Ирина Лагунина: Приспособление животных к городской жизни - это один из интереснейших эволюционных процессов, который происходит на глазах у людей. В первой передаче цикла «Животные в большом городе» старший научный сотрудник лаборатории экологии и охраны природы биологического факультета МГУ Владимир Фридман рассказывает о том, как и почему дикие животные становятся «горожанами».
С Владимиром Фридманом беседуют Александр Марков и Ольга Орлова.
Александр Марков: Владимир, как же животные приспосабливаются к городу? Почему вдруг они начинают приходить из своих естественных мест обитания в грязные шумные города?
Владимир Фридман: Вот если исходить из эволюционной экологии, то странно не то, что животные город осваивают, а то, что они не делают это все и сразу. Дело в том, что те виды, которые могут быстро освоить город, открываются разные экологические преимущества. Например, если мы возьмем лес Валдайской возвышенности, то там живет шесть видов землероек, и они съедают полностью весь запас беспозвоночных. Новые виды землероек туда не могут практически проникнуть. И другие виды они проникают только по более продуктивным местообитаниям, поймам. А вот городской воздух делает свободным, в городе всегда избыток ресурсов. Город экономически развивается, он втягивает биомассу, энергию. То есть город на ограниченную территорию натягивает много разных биогенов, органики и это все сильно поднимает продуктивность экосистемы. Водоемы сильны, трофицированны, в почве больше органики.
Александр Марков: Трофицированы, давайте поясним, там много удобрений, азота, фосфора.
Владимир Фридман: Да, там больше биогенов и больше органики, больше потенциальной пищи для всех тех живых существ, которые живут в регионе.
Александр Марков: То есть с точки зрения человека это грязная вода, а с точки зрения...
Владимир Фридман: Ресурс. Плюс над каждым городом стоит тепловой след, сжигается топливо, температура в городе на 2-4 градуса в среднем выше, чем в области, климат мягче. И поэтому, например, те птицы, которые раньше начинают в городе гнездиться, у них ниже смертность от климатических вещей. То есть в городе климат более морской, чем в окружающем регионе, там он более континентальный. Вот эта фраза средневековая, что городской воздух делает свободным, она в полной мере приложима и к диким видам. Переселяясь в город, они освобождаются от биоцинантических ограничений. И если могут в нем закрепиться, чувствуют себя очень хорошо. Особенно если они войдут в город раньше, чем хищники и конкуренты.
Ольга Орлова: Но разве город не накладывает в свою очередь иные ограничения, к которым эти животные не приспособлены и которые очень сильно влияют на их жизнь?
Владимир Фридман: Да, конечно. То есть если мы видим, что какой-то вид мог бы урбанизироваться и это важно с природоохранной точки зрения, потому что регулировать рост урбанизированных ареалов мы не умеем. У всех городов планеты территория увеличивается быстрее, чем население. Дикие виды и дикие сообщества в большинстве староосвоенных территориях, они либо урбанизируются, либо исчезают. Если какой-то вид не может проникнуть в город, то значит есть некое препятствие. Значит город организован так, что является к нему недружественным. И одна из задач нашей лаборатории уже практическая - это создание экологической инфраструктуры, начиная от планирования насаждений так, чтобы максимальное число видов могло город освоить.
Александр Марков: Это хорошо считается для города, если в нем будет много видов всех животных, грызунов, птиц?
Ольга Орлова: Сейчас, например, жители Англии страдают от того, что там много лис и лисы мешают жить людям. Сейчас ввели ограничение на охоту на лис и типичный пример, когда возникает вопрос, а хорошо ли это.
Владимир Фридман: Вот тут есть два момента. Первый - это то, что дикие лисы, живущие в диких парках, это лучше, чем живущие в тех же парках одичавшие собаки. В каждом крупном парке Москвы есть стая собак, у них есть полуволчьи логова, ямы, не норы и они там живут. Они неприятны для людей, они уничтожают все живое в нижнем ярусе. Опять же в том же самом, например, Измайловском парке, туда на лето переселяются серые крысы из строений. И в высоком травостое они выполняют роль неспециализированного хищника типа мангуста. Если там живут куньи, ласка, горностай, то крыс меньше. Наверное, все-таки лучше дикие виды и разнообразие диких видов, чем однообразие синантропов. Синантропы – это виды, живущие за счет человека и рядом с ним – крысы, голуби, одичавшие собаки, кошки. Освоение города дикими видами позволяет синантропов как-то ограничивать и уменьшать их численность. Тем более, что в город вообще вещества приходят много больше, чем город может освоить. То есть если сравнивать город с экосистемой, то в нем не хватает редуцентов, поэтому город вынужден отходы захоранивать. Редуценты - это те, кто разлагает трупы, остатки, то есть бактерии, грибы, все прочие. То есть в городе экономика городская производит товары, каждый товар – это отложенный отход и с их утилизацией городская экосистема, в отличие от природных экосистем, не справляется. И дикие виды выплюют забесплатно часть работы, которую городские службы выполняют за деньги, тратя пи этом энергию. Поэтому, как мне кажется, привлечение диких животных в город выгодно, практично во всяком случае. Есть еще один аспект. Человек старается контактировать с дикой природой. Горожанин, у которого еще два поколения назад 80% предков жило в деревне, он старается контактировать с дикой природой. Еще в позднесоветское время была показана тенденция, что чем крупнее город, тем больше часов в среднем горожанин проводит за городом, на даче, в лесу и так далее. Этим естественно они разрушают природу региона. Для того, чтобы они ездили, строится сеть дорог, фрагментируются леса, выделяются земли под их дачи и уже суммарная площадь дачных участков соответствует суммарно примерно трем площадям Москвы. Если хотя бы часть этих контактов они будут получать в островках дикой природы в городе, то нагрузка на регион сильно уменьшается.
Ольга Орлова: То есть лучше, если дикая природа и дикие животные приходят к нам в город, чем мы, горожане, приходим к ним в гости, в их зоны вторгаемся.
Владимир Фридман: Тем более в ближайшем будущем с периферией крупных урбанизированных регионов что-то надо делать. Например, по подсчетам коллег из автодорожного института, если Москва расширится еще вдвое при том же соотношении зданий и зелени, то в центр Москвы концентрация кислорода с 21% упадет, скажем, до 16.
Ольга Орлова: А что это значит, что это за показатели, о чем это говорит?
Владимир Фридман: В жаркие дни июля на Ленинградском шоссе или под мостом под Таганской площадью нечем дышать. Вот это будет.
Ольга Орлова: То есть это будет всегда.
Владимир Фридман: И соответственно город, я уже повторюсь, что город не умеет все свои функции выполнять на своей территории, он расползается, он потребляет ресурсы природные - воду, кислород, биомассу с региона. Вот эта зеленая периферия области, она нужна, чтобы как-то компенсировать воздействие города. Она становится все меньше, она сокращается как шагреневая кожа. Содействие урбанизации диких видов и восстановление островков дикой природы в самом городе позволяет хотя бы частично превратить город из потребляющей системы, экосистемы в продуктивную и тем самым снизить нагрузку.
Ольга Орлова: А кто это делает систематически и как это делать – привлечь животных? Действительно, заставить их жить нельзя в Москве.
Владимир Фридман: Вы знаете, они предпринимают эти попытки сами и пользуются всякой возможностью, которую городская техносистема им предоставляет. Например, у нас были люблинские поля орошения, фактически это был природный заказник, где технология выкладывания осадка имитировала все разнообразие вводно-болотных мест обитания от илистых отмелей, где могут кормиться кулики, до сырых лугов, где встречаются самые разные воробьиные птицы. И на обширной территории были фактически дикие виды, где встречались и гнездились даже виды краснокнижных. К сожалению, застроили жилыми зданиями, хотя был альтернативный проект, представленный нашими орнитологами, о превращении этой территории в орнитологический парк и так далее. Вот, скажем, в Англии стараются такие техногенные водоемы не уничтожать, не застраивать, а восстанавливать вот такие островки дикой природы – растительность, насекомые, птицы. В сборнике «Птицы техногенных водоемов» как раз есть обзорная статья Ксении Всеволодовны Авиловой об английском опыте. То есть они стараются всякую такую возможность, например, станция водоподготовки, где осадок отстаивается. Вокруг города много таких техноучастков, они стараются не уничтожать, а наоборот в технологическом процессе учитывать всякую возможность заселения дикими видами. У нас просто уничтожено. И таких случаев очень много, начиная с уничтожения старых деревьев при точечной застройке. А ведь некоторые виды дикие вид они настолько освоили город, что до центральных кварталов доходят, мухоловка-пеструшка, большая синица, лазоревка. То есть если какие-то виды не могут городскую среду освоить, то как правило, это недостаток экологической инфрастуктуры. Раньше считалось, что водопровод с канализацией городу не очень нужен, можно воду из реки черпать, а отходы будет ассенизационная бочка вывозить. Сейчас складывается понимание, что в городе нужна продуманная система зеленых насаждений, если в технологический термин использовать, луговых участков, вводно-болотных угодий, которая была бы дружественной к диким видам.
