Программу ведет Евгения Назарец. Принимает участие руководитель Центра экстремальной журналистики Олег Панфилов .
Евгения Назарец: В России пока, к сожалению, более стабильны, чем спортивный результат, это масштабы коррупции. Для более эффективной борьбы с коррупцией в России будет написан новый закон. Об этом говорят в последние дни, как о начале реализации нового национального проекта - плана по борьбе с коррупцией, который родился в стенах администрации Кремля. Ожидается, что проект закона будет готов к рассмотрению осенью. Из наиболее интересных подробностей об ожидаемом законопроекте - под защиту государства попадут и неправительственные организации, и журналисты, ведущие антикоррупционные расследования, дескать они получат защиту, как свидетели. Что от этого ждать журналистам, если о защите свидетелей в России пока ничего хорошего не слышно? С этим вопросом мы обратились к руководителю Центра экстремальной журналистики Олегу Панфилову.
Олег Панфилов: Я полагаю, что журналисты останутся незащищенными в любом случае. Речь идет не столько о букве закона, сколько об атмосфере в обществе, атмосфере, во-первых, недоверия к журналистике. Во-вторых, определение журналистики, как по большей части, государственной пропаганды. Журналисты находятся в той нише общества или отношения общества к этой профессии, когда и общество, и государство к журналистам относятся крайне отрицательно, и не верят им. Поэтому говорить о том, что журналисты могут быть защищены, тогда когда они пишут о коррупции, простите... Где эти публикации о коррупции, когда возможностей опубликовать статью, раскрывающую коррупционные преступления какого-либо чиновника, становится все меньше и меньше. Их просто негде публиковать. Поэтому, на мой взгляд, это довольно абсурдная ситуация, когда закон, на самом деле, нужен, закон, возможно, достаточно современен, актуален, но, на самом деле, некого защищать, а, во-вторых, журналисты, которые и напишут, может быть, о каком-либо расследовании какого-либо коррупционного преступления, им просто негде это будет опубликовать.
Евгения Назарец: Даже если предположить все-таки, что государство готово защищать журналистов, тех нескольких, которые еще продолжают работать в таком жанре как журналистское расследование, то все равно некая абсурдность самой формулировки, на мой взгляд, присутствует. Расследование коррупции во властных структурах и защита от властей - такое совмещение на практике мало возможно в России, как мне представляется.
Олег Панфилов: Вообще-то, да. В этом есть очень много смешного, на самом деле. Потому что власть, таким образом, пытается журналистскую профессию выделить в какую-то особенную. На самом деле, защищать от чего? Это все равно, как разговоры, которые ведутся по поводу публикаций ксенофобских статей, по поводу разжигания национализма или какой-либо неприязни религиозной, о введении каких-то новых законов или каких-то правил. Существует Уголовный кодекс, который должен наказывать за такие публикации или высказывания политиков, разжигающих межнациональную рознь. Но Уголовный кодекс не работает, и не работают, прежде всего, прокуроры, которые должны наблюдать за соблюдением законов. Это ситуация, которая напоминает ситуацию в Узбекистане, где существует великолепный пакет из 14 законов, самых демократичных по содержанию на постсоветском пространстве, но ни один из этих законов не работает, потому что в Узбекистане сложилась такая политическая атмосфера, такой политический авторитарный режим.
Евгения Назарец: Есть еще один момент, скорее, технологический, нежели идеологический. Журналистское расследование, нежели оно и производится, то идет, как правило, альтернативными путями, не такими, как официальное следствие. Как быть с правом журналиста прибегать к собственным источникам, раскрывая их только в ряде случаев, которые описаны уже действующим сейчас законодательством?
Олег Панфилов: Вы абсолютно правы. На мой взгляд, для того чтобы государство защитило журналиста, который написал о каком-либо коррупционном преступлении, во-первых, государство должно принять это решение на основании чего-то. На основании той информации, которая уже опубликована, или она еще не опубликована? Таким образом, государство вынуждено было запрашивать журналистов или требовать от них раскрытия источника информации для того, чтобы убедиться - действительно ли это является преступлением, а не является плодом вымышленной какой-либо информационной атаки. Здесь очень много странностей в этой инициативе. Так что, я сомневаюсь, что она в этой ситуации в России не то, что возможна, а будет ли она работать вообще.
Евгения Назарец: Среди тех комментаторов, которые уже высказываются о сути, о пользе, либо нет этого закона, особенно из числа политиков, часто звучит такая мысль, что физическая защита журналиста, занимающегося расследованиями, особенно важна в регионах, где журналисты и пресса находятся под большим давлением власти, нежели в центральных, более развитых городах (развитых - в смысле СМИ). Снова возвращаемся к разговору - а есть ли кого и от чего защищать? Как вы полагаете, отсутствие расследовательской журналистики в регионах связано, прежде всего, с тем, что негде опубликовать, или все-таки с незащищенностью журналистов?
Олег Панфилов: И то и другое. Тут я должен все-таки сказать, что, к сожалению, очень много политиков - юридически безграмотных людей. В этом случае, они комментируют любую инициативу какой-то своеобразной политической, а не юридической точки зрения. Поэтому мне к этому просто добавить нечего.
А что касается преступлений против журналистов, то я вынужден напомнить, что, по нашему мониторингу, из большинства случаев нападений и избиений журналистов, большинство из них делаются публично. То есть когда есть свидетели, когда на журналистов нападают депутаты разных уровней или какие-то государственные чиновники. И журналисты остаются незащищенными, потому что этих чиновников никто не наказывает.
Евгения Назарец: Как вы полагаете, все-таки в случае принятия подобного закона и той части, о которой мы с вами беседовали, что-либо в расследовательской журналистике изменится - сложнее станет, или проще, или все останется так, как было?
Олег Панфилов: Нет, я думаю, что ничего абсолютно не изменится. Потому что законы в России традиционно применяются выборочно, любые законы. Точно так же, когда высказывались опасения о действии закона о борьбе с экстремизмом. Мы тогда предупреждали и сейчас видим, что этот закон применяется только к тем людям (политикам или журналистам), которые надоели власти, а тем политикам и журналистам, которые являются пропагандистами или сторонниками "Единой России", к ним ничего не применяется. Потому что так применяется выборочно этот закон. Так что, и этот закон, скорее всего, будет или никому не нужен, или будет применяться только в отношении каких-то определенных лиц.
