Ирина Лагунина: 11 апреля в приднестровском городе Бендеры состоялась встреча президента Молдавии Владимира Воронина и президента непризнанной Приднестровской Молдавской республики Игоря Смирнова. Аналитики уже отметили как важную составляющую телефонный разговор, состоявшийся накануне, и саму личную встречу – первую после семи лет конфронтации. Впрочем, конфликт вокруг Приднестровья все эти семь лет отличается от многих других «замороженных конфликтов» тем, что ведется в основном на информационном пространстве. Это война слов намного больше, чем противостояние вооруженное или политическое. Вот об этой информационной составляющей конфронтации – мой коллега Олег Панфилов.
Олег Панфилов: Спустя несколько дней в российской и молдавской прессе опубликовано немало комментариев и прогнозов будущих взаимоотношений. Например, руководитель кишиневского представительства РИА «Новости» Владимир Новосадюк уверен, что встреча явилась результатом (цитирую) «кропотливой работы российского МИДа на этом направлении», которой пытались помешать некие конструктивные силы: в своей статье Новосадюк их по традиции советской пропаганды называет, само собой в кавычках - «советчиками», «болельщиками» и «крикунами».
Само собой, все эти годы и молдавские, и приднестровские, и российские средства информации пытались анализировать складывающуюся ситуацию. Сказать свое мнение об этом я прошу Оазу Нантой, директора программ Кишиневского института публичной политики, он по телефону из Кишинева. И из Кишинева на связи шеф кишиневского бюро румынской службы Радио «Свобода» Василие Боднару.
Оазу, прежде всего к вам, как к политологу: скажите, насколько успешна была эта встреча и есть ли какие-то прогнозы на то, как будут развиваться события?
Оазу Нантой: Я не считаю, что по результатам одной встречи можно говорить об успехе, если спомнить о том, сколько наворочено в этой проблеме в течение 18 лет. И если учитывать, что Игорь Смирнов демонстративно вручил Владимиру Воронину проект договора о дружбе и сотрудничестве между республикой Молдова и Приднестровской Молдавской республикой, что очевидно противоречит любым договоренностям, конституции республики Молдова и той позиции, которую имеет Кишинев, то можно говорить всего лишь о символической встрече.
Олег Панфилов: Если сравнивать, например, два таких конфликта в Абхазии и Приднестровье, то в отношении Абхазии большую роль играет пропаганда прежде всего российская, потому что она, в отличие от грузинской, все-таки распространяется в том числе на территории Грузии. И большую роль играют средства информации, которые пытаются склонить общественное мнение на свою сторону. Скажите, за все это время, за 18 лет и особенно за эти 7 лет, пока Воронин и Смирнов не встречались, какова роль информации и Молдавии, и России?
Оазу Нантой: С самого начала, когда началось расслоение общества по языковому признаку, на левом берегу Днестра начала формироваться специфическая языковая среда, которая была построена на нагнетании страстей, апокалиптических сценариев и на массовой истеризации населения. С тех пор прошло много лет, но на левом берегу сформировалась пропагандистская среда, машина, которая не дает людям забыть ту трагедию 92 года, которая подпитывает образ врага и всего, что связывает с республикой Молдовой и которая старательно старается законсервировать то недоверие, которое существует из-за недостаточного общения между определенными населения с левого и правого берега. Это все происходит на фоне полной пассивности, если не сказать, импотентности кишиневских властей, которые фатально не понимают необходимость диалога, необходимость обеспечения альтернативных источников информации для населения с левого берега и которая даже не может обеспечить этими источники информации людей, которые живут в тех населенных пунктах левобережья Днепра, которые с оружием в руках защитили свое право остаться под юрисдикцией Молдовы.
Олег Панфилов: Спасибо, Оазу. Тот же вопрос я хочу задать Василие Боднару.
Василие Боднару: Справедливости ради надо сказать, что окопной журналистикой с тем же успехом занималась кишиневская сторона сразу после 92 года, когда был вооруженный конфликт и многим позже, скажем, время от времени образ врага навешивается даже на Россию. Вспомним 2005 год, когда кишиневские официальные власти, опасаясь того, что Россия вмешается в ход предвыборной кампании, с успехом использовала пропаганду для того, чтобы навязать какие-то ярлыки. Даже президент не далее чем, скажем, год тому назад говорил, что не сядет за стол переговоров с сепаратистскими лидерами, поскольку они являются такими-сякими. Поэтому нельзя говорить, что в Кишиневе белые и пушистые и только в Приднестровье занимаются рисованием образа врага. Другое дело, что сами власти не определились, кто они. Известно, в 2001 году они пытались сыграть на лозунге, дескать, мы не имеем никакой вины, не причастны к тому, что было в 92 году и на общей любви к России мы можем быстренько примириться. Оказалось, это не так. И сегодня когда, мне кажется, из Москвы Кишиневу выдан бонус, дескать, мы не записываем Приднестровье в ту же серию как Осетию и Абхазию, будьте любезны, померитесь со Смирновым. Поэтому сегодня в принципе из Москвы вынуждают оба берега Днестра говорить иначе. Но нет той степени искренности, чтобы этот диалог действительно сдвинулся с мертвой точки и, например, пустили бы друг к другу какие-то серьезные газеты, журналы и телевидение.
Олег Панфилов: Василие, вы говорите о пожеланиях политиков, то есть о тех политиках, которые вынуждают и Смирнова и Воронина сесть за стол переговоров и разрешить этот конфликт. А что вы скажете о российской пропаганде? Ведь в Молдове точно, так же как и в Приднестровье, наверное, прежде всего Приднестровье, смотрят российское телевидение. Насколько оно играет роль конфронтационную или наоборот примиренческую в этом конфликте?
Василие Боднару: Наверное, решающую роль. Потому что до сих пор, я недавно смотрел, в одной из кишиневских газет опубликован очень редкое для Приднестровья социологический опрос, исследование, в котором перечисляются фобии приднестровцев. И приднестровцы не боятся как все нормальные люди на Западе или на Востоке зеленых человечков пришельцев, а боятся тех вещей, которые присущи для конфликтных зон. И нагнетание все время обстановки страха, к этому руку приложила и российская печать. Потому что российские телевидение, в частности, всегда вырисовывает такие картинки, как, скажем, сравнимые с такими иракскими картинками. Поэтому мне кажется, что если Россия, российская печать захочет отойти от этого и показать, что жизнь налаживается, то тогда и приднестровцы в это поверят.
Олег Панфилов: Оазу, вопрос к вам, касающийся опять-таки сравнения Абхазии и Приднестровья. В отличие от Абхазии в Приднестровье можно довольно спокойно въехать. Конечно, пройти все эти неприятности, связанные с заполнением деклараций, с заполнением какой-то анкеты. Тем не менее, приднестровские машины ездят свободно по территории остальной Молдавии, а молдавские машины свободно ездят по территории Приднестровья. И тем не менее, Приднестровье представляет из себя некий такой анклав не только идеологический, но совершенно обособленный от другой территории страны.
Оазу Нантой: Дело в том, что вы точно подметили, что Приднестровье отличается от Абхазии, даже Южной Осетии. Во-первых, это узкая полоска земли, зажатая между Украиной и остальной территорией республики Молдова, не имеющая общих границ с Россией. Кроме того, конфликт был геополитический и не существует вражды между людьми с левого и правого берега. Четыре с половиной тысячи юношей с левого берега учатся в Кишиневе, 57% населения Приднестровья имеет молдавское гражданство. Этот конфликт искусственно замороженный, эта замороженность выгодна тем, кто делает деньги на контрабанде в этом регионе и соответственно этот конфликт обслуживает геополитические интересы других стран. И в этой ситуации конфликты выгодно отличаются, скажем так, от других, потому что здесь при наличии политической воли в первую очередь со стороны России можно будет достичь разрешения этого конфликта. Другое дело, что я не обольщаюсь насчет политической воли со стороны России и считаю, что большую непростительную задолженность по части диалога с населением левого берега имеет руководство Молдовы. И в этом смысле самые большие резервы не использованы для того, чтобы сдвинуть с мертвой точки процессы объединения страны.
Олег Панфилов: Спасибо, Оазу. И последний вопрос, опять-таки сравнение с Абхазией: когда руководство официального Тбилиси пытается, по крайней мере, наладить какую-то информационную политику в отношении Абхазии и для тех грузин, которые живут в Галльском районе в Абхазии. Совсем другая картина в отношении Приднестровья со стороны официального Кишинева, когда жители Дубоссарского района практически оторваны от основной части Молдавии. С чем это связано?
Оазу Нантой: Это связано с тем, что наша нынешняя власть очень ревностно контролирует масс-медиа. И она понимает, что если она допустит существование альтернативных источников массовой информации для населения с левого берега, тогда придется смириться с такой альтернативностью и на правом берегу. А в преддверии 2009 года, когда должны состояться выборы, они этого как раз не хотят. Потому они жертвуют диалогом с левым берегом ради того, чтобы сохранить свои кресла на правом берегу.
