Программу ведет Кирилл Кобрин. Принимают участие обозреватели Радио Свобода Андрей Шарый, Анатолий Стреляный.
Кирилл Кобрин: О наследии литературном и политическом Солженицына мой коллега Андрей Шарый побеседовал с известным публицистом, многолетним сотрудником и автором Радио Свобода Анатолием Стреляным.
Анатолий Стреляный: Я вспомнил, как "Архипелаг ГУЛАГ" читал Юрий Дмитриевич Черниченко, такой замечательный русский писатель, о деревне он много писал. Тогда давали читать на сутки, на ночь даже. И он читал всю ночь вместе с женой, говорит потом, возвращая мне рукопись: "Я утром вышел на Ленинский проспект из своего дома, смотрю, идут люди, солнце, вроде ничего не изменилось, и люди не подозревают, что я пережил в эту ночь и что я стал другим человеком. Было такое чувство странное, а как я жил до сих пор без этого знания, без этих чувств и как я буду жить дальше в душе с теми знаниями и чувствами, которые вызвал "Архипелаг ГУЛАГ".
Я вспомнил, как Астафьев Виктор рассказывал, как он читал "Архипелаг ГУЛАГ". Он читал его тоже ночью вместе с женой, и когда ему было невмоготу, он хотел плакать, ему, уже пожилому человеку, почему-то было неловко плакать перед женой, и он, по его словам, ходил в туалет, там поплачет, вернется и опять читает. Я вспомнил, что в русской жизни еще только одного человека так читали, если мне не изменяет память, это Чернышевский. Современники вспоминают, как они читали его в журналах того времени, в "Отечественных записках", по-моему.
Анна Николаевна Энгельгардт, литератор, и ее муж Александр Николаевич Энгельгардт, знаменитый автор "Писем из деревни", так вот он вспоминает, что они, когда приходил свежий журнал со статьей Чернышевского, они не могли читать его по очереди, они разрывали журнал, часть читала Анна, а часть читал он. Конечно, Солженицына читали таким образом миллионы, но вот такое отношение к писателю я вспоминаю только одного Чернышевского, хотя это совершенно разные времена, разные люди, разные культуры и разные мировоззрения, даже противоположные.
Андрей Шарый: На ваш взгляд, многих так удалось изменить Солженицыну, как удалось изменить Черниченко, Астафьева и других людей, которые его читали? Удалось ему изменить страну в какой-то степени?
Анатолий Стреляный: Солженицын, если говорить серьезно, он изменил всех. Изменил ли он страну, я не знаю, трудно сказать, но мне кажется, он изменил всех. Другое дело, что сознают это немногие. Это естественно, большинство людей живут все-таки стихийно. Но это не значит, что они не испытали влияния этой литературы. Не личности Солженицына, дело не в этом, а его произведений.
В "Архипелаге ГУЛАГе", когда я его только закончил читать, помню, сказал, что вот первая книга в русской культуре, где настоящий советский язык, точнее, язык современного советского человека. Ни одна другая книжка не была сделана таким настоящим русским, советским языком, языком советского человека. Естественно, советского, то есть изуродованного. И в то же время в этом уродстве художник нашел, как ни странно, какую-то красоту, сделал из этого искусство.
Ведь что такое настоящая художественность? Я помню это ощущение от "Ивана Денисовича". Но я помню, одна моя знакомая, журналистка, мы всегда тогда была молодыми, молодая журналистка сказала: "Странно, он описывает страшную жизнь в "Иване Денисовиче", а мне туда хочется". Это известный такой эффект воздействия настоящего художественного произведения. Так вот, когда мы читали "Архипелаг ГУЛАГ", здесь было вот это странное ощущение, ты страдаешь, рыдаешь внутри, тебе ужасно, тебе не хочется жить, и ты не знаешь, как ты будешь жить после этого, и в то же время такое обаяние, притягательность художественная, что тебе хочется в тот мир. Вот ведь замечательно и страшно, и прекрасно.
Андрей Шарый: Для вас Солженицын писатель, его литература и Солженицын личность сильно различаются между собой?
Анатолий Стреляный: Конечно. Личность всякого писателя и его сочинения различаются. А если писатель к тому же имеет свою философию, да еще такую философию, выражаясь советским языком, непередовую, несовременную. Мировоззрение Солженицына нельзя назвать современным, естественно, как личность, как человек он несовременный. Действительно все это можно найти в его произведениях, недостаток современности. Под современностью я понимаю либерально-демократическое, западническое мировоззрение, с моей точки зрения, единственно продуктивное, нравится оно или не нравится. Но это естественно. Конечно, личность - одно, философ - другое. Но в данном случае я говорю о Солженицыне художнике. Его художественная сила ведь была удесятерена нашим восприятием и тем временем, в котором он творил. Но, конечно, это художественность несомненная. Она может быть не такая грандиозная, какой нам тогда казалась, но мы не должны об этом жалеть, мы не должны жалеть о том, что мы тогда творили из него кумира. Это прекрасно, что мы жили с этим кумиром. Хотя потом мы с удовольствием читали Войновича, который, по его словам, не пожалел времени и сил написать целую книгу против Солженицына с одной единственной целью - научить нас не создавать себе кумиров. Да всегда создавали, и будем создавать, и после нас будут создавать кумиров, без этого жизни нет, без этого нет человека, это в природе.
Прекрасно, что мы создали кумира из этого писателя и что мы жили с этим кумиром. Печально, что мы, вообще, честно говоря, до сих пор не живем с этим кумиром.
