Юрий Жигалкин: Кому угрожают иранские ракеты? Удастся ли предотвратить крах ведущих американских ипотечных банков? Таковы темы уик-энда в рубрике «Сегодня в Америке».
Серия испытаний Ираном баллистических ракет в конце прошлой недели придала неожиданную актуальность давним спорам относительно того, как нейтрализовать иранскую угрозу. На эту тему высказались представители Белого дома, кандидаты в президенты, комментаторы. Финансовые аналитики относят рекордное повышение цен на нефть на счет этих испытаний. В то же американские военные эксперты, судя по всему, недоумевают: у них нет внятного объяснения тому, что подвигло Тегеран к этой вызывающей акции, что заставило его преувеличить число запусков ракет. Кое-кто даже считает, что это примета того, что Тегеран готов договариваться.
Слово – Аллану Давыдову.
Аллан Давыдов: На позапрошлой неделе некоторые высокопоставленные официальные лица в Тегеране дали понять о наличии у иранского руководства интереса к пакету предложений Соединенных Штатов и их союзников по свертыванию иранской ядерной программы в обмен на определенные экономические и политические гарантии. Однако буквально через несколько дней Иран провел серию испытаний своих баллистических ракет, которые, по некоторым оценкам, способны достигнуть Европы. Представитель иранского МИДа Мохаммад Али Хоссейни заявил, что запуски ракет – это естественная реакция его страны на постоянные угрозы со стороны Израиля.
Сегодня многие аналитики пытаются понять, какую игру ведет Иран, провоцируя эмоции перед, казалось бы, обнадеживающим раундом переговоров с Западом. Своим мнением на этот счет я попросил поделиться сотрудника вашингтонского фонда «Наследие» Джеймса Филлипса.
Джеймс Филлипс: Иран дает несколько сигналов. Во-первых, он стремится воспрепятствовать любому превентивному удару по своим ядерным объектам, особенно со стороны Израиля, который провел в прошлом месяце военные учения, рассматриваемые как возможная репетиция операции по пресечению иранской ядерной программы. Другой сигнал - импортерам нефти. Иран дает им понять, что в случае такой атаки он включит в зону вооруженных действий и фактически заблокирует Ормузский пролив, через который из стран Персидского залива идет до 40 процентов мировых поставок нефти. Третий сигнал предназначен внутренней аудитории, это попытка демонстрацией военной мощи усилить популярность президента Ахмадинеджада, экономический и внешнеполитический курс которого встречает растущую критику внутри страны. Четвертый сигнал - соседним арабским странам, как предупреждение о том, что обладающий современными технологиями Иран отомстит им, если они решат содействовать атаке на него. Кроме того, ракетные испытания могут помочь Ирану торговаться с европейцами перед визитом верховного внешнеполитического представителя Евросоюза Хавьера Соланы в Тегеран на этой неделе. Акция Тегерана призвана обозначить его жесткую позицию перед этой встречей и ослабить надежды Запада на большие уступки, на которые он якобы рассчитывает после военных учений Израиля в прошлом месяце. Иран словно заявляет, что не боится и сам поиграть военными мускулами. И я не думаю, что эти переговоры что-то дадут.
Аллан Давыдов: Какова линия поведения Соединенных Штатов по отношению к Ирану в свете последних ракетных испытаний?
Джеймс Филлипс: Соединенные Штаты стремятся и дальше взаимодействовать со своими союзниками, пытаясь расширить диапазон антииранских экономических санкций, выходящих за рамки малорезультативных санкций Совета Безопасности ООН. Такое взаимодействие приносит результаты. Европейцы не так давно подвергли санкциям крупнейший иранский банк. На минувшей неделе французский энергогигант «Тоталь» заявил о своем отказе от переговоров по инвестициям в иранскую газовую отрасль. Я уверен, что за этим последуют новые санкции со стороны европейцев. Реагируя на слухи о поддержке Соединенными Штатами возможного удара Израиля по иранским ядерным объектам, Белый Дом дал понять, что он против использования силы против Ирана. Но в будущем эта позиция может измениться.
Юрий Жигалкин: Интересно, что Россия восприняла эти иранские испытания в совершенно иной системе координат. Там, где Вашингтон и его европейские союзники увидели наглядное подтверждение своим страхам, Москва обнаружила свидетельство беспочвенности опасений относительно иранской угрозы. Как может отразиться на американо-российских отношениях это странное столкновение взглядов? Слово – Яну Рунову.
Ян Рунов: Соединенные Штаты видят в испытании иранских ракет большой дальности подтверждение опасности, какую представляет Иран для соседних стран, для Европы и для Америки. Россия, наоборот, считает, что иранские испытания нельзя назвать впечатляющими, а потому Иран не представляет особой угрозы. Чья оценка ближе к истине? На этот вопрос ответил политолог Джим Роббинс, редактор онлайнового варианта журнала «Нэшнл Ревью».
Джим Роббинс: Я понимаю суть российской позиции в этом вопросе. Но сам факт таких испытаний говорит о многом. И чем больше испытаний Иран проводит, тем очевиднее процесс интенсивной работы над созданием ракетного оружия, тем очевиднее опасность. Если бы Иран не проводил испытаний, тогда можно было бы говорить об отсутствии угрозы. Но теперь, даже если испытания прошли не так, как было запланировано, явными стали намерения Тегерана. Иранцы не испытывали бы наступательные ракетные системы, если бы не разрабатывали наступательное оружие. Я не думаю, что правомочно утверждать, как это делают российские представители, будто Иран не представляет опасности.
Ян Рунов: Кто политически выиграл от этих испытаний, а кто проиграл?
Джим Роббинс: Трудно однозначно сказать, кто выиграл, а кто проиграл. Каждая из сторон в этом треугольнике – Иран, Америка, Россия – использует факт тестирования ракет в своих политических интересах. Но совершенно очевидно, что действия Ирана дают США дополнительные аргументы для утверждения, что Иран представляет опасность и для региона, и для всего мира. Я не вижу, какую политическую пользу может извлечь из этого Тегеран, потому что подобные действия вызывают ещё более активные контрдействия. Иранские ракеты не могут парализовать США и их союзников в Европе и на Ближнем Востоке. Наоборот, этим иранцы вызывают тревогу у Европы, до которой иранские ракеты могут долететь, и это помогает Америке убедить европейцев в необходимости создания противоракетного щита в Европе. Так что политически Иран от своих испытаний больше потерял, а России, которая сейчас пытается принизить значение ракетных испытаний, стало намного труднее утверждать, что в системе противоракетной обороны в Европе нет необходимости, поскольку, мол, Иран не представляет угрозы.
Ян Рунов: Это был Джим Роббинс, редактор онлайновой версии американского журнала «Нэшнл Ревью».
Юрий Жигалкин: В пятницу очередным сбрасыванием акций инвесторы отметили тревожную дату: шестую неделю подряд продолжается падение на Уолл-стрит. Последние несколько дней рынки были напуганы слухами о возможном банкротстве двух крупнейших ипотечных институций - «Фанни Мэ» и «Фредди Мак», на балансе которых находится почти половина всех ипотечных займов американцев. Заверения министра финансов относительно надежности двух банков слегка успокоили инвесторов. Но после закрытия торгов стало известно, что рухнул другой крупный ипотечный банк «Инди Мак». Его активы переданы Федеральному финансовому управлению, вклады гарантируются Федеральной страховой корпорацией.
Почему такой страх пронзил Уолл-стрит по поводу судьбы двух главных ипотечных кредиторов? Я задал этот вопрос сотруднику Гуверовского института, профессору экономики Михаилу Бенрштаму.
Михаил Бернштам: Проблема очень простая, что у этих организаций имеет 5 триллионов 200 миллиардов активов, своего собственного капитала практически нет, любые потери сразу превращают эти организации в банкротов. Им надо платить колоссальные долги – свыше 15 триллионов долларов – в ближайшее время. У них может не быть денег для того, чтобы расплатиться, и поэтому государство вынуждено будет принять на себя долги этих ипотечных организаций, для того чтобы их спасти.
Юрий Жигалкин: Почему должно, почему не дать им организованно обанкротиться?
Михаил Бернштам: Они гарантируют половину всех ипотечных кредитов США. Если они не могут гарантировать этих ипотечных кредитов, немедленно все держатели этих ипотек, которые собирают с них деньги, оказываются без гарантий и начинают терять деньги, то есть это разрушает всю финансовую систему, значительное число банков и финансовых организаций в США, да и по миру.
Юрий Жигалкин: То есть картина проявляется апокалиптическая.
Михаил Бернштам: Государство не даст этому случиться. Вопрос стоит – какой ценой. Сейчас обсуждается, что либо Федеральная резервная система должна будет принять на себя часть этих долгов, либо Министерство финансов, в любом случае отдуваться налогоплательщику. Речь идет о колоссальных суммах. Это большой финансовый удар.
Юрий Жигалкин: Может ли нынешняя нестабильность обернуться более серьезным кризисом, скажем, сравнимым с Великой депрессией?
Михаил Бернштам: Более серьезным – да, сравнимым с депрессией нет. Просто потому что все вклады населения до 100 тысяч долларов гарантированы, значит, люди не потеряют деньги, поэтому не рухнет полностью кредит, как он рухнул во время Великой депрессии. Во время Великой депрессии рухнули тысячи банков, и это, в общем-то, смыло денежную массу, пропали депозиты, пропали кредиты, соответственно, после этого рухнула уже реальная экономика. Но кризис может быть достаточно серьезным, потому что затронуты очень большие финансовые учреждения.
Юрий Жигалкин: Профессор, в последнее время некоторые видные россияне публично винят Соединенные Штаты в том, что они, по сути, подрывают мировой экономический процесс и создают угрозу преуспеванию их собственной страны, то есть России. Насколько, как вы считаете, обоснованы такие упреки?
Михаил Бернштам: На самом деле, США, точнее говоря, финансовая система США действительно недооценила риски и, соответственно, делались очень рискованные вложения в ипотечном секторе, поэтому можно говорить, что в этой области виноваты американские финансовые учреждения. Но при этом над также иметь в виду, что все развивающиеся страны, в том числе Россия, в значительной степени испытывают экономический рост благодаря тому, что вообще существуют США, существует западный рынок, куда продаются природные ресурсы. Экспорт природных ресурсов всегда зависел от благоприятных условий экономического роста на Западе и прежде всего в США. Поэтому в целом российская экономика на протяжении нескольких лет очень сильно выиграла от экономического роста в США. Поэтому, по большому счету, в общем-то, больше плюсов, чем минусов для России.
Юрий Жигалкин: И все же может ли этот все еще раскручивающийся кризис в самом деле жестоко ударить по России?
Михаил Бернштам: Если цепочка пойдет следующим образом. Если вслед за финансовым кризисом будет глубокая рецессия в США и в странах Запада, если вслед за этим резко упадут цены на природные ресурсы, то тогда российский бюджет окажется в очень трудном положении. Но это цепочка из трех составляющих.
Юрий Жигалкин: Профессор Михаил Бернштам говорил об очередных признаках усугубления финансового кризиса.