Ирина Лагунина: В 19 часов по московскому времени южноосетинские информационные службы сообщили, что российские войска вошли на север Цхинвали. С правовой точки зрения Россия совершила акт агрессии против Грузии. Международное право под агрессией понимает именно то, о чем говорит президент Грузии Михаил Саакашвили.
Михаил Саакашвили: Я хочу, чтобы весь мир знал о том, что идет широкомасштабная военная агрессия против Грузии. За последние часы Грузия подверглась бомбардировкам со стороны Российской Федерации. Бомбились населенные пункты, мирные районы. И это ни что иное как международная агрессия в классическом виде.
Ирина Лагунина: По принятому ООН в 1974 году определению «Агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства».
События развиваются стремительно, и о том, что к ним привело и что предшествовало нынешней эскалации, мы будем говорить во второй половине этого выпуска. А сейчас о другом событии дня 888.
Флаг США на открытии Олимпийских игр в Пекине нес иммигрант из Судана. Ну, может быть, конечно, это не совсем политика. Но это такая прекрасная возможность со стороны Соединенных Штатов показать народу Судана, что мы не против вас, мы против того, что ваш президент делает в провинции Дарфур, мы против геноцида африканского населения вашей страны. Как часто даже в таких мелких деталях Олимпийские игры используются для каких-то отличных от спорта целей. И перед началом Олимпиады в Китае, когда мир следил за разгоном демонстраций в Тибете и обсуждал цензуру в Интернете, и из Международного олимпийского комитета, и со стороны китайского руководства неслись призывы: не надо смешивать спорт с политикой. Но если посмотреть на историю современных Олимпийских игр, возрожденных в 1896 году, то так ли много было Олимпиад, в которых спор с политикой не смешивался? Об этом моя коллега в Вашингтоне Хезер Маэр беседовала с профессором Техасского университета и автором книги «Олимпийский кризис: спорт, политика и законы нравственности» Джоном Хоберманом. В каких Олимпийских играх политика была на самом деле неотделима от спорта?
Джон Хоберман: За последние 75 лет было 5 Олимпийских игр, право на проведение которых было дано тоталитарным режимам. Олимпиада в Берлине в 1936 году – самый знаменитый случай. В 1968 году Олимпиаде в Мексике предшествовали массовые убийства, когда армия разгоняла мирных демонстрантов – возможно, отчасти именно из-за предстоящих спортивных мероприятий. В 1980 году неоднозначно оценивалась Олимпиада в Москве – они устраивались диктаторским государством, которое с помощью многочисленных отрядов милиции контролировало в эти дни атмосферу в столице. И вот в случае с Олимпиадой в Пекине Международный олимпийский комитет опять решил связаться с авторитарным правительством, и это опять привело к неоднозначным последствиям.
Ирина Лагунина: В 1980 году некоторые страны приняли решение бойкотировать Игры в Москве. Но это решение, по крайней мере, в Соединенных Штатах породило бурную дискуссию о том, насколько политические лидеры имеют право использовать спорт и спортсменов своей страны. Каковы последствия бойкотов?
Джон Хоберман: В 1980 году президент США Джимми Картер объявил о том, что Олимпийские игры в Москве будут бойкотированы. И Соединенные Штаты не принимали участия в играх. Десятки других стран приняли аналогичное решение. Это наложило огромный отпечаток на игры и имело продолжение в 1984 году, когда Советский Союз и некоторые его коммунистические сателлиты решили бойкотировать Олимпийские игры в Лос-Анджелесе. Однако должен отметить, что решение Картера бойкотировать игры было спровоцировано советским вторжением в Афганистан в 1979-м.
Ирина Лагунина: Так что в дополнение к тому, что Олимпийские игры в их современном виде – это всегда потрясающее зрелище атлетических возможностей человека, они еще стали и ареной, на которой страны и политические группы могут сделать свое заявление. А если учесть, что порой бывает, что политика некоторых стран, принимающих Олимпиаду, находится в полном противоречии с духом олимпийского движения, то могут ли игры в принципе быть аполитичными?
Джон Хоберман: Нет, аполитичных Олимпийских игр не было никогда. А что касается Пекина 2008, то надо еще заметить, что в специальных спортивных школах страны сейчас учатся 400 тысяч детей и подростков – и от них требуют одного: принести Китайской народной республике международные атлетические медали. Каждый раз, когда МОК связывает Олимпийское движение с авторитарными режимами, он дает им возможность широко разрекламировать их мощь, их способность контролировать то, что происходит у них в стране, их умение создавать атлетических роботов, которые выигрывают Олимпийские медали, показать всему миру их власть и силу.
Ирина Лагунина: Решение о том, что Китай будет принимать Олимпийские игры, было принято несколько лет назад. Китай тогда уже был в восторге от того, что сможет произвести впечатление на весь мир. Блестящая возможность продемонстрировать себя. Но мир наблюдал за тем, что происходит в стране накануне Олимпиады и видел, что власти посылают в лагеря активистов правозащитного движения и сносят дома на тех землях, которые хотят отдать под спортивные объекты. То есть с точки зрения привлечения общественного внимания, выиграли не власти, выиграли как раз правозащитные группы и диссиденты.
Джон Хоберман: Демонстрации против китайского режима накануне Олимпийских игра явно удивили даже само китайское правительство. И явно сильно не понравились властям. Журналисты передавали из Пекина, что за несколько дней до открытия Олимпиады Китай стал более репрессивным государством, чем до того, как были введены так называемые олимпийские запреты. Но оценивать влияние Олимпиады на Китай надо будет лишь со временем. Может быть, в долгосрочной перспективе они все же сделают Китай более либеральным. Или наоборот, например, та относительная свобода, которая была дана западным журналистам на время Олимпиады, будет уничтожена. Словом, пока еще невозможно понять, произойдут ли в стране постепенные перемены в том смысле, что сделает ли китайское руководство свою страну более открытой для остального мира.
Ирина Лагунина: Напомню, об истории политики в Олимпийском движении говорит профессор Техасского университета и автор книги «Олимпийский кризис: спорт, политика и законы нравственности» Джон Хоберман. Олимпийские игры в Сеуле в 1988 году происходили тоже при авторитарном режиме. Но специалисты говорят, что они во многом помогли свергнуть военную диктатуру и направить страну на путь демократических перемен. Может быть, Международный олимпийский комитет думал, что нечто подобное произойдет и в Китае?
Джон Хоберман: Да, игры 1988 года в Сеуле, возможно, помогли переходу от военной диктатуры к демократии, которую мы видим в Южной Корее сегодня. Но когда МОК в 1981 году решил предоставить право проведения Олимпиады Южной Корее, там еще правил военный режим, который незадолго до этого уничтожил сотни человек на юге страны в попытках подавить акции гражданского неповиновения. Так что мотивы, по которым МОК тогда дал право на проведение игр Сеулу, до сих пор весьма неясны. На самом деле МОК просто повезло. Во второй половине 80-х в Южной Корее уже началась либерализация, и Олимпийские игры пришлись очень кстати и сыграли на пользу.
Ирина Лагунина: Зимние Олимпийские игры в 2014 году будут проходить в России – еще одна страна, достижения которой в области демократии оставляют желать лучшего. Как вы думаете, Россия извлечет уроки из того, какому вниманию подвергся Китай и как мир следил за тем, что происходит с правами человека в стране. И, может быть, МОК окажет больше давления на Россию – прямо и косвенно – чтобы Россия хоть как-то улучшила положение с правами человека и свободами в стране?
Джон Хоберман: Хотелось бы надеяться. Но опять-таки, МОК создал потенциально очень сложную ситуацию. Я лично был удивлен, когда было принято решение отдать право на проведение Олимпиады 2014 года России. Ведь в последние годы Владимир Путин уничтожал демократию в стране и повторял китайский вариант создания капиталистической экономики, которая удовлетворяет запросы большой части населения страны, при одновременном зажиме политических и гражданских свобод. Интересно, что Олимпийский комитет решил иметь дело с такими режимами на протяжении такого короткого отрезка времени. Возможно, они видят себя как всемирных дипломатов, которые способны изменить мир к лучшему. И заявления, с которыми выступали в последнее время представители Международного олимпийского комитета из Пекина, свидетельствуют как раз об этом. Но проблема состоит в том, что МОК в конечном итоге не может контролировать проведение игр. И когда все хорошо, они приписывают это себе, а когда что-то не удается, они говорят, что они – не политическая организация, они просто движение за мир.
Ирина Лагунина: Если – несмотря на все запреты и все полицейские меры – в Китае все-таки произойдут за эти дни выступления диссидентов и правозащитников. Или вновь начнутся беспорядки в Тибете, как, по вашему мнению, могут отреагировать китайские власти?
Джон Хоберман: Судя по тому, как этот режим вел себя в прошлом, могу предположить, что сначала реакция будет очень мягкой – чтобы избежать критики международного сообщества и не портить свой имидж. А потом, когда игры закончатся и Китай больше не будет находиться в свете прожекторов, с этими людьми могут расправиться намного более жестоко.
Ирина Лагунина: Говорил профессор Техасского университета и автор книги «Олимпийский кризис: спорт, политика и законы нравственности» Джон Хоберман.
