Марина Тимашева: Моего собеседника, музыканта Алексея Уткина, называют «золотым гобоем» России. Еще он - руководитель ансамбля «Эрмитаж». И с вопроса, чем отличается «Эрмитаж» от других российских камерных оркестров, мы начинаем беседу.
Алексей Уткин: Во-первых, нужно посмотреть более пристально, что такое камерный оркестр. Я думаю, что камерный оркестр размером 24-25 человек, он не очень камерный. «Эрмитаж» - в наибольшей степени камерный, по-видимому, самый маленький камерный оркестр, который может существовать. Естественно, отличие, кроме его размера, еще и репертуарное. Руководит всем этим гобоист и, естественно, многое направлено именно на сочетание с этим инструментом. При этом постепенно, чем дальше, тем больше, мы обращаемся к музыке не только гобойной, не только основанной на гобое, но начинаем использовать творения великих мастеров для маленького оркестра.
Марина Тимашева: Вы имеете в виду, что вы перелагаете музыку для своего инструмента или что-то другое?
Алексей Уткин: Делаем переложения для гобоя, в сочетании с другими инструментами и струнами, и просто играем, без гобоя. Я с удовольствием слушаю то, что играют мои подопечные.
Марина Тимашева: В составе оркестра происходят какие-то пополнения, учитывая, что вы преподаете?
Алексей Уткин: Я преподаю по специальности гобой, а у нас гобой только один. Чем дальше, тем меньше в ансамбле текучка.
Марина Тимашева: Теперь, Алексей, скажите, пожалуйста, каков вообще репертуар для гобоя, если говорить не о голосе инструмента, когда ему выделено незначительное место в общем оркестровом звучании, но тогда, когда гобой - солирующий инструмент.
Алексей Уткин: Для гобоя написано много и очень разного, много виртуозной музыки, есть музыка очень проникновенная, нежная, кантиленная что, в общем, очень характерно для этого инструмента. Есть масса старой музыки, я имею в виду композиторов 16-го, 17-го, меньше - 18-го, еще меньше - 19-го веков. В основном, репертуар гобоя опирается на барокко. За последнее столетие, за 20-й век, тоже много написано, но там уже надо более подробно разбираться.
Марина Тимашева: Впечатление такое, что сам инструмент претерпевал очень сильные изменения в течение времени. Когда он вообще возникает, упоминается или когда написана первая партитура, в которой учувствует гобой, и почему этот инструмент так сильно изменился внешне?
Алексей Уткин: Я не музыковед и не отвечаю за точность информации, но гобой изначально ведет свою родословную от старинного шалмея, от алоса, от тибии. Я не думаю, что что-то сохранилось из той музыки, но упоминание об этом инструменте существовало. А так, если серьезно, то композиторы, такие как Телеман, который прекрасно играл на гобое, и Бах, который обожал этот инструмент, писал для него самые проникновенные партии - и сольные, и с оркестром сольные. Это характерный инструмент, безусловно.
Марина Тимашева: Человеку легко объяснить, как звучит арфа, мне кажется, что он ее сможет отличить после того, как я произнесу несколько эпитетов, или дудук, его достаточно услышать однажды, чтобы ни с каким другим голосом не перепутать. А если бы вас попросили определить голос гобоя?
Алексей Уткин: Я бы его определил, как голос, потому что, наверное, единственная здесь параллель, которая может быть проведена - две голосовые связки человека и двойная трость гобоя. И, чем ближе к голосу звучит у исполнителя гобой, тем, я считаю, больше мастерство и ценность его.
Марина Тимашева: Алексей, а вы, кстати, не ответили на ту часть вопроса, которая связана с изменениями инструмента.
Алексей Уткин: Он был просто деревянной дудочкой с дырочками. Теперь стал тяжелей во много раз, потому что на него нацепляли, постепенно, по одному клапану, все больше и больше. В итоге, то, что сейчас люди видят в руках у исполнителя, по сути дела, это сложнейшая система всевозможных механических связей. Для того, чтобы дать исполнителю возможность как можно совершеннее играть, изобретатели инструмента усложнили его до предела. На мой взгляд, тот инструмент, для которого писали Бах и Телеман, он более совершенен. Он проще намного, но чрезвычайно совершенен.
Марина Тимашева: Вы играете на современном гобое, сделанном, вероятно, во Франции?
Алексей Уткин: Да, безусловно. Французский инструмент, который сделан специально по спецзаказу для меня, моим другом хорошим, которого зовут Ален де Гурдон.
Марина Тимашева: Вы пользуетесь современным инструментом при исполнении старинной музыки, значит ли это, что невозможно добиться того, что называется аутентичным звучанием?
Алексей Уткин: Думаю, что, конечно, в полной степени это невозможно, потому что большое различие в звучании современного и старинного инструментов. Но отношение к музыке, отношение к материалу музыкальному, отношение к звуковедению, вообще, система ценностей, с которой я старюсь подходить к старой музыке, играя на современном инструменте, я думаю, это самое важное, что дает возможность и право играть эту музыку в полной степени, в полном объеме и с полной ответственностью.
Марина Тимашева: Усложнение инструмента, аппликатуры требует от нынешнего музыканта гораздо более виртуозной техники?
Алексей Уткин: Виртуозной техники требует любой инструмент с любой степенью сложности механизма. Просто сейчас появилось больше возможностей большей стабильности звукоизвлечения, большей стабильности интонационной. И то, что, казалось бы, достаточно сложно добиться на старом инструменте, сейчас, вроде бы, просто стало. Но изменились кое-какие другие вещи, о чем можно отдельную передачу делать, которые, наоборот, усложнились - сделали все тоньше, более хрупким. Я считаю, что в этом плане современный инструмент, при всей своей оснащенности, уступает.
Марина Тимашева: Я понимаю, что у исполнителя должен быть талант, техника, образование, а нужны ли какие-то особенности физиологии, то, что замеряется – объем легких, сила выдоха… Когда вы берете ребят заниматься на гобое, вы как-то учитываете эту часть человеческой физиологии?
Алексей Уткин: Приходится учитывать все, но, знаете, не всегда могучего сложения мужчина лучше играет на гобое, чем миниатюрная девушка. Поэтому все определяет время. Если два начинающих мальчугана берут инструмент и в течение какого-то времени выясняется, что, при одинаковой интенсивности занятий, одному очень трудно, а другому намного проще, то, соответственно, есть кое-какие физиологические предрасположенности.
Марина Тимашева: Много девочек на гобое учится?
Алексей Уткин: У меня - да. Достаточно много. Процентов 60.
Марина Тимашева: А когда вы учились сами?
Алексей Уткин: Когда я учился, это была большая редкость. Я помню одну или двух дам, которые учились.
Марина Тимашева: А у вас есть какое-то объяснение происходящему?
Алексей Уткин: Я думаю, что есть определенное объяснение, почему многие ребята, даже закончив консерваторию, порой бросают музыку - не только гобой, но и другие инструменты. Не потому, что это трудно физически, я думаю, это как раз не самое главное, они бы с удовольствием трудились в десять раз больше, если бы они могли всем этим делом прокормить свою семью. В этом проблема основная, я считаю.
Марина Тимашева: В разных специальностях происходит одно и то же. В институтах на постановочном факультете тоже стало очень много девочек, хотя считается, что художник-сценограф - тяжелая мужская работа, она требует, кроме всяких прочих вещей, просто физической силы, они же многое своими руками делают.
Я еще знаю, что вы в свое время увлекались джазом и роком. Но я не поняла: вы участвовали в записях, в концертах? Я, например, никогда не слышала ни одного рок-ансамбля или рок-группы с участием гобоя. Или вы играли на каких-то родственных инструментах?
Алексей Уткин: Я вообще в свое время очень долго занимался этим направлением и играл на электрогитаре, как ни странно. Сначала я освоил бас-гитару, потом, постепенно, мне стало мало четырех струн, я перешел на шесть струн, потом захотелось что-то сделать такое, в своем представлении, интересное. Для этого я создал группу, ансамбль единомышленников, и мы с утра до ночи репетировали, как сумасшедшие. В итоге, что-то начало получаться. И, кстати, те музыканты, с которыми я играл, они все находятся на должном уровне и каждый занимается этим делом на очень высоком уровне.
В то время большая редкость была инструментальная музыка с подпольных сцен дворцов культуры всевозможных, ЖЭКов - где только мы не играли! Это была огромная редкость, мало кто интересовался этим. Все любили тексты, все любили подражание известным западным образцам или направление Андрея Макаревича. А мы играли без слов. Участвовали в этом электроскрипка, электрогитара, бас-гитара, клавишные, ударные. Вот в таком составе мы играли, свою музыку кое-какую сочиняли, много играли западной музыки. Можно определить это как направление стиля Махавишну.
Марина Тимашева: Почему вам тогда не пришло в голову, что гобой тоже может звучать? Ведь в какой-то скрипки, виолончели, контрабасы стали входить в состав рок-групп. Федор Чистяков с группой «Ноль» играл на баяне, и этот баян звучал как рок- инструмент, благодаря энергии музыканта. Почему вы не придумали что-то в этом роде ?
Алексей Уткин: Пару лет назад мы вместе с братьями Ивановыми, с их подачи, с их идеи, сыграли совместный концерт. В нем участвовал «Эрмитаж» и еще кое-какие музыканты, приехавшие с Запада, и все это имело вид слегка джазового, немножко рокового характера, и опыт был достаточно интересный. У зрителей осталось прекрасное впечатление, а у нас осталось желание продолжать это дело. Так что, я думаю, что мы потихонечку доведем его до нужного уровня. И там я играл на гобое.
Марина Тимашева: А композиторы учитывали изменения, которые происходили с самим гобоем?
Алексей Уткин: Я думаю, что, конечно. Постепенно расширялся диапазон гобоя, он становился немножко ниже и еще в большей степени он поднимался наверх. К сожалению, вниз он опустился всего на один тон за эти века - от ноты «до» до «си-бемоля». Сейчас даже появилась нота «ля», в частности, на моем инструменте. А наверх он поднялся достаточно высоко, вплоть до ноты «до» четвертой октавы. Поэтому композиторы, естественно, обращали внимание на эти изменения, и даже в 20-м веке подчеркивали возможности гобоя, появление всевозможных вариантов взятия одних и тех же нот разными аппликатурами, что давало абсолютно разные тембровые краски и возможности исполнения флажолетов, многозвучия и прочего всего. Был огромный период времени, когда композиторы сошли с ума и писали только для подобных эффектов. К сожалению, мало что до сегодняшнего дня дожило в плане сценическом, мало что играется.
Марина Тимашева: Кого из композиторов вы считаете самым большим знатоком и любителям гобоя?
Алексей Уткин: Если говорить о старых композиторах, я думаю, что, наверное, Георг Телеман, а если говорить о последнем времени, то это Хайнц Холлигер. Самый главный гобоист современности, и при этом он великолепный композитор, который пишет не только для гобоя, но и для других инструментов, очень интересную музыку.
Марина Тимашева: Нельзя организовать какой-то маленький состав только из одних гобоев?
Алексей Уткин: Эта идея не нова. Существовали во все времена именно оркестры гобоев - от самого маленького до самого большого. Еще прибавляли фагот к этому, и появлялся однородно звучащий оркестр. Этим сейчас занимаются очень многие на Западе, это очень красиво и забавно выглядит: марширующие по улицам старого австрийского города полчища гобоистов. Смешно, но и красиво очень.
Марина Тимашева: По крайней мере, спасение от безработицы.
