Ирина Лагунина: В домах ребенка, где брошенные или изъятые из семей малыши находятся от рождения до 4-5 лет, их психика, по словам специалистов, подвергается такому насилию, что уместно говорить об эмоциональной смерти. Что можно сделать, чтобы изменить ситуацию? У микрофона Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Когда подходишь к этому дому со страшным названием - дом ребенка, комок подступает к горлу заранее. Вот они, те, которые при рождении вытащили самый страшный билет - нелюбовь своей матери, затемнение ее души до такой степени, что она могла оставить этот маленький комочек, все счастье которого сосредоточено только в ней, - и уйти. Хотя чьих-то матерей уже нет - благодаря наркотикам или пьянству. Я пришла в хороший дом ребенка. Сегодня речь не пойдет о кошмарах вроде жестоких нянечек, привязывающих детей к койкам, о воровстве продуктов и неудачных усыновлениях. Речь пойдет о практике содержания детей в этих местах - почему она столь губительна для детской души, даже если все взрослые работают добросовестно. И почему появился совместный российско-американский проект, в котором участвуют 5 человек - два специалиста из Питсбургского университета и трое из Петербургского государственного университета и петербургского дома ребенка № 13.
Говорит научный руководитель проекта Рифкат Мухамедрахимов.
Рифкат Мухамедрахимов: Мы обнаружили, что в системе здравоохранения дома ребенка ориентированы на лечение детей, тогда как в системе образования в основном ориентированы на психологическую поддержку. Но оказывается, что в домах ребенка, несмотря на то, что все сотрудники очень хотят помочь детям, тем не менее, так организована система, что у ребенка нет возможности никакой иметь близкого человека. Первое – это часто меняющиеся сотрудники дома ребенка. Не потому, что большая текучесть кадров – это тоже есть, но их много. В группе 14-15 детей, на них есть большая группа медсестер, которые работают сутки через трое, есть большая группа воспитателей, которые работают сутки через сутки, есть приходящие люди – это врачи, невропатологи.
Татьяна Вольтская: Главный врач дома ребенка № 13 Наталия Никифорова уточняет.
Наталия Никифорова: До 9 ночи в течение дня с одним ребенком могут работать. И если этих взрослых выстроить и спросить: что вы думаете об этом ребенке? Можно услышать диаметрально противоположные мнения. То есть ежедневно у оного малыша одна тетенька завышает какие-то требования к нему, другая занижает. То есть сохранять психическое здоровье ребенку в таких условиях просто не представляется возможным. Исследования говорят о том, что ребенок катастрофически теряет психическое здоровье, находясь в таком учреждении, прямо пропорционально количеству дней, месяцев и лет пребывания.
Татьяна Вольтская: Даже если все добрые и все хотят только лучшего?
Наталия Никифорова: Безусловно. Согласитесь, что дома с малышом не работают так интенсивно. Такие подготовленные специалисты – дефектологи, логопеды, врачи, и однако же, дети домашние развиваются значительно более успешно. Значит нечто другое нужно.
Татьяна Вольтская: Что же самое пагубное в такой системе? Рифкат Мухамедрахимов.
Рифкат Мухамедрахимов: Мы обнаружили, что количество взрослых огромное, но ни один взрослый не находится с ребенком на протяжении длительного времени один на один. Человеческого взаимоотношения, как это наблюдается между мамой и ребенком в семье, лишь только некоторые редкие минут. И так получается, что этого основного момента, связанного с развитием личности ребенка в самом начале, с установлением отношений дети лишены напрочь. Мы посмотрели и померили, что даже во время, когда все сотрудники дома ребенка на своем месте, время на ребенка, которому около 10 месяцев, в течение трех часов уделяется максимум 10 минут. А что происходит в вечернее время, послеобеденное время, ночное время? То есть это связано с организацией самого учреждения.
Татьяна Вольтская: Российский опыт - не уникальный, - замечает Наталия Никифорова.
Наталия Никифорова: Мы участвуем в международных конференциях, это пример израильский, кто-то из Соединенных Штатов, они делали точно такие же исследования, и эти исследования по минутам совпали с наши. Есть некий такой феномен – функционирование взрослых людей возле маленьких детей. Что-то такое сделал с ребеночком. Почему, как это происходит и как что-то изменить в этом плане? Тот проект, который был у нас, он касается не только домов ребенка. Это важно и для детских яслей, для семьи, в которых очень много нянь нанимают и ночных, и дневных. То есть это работает на всех деток раннего возраста.
Татьяна Вольтская: И вот что еще было замечено, говорит Рифкат Мухамедрахимов.
Рифкат Мухамедрахимов: Дети, когда достигают определенного возраста, они переводятся из группы в группу. И часто согласно положению о домах ребенка они переводятся из одного помещения в другое помещение без сотрудников, с которыми они были раньше. Таким образом они меняют не только лишь пространство обитания, они меняют группу детей. Часто сверстники являются объектом привязанности очень сильным, несмотря на то, что это ребенок младенческого возраста. Мы за этим можем наблюдать. Как только вы заходите в группу детишек первого года жизни и там есть два-три ребенка, которые прожили несколько месяцев друг с другом – это дети, которые очень привязаны друг к другу, это дети, которые в условиях отсутствия постоянного взрослого становятся друг для друга источником постоянства и стабильности социального окружения. И когда их отделяют в другие помещения – это другие запахи, другие звуки, другая еда, другие дети, другие кровати и прежде всего – это другие взрослые. Это очень тяжело. Мы знаем по семейным детишкам, а теперь знаем по домам ребенка, что в таких ситуациях дети переживают огромный стресс. И в течение жизни в доме ребенка может переводиться три-четыре раза из группы в группу. Это значит, что огромное количество смены людей.
Наталия Никифорова: Посчитали, что от 60 до 120 взрослых ребенок меняет в течение трех лет жизни в доме ребенка. Катастрофа.
Рифкат Мухамедрахимов: Это катастрофа. И на самом деле это отличает систему учреждений и работу людей в учреждениях.
Татьяна Вольтская: Проект как раз и призван изменить ситуацию. В нем участвовало три дома ребенка, - говорит Наталия Никифорова.
Наталия Никифорова: Вначале был обучен весь персонал самым современным данным о развитии детей раннего возраста. Все, что есть сегодня в мире самое лучшее в плане подхода к ребенку раннего возраста, все было дано персоналу.
Рифкат Мухамедрахимов: Уровень образования в домах ребенка очень высокий у профессионалов. В этом образовании, к сожалению, не дают то, что касается отношения. Чтобы выстроить это отношение к ребенку, необходим взрослый, который мог бы соответственно реагировать, который мог бы быть чувствительным к тому, что происходит с ребенком, отзывчивым к его инициативам. И тогда несомненно он будет полноправным партнером в этом взаимоотношении, даже если он совсем первых месяцев жизни. Это было основной частью образования.
Наталия Никифорова: Мы сказали всему персоналу: дети первых трех лет жизни – это особенный период в жизни человека, который влияет на всю оставшуюся жизнь. И мы находимся в очень ответственное время возле ребенка. Для ребенка первых трех лет жизни две вещи важны – это постоянство социального окружения и качественный социальный контакт с ребенком. Вот эти две вещи, которые мы просто обязаны обеспечить.
Татьяна Вольтская: За обучением персонала последовало изменение всей работы дома ребенка.
Наталия Никифорова: Во-первых, мы сделали группы по 6 детей. Мы перестали переводить детей и персонал из группы в группу. Кроме того воспитатели, которые имеют педагогическое образование, мы их работу сделали ежедневной, по скользящему графику, с двумя выходными, естественно, но ежедневно. Определили их роль, как главную роль людей, которые как можно больше и чаще общаются с ребенком. То есть это было такое лицо, которое хоть немножечко, но выполняло роль мамы. Медсестры, работающие круглосуточно – это как помощники воспитателей, как тетя, как родственница в семье. Таким образом стала происходить интеграция детей в группе и по возрасту, и по уровню развития, что психологически и вообще в понятии построения детского учреждения такого типа достаточно необычно. И сегодня специалисты, которые занимаются организацией жизни таких учреждений, они еще не все и не до конца понимают роль интеграции. Было такое понятие: давайте быстрее переведем этого ребеночка, там он с большими детками быстрее начнет говорить. То есть предполагалось, что ребенок должен был у своих сверстников чему-то учиться. Хотя понятно, что ролевой игры нет, что ребенок играет рядом со сверстником, но не вместе с ним.
Татьяна Вольтская: В группах дети одного возраста или разного?
Наталия Никифорова: Они разного возраста – от пяти дней до четырех лет. Если ребенок попадает в группу, там работает, допустим, два воспитателя, три-четыре медсестры. Многовато взрослых, но они постоянно – это их семья. Он никогда не переводится из этой группы в какую-то другую. Старшие детки могут объединяться музыкальным работником в игротеки, выезжать в парки, но основное их место жительства и основные тети, женщины находятся непосредственно в одном помещении.
Татьяна Вольтская: При этом все образовательные программы остаются на месте, но педагоги работают иначе, а дети дают гораздо лучшие результаты, - говорит Рифкат Мухамедрахимов.
Рифкат Мухамедрахимов: Педагоги теперь работают, и это тоже новое, не так, что они берут ребенка из группы и приводят к себе в комнату. Основное место работы сейчас – это группа. Сопровождение детей, которые живут в это семье. Это совершенно другого типа представление себе как о профессионале у этих педагогов. Я хотел подчеркнуть одну позитивную вещь. Например, если у нас, скажем, 10 детишек одного возраста, шесть месяцев, и утром их всех надо поднимать и всех надо кормить. Как может одна медсестра? То есть надо быть просто автоматом для того, чтобы со всем этим справиться.
Наталия Никифорова: И то, что дети переживают во время подъема в 6 утра – тяжелейший стресс. Вы в течение дня можете массу усилий приложить для того, чтобы ребенка, какие-то массажи, какие-то бассейны. Ему достаточно будет одного утра для того, чтобы пережить этот кошмар, когда один человек с мокрой спиной должен переодеть, подмыть и накормить 10, а то и 14 детей.
Рифкат Мухамедрахимов: В этом случае в группе дети разного возраста. Встают в разное время, кушают в разное время. И на одного воспитателя, того самого близкого взрослого приходится не так много детишек.
Наталия Никифорова: То есть ей нужно в 6 утра покормить, например, двух детей.
Татьяна Вольтская: Кажется, ничего более естественного, чем то, о чем вы говорите. И вы просто с головы ставите на ноги.
Наталия Никифорова: Вы знаете, ничего удивительного нет. Понятие о психическом здоровье, о взаимоотношениях у нас напрочь отсутствовало. У нас отношение к психологу в обществе – это все цепи одного и того же. Объяснить, например, судье во время процесса, насколько и как страдает психическое здоровье ребенка просто невозможно. Порок сердца, его срочно оперировать надо – это понятно. А объяснить, как страдает психическое здоровье ребенка, когда это продолжается полгода приезда, встреч, расставаний ребенка с усыновителем, все в таком процессе- это просто невозможно.
