Конкурсные показы 30-го Московского Международного кинофестиваля открылись лентами Венгрии и Израиля. Главное событие дня: встреча с членами жюри, которое возглавляет Лив Ульман (Liv Johanne Ullmann). А вот главной новостью для всех иностранных участников фестиваля стали московские пробки.
Жюри основного конкурса возглавляет Лив Ульман. Я спрашиваю у нее, согласна ли она с модным поветрием – делить фильмы на авторские и зрительские. Муза Ингмара Бергмана и выдающаяся актриса отвечает:
– Кино может быть плохим и хорошим. На фестивале должны быть представлены значительные, большие фильмы, которые можно показывать всем и повсюду. Мы несем ответственность за тех зрителей, которых хотим приручить. И если мы станем снимать фильмы для самих себя, мы просто потеряем аудиторию.
На тот же вопрос я попросила ответить члена жюри, актрису Ирину Розанову:
– Я не знаю, как кинокритики считают, я считаю, что арт-хаус – это первые картины, когда людям дают возможность подумать и придумать, как они хотят. А дальше жизнь ставит их в жесткие рамки, особенно сейчас, особенно в нашей стране. К сожалению, сейчас очень мало возможностей, и у актеров, и у режиссеров. Все больше коммерция. Для меня кино - это кино. Я тоже забываю обо всем. Я также плачу и радуюсь, и смеюсь, и также люблю как любой зритель, как человек, конечно.
У Лив Ульман спросили, ощущает ли она влияние Ингмара Бергмана на европейское кино:
– Скажу честно, я не привыкла искать влияние Бергмана на кинематограф. Но вот недавно я посмотрела картину Андрея Звягинцева «Возвращение», и она произвела на меня огромное впечатление. Я так хотела бы, чтобы Ингмар был жив, мог увидеть этот фильм, поговорить с режиссером. Но Звягинцев не подражал Бергману. Когда говорят о влиянии, имеют в виду подражание. А копирование чужого - вряд ли лучший способ снять хороший фильм.
Конкурсный показ открылся лентой «Почти девственница», снятой патриархом венгерского кино Петером Бачо. Если бы такая картина попала в конкурс Кинотавра, журналисты лопнули бы от возмущения, а здесь – только выражали удивление.
Второй фильм представлен Израилем. Называется – «Во имя отца», но религиозных проблем почти не касается. Отец – земной, араб. Ради того, чтобы снять с него обвинение в сделке с израильтянами, на которую тот пошел ради сына, сын соглашается взорвать бомбу на рынке Тель-Авива, стать живой бомбой. Однако, устройство не срабатывает. Три дня молодой мужчина проводит среди тех, кого считает своими врагами, постепенно они становятся его друзьями. Трагический финал предрешен, но все же – это сладкая сказка. Поверить в возможность такого развития событий почти невозможно, хотя очень хочется.
Пацифизм хорош для мелодрамы, но вряд ли годится для борьбы с террористами. Попытка искать психологические оправдания террору – вещь опасная. Фильм снят совместно с Германией и, хотя вся съемочная группа – израильтяне, по идеологии он – немецкий. Все плюсы и минусы современного европейского либерализма в нем, как на ладони.
А главной новостью для всех иностранных участников стали московские пробки. Исполнитель главной роли в фильме «Во имя отца» на встречу с журналистами вообще не добрался, а Лив Ульман все время твердила, что она никогда никуда не опаздывает и впервые в жизни опоздала теперь – в Москве.
