Ирина Лагунина: По мало изменившейся советской традиции в мае в России по-прежнему официально отмечается день рождения Всесоюзной пионерской организации имени В.И.Ленина. Но несмотря на обычно учащающийся по весне телепоказ «Тимура и его команды», а также прочих Васьков Трубачевых с товарищами, пионерскую линейку возле кремлевской стены и отработанный Зюгановым ритуал коллективного приема в пионеры подросших для этого крошек, общественная память о пионерстве слабеет. Куда уходит наше пионерское детство? Об этом сегодняшний материал моего коллеги Владимира Тольца.
Владимир Тольц: В этом году партийно-детские торжества возле Кремля - юбилей Всесоюзной пионерской организации имени В.И.Ленина - отмечались особенно пышно. (Хотя целиком ее имя средства массовой информации, кроме коммунистических, разумеется) предпочитали не упоминать. 85-летие – круглая дата. Чтобы достойно ее отметить Геннадий Андреевич Зюганов перекрыл свой собственный прошлогодний рекорд: принял в пионеры 4 с половиной тысячи мальчиков и девочек (против 2 с половиной тысяч в прошлом году), а многих и „собственноручно“ поцеловал. Тысячи их родителей и рядовых граждан умиленно наблюдали за этой церемонией по телевидению, ностальгически вспоминая свои пионерские годы, лагеря, вожатых, дурацкие детские шутки и анекдоты про пионэров и пионерок. Еще бы: статистика свидетельствует, что в пионерах побывало более двух третей ныне живущих россиян. И по данным опроса, проведенного год назад одним из одобряемых российской властью центров общественного мнения, более 75 процентов опрошенных (по другим данным – даже 85!) «с радостью отдали бы своих детей на поруки таким дисциплинирующим структурам».
Вместе с тем наблюдается и иное: большинство нынешних детей уже ничего не знают о реальных или мнимых подвигах «пионеров-героев». А если и вспоминают имя одного из них, сохранившееся в общественном сознании как синоним доносительства, то произносят его по-бахчиняновски, на английский манер: «Паблик Морозов». Про красный галстук как символ пионерства еще что-то знают. А вот про пионерский горн - ничего. (Бывает, одни толкуют его как печь, в которой пионеры плавили металлолом, другие, как название мыса в Южной Америке…)
Куда уходит наше пионерское детство? Что происходит с сохраняющейся на периферии нашего общественного сознания памятью, - я процитирую Антона Носика, - об «огромном советском бюрократическом холдинге, который осваивал часть идеологического пропагандистского бюджета, владел недвижимостью, издавал газеты, держал радиостанции»? - Все это становится достоянием, точнее, предметом освоения и изучения теми, кто никогда ни в каких пионерах не состоял. Вот одна из них профессор Оксфорда Катриона Келли – автор монументального труда о мире детства многих поколений российских и советских людей и готовящегося к изданию сочинения об упомянутом мной Павлике Морозове.
Катриона Келли: Что касается пионерской организации, в первое время ее существования – это очень серьезная политическая организация для детей. Даже можно так сказать, для детей, молодых людей меньше 14-15. Потому что тогда основная проблема, куда деть детей, которые не доросли до комсомола, но они стремятся в комсомол. Одно из побуждений для создания коммунистической организации для детей – это как раз судьба переходного возраста, они еще не тинэйджеры, но чуть моложе и так далее. Это классовая организация, но туда стремились, в основном дети «бывших», потому что это способ освободиться от «проклятого» прошлого. Но в основном принимались в эту организацию по плану детей пролетариата и крестьян. Потом это начинает меняться уже в начале 30-х.
Владимир Тольц: Британский историк советского детства профессор Катриона Келли. Еще один исследователь советской пионерии, не испытавшая на себе педагогических экзерсисов пионервожатых и казарменных прелестей пионерских лагерей соискательница Европейского университета в Санкт-Петербурге Дарья Димке.
Дарья Димке: Меня все-таки приняли в пионеры, только я побыла им всего четыре дня, потому что ровно через четыре дня все это было отменено. Дело в том, что пионерскую организацию в разных городах, поселках и селах нашей великой родины отменяли по-разному. Где-то ее отменили в 90 году, где-то в 92, где-то еще позже. Я успела побыть. Есть сверстники, которые целый год были в пионерской организации, тогда как у нас в школе она была отменена. Я училась в Иркутске. Это был 95 год.
Владимир Тольц: Даша, профессор Келли остановилась на изменениях в пионерской организации в начале 1930-х годов…
Дарья Димке: В 30 годы власть попыталась, и у нее это получилось, использовать эту организацию для индоктринации и контроля детей. Для индоктринации сферы идеологии, то есть для промывания мозгов и в административной сфере, проще говоря, чтобы дети служили взрослым. Школы и отряды в сущности перестали быть организацией, превратившись в возрастной класс. Принятых в пионеры школьников тогда были единицы. Выйти из пионерской организации по своему желанию или по несогласию с чем-то было практически невозможно, да и практически немыслимо. Эта ситуация изменилась в начале 60-х, когда разные детские отряды и клубы стали возникать при домах пионеров и при жилконторах. Эти отряды также работали под эгидой пионерской организации, однако напрямую со школой связаны не были. Кроме того членство в них, как и в пионерских отрядах 20-х годов, было добровольным и все они организованы по принципу детского самоуправления. То есть можно сказать, что с конца 50-х до начала 90 годов пионерских организаций, естественно, очень неравных по численности, было две. Одна при школе по сути никакой организацией не была, главным образом выполняя функцию возрастного класса. Вторая, напротив, была внешкольной, добровольной, разновозрастной. В школе от пионера главным образом требовали хорошей учебы, примерного поведения, занятия же внешкольных отрядов, клубов могли быть сами разными – журналистика, спорт, помощь колхозам, озеленение городов, практически все, что угодно.
Владимир Тольц: Вы узнаете в этих рассуждениях историка советского пионерства Дарьи Димке свое пионерское прошлое? Я, лично, не очень. Про «помощь колхозам» припоминаю, но и про постоянную пионерскую принудиловку вспоминаю тоже. – Какая уж тут добровольность. А вот про «практически две» пионерских организации – ни в толк не возьму, ни припомнить ничего такого тоже не могу. «С другой стороны, - говорит мне мой приятель, некогда изгнанный из совета пионерской дружины за «порочащее звание пионера поведение» (он шашни крутил с пионервожатой), - с другой стороны, представьте, что, например, декабристы, прочли бы о себе то, что пишут о них декабристоведы. - Тоже себя бы не узнали!» Но их ведь давно уже нет! – «Да, - отвечает, - у историков пионерии писательское нетерпение. Могли бы и подождать со своими выводами…» Но мне кажется, дело совсем не в этом. Я ведь верю в то, что с романтической ностальгией пишет о пионерах сегодня Тимур Кибиров. И в том, что пишет о них сетевой поэт Orlusha, тоже не сомневаюсь. Может, пионерство нужно не только по бумажкам и чужим рассказам изучать, но и на собственной шкуре? Но тогда вечный вопрос историку: может ли рыбка (даже если она - премудрый пескарь) стать ихтиологом? Поэтому прислушаемся с уважением к нашим «ихтиологам», никогда не плескавшимся в наших пионерских бассейнах: нужна ли пионерская организация сегодня?
Катриона Келли: Сложный вопрос. Я против обязательных организаций. Нельзя сказать, что пионерская организация была формальной, общеобязательной, но на деле это было так. Дети оставались вне пионерской организации, но опять-таки, начиная с середины 30 годов в виде наказания. Редкий ребенок туда не попадал. Из организации исключали опять-таки в порядке эксцессов, какие-то проступки невинного, как считалось, характера и так далее. Так что ребенок, который не принадлежал к организации, был белой вороной. Я несколько опасаюсь такой ситуации, во-первых, по непривычности, потому что я выросла в обществе, где организации все-таки были добровольные. А с другой стороны, работа такой организации как раз по отношению к детям из неблагополучных семей и так далее очень важная.
Владимир Тольц: Так считает британский профессор Катриона Келли. Мнение российского историка пионерии Дарьи Димке.
Дарья Димке: Детские организации нужны, поскольку дети имеют право на нормальную жизнь, то есть на свою собственную. Они не могут постоянно существовать только в школе, только под надзором взрослых, они имеют право на свой выбор. Естественно, уличная компания такого выбора не дает. Но учитывая предшествующий советский опыт, эти организации не должны быть напрямую связаны со школой. Желательно также, чтобы они были признаны властями официально, то есть были объявлены наряду со школой средством воспитания детей и подростков.
Владимир Тольц: Похоже, эти пожелания уже реализуются. Централизации не произойдет. Просто наряду с зюгановской красногалстучной пионерской организацией партией «Единая Россия» создается другая – «Юность России». Сообщается, что « в недалеком будущем каждый второй школьник страны вольется в ряды юного резерва партии власти ». И уже разработана униформа юных ЕдРоссов: «футболки и бейсболки с эмблемой: композиция на белом фоне, в центре которой расположено стилизованное изображение раскрытой книги с горизонтальными полосами равной ширины белого, синего и красного цвета». В общем, дерзновенные мечтания знатоков прошлого воплощаются в светлом будущем…
