем-то, надо как можно более быть аккуратной в своих передвижениях и так далее. И рекомендуют уехать, по большому счету, к сожалению. И мне это грустно, вот искренне грустно и от всей сложившейся ситуации, и оттого, что я слышу от близких мне людей: «Наташа, давай, не задерживайся, уезжай отсюда». Все это очень больно. И спектакль – я возвращаюсь на секундочку к этому… Теперь уже актеры (я разговаривала вчера с режиссером) боятся играть, потому что они ожидают какой-то провокации.



Марьяна Торочешникова: Дмитрий, вы хотели добавить?



Дмитрий Миловидов: Взяв за основу тему «Норд-Оста», Наташа навлекал на себя очень большие проблемы. Всегда, начиная с 2002 года, как только где-то появлялось слово «Нор-Ост», сразу появлялось давление власти. Все видели, как был задавлен сам мюзикл «Норд-Ост», с помпой, шумно, очень грязно восстановленный, с пьянством наших московских руководителей прямо на тех ступеньках, где лежали наши близкие, не получившие помощь. Восстановили. И дали ему тихо умереть. Мюзикл не был пущен в родной город президента Путина, ему закрыли дорогу в другие города, тихо удавили. Такая же история была с показом фильма Дэна Рида «Трагедия на Дубровке». С большим трудом нам удалось устроить показ этого фильма. Такая же история была с фильмом «Возвращение в "Норд-Ост"», который потом, позднее, получил приз на международном кинофестивале. Ему тоже не давали эфир.


Когда мы выпустили сборник «"Норд-Ост". Неоконченное расследование», на презентацию были в принудительном порядке администрацией президента или какой-то другой спецслужбой президента, не знаю, отправлены, выдернуты из командировки генерал Васильев, госпожа Швецова с наказом щедрыми посулами, а если надо угрозами предотвратить распространение этого доклада, предотвратить его перевод на другие языки, остановить распространение информацию. Везде, где слышно слово «Норд-Ост», там будет давление власти. Слишком сильно власть вляпалась.


Но тут надо отдать должное гражданскому мужеству Наташи. В тот момент, когда прозвучали последние аккорды, через 20 минут в Москве прозвучал взрыв рядом с ее квартирой на улице Королева. Случайность ли это? И получив информацию, что актриса, сидящая рядом с ней, оказывается, тяжело больна, она получила вторую информацию, что ее близкие чудом остались живы. И при этом она находит в себе силы работать и бороться.



Наталья Пелевайн: Да, я не хочу, конечно, здесь заявлять, что это явно было связано с какой-то моей деятельностью. У нас нет доказательств никаких. Но в любом случае посмотрим, что будет дальше. Хотелось мне бы очень, чтобы спектакль был поставлен, если не в Махачкале, то где-то еще. Хотя бы для того, чтобы люди действительно оценили теперь уже спектакль сами для себя и поняли, что оценка, которую спектаклю дает господин Алиев, она просто неправдивая. Есть понятие личной оценки, а есть понятие «на черное – белое, на белое – черное». Там просто то, что он говорит, это неправда, насчет того, что я делаю героев из террористов, насчет того, что совершенно ужасно выглядят на фоне террористов заложники. Это просто неправда. И мне бы очень хотелось, чтобы люди могли сами в этом убедиться. Дальше они могут уже, естественно, создавать свои мнения по поводу вообще моей возможности писать, драматургии и так далее, и тому подобное. То, что баланс, о котором он говорит, это не так и это неправда, вот мне бы хотелось, чтобы люди в этом убедились. Потому что, к сожалению, если кто-то верит в его слова, я действительно оказываюсь человеком, который, в общем-то, делает, наверное, не совсем правильные вещи. А это не так.



Марьяна Торочешникова: И, наконец, Наталья, я думаю, что этот вопрос сейчас на устах многих наших слушателей. Скажите, пожалуйста, если не посмотреть, то хотя бы прочитать сценарий этого спектакля можно где-то, он где-то издан?



Наталья Пелевайн: Я думаю, что, поскольку мне этот вопрос уже поступал, я выложу его в интернете. Это самый реальный вариант. И тогда я, естественно, постараюсь сделать так, что люди будут знать, где это размещено. Я займусь этим в ближайшее время, когда ажиотаж немножко спадет. Так что будет возможность у всех хотя бы прочитать, если не увидеть.



Марьяна Торочешникова: Спасибо. Я напоминаю, что в студии Радио Свобода сегодня были гости – это драматург и автор сценария спектакля «В твоих руках» Наталья Пелевайн, член Общественной организации содействия защите пострадавших от террористических актов «Норд-Ост» Дмитрий Миловидов и общественный деятель из Северной Осетии Виссарион Асеев.


А теперь – время традиционной рубрики председателя Московской Хельсинкской группы Людмилы Алексеевой.



Людмила Алексеева: Старейшая правозащитная организация в России – Московская Хельсинкская группа – имеет бесплатную юридическую приемную. Туда обращаются граждане с просьбой о защите их конституционных прав. Основной контингент посетителей приемной МХГ, как и других правозащитных организаций, малоимущие люди с низким образовательным уровнем, им трудно сами себя защитить.


Татьяна Александровна Грунт – необычная для этих приемных посетительница. Она доктор биологических наук, сотрудник Палеонтологического института Российской академии наук, ученый с международной известностью. А обратилась она к правозащитникам с просьбой помочь ей восстановиться в должности, так как она из института, где проработала 46 лет, была уволена, и суд Черемушкинского района, куда она обратилась, признал увольнение законным. Дело очень необычное. Постараемся разобраться в нем.



Татьяна Грунт: Два года назад правительство приняло постановление об увеличении зарплат в Академии наук и, соответственно, о сокращении численности на 20 процентов в течение трех лет, с 2006 по 2008 год. Вот во второй год этого пилотного проекта так называемого я и попала под сокращение.



Людмила Алексеева: Может, это потому, что у вас такая большая зарплата, что вас уволили – зато весь отдел можно будет содержать?



Татьяна Грунт: Меня увольняли с зарплатой 6300 рублей.



Людмила Алексеева: Ну, а тогда чем вы объясняете это увольнение?



Татьяна Грунт: Мне пришлось защищать свое право работать нормально, требовать, чтобы в отношении меня соблюдались элементарные нормы Трудового законодательства. Это не устроило дирекцию, она воспользовалась первым же поводом для того, чтобы меня уволить.



Людмила Алексеева: Скажите, в чем там дело, почему именно вас уволили?



Татьяна Грунт: Я думаю, потому именно меня, что я никак не хотела соглашаться с тем, что у нас в институте разворовывались коллекции, что хранение коллекций было совершенно безобразным, открыто об этом говорила не один раз. А кроме того, имела неосторожность опубликовать точку зрения, которая не совпадала с точкой зрения директора.



Людмила Алексеева: А вы добивались восстановления на работе?



Татьяна Грунт: Да, я добивалась восстановления на работе, неудачно. 15 февраля был суд, который постановил мой иск о восстановлении на работе не удовлетворить. Администрация теперь, оказывается, вправе определять квалификацию сотрудников и их производительность труда.



Людмила Алексеева: Может быть, получение ученой степени – это в прошлом, а сейчас вы не в состоянии выдавать научную продукцию? Ведь так тоже бывает.



Татьяна Грунт: Так, конечно, тоже бывает, но сейчас я являюсь руководителем совместного российско-китайского научного проекта. Кроме того, в 2006 году опубликована большая монография, причем на средства Российского фонда фундаментальных исследований, где я и основной автор, и ответственный редактор, и руководитель этого проекта. За истекшие 10 лет мною опубликовано более 30, я думаю, работ в отечественных и зарубежных изданиях. Причем списки этих работ просило представить отделение биологических наук, я все это представляла, никаких нареканий в мой адрес не было со стороны дирекции. Но вот буквально в неделю это все решилось.



Людмила Алексеева: Скажите, вас одну уволили, никого больше из института не увольняли?



Татьяна Грунт: Нет, уволили персонально четверых сотрудников: двоих научно-технических, одного младшего научного сотрудника без степени и меня.



Людмила Алексеева: А вы подавали кассацию?



Татьяна Грунт: Да, кассация подана.



Людмила Алексеева: Вы говорите, что вы возражали против разворовывания коллекций. Как это может быть связано с увольнением?



Татьяна Грунт: Коллекции Палеонтологического института до сих пор не входят в музейный фонд Российской Федерации, а те люди, которые продолжают об этом говорить, они подвергаются гонениям. Сейчас палеонтология вообще в большой моде, и, скажем, бивни мамонтов просто представляют собой большую материальную ценность и продаются сейчас на зарубежных рынках. А коллекции Палеонтологического музея имеют просто огромную научную и коммерческую ценность. И самое простое – это доставать их из витрины и продавать. Сейчас, правда, прямое воровство такое прекратилось.



Людмила Алексеева: А было?



Татьяна Грунт: Конечно. Об этом писали многие годы все газеты, но поскольку на это обращали внимание, такое прямое воровство прекратилось. Но нашлись другие способы. Сейчас материалы, которые, на самом деле, не подлежат вывозу, вывозятся за границу на выставки, и, в частности, в институте имеется большая коллекция так называемых севрских мамонтов – это стадо мамонтов с мамонтятами. Они совершенно уникальные, очень хрупкие, и они должны храниться в сейфах, но сейчас их увезли в Южную Корею. В каком они состоянии и когда вернутся – совершенно неизвестно. Может так случиться, что они просто по дороге будут разрушены или проданы, а вернутся какие-нибудь слепки.



Людмила Алексеева: Вы напрямую обвиняете в этом директора?



Татьяна Грунт: Я думаю, что в этом виноват лично директор. И он к тому же полгода назад стал председателем музейной комиссии Музейного совета Академии наук. То есть он напрямую может распоряжаться всеми этими коллекциями, вывозить их и так далее. Доходы от выставок идут совершенно неизвестно куда, во всяком случае не в институт.



Людмила Алексеева: Вы говорили на суде о том, что это увольнение может быть вызвано личными мотивами?



Татьяна Грунт: Мне на суде вообще не дали возможности говорить. Судья просто кричала. И даже сказала представителю института, который пытался меня обвинить в том, что я напускала как бы проверки из прокуратуры на институт, хотя я этого не делала: «Ваши внутренние взаимоотношения меня совершенно не касаются. Я считаю, что уволена истец правильно, и все в порядке». Никто не присутствовал ни при каких переговорах дирекции с представителями суда, но давно известно, что у директора хорошие взаимоотношения с Черемушкинской межрайонной прокуратурой. Черемушкинская межрайонная прокуратура возбуждала уголовные дела по поводу как раз краж в институте, но эти все дела были закрыты. И сотрудники говорят, что просто это результат личных взаимоотношений директора с представителями Черемушкинской прокуратуры. И поскольку на суде присутствовал представитель как раз Черемушкинской межрайонной прокуратуры, то сильнейшее впечатление, что просто это было предварительно договорено, и что бы там ни говорил адвокат, это совершенно не играло никакой роли. Просто вот не слушали, не слышали, и просто скучали в ожидании, когда можно будет принять решение.



Людмила Алексеева: Вы надеетесь, что когда дело выйдет за пределы Черемушкинского района, вы сможете его выиграть?



Татьяна Грунт: Я не надеюсь на это, потому что городской суд, по опыту, принимает решения, которые совпадают с решениями районного суда. Так что надеяться на решение городского суда, в общем, тоже не приходится.



Людмила Алексеева: Хотите что-нибудь добавить?



Татьяна Грунт: Мне бы еще хотелось сказать буквально два слова о том, какие мне были должности предложены. Полагается по Трудовому законодательству предложить вакантные должности. Так вот, мне была предложена должность шлифовщика, слесаря-монтажника, инженера-электрика и начальника автоотдела. И суд в решении записал, что это все соответствует моей квалификации и уровню моего образования, и я согласилась на замещение должности начальника автоотдела 14-го разряда. Но дирекция посчитала, что эту должность я тоже занять не могу.


И еще бы мне хотелось сказать, что вот у меня в руках фотография моего опечатанного кабинета, в котором я проработала 46 лет. Кабинет опечатали без предупреждения, там осталась вся моя библиотека, которую я в течение 46 лет собирала, все мои архивы, большие коллекции, которые мне были переданы из иностранных учреждений во временное пользование для изучения с последующим возвратом. Это Гомбальтовский университет Берлина, Кельнский университет, Селезский университет в Польше, Университет Садбери, Канада, коллекция Геологического института в Нанкине, в Китае, Чинченского университета в Китае и несколько отечественных музеев. Судиться по этому поводу с дирекцией совершенно бесполезно, имея в виду печальный опыт попытки восстановиться на работе. И я просто считаю для себя необходимым обнародовать эти данные и уже сообщила хозяевам этих коллекций, что коллекции сейчас вне доступности.


Опечатали кабинет еще в октябре 2007 года. В декабре его распечатали. И там теперь сидит новый совершенно сотрудник, - и это в период сокращения, - который как раз и пользуется всеми этими коллекциями, материалами, библиотекой. Там же находятся библиотечные книги из Московского общества испытателей природы, из библиотеки Отделения биологических наук Академии наук. Но я за все это теперь ответственности не несу. И в каком состоянии все эти материалы, все эти книги, я теперь сказать просто невозможно.



Людмила Алексеева: Что особенно печально в этой истории, это полное неверие Татьяны Александровны в российское правосудие. И еще печальнее, что это неверие разделяет огромное число наших сограждан. Не верят в справедливость суда те, кому пришлось самим столкнуться с судопроизводством, и те, кто знает об этом из горького опыта своих знакомых, близких и дальних. Правозащитники разделяют это массовое отношение к отечественному правосудию. Они такого насмотрелись и наслушались в наших судах и о наших судах.


И все-таки в XXI веке нет другой возможности добиться справедливости, кроме обращения в суд, вплоть до Европейского суда по правам человека в Страсбурге. Пожалуй, ужасное состояние российской судебной системы – ключевая проблема для всех живущих в этой стране, для всего нашего гражданского общества, а не только для Татьяны Александровны Грунт и тех наших сограждан, по судьбам которых непосредственно прокатился каток нашего правосудия.



Марьяна Торочешникова: Это была специальная рубрика Людмилы Алексеевой.


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG