Ссылки для упрощенного доступа

"От нынешней Москвы не добиться ни морального осуждения, ни материальной компенсации"


Андрей Шарый
Андрей Шарый

Программу ведет Александр Гостев. Принимает участие обозреватель Радио Свобода Андрей Шарый.

Александр Гостев: Претензии стран Балтии к России, как преемнице СССР. О причинах, по которым вопрос о выплате Россией компенсации балтийским странам за исторический период, который власти этих стран считают советской оккупацией, время от времени приобретает актуальность, мой коллега Андрей Шарый побеседовал с живущим в Хельсинки журналистом и независимым экспертом по странам Северной Европы и Балтийского региона Николаем Мейнартом.

Николай Мейнарт: По общим оценкам, все-таки больше склоняются к точке зрения, что шансов нет и вряд ли из этого можно извлечь какую-либо действительно реальную материальную выгоду. В этом, мне кажется, сомневаются практически все. Другое дело - целесообразность, это уже совершенно иной подход. Потому что всегда есть некие политические акции, которые привлекают внимание, политическая борьба, борьба между партиями, она заставляет предпринимать те или иные провокационные шаги, а такой шаг всегда эффектен. Поэтому, как правило, высказывания, типа требований компенсации или вообще попытка поднять эту тему, они появляются в нужное время и в нужном месте, то есть тогда, когда разворачивается очередная политическая дискуссия. Например, в период предвыборной борьбы или тогда, когда обостряются отношения между различными партиями в силу каких-либо сложных политических ситуаций.

Андрей Шарый: В трех бывших советских балтийских республиках более-менее ситуация в этом отношении одинаковая или где-то эта проблема ставится политиками острее, где-то ей уделяют меньше внимания?

Николай Мейнарт: Конечно, особое место занимает Литва. Просто потому, что у нее исторически обстоятельства сложились так, что претензий всякого рода просто должно быть меньше. Эстония и Латвия, здесь примерно в одинаковом плане раздаются подобного рода призывы и звучат разговоры. Опять-таки, они зависят больше от политической конъюнктуры. Мне кажется, что эстонцы иногда рассматривают себя, как страна, более пострадавшая в силу того, что и республика поменьше, и население маленькое, и ущерб ему нанесен был достаточно, с их точки зрения, значительный. Но в основном это все-таки связано с двумя этими конкретно странами, Эстонией и Латвией, и связано с той политической ситуацией, которая в них складывается, а также с их отношением нынешним к России и отношением России к ним.

Андрей Шарый: И отношения России с Латвией и Эстонией складываются, скажем так, нервно, и в той и в другой стране значительно русскоязычное меньшинство, отношение с которым тоже у властей подчас, мягко говоря, складываются нервно. Есть ли какой-то внутриполитический консенсус в этих странах относительно стратегии поведения по этому вопросу?

Николай Мейнарт: Это все-таки проходит по линии политической борьбы. Эта тема не настолько реальная, чтобы говорить о ней, как о конкретном факторе экономической жизни или обустройства дальнейшего социальной или политической системы страны. А связано, мне кажется, и обыгрывание постоянное этой темы с разным пониманием вообще того, что происходило в период после 40-х годов и до начала 90-х в странах Балтии. Ведь совершенно четко существуют две взаимоисключающие позиции. Эти позиции, естественно, разложились по две стороны границ. В Эстонии убеждены, что Эстония (Латвия разделяет эту точку зрения, может быть, не так ярко выражено, но тоже достаточно очевидно) была оккупирована. То есть рассматривается этот период, эти 50 лет почти, рассматривается как период оккупации. Даже законодательство эстонское в принципе восстановлено по тому состоянию, которое имело на 40-й год, то есть на момент потери независимости Эстонии.

В то же время в России, конечно, никогда с этим не согласятся. Я не пытаюсь сейчас расставлять оценки и говорить, где историческая правда или в чем заключается историческая справедливость, но просто есть разное понимание. В России, конечно же, говорят о том, что они освободили страны Балтии от фашизма, они дали возможность этим государствам все-таки обрести свободу и так далее. Вот это очень прочно вошло в советское сознание и теперь сохраняется в российском сознании. На этом строится очень много конфликтов. Поэтому эстонцы периодически возвращаются к требованиям и Тартуского мира, например, который, они считают, заложил основу в эстонской государственности, и надо как бы продолжать с этой точки отсчета, а потом уже адаптировать ее к современным условиям. Это связано и с требованием компенсации, потому что они считают, что этот период оккупации должен быть определенным образом как-то компенсирован.

Андрей Шарый: С одной стороны, вы говорите о том, что вряд ли есть серьезные политики или общественные деятели, которые полагают, что разговор об этом может перейти в практическую плоскость, в то, что Россия хотя бы согласится говорить хоть как-то на эту тему. Тем не менее, кто-то пытается подсчитать сумму этого ущерба предполагаемого? Эти все суммы взяты с потолка или есть какая-то методология?

Николай Мейнарт: Считают очень много, довольно часто и все считают по-разному. То есть это рассматривается и с точки зрения ущерба, который нанесен и в связи с депортацией, и с точки зрения материального ущерба. Но на каждый подсчет существует и контрподсчет, если только какие-либо экономисты или политики пытаются действительно подвести под это какую-либо реальную базу. Поэтому все эти подсчеты в очень широком разбросе. Иногда говорят о необходимости личной компенсации, то есть конкретно тем людям, которые пострадали, чьи семьи пострадали. Диапазон здесь самый широкий, он может колебаться, скажем, от какой-нибудь условной суммы в тысячу долларов на пострадавшую семью и доходить до миллиардных сумм тогда, когда речь идет об ущербе, нанесенном государству.

Андрей Шарый: Как вы считаете, было бы верным оставить для правительств этих стран эту тему в стороне, не заниматься этой, в общем, связанной с внутриполитическими соображениями риторикой, понимая, что, может быть, важнее было бы искать позитивное что-то в отношениях с Россией, понимая, что от нынешней Москвы не добиться ни морального осуждения того, что происходило в 40-е, 50-е годы, ни тем более материальной компенсации? Или все-таки нужно проявлять принципиальность и биться здесь до конца? Как вы считаете?

Николай Мейнарт: Не так-то просто ответить однозначно на этот вопрос, поскольку он все-таки во многом с текущими конъюнктурными политическими интересами. То есть иногда политикам, а может быть даже и стране, важно привлечь к себе внимание. И в зависимости оттого, насколько радикальную позицию занимают политики, настолько они и реально относятся к этому инструменту. Я бы лично предпочел думать, что для экономики это было бы тоже полезно, чтобы все-таки отношения нормализовались. И в той и в другой, как мне кажется, стране существуют, с одной стороны, силы, заинтересованные все-таки в попытке найти общую основу, и силы, которые этой общей основе по каким-то своим политическим или прочим соображениям противодействуют. И в зависимости от этого они и берут на вооружение этот инструмент. Мне бы, конечно, хотелось бы, чтобы политика носила бы более реальный характер, и подобного рода вещи использовались как можно реже.

XS
SM
MD
LG