Ссылки для упрощенного доступа

Рассказ об архивах немецкого Института по изучению Восточной Европы


Ирина Лагунина: Приближается 40-летие оккупации Чехословакии силами Варшавского договора. И этой дате в нашей программе будет посвящена целая серия исследований, воспоминаний и документов. Сегодня – рассказ об Институте, который исследовал в том числе и воздействие событий 1968 года на взаимное культурное проникновение чехословацкого и российского общества. Беседу ведет Людмила Алексеева.



Людмила Алексеева: В германском городе Бремене при городском университете работает Институт по изучению Восточной Европы. Он был создан в самый разгар холодной войны. Профессор Вольфганг Эйхвиде убедил бургомистра Бремена и нескольких депутатов германского парламента в необходимости изучения нового феномена, возникшего в СССР и в подвластных тогда Советскому Союзу европейских странах - диссидентского движения и его проявления в области культуры. Институт этот в прошлом году отметил свое 25-летие, и профессор Эйхвиде все эти годы был его бессменным директором. Институтским архивом все эти годы руководит участник правозащитного движения в СССР, бывший политический заключенный Габриель Суперфин. В Институте изучения стран Восточной Европы выработался очень интересный подход к этой теме. Подход этот можно охарактеризовать как сравнительный анализ. Об этом вам расскажет сотрудник Института Томаш Ланц, в прошлом преподаватель Карлова университета в Праге и директор культурного центра при чешском посольстве в Москве.



Томаш Ланц: Институт возник в 84 году в разгар холодной войны как реакция гуманитарного научного сообщества в Германии на новую обстановку в гражданском обществе в Восточной Европе, когда после Хартии-77 и в связи с движением «Солидарность» в Польше оказалось, что в обществе явления, которые политики своими инструментами не смогут охватить и которые одновременно казались достаточно любопытными с точки зрения будущего Европы. Важной задачей института в посткоммунистический период является установка на новые темы, которые связаны с современностью, как развиваются некоторые субкультурные области и в смысле культуры политики и гражданских позиций, и в смысле литературы, искусства, новых видов культурного поведения, перформенса, новых медиа. Это все вопросы, на которые институт смог переориентироваться уже с начала 90 годов, и благодаря этому надеется сохранить свою уникальную позицию, которая состоит именно, если это обозначить одним словом, в сопоставительном аспекте.



Людмила Алексеева: В Институте есть специалисты, которые проводят сравнительные исследования, скажем, российской и венгерской культур или чешской и венгерской культур.



Томаш Ланц: Институт Восточной Европы никогда не мог ииследовать все восточноевропейские страны, контексты, которые оказались под влиянием советского режима политического. Никогда в него не входила проблематика Югославии, например, или Румынии или Болгарии. Традиционно установка по ряду причин сконцентрировалась на Советский Союз, Россию и ближнее зарубежье. В настоящем проекте есть, например, специалист по Грузии, который исследует ситуацию в Грузии. Но это скорее как исключение. Кроме России и Советского Союза - это Чехословакия, Польша, Венгрия и ГДР.



Людмила Алексеева: Можете на каком-то конкретном примере сказать, чем вы занимаетесь в смысле этого сопоставления, взаимного влияния и так далее?



Томаш Ланц: Если говорить о культурных явлениях, то обнаруживается громадное отличие. Если учитывать только 60 годы, которые в Чехословакии постепенно привели к полной отмене цензуры и практически к исчезновению железного занавеса в смысле информационном. Поэтому культурные журналы, которые печатались в Чехословакии, были, как об этом до сих пор рассказывают с восторгом многие художники, искусствоведы, интеллектуалы в России, были источником ни с чем несопоставимого объема интенсивности информации о том, что происходит в мире.



Людмила Алексеева: В свободном мире.



Томаш Ланц: Это огромная разница, когда Чехословакия становится практически западной страной с точки зрения свободы информации, не с точки зрения, конечно, политического режима и даже не с точки зрения устремлений и в культурной и в любой другой политике. С другой стороны, интенсивность сообщества такого субкультурного, по ту сторону официального структур существовавшего в конце 50-х начале 60-х годов, когда уже в России существует лианозовская школа и формируется филологическая школа в Петербурге в середине 60, появляется группа СМОГ, много других субкультурных центров, которые работают совершенно параллельно от официальных структур.



Людмила Алексеева: Поясню: лианозовская школа - это объединение работавших в разных жанрах московских художников, отвергавших навязываемый в советское время всем без исключения метод соцреализма. СМОГ – аббревиатура, которой обозначили свое объединение молодые поэты и писатели. Эта аббревиатура расшифровывалась по-разному, одна из расшифровок - Самое молодое объединение гениев. Так с долей самоиронии они сами себя называли.



Томаш Ланц: Да, и достаточно изолировано от западного контекста. В то же время ситуация в Чехословакии отличается, там таких ячеек несколько, они связаны, в отличие от ситуации в России, очень сильно связаны с наследием сюрреализма, европейского модерна, который в 30 годы, опять же в отличие от Советского Союза, развивался очень бурно в тогдашней свободной Чехословакии.



Людмила Алексеева: Скажите, сейчас культурное различие в Российской Федерации и Чехии сопоставимо или полностью расходится?



Томаш Ланц: К счастью, после нескольких лет такого взаимного игнорирования этих двух сред в Чехословакии было очень любопытно посмотреть наконец свободно на то, что творится у соседей во Франции, у соседей в Нью-Йорке и у соседей на Западе вообще. И России было совершенно не до Чехословакии после всех эти навязанных контактов. Этот период, к счастью, продлился очень недолго. И с тех пор очень органично возникли новые контакты в новых сообществах, занятых искусством и литературой в очень разных сообществах, кругах, институциях. Очень искренний интерес к чешской культуре и то ж самое могу сказать о Чехии в отношении к культуре русской. Это уже контакты, которые не навязаны и которые возникают совершенно органично и добровольно.



Людмила Алексеева: Как вы можете объяснить взаимный интерес, это тяготение к взаимным связям?



Томаш Ланц: Наверное, это надо дифференцировать. Например, в литературе до Второй мировой войны, начиная с 19 века, в Чехословакии был огромный интерес к русской литературе, это были не только классики, но и Леонид Андреев, Мережковский переводились, как только они написали новую книгу, она была переведена на чешский. И этот восторг в определенном смысле продолжался вплоть до 68 года.



Людмила Алексеева: Его подавили танками.



Томаш Ланц: Его подавили танками. И что касается обстановки 70 и 80 годов, был огромный интерес к неофициальной русской культуре.



Людмила Алексеева: К самиздату?



Томаш Ланц: К самиздату, который доходил очень фрагментарно, и очень многое вообще не доходило.



Людмила Алексеева: А сейчас?


Томаш Ланц: А сейчас огромную роль играет индивидуальная инициатива отдельных переводчиков, издателей, галеристов, кураторов. Так что с одной стороны процесс можно считать случайным, но я думаю, что в этой случайности устанавливаются свои закономерности.


XS
SM
MD
LG